Дикий цветок Лориэна

      Ранним утром, когда солнечный луч едва коснулся трав, на которых седыми россыпями лежала роса, я неслась, как сумасшедшая, через дремлющее поселение, боясь упустить близнецов, которых наступившая весна вновь звала в путь. Каждое утро я опасалась, что разговор с отцом или новости, которые, как только сошел снег, стекались во владения Владыки Элронда, заставят их снова отправиться в дорогу. Правда, как я узнала с большим удивлением, в последнее время они покидали дом гораздо реже, чем в те дни, когда меня не было в Имладрисе.       С осени братья баловали меня своим присутствием и частенько брали с собой в дальние прогулки по горным долинам. С ними я прошла золотыми осенними тропами до самого плато Эттенблат и любовалась сизыми, как крыло голубки, вересковыми пустошами, поднялась на самые высокие вершины в короне горной гряды, окружающей Имладрис, и мерзла под первым снегопадом, накрывшем нас возле нижнего брода через реку. С ними слушала весеннюю капель и журчание новорожденных ручьев… С ними встречала первых перелетных птиц, что гнездились в верховьях Бруинена и несли новости с юга.       Арвен не пустила свои слова по ветру. В спальни к близнецам мне наведываться было запрещено. Но никто не говорил, что нельзя выманивать их из покоев, бросая в окно камушки, и, пританцовывая от нетерпения, предлагать отправиться ловить рыбу или собирать березовый сок. Элладан со смехом сразу соглашался. А Элрохир лишь молча улыбался и возглавлял очередной поход.       Вылетев к конюшне, я с улыбкой нырнула под руку Элладана, который успел потрепать меня по голове, станцевала вокруг танец ветра и восторга, и уставилась на его брата, не зная, как привлечь внимание. Хотя прекрасно понимала, что он знает о моем присутствии.       Элрохир вдумчиво и сноровисто чинил упряжь. Сыновья Элронда вообще были очень талантливыми и не чурались работы ни в кузне, ни на конюшнях. Их часто можно было увидеть в роли молотобойцев и подручных у искусного мастера-нолдо Аркуэнона, где они терпеливо сносили его насмешки и выговоры, с почтением принимая похвалу. Или с лордом Глорфиндейлом, который когда-то был их наставником в военном деле, и с которым они могли часами что-то рисовать и чертить, дополняя карты. А баллады Элрохира, под пробирающиеся под кожу мелодии флейты Элладана, заставляли замирать даже Линдира. И, временами, мне казалось, что они совершеннейшие существа под этим небом.       Отвлекшись на свои мысли, я невольно испуганно шарахнулась от взбрыкнувшего жеребца, которого вывел из дверей конюшни Элладан. Коню явно было ужасно подозрительно такое маленькое существо, как я.       Элрохир вытащил меня из-за своей спины, куда я спряталась от копыт животного.       - Ты что, лошадей боишься? – спросил он, и в голосе его сквозило неописуемое удивление.       - Нет, - насупилась я мрачно.       Эльф присел передо мной на корточки и заглянул в лицо. Я упрямо отвела глаза и поковыряла пальцем пуговицу на его вороте. А Элрохир все смотрел и смотрел на меня. Очень серьезно и внимательно.       - Я не боюсь! – сердито выпалила я, подняв глаза. – Просто они…       Взгляд Элрондиона сбил меня с толку, и я невольно улыбнулась в ответ.       - А хочешь, я научу тебя ездить верхом? - спросил он.       Я аж зажмурилась, когда задрала голову, чтобы взглянуть на огромного жеребца, который недовольно переступал ногами, несмотря на ласковые уговоры Элладана. И кивнула. Меня влекло к лошадям. Но я не внушала им никакого доверия. Они охотно брали угощения из моих рук и ластились пока нас разделяла дверь стойла, но стоило им только выйти за порог конюшни, как мой малый рост приводил их в возбуждение.       Элладан широко улыбнулся, видя мое смятение. А Элрохир, бросивший недоделанную упряжь на скамью, качнул головой и шепнул мне:       - Почувствуй его…       Жеребец был не меньше восемнадцати ладоней в холке. И, подсаженная сыном Элронда, я взлетела на эту высоту так стремительно и легко, словно меня подбрасывали к звездам. Без седла сидеть верхом было совершенно не то, что я испытала прежде. Я чувствовала тепло, движение мышц и дрожь, пробегающую по шкуре этого великолепного животного.       - Сожми коленями бока, и ты ощутишь его… Дай ему поверить тебе… - голос Элрохира вкрадывался в мое сознание.       А я боялась шелохнуться. Боялась не удержаться на широкой спине, цепляясь за гриву на холке. А конь недовольно выгибал грациозную шею и беспокойно прял ногами. Элладан что-то тихо сосредоточено говорил ему и пытался успокоить, поглаживая по морде, и тут же ловил мой взгляд:       - Не волнуйся, Филигод! Он боится больше…       В какой-то момент жеребец не выдержал и ударил крупом, попытавшись сбросить пугающую, трепещущую ношу. И я упала грудью на холку, накрывая коня своими волосами, прижимаясь лицом к вороной гриве, цепляясь ногами… обнимая руками нервную шею… И вдруг поняла, под резкий окрик и строгий голос Элрохира, под едва слышный шепот Элладана, что ему страшно… Страшно! Что прав был Владыка Элронд, когда говорил, что я слишком легкий всадник для боевого коня, привыкшего к весу воина в доспехах… Прав Элладан! И, закрыв глаза, я протянула руку туда, где билась от возбуждения и испуга жилка на шее жеребца, и накрыла ее ладошкой.       - Не бойся, - прошептали мои губы едва слышно, - я всего лишь девочка… Маленькая девочка… Я пушинка на глади воды… Не бойся, ветер, мне не удержать тебя…       И конь вдруг замер, качнул головой и скосил на меня влажный, темный, как переспелая слива, глаз. И наконец-то я почувствовала… как бьется не только мое сердце, но и его… Я погладила шелковую шею и откинула с лица волосы, перемешавшиеся с лошадиной гривой. Все так же обнимая жеребца, я взглянула в лицо Элрохиру и широко улыбнулась, не в силах удержать неописуемое ликование.       И заметила, точно заметила, тот огонек, ту нежность… Влюбленность в жизнь, что таилась в его глазах, и которую я уже видела ночью, когда так бездумно не дала ему спать…       А потом он с улыбкой возился со сбруей, меняя заклепки, и молча наблюдал, как Элладан все утро нянчился со мной, водя под уздцы коня, подсказывая, когда и как тронуть коленом или пяткой крутой вороной бок.       Сколько раз потом, стремительно взлетев на лошадей, без седла и уздечек, управляя лишь коленями, ласковыми руками и голосами, братья кружили вокруг меня, со смехом призывая не трусить… Соблазняя скачкой, лигами стелющихся к горизонту трав и ветром, ветром в волосах… Подбирая самые неописуемые эпитеты и сравнения, и припоминая этот необъяснимый для эльфа страх.       Умения и навыки, привитые близнецами, делали меня скорее мальчишкой-сорванцом, чем юной эллет, и вскоре я стала их частой спутницей на веренице путанных охотничьих троп, уводящих к дальним постам и границе Последнего приюта.       Этой весной ручьи зашумели рано, и поддернутые нежной юной зеленью склоны окружающих гор были особенно притягательны.       Взъерошенная, бездумно надев слишком нарядное платье для обычного утра и ничего не обещающего дня, я решила, что, пока не попалась на глаза Арвен, стоит попробовать уговорить Элрохира и Элладана отправиться к восточным берегам долины Бруинена, откуда вела тропа с Верхнего перевала Мглистых гор. Туда мы еще не добрались, так как из-за необычайно обильного снега этой зимой проход был закрыт.       Я была уверена, что им понравится идея. Тем более, что можно набрать булочек у Ниммериль и успеть вернуться к ужину.       Съехав по перилам лестницы вниз и выскочив на улицу, я зачерпнула в каменной чаше воды, что обновил этой ночью дождь, и умыла лицо. Перемахнув через стелющийся хвойник, я подобрала маленький камушек и запустила его в окно Элладана. Элрондион не спешил выглядывать. Пришлось повторить. Но снова впустую…       Я уже наклонилась за третьим камушком, когда вдруг заметила слугу, который, спускаясь по лестнице на малый двор к надвратной башне, нес переметные сумы.       Меня словно толкнуло в грудь. Внутри как будто образовалась дыра, куда улетело и радостное нетерпение, и ощущение счастья.       На непослушных ногах я сбежала следом и увидела, что братья Элрондионы прощаются с отцом у крыльца, а у вьючной лошади хлопочет слуга, пакуя в дорогу провизию.       Слишком много суеты и припасов для обычной охоты. Они уезжали. Надолго.       Элладан, словно почувствовав мой взгляд, поднял голову и тускло улыбнулся.       - Мы уезжаем, Филигод… Придется тебе подождать, на восток отправимся в следующий раз, - будто угадав мои планы, сказал он.       Элрохир лишь задумчиво взглянул на меня и кивнул, словно извиняясь.       - Нет! – вырвалось у меня.       Братья переглянулись, а Владыка печально на меня посмотрел.       Никогда еще я не возражала. Никогда не утирала слез так, чтобы они видели… Я крутилась вокруг, смешила, мешала собираться и даже требовала взять с собой. А потом, оставаясь наедине со своими мыслями, просила Валар присмотреть за ними. И я уверена, что в такие дни к Валар возносило молитвы множество голосов… С тех пор, как из их отряда вернулись не все – я стала бояться.       Но я никогда не протестовала.       Но сегодня… Сегодня разочарование было таким внезапным, что слезы буквально брызнули из моих глаз.       - Нет!..       Горький шепот сорвался с моих губ и скатился по ступенькам вниз, и когда он коснулся камней двора, я уже неслась, подобрав в охапку широкие юбки, прочь из дома, в сады у водопадов.       Выбравшись на берег, я, задыхаясь, упала в траву, еще влажную от росы, нисколько не заботясь о том, что испорчу платье. Утирая слезы, которые все текли и текли, я кусала губы. Все мои чувства были сосредоточенны на одном – я ждала того мига, когда копыта коней простучат по узкому мосту через Бруинен, а река подскажет мне, даст возможность попрощаться и прошептать вслед путникам благословения, и все мои молитвы.       Разметавшись, я слепо смотрела в небо. Сердце билось так сильно, так беспокойно…       Не услышав шагов, я вздрогнула всем телом, когда раздался голос Элрохира.       - Что случилось, Эйриэн?       Я скосила на него глаза, почему-то не желая шевелиться, словно хотела врасти в землю, пустить корни, как трава... Больно кольнуло внутри от вида доспехов, обнимающих Элрондиона за плечи, и ответ сам сорвался с моих губ:       - Не хочу, чтобы вы уезжали.       Вот здесь у меня все болит, когда я думаю об этом! Я еле сдержалась, чтобы не выкрикнуть это. И невольно потерла грудь.       - Ты боишься, что мы не вернемся? – спросил Элрохир, с неожиданным вниманием глядя на мои пальцы, комкающие ворот платья.       - Я не знаю, чего боюсь, - честно ответила я. - Мне просто страшно. Я просто не хочу, чтобы вы уезжали…       Элрохир вдруг молча лег рядом, несмотря на свои любовно оберегаемые от влаги доспехи, ничуть не боясь испачкать их травой и землей… И его волосы перемешались со стеблями игривого розового клевера, что так нелепо смотрелся рядом с изысканной нолдорской броней.       - Иногда это необходимо… - прошептал он то ли мне, то ли себе.       - Последний день этуиль*, - неожиданно тихо сказал Элладан, усевшийся рядом на плоском камне и подставивший нежному утреннему солнцу лицо. – Позже нельзя… Иначе не успеем вернуться к отлету птиц.       До окончания весны осталось лишь десять дней! Нет! Целых десять дней!       С облегчением широко улыбнувшись, я не знала, что сказать, опасаясь спугнуть удачу, и, не в силах совладать со смятением и радостью, оторвала травинку и раскусила сочную мякоть.       Элрохир лишь кивнул брату и, выдернув у меня изо рта стебель, сунул себе в зубы. И, устроившись поудобнее, закрыл глаза.       Откуда-то издали донеслась знакомая песня:       Где ты был, ветер-ветер?       Что ты слышал, вольный ветер?       Кто зовет меня так нежно,       Как никто другой на свете?       И дохнув в лицо весельем,       Разметав цветы рассвета,       Ты рассыпал ожерельем       Листья, словно для ответа:       Что ты хочешь знать, мой милый?       Как развеять сердца муки?       Как пленить глаза любимой?       Как понежить белы руки?       Может, мне шепнуть отгадку,       Вверив птице быстрокрылой?       Поцелуй сорвать украдкой,       Лаской тронуть косы милой?       Нет, лети, мой хитрый ветер,       Мне таких даров не надо!       Сам найду любовь на свете       Сам вкушу её усладу.       Сам сплету венок признаний,       Нерушимых, честных, вечных,       Ну, а ты блуждай по миру       Среди облаков беспечных.       Ты лети, лети, мятежный,       Веселись, сердись на воле,       Беззаботный, дикий, нежный,       Не познавший радость боли.       В чьих краях ты сердце бросил,       Позабыл, небось, бродяга,       В чьих руках его оставил,       Спутник звезд, немой трудяга.       В лица вглядываясь строже,       Пыль и снег бросая жадно,       Ищешь ту, что всех дороже,       Быть с которой так отрадно.       Может быть, и ты узнаешь,       Как в груди трепещет радость.       И однажды все ж познаешь,       Той любви святую сладость.       Но пока ты все играешь,       Облаков пастух ленивых,       И поэтому ласкаешь       Волосы чужих любимых.       Братья, конечно, вскоре покинули Имладрис, ведомые своей извечной целью. Но перед этим мы поднялись по восточной тропе почти до самого Высокого перевала. Отсроченная тревога не стала меньшей… но в те дни я была абсолютно счастлива, не отходя от сыновей Элронда ни на шаг, словно пыталась надышаться одним с ними воздухом.       Возвращались мы в сумерках, и на обратной дороге к дому меня сильно клонило в сон. Опасаясь, как бы я не кувырнулась со своего спокойного коня, которого братья так придирчиво выбирали, Элладан пересадил меня к себе в седло, где я и заснула. И проснулась только когда достигли Имладриса.       Кутаясь в длинный не по росту плащ Элрохира, я вбежала на террасу, где на скамье расположился лорд Глорфиндейл и в ожидании нашей компании задумчиво ласкал пальцами обложку томика старинных баллад о Гондолине.       И, когда я коротко склонила голову в приветствии, он неожиданно сказал:       - Запомни, дитя, за то, что ты научила их заново улыбаться, тебе простится все. Даже если ты библиотеку Владыки сожжешь.       Вспыхнув улыбкой, я вежливо пробормотала:       - Пока вы это не предложили, мне такое даже в голову не приходило.       Глорфиндейл рассмеялся.       С недавних пор меня смущало и сердило, что Арвен Ундомиэль включила меня в свою свиту. И мне приходилось присутствовать на всех мало-мальски важных событиях Имладриса, тогда как раньше я всегда сбегала от суеты, торжественности или праздничного веселья, предпочитая озорную мелодию воды и смешливые перешептывания листвы. И теперь я должна была соответствовать этому статусу, этой чести, которых не искала…       Очень трудно быть достойной спутницей совершенства. А именно такой мне всегда казалась прекрасная дочь Владыки. Я, как и многие из ее окружения, любовалась ею. И была уверена, что она никогда не была так неуклюжа, как я… Особенно мне не давался танец, который эллет исполняли на Мерит-ин-Главар** - празднике летнего солнцестояния.       С непонятным чувством смущения и стыда, я ждала приближения дня, который приведет с собой самую короткую ночь в году. Ночь, когда собиралось множество лечебных растений и заговаривались зелья. Ночь, когда не смолкали песни, и эльфийки плели венки, и пускали по течению реки, доверяя воде свои мечты… Как часто в Лориэне я наблюдала за тем, как их медленно уносит неутомимое течение Нимродэль, растворяясь в утреннем тумане, а прекрасные эллет из свиты Галадриэль встречают и провожают свет солнца чудесным танцем. Но я никогда не участвовала в этом действе… Словно меня не касался тот мир.       Мне было одинаково стыдно признаться, как в своем неумении, так и в смущении.       Поэтому было очень сложно объяснить свое нежелание танцевать у всех на глазах. Единственным выходом было сбежать. Ускользнуть, как я это делала всегда. Быть может, тогда я буду исключена из свиты дочери Владыки?       Я наконец-то доросла до брючного костюма Элладана. И теперь, когда появился такой серьезный повод, мне не терпелось опробовать новый наряд в деле. На завтрак я сознательно опоздала, чтобы не показываться перед Арвен и Владыкой в подобном одеянии, надеясь, что в суете приготовлений к празднику меня не сразу спохватятся. Набрав с подноса Ниммериль свежих булочек, я собиралась растянуть свой побег на несколько дней. А кашу, противную тягучую кашу из овса, которую терпеть не могла, прихватила для семьи любопытных носатых енотов, что полюбили встречать меня на опушке леса.       В штанах было гораздо легче лазать в окна! Эту истину я постигла сразу. А вот перебираться с карниза на дерево, держа в одной руке тарелку, а во рту надкушенную булочку, неудобно и катастрофично в любой одежде. Сама не понимая как, я совершенно внезапно и непоправимо сверзилась вниз. А злосчастная тарелка с кашей естественно выскользнула из рук и обрадовала мои сапоги. Но, надо сказать, что обрадовала она не только меня, так как, к моему огромному изумлению, под яблоней оказался незнакомец, на котором я сейчас самым непочтительным образом сидела.       - Ох! – выдохнула я, увидев липкую белую массу на темных кудрях и лице бедолаги.       И попыталась смахнуть кашу со лба, но только стряхнула на искусно-вышитый камзол, который он, вероятно, надел по случаю Мерит-ин-Главар.       - Ох! – застонала я и уже двумя руками попыталась вытащить горсть каши из волос мужчины. – Арвен это совсем не понравится!       Брови незнакомца дрогнули, и он аккуратно ссадил меня с себя.       И, сняв основную липкую массу с волос, вежливо склонил голову. Я в восхищении замерла. Достоинства ему было не занимать!       И тут же оторопело вскочила, и оббежала вокруг мужчины.       - Не может быть! – вырвалось у меня. – Ведь вы не… - я задохнулась от открытия, и мой собеседник помог мне:       - Не эльф? Да, я человек, кроха. Но когда я успел провиниться перед тобой, да настолько сильно, что такая юная эллет бросила в меня кашей и атаковала, как ястреб? – он улыбнулся и развел руками.       - О нет! Я всего лишь... Я… - впрочем, я тут же решила умолчать о всей подоплеке своего неожиданного падения и сказала: - Не люблю эту кашу! А кое-кто носатый обожает… И я совершенно ненамеренно упала на вас! Я вообще такой привычки не имею. Я сильная и ловкая!       Человек рассмеялся и представился, склонив благородную голову:       - Арагорн, сын Араторна. Но можешь называть меня Эстель***. В Имладрисе многие знают меня под этим именем.       - Эйриэн, дочь Гвилвилет, мой господин! - я, склонив голову, присела в глубоком поклоне, которому меня научила мать.       - Манеры, достойные таура Лихолесья, - улыбнулся Арагорн, невольно заставив меня нахмуриться. – Я всего лишь странник на пути к тому мигу, когда достигну такой чести. И моя дорога еще может увести меня прочь… Но я благодарю тебя, Эйриэн, дочь Гвилвилет.       Задумчиво я посмотрела на стоящего предо мной мужчину, в ясных глазах которого отражался привычный мне мир. Только вот он видел его по-другому. Я словно сквозь оконное стекло смотрела на расстилающиеся перед моим взором горы, лишенная запахов и звуков, ветра и дождя… Для него же… Меня поразила бездна чувств и мыслей, таящаяся за мягким светом его глаз.       - Филигод! – раздался издалека голос Линдира, с которым я должна была заниматься этим утром в произношении квенья.       Если он меня здесь застанет, не миновать мне объяснений с Арвен и участия в празднике. Арагорн рассмеялся тому, как я заметалась и заозиралась, решая куда спрятаться, и подсказал:       - Через западную веранду!       Это была хорошая идея! Перебравшись через веранду, я оказалась бы на нижнем дворе, совсем рядом с тропой, уводящей на склон позади дома.       Но на моем пути к спасению от глаголов квенья и будущего вселенского позора возник лорд Глорфиндейл, который степенно прохаживался по веранде, наслаждаясь видом цветущих садов.       Арагорн, следовавший за мной, словно желая убедиться в моем благополучном бегстве, развел руками.       - Отвлеки его! – горячо зашептала я, сковыривая с рукава его камзола присохший комочек каши. - Пожалуйста! Он всегда задает такие вопросы, что я не знаю, как ответить! И чувствую себя ужасно глупой!       - Не ты одна, кроха, - пробормотал Арагорн и со вздохом шагнул вперед, и склонил в приветствии голову.       Все-таки было в нем что-то эльфийское!       К счастью, я не видела лица Глорфиндейла, когда он, оценив внешний вид и разводы каши на камзоле, любезно спросил моего друга:       - А вы не встречали в этих местах Жуткую Жуть?       Даже если Арагорн и растерялся, то ничуть этого не показал, лишь покачал головой. Великолепная выдержка! Впрочем, видимо, лорд Глорфиндейл не ждал ответа, так как тут же добавил:       - Это не зловредное существо. Но такое озорное, что с ним сладу нет. Чем-то похоже на хоббита. Ростом, мне кажется…       Я чуть не упала с подоконника, откуда собиралась перелезть на балюстраду, а там уже… Так это я Жуткая Жуть?! Я похожа на хоббита?!       - В позапрошлом году любезного Эрестора чуть удар не хватил. Жуткая Жуть позаимствовала его гребни. Одним Валар известно, какого балрога она ими расчесывала.       О нет! Я же извинилась!       - Привела в дом волка! И спрятала в покоях Владыки. И зверюга замечательно выспался на простынях Элронда.       За это я тоже извинилась.       Арагорн кинул вопросительный взгляд через плечо Глорфиндейла в мою сторону, и, словно подталкиваемая им, кипя возмущением, я полезла через подоконник.       - А в прошлом месяце… - донесся все тот же обвинительный голос.       Вот никак не ожидала! Настоящий всамделишный гондолинец, великий воин и мудрый эльф, а какой оказывается склочный!       - Одно хорошо, перила в северном флигеле отполированы идеально!       Спрыгнув на землю, я заглянула в окно и прислушалась.       Но лорд Глорфиндейл уже был серьезен.       - Я повидал много обликов тьмы, а она до сих пор меня удивляет. У нашего врага нет лица. И слишком длинные тени…       Но пока я, возмущенная словами Глорфиндейла, сердито топтала траву под окнами, меня неожиданно настигло провидение в виде смущенного Линдира. Деликатный и стеснительный, он раскрывался лишь когда в его руках пел инструмент, и был одним из тех, кому я не могла рассмеяться в лицо и улизнуть. Со вздохом я последовала за ним на северную веранду, понимая, что менестрель, как обычно увлекшись объяснениями и аллегориями про красоту языка, продержит меня до вечера, если кто-нибудь не спасет.       Первый раз я увидела те пяльцы в прошлом году, когда меня позвали в покои Арвен, чтобы примерить платье, которое закончили к Нарбелет.**** Большие напольные нолдорские пяльцы не были сами по себе удивительны, на таких вышивали многие эллет, если бы не тонкая ткань, накинутая поверх рамы и скрывающая рисунок вышивки. Любопытство кольнуло меня, но лишь на мгновение – не в моих привычках было лезть в чужие тайны.       С тех пор я видела их не раз и не два. А однажды даже сидела у ног Арвен, когда та колдовала над вышивкой - я украшала бисером свой пояс, а дочь Владыки посматривала через мое плечо и давала тихие наставления.       Но этим вечером, после занятий с Линдиром, я пришла в покои Арвен, чтобы все же сказать, что не буду танцевать на Мерит-ин-Главар. Почему-то мне казалось, что она должна меня понять и не потребует объяснений. Но все равно я волновалась. Мне проще было принять наказание за свои проказы, чем сознаться в слабости…       Поэтому я начала прямо с порога:       - Я не буду танцевать! Я просто не хочу танцевать. Мне не нравится танцевать… И… И…       Вся моя подготовленная речь растаяла в тишине пустой комнаты.       Огорченно нахмурившись, я шагнула к дверям, но кое-что привлекло мое внимание. Ткань. Ткань, что молочной лужицей застыла возле затейливо-изогнутой ножки пяльцев, с которых она, видимо, соскользнула от порыва ветра.       Мгновение я медлила. А потом подошла и подняла невесомую, как паутина, кисею.       Арвен не хотела, чтобы вышивку кто-нибудь видел. Быть посему…       Но прежде чем накинуть ткань на пяльцы, я невольно бросила на них взгляд. И замерла…       Легкий, едва заметный, как набросок тонким пером на листе бумаги, парящий рисунок был лишь тронут серебряной нитью. То тут, то там, были вышиты крошечные листья и, переливаясь на свету, казались совсем живыми… Как видение в густом тумане, на полотне угадывалось дерево.       Непонятный звук испугал меня, и я сильно вздрогнула. Легкая драпировка выскользнула из пальцев и, присев, чтобы быстро поднять ее, я поняла, что за мной наблюдают.       Краска бросилась в лицо, когда, обернувшись, я встретила взгляд Арвен. В нем не было упрека. Но был какой-то необъяснимый вызов.       Эллет, что вошли следом, неожиданно смешались, и, переглядываясь, бросали короткие взгляды то на меня, то на свою госпожу. А я комкала струящуюся между пальцев кисею и смотрела на Арвен, которая так непонятно молчала. Молчала, не давая мне возможности оправдаться…       Неловко накинув тонкую ткань на раму, которая тут же, как нарочно, соскользнула на пол, я попятилась и чуть не уронила пяльцы, и, удержав их, не глядя на дочь Владыки, выскочила вон. Чувствовала я себя так, словно разорвала в клочья ее работу… словно меня обвинили в том, что я специально прокралась в покои, чтобы взглянуть на то, чтобы было скрыто от чужих глаз. Но самое страшное – кажется, так думала Арвен!       Мне больше не было нужды объяснять, почему я не буду танцевать.       Я была уверена, что уже никогда не услышу приглашения ни в покои Арвен, ни в ее свиту. И почему-то вдруг оказалось, что это важно для меня… Важно ее внимание. Важно ее участие. И даже вопросы, зачастую вызывавшие странную неловкость.       Весна уступила место лету, которое сначала неторопливо, а потом стремительно накрыло склоны гор изумрудными одеяниями. И к Мерит-ин-Главар зелень – буйная, сочная – царствовала полноправно. Оглушающий гомон птиц заглушал привычный говор деревьев и листвы.       Моя дорога не была такой простой, как я планировала еще с утра. Побег побегу был рознь. Никогда еще камень не лежал на моем сердце, никогда еще каждый шаг не давался с таким трудом. Лес не казался таким прекрасным. Я не находила успокоения. И, даже забравшись на дерево и растянувшись на ветке, я всматривалась в убегающий ультрамарин сумерек и бледнеющее небо в оковах снежных шапок гор, и представляла, что все не так… все наоборот… и поэтому у меня все с ног на голову… стоит только повернуться и… Небо - это снежные долины в ожерелье озябших белых елей, а земля – это небо, ночное небо, в темнеющей синеве которого медленно плывут чужие сны…       Я долго всматривалась в тающую в воображении картинку. Где-то вдалеке зазвучала тихая мелодия и чей-то голос вывел напевное:       Цветы клади ты в колыбель воды,       Что вдаль уносит все мечты,       Бесценный дар доверь реке,       Что лентой вьется вдалеке…       Сквозь марево ветвей я видела, как, медленно качаясь, проплыл вниз по течению первый венок. Я чувствовала себя одиноко. Я чувствовала себя чужой. Не так, как это было раньше… Совсем не так.       Погрузившись в пропасть своих мыслей, не сразу я поняла, что чувствую запах дыма. Странный, не совсем понятный запах! Я никогда такого не ощущала. И, свесившись с ветки, уже хотела было спрыгнуть, чтобы найти место пожара и не дать огню порезвиться. Но вдруг обнаружила, что не одна.       Под деревом, на котором я лежала, сидел… Арагорн, сын Араторна, вождь дунэдайн севера и одни Валар знают кто еще. Сидел он, удобно устроившись на корне, и, попыхивая длинной узкой трубкой, смотрел, как смазывает тени вечер и исчезают за поворотом реки проплывающие мимо венки.       Когда я, оправившись от удивления, спустилась вниз, он затянулся и выдохнул кудрявое облачко дыма. Невольно я проследила за тающими белыми завитками, а когда снова взглянула на дунадана, то увидела, что он на меня смотрит. Смотрит не так как раньше – со смешинкой и добродушием, а серьезно и задумчиво.       Почему-то я села напротив него и сунула ладони между коленей. Взгляд я поднять не могла.       Я слышала, как он курил. Как затягивался и выдыхал ароматный воздух. Как сглатывал вязкую слюну… Я чувствовала его взгляд и думала о том, как же быстро он меня нашел. Я ушла достаточно далеко и не могла попасться на глаза случайно, хотя неосознанно свернула к реке, что была этой ночью центром притяжения. Я была уверена, что тут меня могут найти только близнецы.       - Разве этот мир не твой? – вдруг спросил дунадан.       От неожиданности я подняла голову и встретила все тот же задумчивый взгляд.       - Разве ты не хотела бы загадать желание и доверить водам?       - Я хочу, чтобы те, кого я люблю были живы! – выпалила я горячно.       - Все хотят, - коротко ответил Арагорн.       И я вдруг поняла. Ощутила. Грусть в его глазах. Горечь в его голосе. Слишком часто я украшала венками статую его матери, что с печалью устремляла свой невидящий взор вслед уезжающим из Имладриса путникам…       И снова он курил и молча смотрел на меня, а я, как прикованная, сидела рядом. Почему-то я не могла встать и уйти. Словно это я́ нашла его. И для меня́ это важно…       - Зачем ты меня искал? - помолчав, наконец, спросила я. Голос, к моему неудовольствию, прозвучал как-то по-детски. Как-то жалобно.       Арагорн улыбнулся.       - Прекрасная ночь, не так ли?       Я проследила за его рукой, которой он как бы знакомил меня с окружающим великолепием ночного леса, накрытого легкой дремой сумерек. Тут и там вспыхивали искры светлячков и светились призрачным светом гнилушки. Цикады и сверчки заливались стрекотом, и звук стекал по покатым берегам реки к самой воде.       Ночь и вправду была прекрасной.       Почему-то вдруг мелькнула мысль, что я рада тому, что могу разделить это ощущение любования и неги. И улыбнулась Арагорну, который так неожиданно чутко угадал этот момент.       - Такой ночью нельзя быть одному, - с пониманием сказал он.       Я кивнула, не спрашивая сколько подобных ночей провел в одиночестве под звездным небом дунадан и о чем мечтал.       - Почему ты боишься танцевать?.. – спросил Арагорн. Спросил так, словно мы говорили об этом, и он просто забыл задать самый главный вопрос.       - Я… - уже было начала отвечать я, но вдруг замолчала и ошеломленно уточнила: - Откуда ты знаешь?       Дунадан выпустил почти идеальное колечко и взглянул на меня сквозь сизый туман дыма.       - Арвен сказала.       Мой рот открылся и… закрылся.       Так она… Так она знала?! Знала, что меня терзает лишь одна мысль о танце?! Знала и все равно решила за меня?!       Меня так поразило это открытие, что я даже не могла на нее толком злиться. Я даже забыла про пяльцы!       - Она просила передать...       Я вскинула сердитые глаза на Арагорна.       - Я не буду танцевать!       Он словно не услышал меня. Не заметил моего гнева. Он просто снова затянулся. От дунадана веяло неописуемым спокойствием, невозмутимостью и надежностью. Он долго молча смотрел на меня, прежде чем все же договорить:       - Она просила передать, что сплела для тебя венок…       Пестрым живым покрывалом спускались по течению Бруинена венки. Как неведомый зверь выныривающий из глубины, они покачивались и вращались на поверхности воды, загадочно белея в сумеречном свете ночи, что едва приоткрыла сегодня свои глаза.       Откуда-то издали доносился нежный девичий голос, выводящий песню, и дунадан прислушался с каким-то особенным выражением лица.       На темнеющем платье реки       Словно вышит узор из цветов,       И льют звёзды, что так далеки,       Бледный свет сквозь объятия веков.       Венок на Мерит-ин-Главар плетут юным эллет матери или сестры, когда для них наступает десятая весна. Еще не девушка, но уже не девочка. Тонконогая и игривая, как юная ива, растущая на берегу реки, она должна в первый раз в жизни опустить на воду венок. И, возможно, то первое несуразное желание станет самым главным в ее жизни.       Мой первый по праву Мерит-ин-Главар миновал в тот год, когда ушел Пончик, и никто не подумал о венке для меня. Не то, чтобы я ждала. Я, как обычно, убежала в лес и тяготилась только предстоящим расставанием с другом. И до сих пор была уверена, что это не имеет для меня значения.       Рассветные розовые тени уже пробежали по дремлющему лесу, когда мы вышли на берег у старой запруды, где в прошлом году устроили свое жилище бобры. Арвен обернулась к нам, грациозно склонив голову и окинув загадочным взглядом. Роскошь ее расшитого серебряной нитью темно-синего платья была удивительным образом уместна среди тронутой росой листвы и трав. Дунадан коротко поклонился и первым шагнул к прекрасной деве… Их взгляды встретились.       Арвен протянула мне пышный венок, в котором были так любимые мною синие колокольчики.       - Твое желание, Эйриэн… еще не поздно, - прошептала она.       Взяв венок, я нерешительно шагнула к воде и, помедлив, обернулась.       Я хотела спросить, что мне пожелать.       Но так и не спросила. Меня поразили пальцы. Чужие пальцы, что затрепетали от случайного прикосновения, жарко переплелись и разжались… И снова встретились взгляды.       И я поняла. И пяльцы под покрывалом. И то, что начинало обретать форму под искусными руками Арвен. Белое дерево. Белое дерево Гондора, что, вышитое, было так отчетливо заметно в зарождающимся свете дня на манжетах туники дунадана.       Меня захлестнуло это понимание. Обрушилось волной чужих чувств и эмоций… И я опустила глаза, и отвернула голову… Случайный свидетель, невольный зритель…       Я готова была умереть, чтобы ощутить нечто подобное.       Мой венок вынесло на середину стремнины и очень быстро скрыло в утреннем тумане. Не оглядываясь, я ушла, не чувствуя за собой право разделить это утро с Арвен и Арагорном.       На темнеющем платье реки       Словно вышит узор из цветов,       И льют звёзды, что так далеки,       Бледный свет сквозь объятия веков.       Ты неси течением вода       Мою песнь средь чужих берегов,       Пусть уносит ветер слова,       Их вплетая в дыхание снов.       Пусть мой голос взовьется в ночи́       К вышине этих горных хребтов,       И мерцает, как пламя свечи,       Средь холодных безмолвных снегов.       Пусть растает закат на губах,       Превращаясь в туманы надежд,       И венок на моих волосах,       Что маяк среди белых одежд.       Пусть пугает штормов круговерть       Корабли в окружении скал,       Отпугнет моя вера и смерть,       Для тебя создавая причал.       Пусть услышит мой зов тот один,       Кому шепчут мечты лепестки,       В отражении зеркальных глубин,       Где теряются песни-венки…*****(c)       Шаг. Другой. Легкий поклон. Широкие рукава скользнули по полу. Пальцы манят мечты. Руки плетут узор. Поворот плеч… Всплеск… Вздох. Мир скользит перед глазами, замирает, любуясь на танцующую Арвен Ундомиэль.       Ранним утром, на следующий день после праздника, она пришла прямо в мою спальню со словами:       - Я поняла. Ты просто не знаешь…       И вытащила из кровати, и, не обращая внимания на мой всклоченный вид и ночное платье, поманила в центр комнаты и тут же легко шагнула за скользящим по полу солнечным зайчиком.       - Танец - это рассказ... – ее голос вкрадывался в мои уши. - Танец - это история. Ты так много видишь. Так сильно чувствуешь. Ты не можешь плохо танцевать. Закрой глаза. Позволь чувствам вести тебя…       Это всего лишь капель за окном. Это солнца луч плетет кружева на листве. Это ветер играет в волосах и развевает одежды… Это ты скользишь в отражении воды…       Я не заметила, как мое тело подчинилось ее словам и плело свой танец. Не такой грациозный. Не такой завораживающий. Лишь тень… подобие. Но я слишком мало еще жила на этом свете. Слишком мало знала…       Все утро, пропустив завтрак, мы танцевали в тесноте моей комнаты - две эллет с темными распущенными волосами - маленькая, совсем юная, и высокая, в самом расцвете своей красоты… Я поражалась с каким увлечением прекрасная дочь Владыки отдается этому. И, кажется, я понимала, что движет ею, какие чувства рисуют вязь танца, и почему внутри все сжимается при взгляде на нее…       Был в библиотеке Владыки один уголок. Даже не уголок, а особое место, словно поляна посреди бора… Стоило отойти от высоких стеллажей вправо, как вдруг ступени сбегали вниз, и открывалась глазу небольшая галерея, утопающая в рассеянном свете, льющимся из далеких окон. Сумрачная статуя незряче взирала на фреску, запечатлевшую батальную сцену, а на руках ее покоился расколотый меч дивной работы.       Меня туда привело любопытство. И я долго рассматривала картину на стене, чьи поблекшие от времени краски не могли скрыть страх и ужас резни, изображенной на ней. За этим занятием и застал меня советник Элронда Эрестор. Подозрительно окинув галерею и проверив все ли обломки меча на месте, он скептически поинтересовался, что же привело юную Эйриэн в столь редко посещаемое ею место, как библиотека. Почувствовав издевку в его словах, я нахмурилась и, не желая делиться своими мыслями, сказала, что всего лишь скрываюсь от Ниммериль после последнего набега за булочками – та и в самом деле грозилась сунуть мне за ворот меда. Но мой ответ почему-то лишь усилил опасения советника, который, вручив мне увесистый том, сурово сказал:       - Проведи это время с пользой, Филигод.       Невольно он дал мне в руки то, за чем я пришла.       Историю Элронда и его брата Элроса, рассказывающую о выборе, дарованным Валар. О том, как один брат пошел путем эльфа, а другой выбрал участь человека и дар Илуватара.       Хотя интересовал меня сейчас только… человек. Арагорн, сын Араторна.       Днями напролет я наблюдала за Арвен. И на языке у меня вертелся вопрос, задать который я не смела.       Он был человеком.       Арагорн, сын Араторна, вождь дунэдайн севера… Я знала это имя. Я слышала о нем. Но представляла его по-другому. А он оказался похож на эльфа. И, наверное, я пыталась понять почему у меня такие странные ощущения. И что могло ожидать эльфа, связавшего свою жизнь с человеком. В Имладрисе можно было задавать любые вопросы. Но только вряд ли кто-нибудь решился бы ответить на этот…       Чтение завело меня далеко по тропам прошлых лет. Чужие жизни, забытые воспоминания, безликие имена… История предков Арагорна была длинной чередой побед и поражений, рассвета и падения. С непривычки я быстро запуталась и скользила глазами по датам и именам, сама не зная, чего хочу. Я уже окончательно потеряла ту ниточку, то неосознанное желание, из-за которых взялась за чтение, когда строки вдруг увели меня к Битве последнего союза, созданию Единого кольца и проклятию Исильдура.       Казалось, это было так давно… я потерялась в развалинах на окраине Ост-ин-Эдиля, канувшей в небытие цветущей столицы Эрегиона, и Элрохир рассказывал мне об этих днях. Но как отличались живые слова, в которых чувствовалась боль, от сухих строк на бумаге… что до сих пор вселяли страх:       Три - эльфийским владыкам в подзвездный предел;       Семь - для гномов, царящих в подгорном просторе;       Девять - смертным, чей выверен срок и удел.       И Одно - Властелину на черном престоле       В Мордоре, где вековечная тьма…******(с)       От одних только строк этих у меня озябла спина, и невольно я повела плечами. Но от прозвучавшего неожиданно голоса Арагорна я вздрогнула так, что едва не уронила книгу. Он дочитал вслух то, что мне было страшно даже прошептать:       Чтобы всех отыскать,       Воедино созвать       И единою черною волей сковать       В Мордоре, где вековечная тьма******(с)       Дунадан забрал из моих ослабших рук тяжелый том и стряхнул невидимую пыль с обложки. И взглянул на меня задумчиво и мягко.       Не бродяга и следопыт стоял предо мной. А тот, кто впитал в себя все накопленные за поколения славу и доблесть. Во взгляде Арагорна я видела его предков, отблески сотен глаз, сотен побед и поражений… В нем было нечто, что я до сих пор замечала лишь в немногих. В его душе была мудрость.       - Что за странное чтение для юной эллет?.. Не лучше ли вот это, - и Арагорн уверенно взял с полки небольшую книгу в голубом замшевом переплете, скромно украшенную серебряной виньеткой на закладке, и прочитал, распахнув наугад:       В тиши полночной лист трепещет,       И звездный свет разгонит ночи тень,       В сплетенье трав роса, как самоцветы блещет,       Кружит, раскинув руки в танце, Лучиэнь…