Образ Тандема

      Безголосый ночной воздух лопается от дикого вопля. Это тревожный предупредительный рёв, на который вся улица отвечает вопиющей паникой. Розальд скрывается за домом и через минуту уже у калитки — с ружьём и верхом на кобыле. Он воюще гремит: «Тревога!» — и пускается в штаб.       — Лобо, останься с ним, не дай ему снова лезть на рожон.       «Но кто останется с тобой?»       — Я справлюсь. Поддерживай связь, и когда перестанешь слышать мысли, найди меня.       «Сама справишься, говоришь?» — насмешливо фыркает волк и опрометью мчится вдогонку за охотником.       Как-никак, а обеспечить себе прикрытие стоит. Может, этот вычурный дым распространился и по Дикой зоне? Справиться с наваждением порой бывает очень трудно, особенно когда счёт идёт на минуты. Эльзара шумно выдыхает, как делает это перед каждым забегом, и стартует в противоположную сторону от границы Пригородной зоны. Она надеется, что успеет закончить всё до того, как запредельное спокойствие озера обездвижит её. А вот что закончить и как это сделать, она не подумала.       Кровавая луна сама всё скажет.       Лошадь Розальда пыхтит, а в её больших чёрных глазах отбивает барабанную дробь настоящий ужас. Пыль под копытами и та разлетается быстрее положенного, припадая к земле, будто это поможет скрыться. Лобо держится по левую сторону от кобылы; какое-то чувство тянет его в самую глубь тяжёлого двухцветного тумана.       Отчего так страшно?       В тонких лапах леденеет кровь, усложняя бег. Всё тело словно окутывают гадкие водоросли и стараются стянуть в узелок. Никогда он ещё не чувствовал такого волнения, никогда так не трясся перед клыкастой опасностью. Никогда не считал себя трусом. Теперь же почему-то хочет отступить. «Я сильный и смелый! — твердит себе зверь, с рваным дыханием проделывая прыжки. — Большой и пушистый. Сильный и смелый». А дым всё клубится, порывисто заглатывает травы, растворяет в себе пение сверчков и выплёвывает из черноты бирюзовые узоры. Они слепят, ужасают и завораживают одновременно.       Внезапно лошадь охотника тормозит, обуреваемая страхом, и встаёт на дыбы. Розальд не удерживается, однако приземляется удачно, словно кот.       — Боевая готовность! — кричит голосистей зверя. Он принял одного волка исключительно из-за какой-никакой, но уверенности в нём, а вот примириться с остальными чудищами — выше его сил.       Солдатам не требуется команда: они уже заняли свои позиции и направили ружья к сгустку чёрной пыли. Тишина накатывает так же резко, как и совсем недавно — паника. Дым не источает звуков, но людям слышится щекочущий фоновый шум и размеренный брязг сжатых от тревоги собственных сердец. Каждый ждёт чего-то своего, и только Розальд знает наверняка, чьи лапы встряхнут почву в следующую минуту. Он готов их встретить, готов умереть, ничего не страшась, как мужественный боец.       — Ворон с отрядом так и не вернулись, — одними губами шепчет солдат по правую сторону от Роза.       Соображать тут нечего.       — Они мертвы. Когда ты увидишь этих тварей, ты поймёшь, что я прав.       — Цербер. Он тоже недавно ушёл в Дикую зону с парой ребят.       Охотник отмалчивается. Соврать, что дым поглотил и их? Сказать правду? Не та ситуация, чтобы вообще что-либо говорить. И он упёрто молчит.       Лобо застывает в воинственной позе, выискивая в клубах тьмы хоть какие-то фигуры. Он чует нечто знакомое и одновременно чуждое. Весь город враз мертвенеет под давлением неизвестных сил, растения в ожидании замирают, планета перестаёт вращаться под грузом незримого могущества.       Время остановилось.       Гулкий вой разрывает тишину, заставляя сердце Лобо пропустить несколько ударов. Длинные морды, пылающие озверевшим огнём глаза, тонкие, но сильные лапы с тупыми когтями, разношерстые масти, уподобясь смертоносному смерчу, вынуждают в ужасе окаменеть. Волки берут преимущество внезапностью.       — Ждём! — шипит Розальд, устремляя раздольную ладонь к россыпи звёзд. Несмотря на отставку, голос его по-прежнему внушает твёрдость духа. В штабе больше нет командиров на замену. — Удерживать позиции!       Потерявшие самостоятельность, солдаты отдаются на растерзание року и на волю повелительного тона командира. На то, пожалуй, он и командир.       — Не стрелять!       Волки окропляют землю бесконечным потоком, подобно вечному водопаду, вырываясь из чёрной бездны. Сизые и белые, рыжие и бурые, двухцветные и разноглазые, худые и массивные, как медведи, густошерстные, самки и самцы. Они пестрят угрожающим блеском, рассекая безмолвие ночи, оглушают тяжёлым рокотом и нагоняют сумбур непривычным для человеческого уха рычанием.       Роз вбирает в лёгкие холодный неподвижный воздух, готовый дать команду «Огонь». Что-то чрезвычайно большое тенью скользит к его ногам, и он валится наземь, проглотив приказ. Идеальный момент упущен — и первый солдат погибает без боя. Лёжа на лопатках, мужчина выдавливает негромкое: «В атаку!» Ночной покров сотрясает залп безудержных ружей — несколько гигантских животных, размеры которых впятеро превосходят человека, сыпятся на брюхо. Однако спустя секунду снова в строю.       — Отступать! — ревёт командир, но голос его тонет в ужасающем грохоте лап.       Волчья волна, точно песчаная буря, пожирает солдат, растаптывая беспечных и разрывая их на части кинжалообразными клыками. Некоторых берут в кольцо, как заложников, и прожигают диким взглядом. Лобо в смятении: сейчас он мог быть среди них; сейчас Эльзара могла быть его жертвой. От этой мысли лапы отнимает и по позвоночнику прокатывается колкий мандраж. В конце концов волчий циклон окутывает всю Пригородную зону, врываясь в дома и не щадя совсем никого. Слышатся вопли, детский плач и бульканье крови. Даже мужчины бросаются бежать от въедающейся в кожу безнадёги.       Розальд и Лобо вертят головами, провожая быстрых, сильных, стремительных существ. Перед ними, в кипящем хаосе нашедшая свободное место, кружится пыль, а в центре её угадывается чёрный волк с яркими бирюзовыми глазами.       Вожак.       Он превосходит других волков вдвое, его голодное вжадание искрится в клубах шёлково-дёгтевой мари, что исходит от его тела. Непревзойдённая матёрость заточена в челюстях и глянцевой шерсти. Ощерившейся пастью он наводит тяжёлое, вязкое чувство, которое порабощает ум. Ощущает это лишь Лобо. Хочется склонить голову пред вожаком, но что-то клокочущее внутри отчаянно сопротивляется.       — Тандем, — скрипит враг, кивая собственным мыслям. Его отрывистый грубый голос могут различать только волчьи уши. — Потерянный сын стаи, уведённый людьми и пленённый одной из их душ.       Без сомнений, речь идёт о Лобо.       — Я ничуть не скорблю по стае, — отвечает молодой Дух, хотя любой человек услышал бы только невнятное рычание. — Я буду оборонять людей так же, как ты бы оборонял стаю.       Он застывает в наступательной позе, готовясь к бою. Однако в глазах вожака ютится понимание, и агрессия вдруг сменяется открытостью.       — Мы не завоеватели, брат. До прихода людей эти земли принадлежали нам. Мы пришли с восполненными силами после сокрушения, чтобы вернуть нашу территорию.       — Почему же ты, всемогущий, не смог договориться?       — Потому что люди не умеют слушать, — рявкает чёрный, — и любое мирное посещение принимают за покушение на жизнь! Мой последний визит был встречен ружьями, и для выживания я должен был контратаковать.       Роз парализовано сидит рядом, и на лице читается неистовый ужас. Видимо, контратака эта оказалась чрезмерно кровопролитной. Лобо верит чёрному гиганту, ведь знает не по наслышке: волки не умеют врать. Это человеческий удел.       — Они не осознают твоих намерений…       — Люди глупы, и не моя вина в том! — Он зло смотрит на Розальда. — Волку не место среди них. Возвращайся, брат, стая ждёт и нуждается в тебе.       Что-то противно склизкое дерзает внедриться в сознание — нечто твёрдое и непоколебимое мешает этим щупальцам. Лобо всё ясно: тандемные узы встают на пути навязанным мыслям. Он независим только благодаря им.       — Не тебе ли, вождь, известно, чего стоит волчья преданность? Стая — не моя семья.       В глаза противника быстро возвращается месть, счёт сгинувших жертв; хруст костей и крики солдат возбуждают его. Он голосисто ревёт, и сам космос внимает ему:       — Не смей перечить вожаку! Без Тандема ты никто, ровно как и без стаи. Мы дали тебе жизнь!       — Только смертную плоть! — уверенно парирует кипенно-белый зверь. Чувство собственной значимости будит в сердце гордую решительность. Ведь жизнь — настоящую жизнь, свободу! — ему подарила девушка из рода человеческого. Ей-то он и будет верен до последнего. — Посмотри на своих воинов: у них пустые глаза. Они спят, подчиняясь твоей воле.       «Я на месте», — звучит в голове суетливый голос Эльзары.       Вовремя, однако.       — Мы покинем эти земли, и люди больше не потревожат волков, — чеканит Лобо, тайно надеясь, что у подруги всё получится, и стоически глядя в бездонные бирюзовые глаза, кои сильно выделяются на чёрном фоне.       Вожак вдумчиво всматривается в рубиновые очи, как бы оценивая, достойны ли они снисхождения истинного волка? Уши его дёргаются, и густая лава суровых Духов, как опомнившись, застывает: замирают развёрстые пасти над вспотевшими лицами солдат, коих осталось с четыре десятка, останавливаются лёгкие лапы, вздымая облака пыли. Несколько волков настойчивым рывком выхватывают ружья и ножи из оцепеневших рук, остаются недвижными, томя военных своей на миг уснувшей непредсказуемостью. Вокруг присвистывает бойкий ветер, возвещая перемирие. Он противно завывает в ухо Лобо, как бы нашёптывая: «Ты мог закончить пораньше. Все эти смерти лежат на тебе!»       — До утра, — говорит вожак. — Я держу осаду до утра, после чего возобновляю штурм. — Он подходит к Лобо и с тихим рычанием добавляет, словно изрекая пророчество: — Связь с человеком осыпется, подобно рыхлому осеннему листу, она ускользнёт, как непостоянный ручей. Однажды твой Тандем падёт, и ты перейдёшь под мою псионическую власть.       — Наша связь абсолютна.       — И оттого ещё более хрупка.       Он скрывается в витиеватой дымке, вертящейся, как спираль; а его слова ещё долго звенят в кровавом сиянии луны. Внезапно белый Дух срывается с места как ужаленный, едва не зацепив ещё не отошедшего от шока Розальда, и растворяется в ночной пустоте.

***

      «Я на месте, — информирует Эльзара, озадачено осматривая пещеру. — Ты ещё здесь?»       Гнетущее ощущение сжимает сердце: чёрные кувшинки кажутся беспощадными монстрами с огненными языками. В зияющих туннелях шныряют тени, а если приглядеться, сквозят в них грозные фигуры. Наверное, опять фантазия разыгралась. Озеро молчит, лишь слегка позвякивая прозрачными волночками; в скалистых дырах шуршат проточные ручейки.       Молчит и друг.       «Да, я ещё здесь, — неспокойно отвечает Лобо, будто бы параллельно беседуя с кем-то другим. — Наша связь совершенна. Из-за неё мы не поддаёмся любому внешнему влиянию. Верь мне».       «Верю».       Девушка опускает ногу в прохладную воду и отрывисто выдыхает. Не подумала взять с собой хоть какое-то оружие. Сияние цветных пород уже не видится волшебным, завораживающим: оно протягивает тонкие острые пальцы к сознанию и неизбежно упирается в Тандем. Выходит, даже спокойствие озера не сможет захватить её разум. Ни её, ни волка. Где-то в тупике, между углом и ивой с ветвями-косами, лежат кости — более свежие и белее остальных. К ногам подплывает кувшинка; в цветных бликах вод снуёт жучок. Эльзара осторожно проходит в центр пещеры и вскидывает голову к узким сводам. Узким потому, что находятся они слишком высоко над пещерным дном. Ещё немного — и луна, уже окрасившаяся в багровый, станет прямо над пропастью. Вот только как же она подскажет необходимость тех или иных действий?       Её красный краешек сверкает кошачьим зрачком, однако есть в том необъяснимая сила спокойствия и отстранённость — она до боли напоминает глаза Лобо: такие же меланхоличные, оторванные от реальности, как аквариум с беззаботными рыбами.       Старая корявая ива хлопает листочками. Само озеро дышит ледяной морозностью — пещера словно оживает, пробуждаясь ото сна с каждым высунувшимся клочком луны. Вибрирующий скрежет, похожий на рычание, врезается в позвоночник, и Эльза оборачивается, широко распахнув глаза.       Прежде она никогда не видела живые статуи — перед ней возвышается волк из чистого камня! Очи без зрачков пылают рубиновым пламенем, тщательно вытесанные ворсинки порой шевелятся, когда зверь поворачивает голову. Не столько из-за страха, сколько от неожиданности, но Эльзара пугается. В груди статуи красуется впалая выемка, словно сердце оттуда беспечно вырвали. Каменный хищник качает замшелой спиной, и зелёный грибковый покров трескается, как льдинка. Волк двигается с усилием, будто привыкая к окоченелым лапам, и бросается на жертву с живой звериной яростью.       Эльзара догадывается, что перед ней посланник луны, но что же этим она хочет сказать, побагровев не то от смущения, не то от стыда, не то от злости?       Она рефлекторно отскакивает. В следующее мгновение оказывается прижатой к стене. «Кровавая луна сама всё скажет». Но та молчит, и это молчание разгадать гораздо сложней, чем самую нерешаемую головоломку. В глазах статуи зреет голодная ненасытность, змеится в алом сиянии неспешно, как мутная речка. Эльза слышит, как чертыхается Лобо, видимо, заведомо почуяв опасность близ подруги.       «Я уже в пути, продержись совсем немного!»       Режущий перепонки лязг обращает внимание живой статуи. Впрочем, ей не принципиально, кого разорвать первым. Гектор придирчиво осматривает треснувший мачете и переводит взгляд на волка. Как же так — не разгадал его гранитное происхождение! Они оценивающе смеряют друг друга взглядом и с боевым кличем кидаются навстречу. Парень отбивает клыкастую пасть рукоятью широкого меча — и тот окончательно разваливается на две части. Гек ревёт, проворно вынимая из глубокого кармана рубин. Подловив момент, он попадает им по отверстию в камне. Челюсти застывают в полусомкнутом состоянии на руке Гектора. Зверь осторожно отступает — глаза его не выражают больше ничего — и бредёт по взбаламученной воде. Спокойный, будто удовлетворённый кровавым светом в собственной груди.       — Ты в порядке? — заботливо спрашивает брат, всматриваясь в отрешённую янтарную зелень.       Сестра не отвечает: в её голове табуном роятся мысли, перечат друг другу, тем самым вызывая полное непонимание происходящего. Гектор давно перестал заступаться за неё. Он мог только подставлять, унижать и жаловаться; наверняка бы подождал, пока волк не раздробит хоть одну её кость. И неясно, что заставило его измениться. А может, он и не менялся?       Парень щёлкает пальцами.       — Тебя не было целый месяц, придурок, — сетует Эльза, чувствуя, как облегчение оттесняет гнев и как гнев оттесняет облегчение. Непонятно даже, на что же нужно реагировать: на внезапное появление брата, его невредимую жизнь или на каменного зверя, что уже готов был разобрать её по кусочкам? Гектор виновато корчится, раскрывая рот для объяснений, но передумывает. Гулкий, кристально чистый вой статуи устремляется к пухлой красной луне. Этот вой гейзером взмывает через верхний проход и свободно разливается по всему Раграду, ударяясь о Стены, как волны о скалы. От такой громкости закладывает уши, а своды подземелья трясутся, пронизываемые трещинами, как нитками. Злополучные воды уносятся куда-то в глубины земли. Мокрый пол поблёскивает, подобно звёздному небу, от нарастающего свечения разноцветных пород. А статуя всё воет, протяжно и неустанно; пещера тяжело громыхает, точно вулкан, и осыпает дно пещеры дождём из глыб. Как будто Нечто пробуждается из самых недр планеты.       — За мной!       Гектор хватает сестру за руку, увлекая к одному из туннелей, что возвышается на пару метров. Заскакивает в проход первым и незамедлительно протягивает руку Эльзаре. Сейчас не до семейных разборок и уж точно не для гордого «сама справлюсь». Но огромный кривой обломок, будто какой-нибудь астероид, глумливо падает перед самой дырой, заставляя брата с сестрой отпрянуть в разные стороны.       «Эльзара, я вот-вот, держись!» — задыхаясь, вопит друг.       На голову валятся рыхлые камни, нарочито бросаются под ноги, норовя повалить девушку. Гранитный волк больше не воет, лишь наблюдает с маниакальной невозмутимостью за рвущейся к выходам Эльзарой. Один за другим закрываются туннели под нескончаемым камнепадом, одни за другими воспламеняются, как лампы гирлянд, вкрапления пород. Внезапная вспышка, сопровождаемая звоном в ушах и острыми резями по глазам, словно спицами, скрывает в своей снежной белизне очертания скал, кувшинок и рушащейся почвы. Всё будто перестаёт существовать — так быстро, как ураган, прокрадывается непроглядность. Какое-то бродячее чувство вмиг заглушает звуки и словно приостановливает время.       Эльза протирает глаза, пытаясь освободиться от пут липкой белой простыни, но та только плавно сменяется смолянисто-кромешной тьмой. Болезненной и тяжёлой, как свинец. Что-то до дрожи привычное невозвратимо ускользает.       «Здесь. Я рядом», — говорит разгорячённый от бега волк, подставляя загривок под изрезанные камнями ладони. Она крепко хватается за Лобо, не обращая внимания на раны, сильно жмурит глаза и мотает головой, пытается стряхнуть с себя материальные оковы.       «Я ничего не вижу...»       «Давай сюда».       Обходя глыбы, он заводит подругу в уцелевший туннель. Позади сыплется в пыль пещера чёрных кувшинок.       На поверхности всё ещё слышится нарастающий рёв. Земля вибрирует и скрипит, грозясь явить на свет нечто явно могучее, сокрушительное, непобедимое. Эльза безнадёжно трёт глаза, пребывая в отдалённом мире собственных переживаний. С характерным свистом к небу устремляется ящероподобная фигура, цепляясь когтями за отвесные берега обрыва. Дракон настолько огромен, что любой волк или даже лев покажутся незаметной точкой по сравнению с ним; а крылья рептилии могли бы накрыть половину мегаполиса. Каждое движение величественного существа сопровождается умопомрачительным гулом. Красный дракон сверкает серебром проникновенных глаз, раскатисто рявкает, как бы проверяя связки на прочность. Вокруг него обходительно вьётся ветер.       Гектор вырастает подле сестры так же неожиданно, как вырвался из жерла подземелья коралловый ящер. Сестра совсем ни на что не реагирует, только отмахивается от невидимых мушек и твердит: «Я ничего не вижу».       — Зачем пробудили? — басисто говорит дракон, суживая зрачки формы зубчатого круга. Они лениво вертятся, точно шестерня. Вся его сущность пышет благородством и чистой кровью; начищенные до блеска чешуйки волнуются морем. Спокойным, как бесстрастная луна.       — Стены города — есть врата, и ты можешь открыть их, — горланит во весь дух Гектор. Такой уверенный, словно готовился, словно знал несколько больше, нежели сестра. — Дай людям выбраться из этого проклятого места.       Дракон фыркает, потянув длинную шею. Терпеливо поясняет, и его голос, подобно рокочущей горе, эхом блуждает по Млечному Пути:       — Я возвёл эти Стены не для красоты. Не просто так в них нет расщелин и дыр, дверей и лазеек; по веской причине они скрывают горизонт и не выпускают никого, даже Духов, за свои пределы. Вам, людям, по нелепой случайности было даровано снисхождение жить в этом городе. Какие же цели преследуете вы, стремясь наружу?       Лобо кружит вокруг Эльзары, чем обращает взор Гектора на себя. Парень мнётся, видимо не ожидав, что Прародитель откажет ему. В сказках всё просто — вызвал, приказал, получил желаемое. Впрочем, в документах отца тоже не все детали описаны. И всё же...       — Чёртов дракон! — грозит ящеру кулаком, на что тот лишь удивлённо вскидывает бровь. — Раград для нас — клетка! Мы сплочены общим желанием вырваться на волю. — Дракон широко улыбается, смахивая необдуманность собеседника на его малый возраст. — Мы все о чём-то мечтаем, мы мечтаем вернуть мир за Стенами, мы гибнем ради этого. А моя сестра? Всю жизнь она желает увидеть закат, просто увидеть чёртов закат! Какая глупость! Но ведь тебе ничего не стоит выполнить эту маленькую просьбу. Разве она не достойна?       — От лица человечества сейчас выступает не она, — чуть сердито обрывает Гектора дракон. — Не она изрекла столь безрассудное желание. Вопрос не в том, достойна ли твоя сестра. Вопрос в том, достоин ли ты этой просьбы.       Не пожелав дать ещё хоть слово юноше, Дракон-Прародитель взмахивает перепончатыми крыльями, словно рассердившаяся кобра, и пускает струю размытого тумана в лицо Гека.

***

      В жизни Гектор не видел столько механизмов. Впрочем, на данный момент он их видит уже во второй раз. Парень прячется за стеллажами с разными артефактами, когда в помещении раздаются лихорадочные шаги существа в белом халате. Похоже, Гектор успел выспаться, пока ожидал ухода хозяина музея.       Ну и сны же иногда приснятся.       Тихое шарканье худых ног перемещается куда-то в другую комнату. Юноша торопливо вытаскивает из-за пазухи отцовские бумаги. Все страницы на месте. Они предательски хрустят в трясущихся от волнения руках, но их шорох тонет в мерном гудении механических созданий. Надобно потом не забыть вернуть документы, чтобы не наводить подозрений.       К Гектору подъезжает маленький дрон и с искренним интересом смотрит на него.       — Кыш, — скорее умоляюще, нежели требовательно квакает парень. — Иди отсюда. Давай!       Он легонько пинает робота, и тот, будто по-настоящему обиженный, уезжает прочь. Сердце Гектора от сего маленького обнаружения едва не остановилось. Не хочется попасться рогатому недоящеру. А вдруг он людоед? К тому же гость проник в музей нелегально. Вспоминает, как во сне — а во сне ли? — стащил со стеллажа красный камень, точь-в-точь такой же, как на рисунке среди трудно раздобытых рукописей.       Но камня на месте нет.       Гектор смачно хлопает себя по лбу. Сейчас получеловек-полуящер переберёт чертежи, сунет реликвию на полку, потом погладит серый клубок, что многозначительно мяукнет, и со словами: «Шуруп мне в реактивы!» — хлопотливо ретируется.       По крайней мере ему так приснилось. Гек потирает виски, пытаясь вспомнить, сколько осталось до злополучной фазы кровавой луны. Сон сбил его с толку и дезориентировал во времени. К огромному удивлению, учёный, переступив порог, проделывает все предсказанные манипуляции. Даже кот коротко мявчит. Взгляд маленького зверя кажется более чем осмысленным, и это пробирает до костей. Сны давно произошедшего снились часто, их нередко едва можно было отличить от реальности, но сны про будущее — никогда.       Гектор напрягается, вылавливая из отсеков памяти последний разговор Эльзары со сфинксом. Пусть не совсем правильно он поступил, но нужную информацию достал. Тогда он прятался за кустарником, а когда существо улетело — сиганул к озеру чёрных кувшинок, чертыхаясь, что так беспечно громко зацепил забор. Выходит, раз уж он здесь, то беседа со сфинксом и заодно фаза кровавой луны произойдут примерно через месяц.       Он мотает головой, мысленно соглашаясь с неугомонными сомнениями. То, что полуящер и его питомец выполнили те же действия, как в сновидении, ещё не значит, что всё и дальше пойдёт так гладко. Его передёргивает от навязчивой догадки: что, если это был не сон, а магия Дракона-Прародителя? Вдруг это всего лишь иллюзия, и ничего вокруг не существует? Гектор готов выскочить и обругать драконью дерзость, крикнуть, что разгадал иллюзорный мир, но застывает. Ведь дракон мог поступить проще: просто отправить настырного ребёнка в прошлое. Хотел ли он этим что-то донести? Заставить пересмотреть свои решения? Если так, то... Гек пристально взирает на артефакт, что маняще блестит перед лицом. Бедный отец не догадывается о существовании второй половины бумаг, где подробные схемы складывают тайну города воедино, как мозаику. Эти схемы Гектор давно разыскал здесь, в музее, и неотступно считает, что имеет право на долю геройства. Да, он неоднократно грабил эту лабораторию. Спрятав невесть от кого стыдливый взгляд, уверенно твердит себе, что взятое без разрешения взаймы для благородного дела не есть воровство.       Веришь ли ты в это сам, Гектор?       Смутно.       Артефакт, коий, судя по схемам, требуется совместить с волчьей статуей, игриво подмигивает. Словно вот-вот он сам прыгнет в ладони. «Проклятая ящерица! — про себя вопит Гектор, скалясь на незримого дракона. Не до конца он продумал беседу с Прародителем: полагал, что одного призыва будет достаточно. — Что ж у меня не клеится-то всё?» Он отчаянно завидует сестре, у которой всегда всё получалось. Захотела волка — получила. Захотела ответ на загадку — оп! — до гадкости случайно его обронит учёный. Ладно, эту разгадку Гек получил точно так же: через пару часов в музее объявится сестра, и разговор зайдёт об алом камне. Который Гектор никак не решится украсть во второй раз. Первая попытка ему казалась легче, хоть потом он и просидел за этой полкой до самого рассвета, страшась попасться кому-нибудь на глаза.       Что, если все бумаги, реликвии и драконы не более чем ошибка? Что, если тайна должна остаться тайной и воровать камень вовсе не надо? Невольно представляет себя с нимбом над головой.       Гектор фыркает.       Даже если придётся снова ударить в грязь лицом, вновь неловко переминаться перед драконом — всё равно попробует. Времени всяко больше — придумать все пути развития диалога возможность есть. Он решительно хватает артефакт и стремглав мчится к выходу. Плевать, что могут заметить: хилый учёный в жизнь не догонит его — второго бегуна во всём Раграде. А Эльзара... Не так уж просто ей даётся удача, каждое право на следующий шаг ей приходится выбарывать, не редко ставя на кон собственную жизнь. И непонятно, кто из них ещё герой.       В ту ночь, в той пещере, во время фазы кровавой луны брат не позволит ей остаться слепой. Непременно выведет её раньше, чем статуя завоет.

***

      Когда марево рассеивается, антураж лаборатории преображается: тает кот Шуруп и стеллажи, становится тише, пока совсем не исчезает, гул механических изобретений. Все они уплывают из поля зрения, а вместо них яркой стеной предстаёт чешуя.       — Пожалуй, ты достоин просить меня открыть Раград, — шёпотом, почти разочарованно заключает Прародитель. — Пусть ты был не до конца честен, но незыблемо верен себе и своим идеям.       — Дурацкая ящерица, — вдруг ругается Гектор и кидает в опешившего дракона камень. — Дурацкие иллюзии. Ты обманул меня! Лезь назад в своё логово и думай дальше, будто всё подчиняется только тебе.       — Ну, вообще-то, — неуверенно говорит ящер, сражённый неистовой яростью юноши. — Да, всё подчиняется только мне. И ты тоже.       — Гектор, не надо... — осипшим голосом просит Эльзара, протягивая руку в пустоту. Гектор стоит немного в другом месте. — Уже не важно. Может, это только временно.       Судя по взбодрившемуся волку, тому удалось привести девушку в чувство и кое-как обнадёжить. Возможно, не такой уж он и дикий.       — Хам! — хмыкает дракон, отворачиваясь в театральной обиде. — Раз так хочешь найти немедленную гибель, я открою проход в запретный внешний мир. Советую поспешить, потому что фаза кровавой луны подходит к концу, а долго держать Стены опущенными я не намерен.       Он с оглушительным свистом возносит над землёй необъятные крылья, направляя заклинания в космические пучины. Его голос растёт из молчаливой листвы, ночного тумана и мёртвых высоток. Дрожат звёзды под напором глубокого драконьего баритона; слова исторгаются, как из глухого подземелья; вибрирует воздух, беспокоясь вокруг и гоняя пыль, как ладони гоняют дым у костра. Стены — доселе непоколебимые, высокомерные — раскатисто хрустят, точно расколовшийся айсберг, и неохотно, вальяжно ползут вниз, в неизведанные подземные миры.       Вовремя опомнившись, Гектор подхватывает сестру под локоть и увлекает за собой белесого Духа, направляясь прямиком к Пригородной зоне. Времени мало, но успеть ещё можно.       Хриплый голос застревает где-то в горле, слёзный ком злорадно мешает дышать. Эльзара едва успевает переставлять ноги, опираясь на брата и Лобо. Она давится всхлипами от собственной беспомощности, и сейчас ей далеко не до мечты. Руки так и тянутся вновь протереть глаза: может, хоть теперь получится подковырнуть незримую, но прочную повязку? Несколько раз девушка бросает попытки двигаться быстрей и серьёзно просит оставить её где-нибудь под деревом. Под синхронные возмущения парня и волка она продолжает мучительно перебирать конечностями. В нескольких сотнях метров её ждёт необузданная, безупречная, истинно прекрасная свобода. Пожалуй, не только Эльзара бредила жизнью за городом, но была единственной, кому горячо нравился закат. Непознанный, бескрайний, загадочный — он вспыхивал новым жаром в груди, когда, казалось, душа остывала к этой немного детской мечте. Не раз она ещё предастся сомнениям, но сейчас желание туманит разум, как и паника от потери зрения. Лобо с Гектором настойчиво тащат девушку вперёд.       Тьма. Плотная, однотонная, жестокая тьма. Из-за неё происходит потеря в пространстве: звуки и запахи боле несвязуемы и существуют по отдельности; они ни к чему не относятся и ничего не выражают. Мир погрязает в неизвестности, которая отселе будет преследовать Эльзару всю жизнь. И которую она боится больше всего. Хочется скорее проснуться, вновь пойти по привычным делам и забыть это всё, как жуткий кошмар.       Но реальность сурова.       — Мы на месте, сестрёнка, — облегчённо выдыхает Гектор и крепче сжимает руку. — Откуда здесь столько волков?       Его вопрос тонет в противном скрежете Стен, что уже почти полностью скрылись под землёй. Так говорит Лобо. Говорит, что теперь она вольная птица и может идти вместе с другими людьми навстречу раздольному солнцу. А сам выскальзывает из-под ладони.       «Куда ты?»       «Прости, я не могу выйти в загородную туманность: воля Прародителя не пустит меня».       — Давай! Быстрее, наверх! — суетится брат, вытягивая сестру на медленно поднимающиеся Стены. Кровавая луна вновь становится рыжей, как лиса. Совсем скоро она выйдет из тени планеты и «посыпется снегом».       Нет, всё это не может происходить с ней. Не так много событий, не так быстро. Всё её приключение не может быть явью: слишком много необъяснимого, слишком много потерь. Забыть. Забыть происходящее и наконец очнуться! Нет никакого города, нет Стен, драконов и Духов, нет лунной фазы и даже закатов.       И друга.       — Чего застыла? Поторопись!       А вот друг есть. И останется им, сколько бы ещё неожиданностей ни подкинет жизнь. Что будет со связью, когда она шагнёт на новые земли?       Девушка отпускает руку брата, что изо всех сил старается подтянуть её к себе. Совсем чуть-чуть — и забраться на стену, чтобы спрыгнуть с другой стороны, будет невозможно.       — Сумасшедшая!       Да, сумасшедшая. Там, за мегаполисом, — неопределённость. Кто сказал, что в ней можно найти то, чего ищешь? Рискнуть? Но ведь сколько будет стоить неудача. А здесь всё так знакомо и неотъемлемо. Голос города давно шепчет ей: «Нечего тебе там делать. Оставайся». Почему же об этом не просит волк? Почему не кусает за пальцы, не скулит, моля остаться? Потому что настоящий друг не станет ограничивать в свободе решений, не станет мешать выбирать самостоятельно. Наверное, поэтому и она не зовёт его за собой.       Тандемные узы легко порвать, но так ли легко разрушить дружбу? Так ли легко поколебать преданность, что перенялась от волка?       За брата переживать не стоит: он однозначно успеет спуститься с той стороны. Потом отправится в долгие скитания с остальными людьми. Уж отец, чей горестный вой: «Эльзара-а-а!» — уносится к звёздам, за ним присмотрит. А позже все они найдут своё место в новом, потерянном когда-то мире. Эльзара уже нашла его здесь, в Раграде.       И она отступает шаг.