История Элизабет Блэк. Лёд.

      Утреннее холодной солнце ярким диском выползло из-за туч, озаряя мир своим ярким светом. Из-за тяжелых портьер в комнате царил мягкий полумрак, поэтому мне так не хотелось вставать и идти на встречу со Скарлетт, ждущую всех на завтрак в семь пятнадцать. Семь пятнадцать. Либо солнце здесь встает раньше, либо я проспала. Комната была уютной, в нежно-кремовых тонах, к которым никак не подходил тяжелый бордовый портьер. Голова жутко раскалывалась, а спину ломало из-за жесткой кровати, да спать на земле или бетонном полу намного удобнее, чем здесь. Почему я стала такой капризной в последнее время, сама не знаю.       Приглаживая растрепанные волосы, я уставилась в ткань штор, скрывающих окно. Глухую тишину за дверью нарушил разгневанный голос Скарлетт: — Мало того, что ведет себя неприемлемо, так еще и позволяет себе опаздывать! Я не собираюсь терпеть подобного невежества в этом доме! — Не нервничай, — спокойно отвечал ей Винтерс. — У неё горе, надо дать её время привыкнуть. — Привыкнуть? — раздраженно переспросила собеседника девушка. — Она обязана соблюдать правила, установленные хозяином дома, иначе поедет обратно. — Ты же думаешь логически: если она уедет, у нас не хватит персонала. Не ожидал от тебя такого просчета. — Пусть нам не хватит людей, но это лучше, чем упасть лицом в грязь перед начальством, — рассуждала Скарлетт. — Она на твоем попечении, а мы поехали в город, подведешь меня — шрамов на твоей спине станет больше, ясно?       Я выскочила из комнаты и, склонив голову, начала извиняться за свое поведение, обещая, что больше подобного не случится. В ответ мне раздалось лишь эхо моих слов, отбивающиеся от потолка. Подняв глаза, я удивилась. Никого не было. Постояв еще немного, я все же отважилась спуститься в столовую, заранее приготовившись к пронзительным взглядам и укорам со стороны хозяев дома.       Неужели у меня начались приступы галлюцинаций из-за той небольшой контузии? Нет, быть того не может, я не обладаю настолько хорошим воображением, чтобы представить в своей голове столь живые голоса Скарлетт и Винтерса, приглушенно доносящиеся из-за двери. Хоть и фантазия у меня не ахти, зато с любопытством все в порядке, поэтому мне стало жутко интересно о каких шрамах шла речь, своих-то мне не хватает. — Я надеюсь, что все пройдет в лучшем виде, — раздался за спиной голос Эверетта, из-за чего я застыла, приподняв ногу. — Не хочу испортить праздник своему сыну. — Можете не беспокоиться, — уверял его мужчина с обворожительным баритоном, столь же обворожительным, как улыбка Эверетта или взгляд Блейка. — Мои люди — профессионалы, а имение подойдет и для господина Ромула, поэтому обещаю, что все будет сделано в наилучшем виде.       Скривившись, я медленно обернулась, узрев лишь яркое солнце, бьющее сквозь замерзшее окно. Вновь никого, и вариант с контузией тут же отпал. Я не смогла бы придумать подобный диалог, даже если бы постаралась, да и кто этот загадочный баритон? Не удивлюсь, если это очередные выходки Винсента и сейчас я спокойно сплю на своей жесткой кровати, ожидая скандального пробуждения.       Меня бы устроила эта теория, если бы откуда-то сверху на меня не посыпались черные перья. Ну, как сказать посыпались, упало несколько перышек, но в подобном состоянии это было довольно жутко. Подняв голову, я увидела крупного черного ворона, довольно раскачивающегося на подвесном чугунном канделябре, способным отвалиться и упасть мне на голову в любую минуту. Птица была ухоженной и довольно шкодливой, раз решила таким образом провести свободное время, и что она вообще тут делает? — Веди себя прилично, она нам пригодится, — рокотала птица голосом Уильяма. — Я буду мягок и нежен, — отвечал сам себе ворон голосом Винтерса. — Она ничего не почувствует. — Только коснись её, и я вырву тебе гортань, — гневно прорычал рыжий, спрыгнув на пол. — Не смей портить мой план. — Птица довольно поскакала вперед. На одной из лап ворона блеснуло серебряное кольцо с тем же символом, что был на печатке Винтерса. Сейчас, при ярком свете, оперенье птицы отдавало темно-синим отливом и блестело, будто её облили оливковым маслом. — Значит это ты, подлый ворон, чуть не довел меня до инфаркта своим диалогом? — спросила я птицу, идя рядом с ним, он же ни на шаг не отставал. — Подлый ворон, — повторила моим голосом птица. — Чуть не довел, чуть не довел! — довольно кричал пересмешник, стуча коготками по деревянному полу. — Как тебя звать-то? — Я знала, что вороны умные птицы, но вряд ли могут понимать человеческую речь, скорее всего, сейчас он повторит за мной или скажет какую-нибудь глупость, услышанную в доме. Природа не наградила их мышлением. — Интересная у тебя птица, Винтерс, — вспомнил очередной диалог ворон, говоря тем самым незабываемым баритоном. — Умная. — Данте умнее многих животных, господин, правда, характер у него не из лучших, — отвечал Винтерс. — Мы вместе уже не один десяток, и, признаюсь, это лучшее время в моей жизни. — То есть все твои чувства заключены в этой птице? — не мог угомониться ворон. — И если она исчезнет, с ней исчезнет смысл твоего существования? — Нет, господин. У меня нет чувств, а смысл существования никогда не исчезнет. Хотя птичку жалко будет первые три часа.       Странные вещи здесь происходят, очень странные. Да еще и этот баритон, влезающий всюду со своими расспросами. Похоже, что я ни один раз услышу этот голос.       Задумавшись, я спустилась по лестнице на пару с пересмешником, скатившимся по перилам. На первом этаже было тихо, очень тихо, лишь из зала доносилось еле слышное перелистывание страниц.       Винтерс сидел в кожаном кресле, все так же безупречно одетый в свой серебристый костюм, хотя на нем довольно комично смотрелись бордовые махровые домашние тапочки. Мужчина читал какую-то книгу в толстой обложке с большими темно-алыми буквами. «Пришествие Алого Бога» — удалось мне прочесть на обложке. Удивительно, что такой человек, как Винтерс, заинтересовался довольно мрачным мистическим детективом, в котором речь шла о падении Солнца и захвате мира древними вампирами, зовущимися Алыми Богами. — Concordia parvae res crescunt, discordia maximae dilabuntur, — вслух читал Винтерс, неприятно ухмыляясь. Вот что-что, а улыбка у него была жуткой. От нее дрожь шла по телу, а глубоко внутри разгоралось желание забиться в темный угол и молиться, чтобы обладатель этой клыкастой ухмылки прошел мимо. — Брось эту дурость и займись делом! — ругался голосом Скарлетт ворон, прыгнув на трость хозяина, сделанную из серебра и наклоненную на бок кресла. — Только бы небылицы читать, которые и произведением назвать тошно! — Ты как всегда глуп и беспечен, Данте. — Мужчина встал, отложив книгу на чайный столик, и, взяв свою трость, являющуюся жердочкой для ношения птиц, подошел ко мне. — А тебе следует научиться манерам, — процедил сквозь зубы Винтерс, щелкнув по клюву ворона, пытающегося утащить его печатку. — Ты не у бабушки в гостях, поэтому тебе следует научиться не только манерам и соблюдению расписания, но и держаться в обществе. Тебе повезло, что сегодня хозяин дома я, а не Скарлетт, а то ты бы сразу же получила по спине или рукам. — Он быстрым шагом пошел к выходу. — Поскольку ты проспала, мы вынуждены начать занятия немедленно. — Какие занятия? — кое-как успевая за ним, спросила я. — Меня тут еще и учить будут? — К нашему со Скарлетт большому сожалению, ты бездарна настолько, что тебя придется обучать всем основам, тратя наше личное время. Пусть «Красная утка» и «Черный лебедь» не являются эталонами этикета и роскоши, но в отличие от тебя — новенькой, — они прекрасно знают, как вести себя на столь важном вечере и что от них будет требоваться. — И откуда же они об этом знают? — Я судорожно надевала свою потрепанную куртку, пытаясь успеть за мужчиной, уже вышедшим на улицу и направившимся в сторону самого «Белого лебедя». — Наш бывший хозяин позаботился об этом, но сейчас не о нем. За один день я должен многому тебя научить, кроме того, ты должна завязать три тысячи декоративных бантиков для украшения новогодней ёлки, — спокойно проинформировал меня Винтерс. — Что-что?! — я изогнула бровь. - Как, по-твоему, я это сделаю… одна?! Тем более я не ела уже пару дней. — Так же сегодня тебе необходимо отшкурить и заново покрыть лаком перила лестницы в главном здании, ведущую в Золотой зал. Это не считая твоей униформы, которую тебе придется научиться носить и выполнять в ней абсолютно все дела по дому, поэтому первым делом мы тебя оденем, — игнорируя мои слова, продолжил мужчина. — И как ты себе это представляешь?! — не успокаивалась я. — Ты даже не знаешь размера моей одежды и… — я махала руками от негодования, не зная, как выразить свои эмоции и мнение насчет этого. — Надеюсь, нам не придется ушивать приготовленную для тебя одежду, — задумчиво почесывая подбородок, пробормотал Винтерс.       Я перестала докучать ему своим несогласием — как-никак это моя работа и я обязана соблюдать все установленные правила, иначе окажусь на улице без гроша в кармане под пристальным наблюдением ангелов. На широкой мраморной лестнице, непосредственно ведущей в особняк, не было ни снега, ни грязи, да и вообще с чистотой и уютом здесь было все в порядке. Позолоченные двери с изображением спящих лебедей сверкали на солнце, отбрасывая лучики прямо в глаза. Я горела желанием спросить про тех механических лебедей, установленных на фонтане около особняка, но Винтерс вряд ли ответил мне, ведь сейчас есть дела куда важнее, чем объяснять такому обывателю, как я, сложную работу механизмов.       Лицезреть кафельный пол, выложенный широкой плиткой, как и огромные дубовые шкафы с книгами и посудой мне удалось лишь несколько мгновений, пока мы проходили на кухню, где за ветхой светло-зеленой дверью скрывались лестницы, ведущие в более уединенные части имения — комнату персонала и винный погреб. К большому огорчению Данте, мы поднялись вверх по лестницы, чтобы подобрать мне форму. Ворон еще долго ругался разными голосами, теперь я была уверена, что он адекватно воспринимает происходящее, но отвечать может лишь заученными, когда-то услышанными фразами.       Оказавшись в просторной светлой белой комнате, я села на диван в ожидании Винтерса, ушедшего за моей униформой. Огромное, почти во всю стену окно не было завешано шторами или тяжелыми портьерами, благодаря чему лучи солнца свободно проникали в комнату, озаряя множество стульев, диванов и шкафов, заполненных запасными полотенцами, бельем, тапочками, тряпками и моющими средствами.       Поддавшись любопытству, я все-таки заглянула в коробки, горой составленные в углу. Ничего интересно: куча тканевых салфеток и катушек с разноцветными ленточками. Мне больше понравились новогодние игрушки, сложенные в отдельном уголке среди шляпок, масок и цветных костюмов. Видимо, «Лебедь» готовится не только к высокопоставленному приему, но и новогоднему представлению, которое, скорее всего, будем устраивать мы. — Ничего не трогай, — в дверном проеме появился Винтерс, неся в руках одежду светло-черного цвета. — Вот твоя одежда, но есть парочка проблем. — Мужчина аккуратно положил одежду на рядом стоящее кресло. — Хотя я уверен, что их можно исправить, а в наличии одной проблемы не до конца уверен. Подойди. — Что значит, ты не до конца уверен? — Я осторожно подошла, держа лицо на расстоянии, готовясь убежать, если что-то пойдет не так. Все-таки Винтерс выглядит подозрительно, и доверять ему я не желаю. Вот уж не думала, что найдется кто-то более подозрительный, чем рыжий.       Вместо ответа на вопрос Винтерс, казавшийся мне вполне приличным консерватором, схватил мою футболку и, приподняв, заглянул под нее. Это, как все они говорят, — неприлично, поэтому мне пришлось хоть как-то протрезвить мужчину, ударив его ногой по коленной чашечки. От этого он был не в восторге. — Я не буду спрашивать, какого хрена ты творишь, но лучше тебе найти бабу и перестать общаться лишь с птицей и Скарлетт, — отскочив в сторону, сказала я, широко раскрыв глаза, пытаясь забыть о произошедшем. — Успокойся, — потирая колено, ответил мужчина. — Я лишь проверил, нужен корсет или нет. Хорошо, что я сразу же его взял. — Из общей кучи он достал телесного цвета корсет с затягивающимися вручную лентами, по словам Винтерса, он должен надеваться под одежду. — Ты правда думаешь, что я надену это? — я истерически хихикнула и показала на корсет, раздраженно косясь на сероглазого. - Нет, ты правда издеваешься. Раздевает меня, а теперь еще и корсет надеть хочет, — фыркнула я. — Что еще ты для меня приготовил, о чем я не знаю? — Твоя кожа, — кратко ответил Винтерс, развязывая ленточки корсета. — Что моя кожа? — Пристально наблюдая за его действиями, я отошла еще на пару шагов, скрестив руки на груди. — По правилам твоя кожа должна быть белой, без единых погрешностей, — аояснил мужчина, подходя ближе. — Я должен узнать, какова твоя кожа на ощупь, чтобы определить состав косметики, которую мы будем использовать для скрытия твоего неидеального лица. — Тебе заплатили за то, чтобы ты надо мной издевался? — я тяжело выдохнула. — У меня грязно-загорелое лицо, подростковые прыщи и шрамы, как ты это исправишь? И даже не думай трогать меня. — Прими это как должное, — Винтерс уже был около, трогая щеки, лоб и подбородок. — Это часть твоей работы, и тебе за нее заплатят неплохие деньги, поэтому придется потерпеть, — тиская меня за щеки, говорил мужчина. — Так, на лице кожа суховата, а что касается шеи, — чуть коснувшись моей шеи, он резко отдернул руку. — Можно я лучше подожду Скарлетт? — Умоляющим взглядом я смотрела на Винтерса. — Ты слишком неадекватен сейчас. И что ты так шарахнулся от моей руки? — Все намного хуже, чем я думала, этот сероглазый придурок уставился на руку, которой дотронулся до моей шеи. — Невероятно мягкая, шелковистая и гладкая, как мрамор, — бормотал под нос Винтерс, сверкая глазами. — Если прикроем воротом, то не будет заметно ожогов и шрамов.       Прошло уже около двух часов с того момента, как Винтерс усадил меня в библиотеке, приказав завязывать бантики. Лишь уют огромной библиотеки, в которой лабиринтом были выставлены нескончаемые шкафы, отдающие запахом старой бумаги, типографской краски, пыли и дорого табака. На тяжелом темно-красном столе мирно стоял позолоченный подсвечник, в котором, тая, благоухали свечи, в состав которых был добавлен ладан и еще какое-то вещество, с нежным легким запахом, которое я никогда не встречала.       Мягкая спинка изящного стула отвлекала меня от всего того неудобства, доставляемого мне униформой. Винтерсу все же удалось затянуть на мне корсет, на что у него ушло около часа. Его мягкая эластичная ткань сдавливала органы и спину, из-за чего я не могла сесть так, как удобно мне. Резинка этой женской машины пыток сдавила под грудью, мешая дышать, из-за чего глубокий вдох мог закончиться потерей сознания — проверила уже дважды.       Сероглазый же, показав, как правильно завязывать бантик, ушел по делам, оставив меня в полном одиночестве среди этих дубовых гигантов. Не совсем в одиночестве, конечно, в моей компании был Данте, помогавший мне считать бантики, отмечая их палочками в блокноте.       Блокнот. Чтоб мне провалиться. Я забыла тот чертов блокнот, в котором делала записи по поводу расположения всех городов. Нужно обзавестись будильником и вставать вовремя, ведь опоздания, как я заметила, приносят лишь неудобства. Сначала блокнот, теперь бантики. Я готова была съесть эти разноцветные бантики! Из-за сдавленных органов у меня не только заболела голова, но и затошнило, хотя это, скорее всего, от голода. Данте же ни капли не волновало мое положение, неудивительно, он же птица. Ворон, закончив с подсчетом бантиков, запрыгнул на самый верх стеллажей, начав выкидывать оттуда книги с блестящей обложкой. Только завязав все эти бантики, я ринулась поднимать книги, преодолевая удушение и сдавливание этого ужасного элемента одежды. Но корсет — только начало. Винтерс заставил меня надеть белые прилегающие перчатки, оказавшиеся довольно скользкими, из-за чего большинство вещей, оказавшихся в моих руках, валились на пол или попадали в ворона, скачущего где-то рядом.       С одной стороны, меня раздражало то, что ничего не получается, что я не могу мгновенно привыкнуть к новой одежде и царящей вокруг атмосфере, как это бывает в фильмах и рассказах. Все это так сложно, я бы лучше готовилась к новому году, умирая от холода в окружении бетонных стен, сломанной мебели, гнили и каннибалов под боком, чем в этом тепле, уюте и этикете, не по мне это. С другой же стороны — это опыт, опыт общения с людьми, новые навыки, когда-нибудь мне это пригодится, вся жизнь впереди. Тем более я не думаю о маме, а это, пожалуй, самое важное, еще немного, и я перестану рыдать в подушку, скучая по ней.       Продолжить внутренний монолог мне не удалось из-за Винтерса, вошедшего в библиотеку, стуча каблуками. — Мне долго не было, показывай работу, — потребовал мужчина, открыв небольшой камин, чтобы перемешать в нем угли. — Ну вот. — Я поставила на стол коробки с бантиками. — Три тысячи цветных бантиков, чтобы украсить ёлку. Что дальше? — Ага. — Он подошел к столу и начал осматривать бантики. — То есть вот на эту работу ты потратила более двух часов, я прав? — Да, ты прав. — Я показал тебе, как завязывать бантики, чтобы они были похожи на мои. — Винтерс положил рядом мой бантик и свой бантик, меня уже тошнит от слова бантики. Они разительно отличались, у сероглазого он был более пышным и аккуратным, но и мой вполне неплох. — И ты потратила на них два часа. — Да. — Ясно. — Взяв коробки с бантиками, он швырнул их в камин и, закрыв его, поставил передо мной пустые коробки. — Переделывай. — Ты издеваешься… — я мотнула головой, еле сдерживая слезы. — У меня мозг пухнет от этих бантиков! — Слезы покатились по щекам, сдерживать их уже не было сил. — Сколько сил я на них потратила?! Мало того, что у меня болит голова и сейчас вывернет наизнанку, что я потратила на них не только силы, но и нервы, а ты говоришь мне… переделывать?! — Давай посмотрим. Кто сегодня проспал и не успел позавтракать? Кто сделал их неправильно? Я или ты? Наверное, ты. Если я повешу подобное искусство, — он пальцем указал на камин, — на ёлку, меня вышвырнут отсюда, потому что они убоги и уродливо будут смотреться на ёлке. К тому же тратить столько времени на такую бездарность, как твои бантики, я не желаю, поэтому ты, — мужчина выделял каждое слово, — сейчас всё переделываешь так, как я этого хочу, как это требуют стандарты. Если ты управишься за час и сделаешь все правильно, я накормлю тебя обедом. В противном случае ты будешь переделывать их, пока они не будут подходить стандартам. Запомни четыре главных критерия, — показывая на пальцах, объяснял Винтерс, — точность, скорость, аккуратность, соблюдение стандартов. Чтобы все получилось, нужна практика, поэтому практикуйся. — Да пошел ты знаешь куда?! — Я швырнула в него перчатки и, наконец развязав сложный узор из лент, корсет. — Сам выполняй свою работу, понял?! — Можешь психовать, сколько влезет, мне без разницы. — Его глаза оставались все такими же холодными. — Учти, что пока работа не будет выполнена по стандарту, ты отсюда не выйдешь, а о еде можешь и вовсе забыть. — Замечательно! — Всплеснув руками, я отвернулась, не хотела, чтобы он видел, как я плачу, но плечи мои предательски вздрагивали. — Я оставлю экземпляр на столе, твои бантики должны быть максимально похожи на него, — спокойно проговорил мужчина. — И не стоит устраивать скандал из-за какого-то украшения, просто сделай все, как надо, и будешь свободна. — Он вышел из библиотеки, глухо затворив за собой дверь.       У меня не было ни сил, ни желания выполнять его идиотские указания, никогда не думала, что настроение мне испортят бантики.       Просидев некоторое время около книжных полок, рассматривая и читая книги всевозможных цветов и размеров, я пришла к выводу, что никто не обратит на мою истерику внимания, как было в детстве. Раньше, устав от домашних хлопот и разругавшись по этому поводу с родителями, я могла устроить скандал и спрятаться за диваном, поджав колени. Проходило не больше получаса, как приходила мама и успокаивала меня, следом папа, и вот мы уже втроем смеемся, заканчиваем то, что не успели сделать, и идем в парк есть мороженное, кататься на каруселях. Я давно уже не ребенок, да и мамы нет, а отец вообще неизвестно где, хотя я надеюсь, что с ним все в порядке.       Осознав сложившуюся ситуацию и успокоившись, я вернулась за стол к этим чертовым бантикам. Данте прискакал, держа в клюве карандаш, приготовившись отмечать готовые бантики. — Спасибо, Данте, — я не рискнула погладить ворона. — Надеюсь, что мы скоро управимся и порадуем твоего хозяина соблюдением стандартов. — Улыбнувшись, я достала из коробку катушку с желтой лентой и ножницы. — Осторожнее с надеждами, они приводят к разочарованию, — обаятельным баритоном прогудел ворон. — И то верно. — Вздохнув, я принялась к работе.       Понятия не имею, сколько времени ушло, чтобы завязать три тысячи стандартных бантов. Знаю только, что переделывать их мне приходилось снова и снова, от чего даже ворон не выдержал и, чтобы я не сжигала неудавшиеся экземпляры, уносил их на одну из книжных полок, складывая в кучу.       К концу работы мы оба были в обрезках лент и катышках, птица же с удовольствием щеголяла в бантах, привязанных на его шершавых лапах и шее. Люблю, когда никто не давит и полно времени, чтобы сделать задуманное. Компания ворона меня вполне устроила, и нам удалось закончить всё как надо. На столе радовали глаз коробки с бантами, максимально похожими на образец Винтерса. Я не чувствовала ни тошноты, ни головной боли, гордость за себя охватило моё тело и придало сил закончить это наказание. Жаль, что я не могу надеть корсет, чтобы еще больше впечатлить сероглазого. Плохо мне было лишь от запаха ладана и того мерзкого вещества. Из-за отсутствия окон и часов мне было сложно сориентироваться во времени, да еще и этот полумрак, ведь всю библиотеку освещала лишь пара подсвечников.       Мне не хватило духа выйти и найти Винтерса, чтобы показать ему нашу работу. Мнимый страх того, что если я отойду хоть на метр от коробок, то с ними что-нибудь случится, всерьез сковал меня. Ну, придется ждать, пока сероглазый господин удостоит меня своим вниманием, а пока можно почитать какую-нибудь книгу, мы же в библиотеке, черт возьми.