50 shades of Raph

Рафаэль никогда не считал себя сентиментальным. Собственно, таковым он и не был – проявления теплых чувств у саеносца сводились к похлопываниям по плечу, паре-тройке сухо брошенных слов и изредка объятиям, поэтому поведение младшего мутанта подчас вводило его в ступор. Майки-младший, или малыш, как его называл Раф, чтобы не запутаться, совершенно не стеснялся открыто показывать всему честному народу, что он чувствует. Как пример: Дон, принесший озябшему от прохладного осеннего воздуха, гуляющего по подземному убежищу, Микеланджело кружку вкуснющего горячего шоколада с нежными островками зефирок получил огромное «спасибо», крепкие обнимашки с повисанием на уставшей светло-зеленой шее и полный искренней детской благодарности поцелуй в щеку. Вид довольного пришельца и дико смущенного таким неожиданным проявлением нежности гения словно нагнал хмурую тучу на темперамента – «брови» того неумолимо поползли к переносице, а в золотистых глазах сверкнуло непонятное колючее чувство, словно пронзившее своими иглами всю радужку и так похожее на самую обычную и до жути банальную ревность. Однако, стоило Майки спрыгнуть с Доновых рук и усесться обратно рядом с Рафаэлем, потягивая из чашки приятно и сладко пахнущий напиток, как мастер сай успокоился, навесив на лицо обычное пофигистичное выражение и мысленно отматерив себя за столь глупое проявление эмоций, на жалкие секунды возникшее на его лице. Майк, казалось, этого даже не заметил – снова прислонившись к мускулистому немного напряженному плечу, нунчаконосец глотал свой шоколад и неотрывно пялился в телик, согревая теплом напитка и себя и Рафаэля. Последний же отчаянно пытался понять природу той симпатии, вдруг возникшей к солнечному мальцу, ведь сам Раф чужаков никогда не любил, стараясь по возможности избегать, а тут – на тебе! – сидит с таким в обнимочку. Ну, вот таким неуживчивым был саеносец, что уж тут поделать. Однако, Майки-младшего он действительно подпустил к себе непозволительно близко, разрешив спать с ним в одной кровати… пардон, в одном гамаке, сидеть рядом и без конца виснуть на его могучей шее, приставая с различного рода вопросами, и как бы Раф не пытался, понять, почему его тянет к этому мелкому непоседливому шкоднику он не мог. Дело неумолимо приближалось к вечеру. С работы вернулся Майки, уставший и помятый, и принес ужин – две пиццы пепперони, еще горячие и ароматные, оказались на кухонном столе, дразня своим аппетитным видом и запахом всю семью. Первым, конечно, накормили Майки-младшего, поскольку Раф, тоже изрядно оголодавший, заявил: - Вы как хотите, а я не могу смотреть на эту жалобную морду лица, - и отдал Майку три куска еще горячего лакомства. Конечно, на каждого члена семьи приходилось по два ароматных треугольничка с колбасой и тягучими сырными нитями, значит, саеносец добровольно отдал малышу часть своего ужина. Причину такого странного добродушия Раф объяснять отказался, взял один причитающийся ему кусок и, жуя, удалился в сторону ванной. Его братья с удивлением уставились на дверной проем, в котором исчез мастер сай, а потом и на младшего Майки, с наслаждением уплетавшего пиццу. От пришельца, само собой, не укрылось, что Всевидящий относится к нему немного лучше, чем даже к своему родному Майки. В широкой душе голубоглазого поселились безграничные уважение и симпатия к мускулистому темнокожему черепахе, благодарность рыцарю переполняла Майки, и ему безумно хотелось сделать для саеносца что-то такое же приятное, как и лишняя пицца на ужин. Поблагодарив своего более взрослого тезку за то, что тот принес в дом эту амброзию, малец ретировался в спальню самого старшего на данный момент брата, в надежде подождать его там. Рафаэль был несколько удивлен, когда, зайдя в комнату мокрый и с полотенцем на шее, обнаружил в своем гамаке Майки-младшего. Тот со скучающим видом покачивался в подвесной постели темперамента, тиская его подушку в темно-красной наволочке. Голубоглазый время от времени тыкался в нее веснушчатым любопытным носом, вдыхая аромат чужого тела и блаженно прикрывая глаза. Прихода старшего ниндзя он, как ни странно, не заметил, пока тот не обратил на себя внимание, звонко хлопнув дверью комнаты. - Ой, Раф, ты уже вернулся? – с невинным видом Майки убрал подушку от лица, улыбнувшись немного обалдевшему от такой наглости саеносцу. – А я тебя ждал-ждал, а потом подумал… - Какого хрена ты делаешь в моей… - зарычал было желтоглазый, закипая, но потом вспомнил, что разрешил малому лечь вместе с ним. – А, ну да. Подвинься, это, все-таки, моя постель, - вытирая темную кожу уже влажным полотенцем, старший мутант прошел вглубь комнаты и, бросив вкусно пахнущую мужским гелем для душа ткань на стойку со штангами, забрался на гамак, свесив мускулистые ноги по обе стороны от подвесного ложа. Майки же поджал колени под себя и уперся ладонями в бедра. Улыбчивая мордашка, усеянная веснушками, как-то посерьезнела, а голубые глаза, сияющие где-то на самом дне, неотрывно смотрели на лицо саеносца. Майк явно хотел что-то сказать более взрослому «собрату», но либо не решался, либо не мог подобрать подходящие слова. - Раф, я… - наконец заговорил весельчак, - я очень и очень тебе благодарен, на самом деле. Ты привез меня сюда, в тепло и уют, разрешаешь ночевать с тобой, делишься ужином… Если бы не ты, кто знает, где бы я был сейчас. - Пустяки, - отмахнулся Всевидящий. – Это моя работа – помогать тем, кто попадает в передряги, потому-то я и Ночной Всевидящий. Кстати, а со своими братьями ты так же, как с моими, общаешься? Ну, обнимашки там и прочая ерунда в таком духе. - Не со всеми, - голубоглазый потер предплечье, отводя немного растерянный взгляд куда-то в сторону. – Такие отношения у меня только с Донни. Лео обычно «на своей волне», мне с ним скучно, а Раф… ну… он не любитель сантиментов, хотя порой за меня очень беспокоится. Внезапно саеносцу стало интересно узнать о других черепахах, какие они, что обычно делают и как вообще обстоит ситуация в другом измерении. Откинувшись панцирем назад и заложив руки за голову, парень сверкнул золотыми глазами и, немного поерзав, попросил: - Не расскажешь о своих? Подобные слова заставили малыша-Майки просиять – если старший просит рассказать подробнее про их житье-бытье и прочую комедию, значит, уже привык к нему и даже хочет сблизиться с вечно сияющим улыбкой мальчишкой. Микеланджело с готовностью кивнул и осторожно, стараясь сильно не раскачивать гамак, чтобы не улететь с него на пыльный пол, улегся на живот Темного Принца, сложив ладошки под подбородок и болтая в воздухе исцарапанными от игры с Кланком ногами в бежевых бинтах. - Какого хрена ты делаешь, а? – раздраженно спросил Рафаэль, глядя исподлобья на это проявление неслыханной наглости. Младший лежал слишком близко к чужому паху, что не могло не напрягать, особенно если принимать во внимание тот факт, что у саеносца давно не было женщины, и любой хоть на йоту пошлый жест мог спровоцировать нехилый стояк. Но самому Майки его поведение вызывающим не казалось – мальчишка будто не понимал, что то, что он делает, не очень приемлемо в данное время и в подобном положении. - А что не так? Тебе неудобно? – поинтересовался он, продолжая покачивать в воздухе ногами. Желтоглазый хотел было заорать, мол: «Нет, блять, все просто охеренно, но если у меня «встанет» - вина твоя!», но потом подумал: «Малец еще совсем ребенок, он явно не в курсе, что такое секс, и с чем его едят». Помотав головой, старший мутант неожиданно для себя потрепал гостя по макушке, перебирая пальцами короткие концы оранжевой маски. - Рассказывай, пока я не передумал. Сколько прошло времени сказать было трудно. Микеланджело все говорил, с выражением и плещущими через край эмоциями рассказывая о братьях и о себе, сравнивая вместе с Рафом два похожих, но различных мира и заливисто хохоча над комментариями темперамента, которые тот отпускал в сторону событий, действующих лиц и прочего, о чем велась речь. Весельчаку было на удивление легко общаться с более взрослым Рафаэлем, считая его главнее, Майки рассказывал ему все без утайки, все подробности их жизни, в обмен на которые владелец красной маски делился аспектами жизни своей семьи. За те несколько часов, что велась беседа, двое черепах умудрились узнать друг о друге очень многое, а младший, сияя как начищенный пятак, уже называл саеносца другом, проникаясь симпатией к нему все больше и больше. По-детски наивные голубые глазенки, сверкающие россыпью бирюзовых звезд, с восхищением смотрели на мускулистого темперамента, пока рот что-то энергично вещал, а щеки, усеянные темными веснушками, покрылись едва заметным бледно-розовым румянцем. Что и говорить, мощный и солидный ниндзя, на пластроне которого еще возлежал нунчаконосец, не мог не внушать последнему некого уважения и той самой симпатии. Рафаэль же, в свою очередь, не только слушал, вставляя время от времени свои пять копеек в рассказ малыша и отпуская искрящиеся сарказмом комментарии, он успевал рассматривать мелкого в деталях и отмечать эти детали для себя в блокнотике внутри своей головы. Ему действительно было интересно слушать, что рассказывал ему бархатистый, нисколько не писклявый мальчишеский голос, но еще интереснее было смотреть, как при этом изменялась салатовая мордашка. В какой-то момент Майки замолчал, состроив сосредоточенную моську после слов о том, что Донни безуспешно пытается закадрить Эйприл, а после выдал: - А у тебя девушка есть? Вопрос поверг Рафа в состояние «легкого охеревания». Саеносец удивленно посмотрел на пришельца и приподнял одну «бровь». - Ты меня видел? Какая нормальная баба согласится встречаться с чучелом, вроде меня, которое еще и людей херачит за «здорово живешь»? – Майк пожал плечами. – Правильно, никакая. Мы, мутанты, сука, обречены на одиночество. Если повезет – лишишься девственности, если нет – будешь всю жизнь «гонять лысого», c’est la vie*, вариантов только два. - Правда? – веснушчатая моська враз поникла, а в глазах потухла добрая половина звезд. - Ну, Дон ведь так и не добился вашу Эйприл? - Нет. - Вот. И он, я уверен, сам понимает весь пиздец своего положения, парень он неглупый. Сниму с тебя розовые очки, малыш – они, бабы, любят красавчиков, а мы, мутанты, к этому понятию никаким боком не относимся. - Но почему? – вдруг возмутился голубоглазый. – Ты ведь красивый! - Ага, не в этой жизни, - усмехнулся Всевидящий. – Спасибо, конечно, но у людей свои стандарты красоты, они автоматически признают фриками всех, кто хоть чуточку от них отличается. Само собой, это весьма печально, но лично я давно привык. Несколько минут Майки лежал молча, скользя немного потерянным взглядом по обстановке в полутемной комнате, а потом приподнялся, опираясь ладонями о грудь Рафаэля. В его глазах саеносец моментально увидел смелость и решимость, поэтому молча ждал, что сейчас ляпнет это решительно настроенное создание. - Брось. Все имеют право на счастье, в том числе и мутанты, хотя переубеждать тебя я не буду – бесполезно, это знаю наверняка, - на этих словах темные губы старшего тронула легкая беззлобная усмешка. Внезапно тон бархатистого голоса смягчился, когда Майки продолжил. – Но… Я уже говорил об этом, но скажу снова – я очень благодарен тебе и хочу кое-что сделать в знак признательности. - И что же? – жидкое золото глаз рыцаря вопросительно посмотрело в горные озера напротив. Видно было, что Майк еще немного сомневается в чем-то, хоть тот уже явно принял для себя решение. - Ну… Ты сделал мне приятное, позволив остаться с тобой на ночь и поделившись пиццей. Я хочу… как это… отплатить той же монетой, - бесшумно вздохнув, словно собираясь с мыслями, младший прикрыл глаза и подался вперед. Веснушчатые щеки порозовели еще больше, от светлого лица прокатилась волна жара, приятно обдавая теплом темную кожу Рафаэля. Тот не успел сказать и слова – его грубые губы накрыли чужие, горячие и обветренные, с несколькими кровоточащими ранками, утягивая Всевидящего в робкий неумелый поцелуй.