История Элизабет Блэк. Лёд.

— Так, — нервно усмехнувшись я начала рыться в рюкзаке в поисках спичек, собака же с любопытство рылась в пакете, доставая оттуда вещи. — Ну ничего, хах, мы справимся, да, Дичи? — из рта шел пар, а по всему телу проходили судороги. — Справимся, — дрожащими руками я открыла боковой карман, нащупала влажный картонный коробок и незамедлительно достала его.       Зажечь спичку оказалось сложной задачей, большая часть коробка отсырела и попросту не поддавалось великой силе трения. Спустя пару минут долгожданная вспышка блеснула в воздухе, завянув через мгновение, оставив после себя резкий манящий запах и горящую лампу.       Озарив канализацию, я ужаснулась, почувствовав в горле стоячий ком. Два железных проржавевших и окислившихся от крови берега разделял канализационный сток, заполненный практически до краев стоячей смесью из крови, талого снега и грязи, но большую часть, безусловно, занимала кровь. «Плотины» из гнилой плоти, собачьих и свиных голов, человеческих останков костей.       Кирпичные стены были обиты заржавевшими черными железными листами, отвалившимися в некоторых местах. Даже на стенах и потолке были следы въевшейся крови. Пока что находиться здесь было более-менее нормально. — Так, так, что будем делать? — я взглянула на собаку, играющую с большой клеенкой, теребя её зубами, мотая в разные стороны. — Дичи! Да ты умница, — собака вопросительно посмотрела на меня, склонив голову на бок. - Да, да, умница! — она радостна залаяла, прыгая вокруг своей оси, скрипя механизмами. Кажется её костяк начал поддаваться большой кислотности этого помещения, надеюсь в Содоме найдется, чем её смазать и почистить.       Забрав у неё клеенку, которая по всей видимости лежала в пакете, который она успешно распотрошила, я постелила её на землю и начала собираться в поход. В пакете оказалась одежда, способная защитить меня: высокие резиновые сапоги, резиновые штаны на лямках, отобранные скорее всего у какого-то рыбака, поношенные и грязные, кофта, узкая шапочка и рабочие перчатки, потрепанные и немного дырявые, лишенные пальцев. — Ну что, давай думать, куда нам идти, — расстелив карту и достав блокнот с записями и вырезками, вклеенными в него, начала изучать свой нелегкий долгий путь и содержимое блокнота: Я уверен, что тебе пригодится эта информация в твоем нелегком путешествии по Канализации. Пусть оно займет всего пару дней, но путь будет тяжелым, не только из-за ужасных условий и вони, врагов и тварей, спрятавшихся здесь, но и из-за давящей духоты, разжижающей мозг и сознание. Дальше следовала вырезка из какого-то документа, а скорее всего копия того самого документа: « — Часами я работал над этим творением! Детально обдумывал каждый переход, каждое строение, каждую шестерню и винт в механизмов моих стальных, покрытых золотистой краской, дверей, каких ещё не видел этот сошедший с собственного ума, вытерший об него собственные ноги, и пронзивший его собственным невежеством и похотью, мир! Эти бездари и дармоеды не смогли принять уже готовый продукт, испортили его, выставив меня полнейшим дураком не только перед тобой, мой лучший друг, но и перед этим усатым разноглазым демоном, которому следовало бы придержать свой буйный характер, и перед самим Сэинтом, даже перед м-ром Лукой! Лгуны и плуты заявили, что дверь не выдержала температуры и свалилась на одного из проверяющих, голову даю на отсечение, что это подстроено! Да, даже если это случайность, и дверь правда не выдержала холода, то я в любой момент смогу отрастить себе ещё одну, а может две… Из-за этих сволочей, созданных моими же руками из плоти, крови и груды железа, из-за этих ангелов прикрыли моё Метро! Чем им не угодил чертов подземный поезд, работающий на электричестве, которое дают мне оборотни и болотные огоньки? Это аморально? Непрактично? Дорого? Опасно? Да пусть лизнут собственные гениталии, которых их я так любезно лишил, выродки! Но всё же, мой дорогой друг, мой Эверетт, твой Вольдемар нашел применение моему творению, сделав его…Канализацией! Ты представляешь? Чудо инженерной мысли превратили в сток для дерьма, отходов и крови! Она напоминает мне нашу психбольницу, ты помнишь нашу психбольницу? То самое место для животных, измазанных собственным дерьмом, плещущихся в собственной моче, для свиней в человеческой коже, хотя в отличии от них свиньи — животные умные и чистоплотные, так что подобное сравнение не особо уместно. Но я отвлекся, ты знаешь, как я люблю вспоминать наш дом, место, где мы умираем без смерти. Было вполне разумно отдать под канализацию столь обширные системы лабиринтов, я не смог отказать Фэлкону, ведь мы знаем, какой он душка, тупой и пошлый душка, не имеющий ни смысла в жизни, ни извилин в его, якобы существующем, мозге. Моё детище стремительно заполнилось кровью и отходами, с которым мне было так тяжко расставаться, двери заколотили, о существовании окон и речи идти не могло. Всё бы ничего, вот только бродяги, «нелюди» без документов, беспризорные шлюхи, наркоторговцы и воры, в общем самые высоконравственные люди в этом обществе, стали прятаться от зорких разноцветных глаз, и те, поняв, что теряют контроль над дисциплиной, которая им нужна для демонстрации собственной важности, потребовали меня избавиться от них. Ох, как мне было тяжко избавляться от тех, кто имеет полное право существовать в этом свихнувшемся мире, ведь нет в мире честнее человека, чем вор, нежнее женщины, чем шлюха, мудрее мудреца, чем бродяга. Пришлось послушаться твою правую руку и запустить туда охрану: стаю Жутких, стадо болотных огоньков, парочку Мурен — тех пятиметровых водных змей, что я тебе недавно показывал, да двух мутировавших ублюдков с собакой (Собака, кстати, самая умная и мудрая в их компании, одна из лучших сук моей лаборатории, уступает лишь тому самодовольному Себастьяну твоего брата). Получив укор от твоего разноглазого старика, пришлось понаставить ловушек, то корзинки с вогнутыми внутрь гвоздями, то ямы с шипами, то валики с иглами, превращающими в фарш человека под его собственным весом, даже пару катушек Тесла, а то вдруг роботы там будут! В общем, мой дорогой друг, постарался я на славу, а если твой Фэлкон вздумает тявкать, клянусь, прибью собственными руками! Не болей и приводи ко мне Ромула почаще, ты же знаешь, как я люблю детей! Люблю, целую, Руди.» — Откуда у рыжего допуск к таким документам, как думаешь, может он вор? — я посмотрела на собаку, довольно виляющую хвостом. — Вот и я также думаю, ладно…что мы из этого узнали? Правильно, тут у нас два глупых человека, одна, точнее две умные собаки, — Дичи поняла мой комплимент и начала радостно прыгать на месте, — целая гора монстров и кишки в воде, мило. Ну, что будем делать? — Гав! — последовал ответ, и собака побежала вперед, скрипя окисляющимися механизмами. — Гав, так гав, — убрав вещи в сумку, оставив лишь карту и лампу, я последовала за собакой, с ней намного безопаснее, животные же чуют опасность, разве нет?       Пейзаж не менялся до самого утра, всё те же ржавые стены, скользкий пол, пар, идущий из рта и ноздрей, застывшая вонь сточных вод, смешанных с кровью и потрохами. Как только настал день, Канализация наполнилась горячим паром, идущим от обогревателей домой. Здесь стало ужасно жарко, снег растаял, а в воздухе повис удушливый запах тухлых яиц и сладкой гнили. Над нашими головами цокали лошади, хлюпали по снегу прохожие, шаркали лопаты и каждые полчаса, мы решили, что каждые полчаса, сбрасывали снег. — Почему обязательно так часто скидывать снег?! — негодовала я, отряхиваясь от злополучных хлопьев, уже растаявших на моей одежде. — Что ж тут так жарко, — сняв шапку, я вытерла ей лоб, — сейчас вспотею, а ночью замерзну, замечательно! — Гав, гав-гав, — Дичи явно критиковала меня за постоянные стоны и скулёж, ну что я могу с этим поделать?       Вонь стала невыносима, внутри тело изнывает от удушливой жары, в висках стучит, а в черепе закипает кровь. Сердце колотится, бьется об ребра, впивается в позвоночник и возвращается на свое привычное место, отбивая какой-то сумасшедший ритм, тук-тук-тук, тук, тук…и так постоянно. Тело содрогается в так этого безумного ритма, заданного, кажется, самим дьяволом. Левая рука и нога больше не чувствуют боли, они не чувствуют ничего, совсем ничего, в отличии от всего остального тела.       Мы шли долго и упорно, без остановок, над нами наступила ночь, горячие пары обогревателей стали слабее, холод вернулся, охватывая всё своими жгучими объятиями, но жар и лихорадочное состояние не отступало. В глазах начало мутнеть, тени, отбрасываемые на стены казались зловещими и жуткими. Что-то хрипело и булькало под водой, я слышала, как за стенами бегают крысы, топая своими маленькими когтистыми лапами. Крысы в стенах, крысы в полу, крысы во мне, кажется, что мой желудок проедает какой-то ненасытный грызун и он не успокоится, пока я не повалюсь на пол, не утону в отходах или не разобью голову об лёд. Дичи поддерживала меня своим тяжелым телом, лаяла и скулила, пытаясь хоть как-то привести меня в чувство. — Всё хорошо, девочка, — раскаленной от жара рукой я погладила сталь её скелета, а тот, казалось, зашипел. — Надо будет отдохнуть потом, но т-т-только, — язык отказывался слушаться, — попозже, чуть-чуть, совсем позже…или я это уже говорила.       Пройдя ещё немного, километров пять, а может быть метров сто, затратив где-то пару часов, а может всего несколько минут, мы наткнулись на небольшую комнату, кирпичную коробку, посреди которой стояла бочка с горючей жидкостью, а пол был забросан матрацами, картонками, использованными шприцами, кое-где поблескивали засохшие пятна крови. Стены покрывали черные надписи и рисунки, сделанные бывшими жителями, по всей видимости кусочком угля. «Простите дети матерей за то, что не любили вас, за то, что утопили в сточных водах, услышав ваш первый крик, почувствовав ваше тепло…» — гласила первая надпись. «Я видел кровь между твоих ног, я слышал твои стоны, мольбы о помощи, я слышал детский плач, я не выдержал, рука сама поднялась, извини меня, извини…» — гласила следующая надпись. «Я был ненужным, нежеланным и тьма поглотила меня…» «Я погнался за фиолетовым драконом…догнал…» «Бойся не собаки, а демонов, окружающих тебя…» «Эти катушки интересная вещь, красивая, завораживающая, но если долго смотреть, можно увидеть, как разевают свои клыкастые пасти демоны…» — Что-то, мне не хорошо, Дичи, — я села на один из матрацев. — Давай посидим немного, — горло высохло и мной овладел собачий кашель с кровью, черные точки запрыгали в глазах, кто-то лизнул меня в шею, обдав горячим удушливым дыханием.       Из стен торчали огромные свиные головы, рвущиеся в разные стороны, они дико визжали, жевали собственные языки, бросались друг на друга и блевали кровью. Из пола вырывались тысячи черных дрожащих рук, хватали меня за ноги, оставляя длинные царапины от ногтей, Дичи яростно лаяла и вопила, когда они схватили её за лапы и спину, начали тянуть вниз, попутно разрывая пасть бедной собаки. Проход оброс ржавой решеткой, отбрасывающей зловещую тень, за ней толпились люди в черных балахонах с масками козлов, а с потолка нашей камеры огромными каплями свисали существа в маскарадных масках, их животы раскрывались вдоль всего тела, обливая нас вязкой темной жижей, из них падали глаза, уставившиеся на нас своими кроваво-красными зрачками. Резкий скрип в ушах, отдавшийся в голове медленно сжимающимися тесками, мерцание красных, зеленых и синих цветов, а после вакуум темноты, знакомый мне не понаслышке.       Пробудившись от этого тяжелого сна я убедилась, что произошедшее было бредом, вызванным замкнутым пространством и его влажным воздухом. Никаких надписей, а тем более монстров, решеток и людей в балахонах не было, лишь бочка, матрацы и спящая на мне Дичи, весящая из-за своих механизмов килограмм семьдесят. Лишь небольшая головная боль и стонущий от голода желудок — вся боль, оставшаяся после вчерашней лихорадки. — Эй, девочка, — я потрепала дворняжку по загривку, сердце дико забилось, а в больном мозгу начали вырисовываться ужасная картина: собака поворачивает голову, у нее вытекают глаза, из пасти стаей выбегают тараканы, она звереет и плюется на меня черными слюнями, пытаясь вцепиться в горло, всё повторяется снова.       К счастью подобное оказалось лишь буйными фантазиями воспаленного мозга, рыжая лишь лениво подняла голову и завиляла хвостом, радуясь встрече со мной.       Я начала тискать её усатую морду за щёки: — Испугалась вчера, да? — в ответ послышался лай. — Я испугалась не меньше тебя, нечего ругаться, — оттолкнув дворняжку, я встала и сладко потянулась. - Мда, чуть сама не поверила в реальность происходящего, — хрипло засмеявшись и потерев глаза тыльной стороной перчаток, начала рыться в рюкзаке в поисках чего-нибудь съестного.       Собака, учуяв еду, засунула свою голову в рюкзак, пытаясь вытащить оттуда что-нибудь, неважно можно это есть или нет. — Эй! — оттащив её за ошейник, я подняла рюкзак над головой. — Не лезь раньше меня! Сядь! — Дичи послушно села, подметая пол хвостом, было видно, что собака не может ждать и в любой момент готова сорваться с места. — А вот и наш завтрак, — в моей руке показалась жестяная банка с собачьим кормом. — А ещё добавим…картошки, — из рюкзака я достала три хиленьких картошки, посмотрев на них тупым сонным взглядом. — Определенно! Нас ждет сытный завтрак! — бросив на пол рюкзак, я двинулась к бочке, чтобы поджечь её.       Не думала, что мне будет настолько сложно вскрыть жестяную банку охотничьим ножом: долгий промежуток времени, крики, мат, лай, порезанные пальцы, но в конце концов я сделала это! Запихала в эти склизкие кусочки мяса, пахнущие чем-то химическим, картошку и швырнула в огонь. Каково было моё разочарование, когда Дичи принесла мне открывашку, к сожалению чувство собственного достоинства вскоре упало ниже сточных вод этой канализации, когда я решила достать банку из огня, но вот как.       И даже с этой задачей мы справились, благо вокруг нас мусора много, а недалеко, буквально пятидесяти метрах от нас, случился обвал конструкции, и достать пару дощечек было несложно. Конечно, пока мы всё это искали, банка успела почернеть, корм высохнуть, а картошка почернеть, но всё же сытым завтраком мы себя обеспечили на целый день. Предчувствие скорого освобождения из этих зловонных стен придавало больше сил, чем подгорелые жилки и соя, входящие в состав корма. — Пора выдвигаться, вперед! — воодушевившись мыслями о скором побеге мы пошли вперед, преодолевая мусор, склизкий пол и повисший в воздухе туман смрада.       Энтузиазма хватило километров на пять, может чуть больше. К счастью я научилась преодолевать эту духоту и тесноту Канализации и больше меня не плющило, никаких свиных голов на стенах и сатанистов в балахонах. Не знаю как, но мы, видимо, были уже далеко от Купи-или-Продай, так как над нами лишь грохотали механизмы, шипели машины и стрекотали катушки Тесла. Здесь уже появились и ловушки, о которых нас предупреждали. Сердце чуть не разорвалось, когда Дичи попала в одну из них, с визгом падая в яму, где её уже дожидались два валика с шипами.       Спасение заняло много сил и времени, удержать собаку весом в семьдесят килограмм, весящую в воздухе, не самая легкая задача. Сердце бешено колотилось, а в черепе вновь бурлила кровь, но спасти Дичи удалось. Мы остановились, чтобы передохнуть, в виске отбойным молотком стучала кровь, руки ослабли и дрожали, когда я просто пыталась поднять их, теперь и это давалось мне с трудом. Дичи лежала рядом, положив голову на мои колени, пытаясь взбодрить и успокоить меня, но напряженность её тела сообщала обратное — кто-то наблюдает за нами, причем долгое время. Чтобы не провоцировать наблюдателя, преодолевая усталость, мы пошли дальше, трепеща от одной только мысли о люке, ведущем наружу. — Пора идти, Дичи…от греха подальше, — настороже мы двинулись вперед, вооружившись арматурой и охотничьим ножом на поясе, собака шла впереди, прижав уши, готовясь в любой момент накинуться на врага.       Вскоре по Канализации эхом разнесся чей-то сиплый голос, кто-то был раздражен и нервозен. На перекрестке двух троп стояли двое потрепанных мужчин с желтыми глазами и красными носами: один был низкий, худой, с непропорционально длинным телом, напоминал хорька; второй оказался тучным и волосатым, не самая приятная компания. Они со злостью пинали собаку, попавшую в капкан, бормоча ругательства себе под нос. С нами поступили бы так же, поэтому мы не рискнули высовываться.       Спустя пару минут им надоело измываться над бедным животным, которое даже не пискнуло в их стороны, и покинули перекресток, с «чистой совестью» вышвырнув её в сточные воды канала. То ли я так плохо влияю на Дичи, то ли она так же безрассудна и глупа, как я, но в итоге мы ринулись спасать бедное животное. Купаться в склизкой воде, я внушала себе, что воде, среди кишок и костей, ожидая нападения со стороны Мурен или же попадания в капкан, не входило в мои планы на сегодня. — Тьфу, — выплюнув что-то, по форме напоминающее зуб, я попыталась разомкнуть капкан, вставив в него арматуру. — Дичи, если ты заржавеешь, будешь сама с этим справляться, тьфу. — часто дыша, я все сильнее давила на «рычаг», чтобы разомкнуть тиски, и как только капкан разинул свою пасть, дворняжка вытащила оттуда пострадавшую собаку. — Гав! Гав! — рыжая взволнованно запрыгала вокруг меня. — Да подожди ты, — согнувшись я попыталась прийти в себя, убрав из мокрых волос кусочек кожи. — Меня сейчас либо вырвет, либо я упаду в обморок, так что не нервируй меня.       Пока я пыталась прийти в себя от произошедшего, попутно пытаясь не замерзнуть, наша спасенная пришла в себя, чахоточно откашлявшись кровью и ещё какой-то мерзостью, плавающей в канале. — Ты, — прерывисто рыча заговорила спасенная, — ты спасла меня? — она взглянула на меня глазами, переполненными ненавистью и злобой. — Какого черта?! — Взаимно, — выставив вперед арматуру, я выпрямилась. — Я хотела, чтобы ты…гавкнула, ну или спасибо сказала, — в ответ послышалось рычание неблагодарной спасенной, на что агрессивно ответила Дичи, встав передо мной. — Я надеялась, что говорящие животные — плод моего воображения, — протерев лоб, я чуть наклонила голову. — Давай только без крови, дай нам просто уйти. — Нет, — поджав кровоточащую переднюю лапу собака посмотрела на меня. — Кто ты и что ты здесь делаешь, — выделяя «ты» поинтересовалась живность. — Я Элизабет, это Дичи и мы ищем выход наружу, если это все вопросы, то мы пойдем, удачи, спасибо за освежающую ванну, надеюсь пневмонию не подхвачу, — возвращаясь на дорогу, по который мы шли, проговорила я. — Только вот, куда мы шли? — достав карту, я начала сверяться с выделенным маршрутом. — Ты посмотрела на говорящую собаку, как на курицу в курятнике, — раздраженно рыкнула собака, встав перед нами, лапа перестала кровоточить и уже уверенно стояла на полу. — От тебя несет демонами, вампирами, оборотнем, — она подходила всё ближе, — и все же…ты человек. — Слушай! — мне надоело выслушивать бредни говорящей псины. — Меня недавно чуть не прикончили ангелы, я неделю мерзла в хлипкой часовне, попала на разборку вампиров, скитаюсь по вонючей канализации, сошла с ума, чуть не лишилась собаки и искупалась в сточных водах, тебе обязательно до меня докапываться?! — У нас приказ вылавливать каждого постороннего, найденного здесь и… — И я ухожу, хочешь ловить посторонних — догоняй тех двоих и делай с ними все, что душе угодно, а меня отпусти, ладно? — У меня приказ, поэтому советую тебе слушать меня, если хочешь остаться в живых, поэтому иди за мной. — Ты так уверена, что я не смогу сбежать? — усмехнувшись, я глазами начала искать путь отхода. — Я говорящая собака, — повела плечами собеседница, — думаешь я больше ничего не умею? — Резонно, ладно, веди. — смирившись со своей участью, я убрала карту обратно в рюкзак. — Надеюсь, что ты не очередной глюк, — держа арматуру наготове, мы последовали за псиной.