***
— Гектор! Гектор! Достань мою сумку с того дерева. — А сама не можешь? — вяло отзывается брат, почёсывая затылок. В его руках несколько листков, отчего он чертовски похож на отца. — Я занята. Поторопись! «А я что, не занят?» — если Розальду пополам на происходящее, когда увлечён документами, то Гек в этом плане отличается буйным раздражением. Парень плетётся к указанному дереву, не то сестра может переключить на него нежелательное внимание. И тогда определённо спросит, что это там её незаурядный братец читает. Конечно, Гектор уверен, что она ничего не поймёт, но вот и рассказывать, что к чему, тоже не горит желанием. — Боюсь спросить: как твоя сумка там вообще оказалась? Вопрос остаётся без ответа, хотя Эльзара и услышала его. В тот день, когда ливень нещадно хлестал по телу длинными каплями, забираясь обратно в комнату через окно, она не придумала ничего лучше, как спрятать мокрые вещи в не менее мокрый ранец и закинуть всё это добро на ближайшее дерево. Доселе неуёмная девушка умолкает, в душе молясь, чтобы брат не открывал рюкзак. — Э-э… Ч-что? — Открыл-таки. — Спрячь это всё и положи туда кусок оленины, — выдаёт указания сестра, как бы случайно проходя мимо. — Зачем? — парень явно чувствует себя изгоем, третьим лишним, непосвящённым в простые истины, о которых, казалось, знает даже соседская детвора. — Не задавай глупых вопросов, Гек. Ты должен мне десерт, но можешь не утруждаться и вместо этого положить кусок оленины. Кстати, я не видела тебя несколько дней, где ты пропадал? В голове играет напряжённая музыка от этого вопроса. Если перед матерью с отцом он периодически появлялся, то про сестру совсем забыл, а если точнее, просто не учёл. Гектор мнётся, стараясь как можно больше растянуть время, потому что отвечать ему совсем не хочется. И удача милосердно, с жалостью и снисходительным вздохом протягивает руку помощи. — Все готовы? — звучит спасительный голос отца. Жестом он манит сына с дочерью к запряженным лошадям, а те фыркают и нетерпеливо переминаются, покачивая шелковистыми гривами. Розальд вернулся только вчера и явно в приподнятом настроении. То ли он разобрался с бумагами, то ли неизвестная сила повлияла, но он напрочь забыл о волчонке и сегодня решил устроить детям прогулку. Восторгом от такой идеи на лицах ребят и не пахло: они сами могут позаботиться о развлечениях, главное, чтобы не знал никто, а остальное — пустяки. Но теперь глаза Эльзары неподдельно блестят, ведь это первый шанс проведать щенка за несколько дней! Стоит отцу и Гектору отвернуться, как её уже и след простынет. Размеренный стук копыт действует умиротворённо; иногда в воздухе зависает мягкое фырканье; и медленно плывёт мимо городской пейзаж. Пытаясь найти что-то новое, взор неизбежно упирается в Стены. Эльзара снова думает, как было бы здорово увидеть закат или рассвет. Какой он — настоящий горизонт? Она представляет лес: его бескрайние вершины заглатывают золотистый диск солнца, и новый медный круг возрождается с другой стороны. Она представляет море: солнце тает в нём, как масло, и растекается по поверхности неровными рыжими узорами. Она представляет горы и равнины, ударившись о которые, солнце разбивается в пыль и усеивает траву жёлтыми искрами. Всё придуманное несомненно где-нибудь или когда-нибудь существует, иначе смысла в фантазии нет. Переубедить в этом Эльзу невозможно — она хочет запомнить каждый всплывший образ и позже сравнить с реальностью. Жизнь — это ли не память? Разве соткана она не из воспоминаний? Чем их больше и чем они ярче, тем больше вы живой. Какая разница, что было десять лет назад, если вы не помните, какие ощущения двигали вами, почему вы думали так, а не иначе? Посему важно ловить и создавать моменты, а главное — помнить их, дабы жизнь не оказалась пустой бессмысленной дырой. Впервые она посмотрела на мир глазами мечтателя, когда разглядывала отражение в затемнённых стёклах офисного центра. Однако треснувшая поверхность дробила не только лик Эльзары, но и выглянувшее из-за Стен бодрое солнце. Оно превратилось в десятки бодрых солнц; весь город в отражении изменился до неузнаваемости. И мир предстал иной картиной. Ямка, в которую угодила лошадь девушки, быстро возвращает её к реальности. Рядом покачивается в седле сонный Гектор, а впереди шагает отец и о чём-то спокойно судачит. — Поэтому не стоит таскать в дом всё, что похоже на выходцев из Дикой зоны. — О, похоже, отец ничуть не забыл о недавнем белом госте. Неужели за всё время прогулки он только об этом и говорил? Тогда неудивительно, что Гектор засыпает. — Живыми во плоти могут называться только люди и некоторые животные, попавшие в город вместе с нами. Остальное — смесь безумной и непонятной для нас силы. Я знал одного учёного... имя у него странное — Михаил. Всё твердил, что он русский, а я до сих пор не могу взять в толк, что это или как это. Михаил был странный с головы до пят, но умный человек: он называл диких тварей духами, потому что считал, что они… существуют м-м… на ментальном уровне, что ли? Я не силён в объяснении и вообще в подобного рода теориях. Духи или не духи, но мы не можем им противостоять, вынуждены тесниться к Стенам, а любой контакт, даже если это банальное желание погладить щенка, — неоправданный риск, который может стоить жизни. Конца монолога, как и его начала, Эльзара не слышала, снова ныряя в мир грёз о полётах и такой желанной мечте увидеть закат. С чувством выполненного долга Розальд отправляет детей домой, а сам держит путь к штабу: видите ли, «подозрительная активность на электростанции второго квадрата первого сектора». С таким отношением и занудством вряд ли кто-то захочет ещё прогуляться с ним. Выждав, когда отец отъедет на приличное расстояние, Гектор задумчиво жуёт губу. — Какая муха его укусила? Не помню, чтобы он раньше проводил с нами время без бумажек, ну, даже если это поучительная беседа. Как думаешь, может, он нашёл щенка, и потому больше не бесится? К огромному удивлению юноши сестра моментально меняется в лице, на секунду будто проваливается мыслями в другое измерение и, так ничего не ответив, пришпоривает кобылу. Она хочет обогнуть по дуге отцовский штаб и зайти к оврагу с другой стороны — этот замысел Гектор быстро разгадывает. — Зачем же туда? — тихо спрашивает сам себя парень. — Я и покороче дорогу знаю.***
Крик вырывается из горла непроизвольно, стоит лишь ступить на борт корабля. — Лобо, мальчик! Корабль молчит: он поник, погрузившись в виноватое, глубокое безмолвие. Не уберёг, хотя обещал. Эльзара буквально врывается в каюту, где последний раз оставляла волчонка. Пусто. Конечно, вполне справедливо предположить, что он ушёл, но слова Гектора гулким эхом пульсируют в голове. Ей вспоминается чувство чужого присутствия, но тогда отвлекла странная мысль: «Останься». Если отец действительно нашёл щенка, то не коснутся больше земли пушистые лапы, не встанет рослое тело на тропу выживания. — Лобо?.. Ей ничего не жалко: ни свежайшей оленины из семейного холодильника, ни любимого пледа; она готова жертвовать спокойствием жизни, терпеть нравоучения и шантаж брата, если он вдруг догадается о тайне. Лицо краснеет и напрягается пуще, уже от непонимания: в комнате не царит погром, нет следов крови и борьбы, только слегка помятый плед на полу. В душу неожиданно закрадывается маленький, едва уловимый свет надежды, которую Эльзара сперва принимает за иллюзию. Она выходит на палубу — ржавую и подранную; в некоторых местах до сих пор видны следы от ботинок. — Ищешь кого-то? — издевательский голос сзади. Девушка разворачивается в полуиспуге и тут же встречается нос к носу с Гектором. В руке он держит короткий поводок, другой конец которого крепко обмотан и завязан вокруг шеи белого волчонка. Белого — громко сказано: шерсть слиплась от засохшей грязи, всколоченная, неоднородного серовато-коричневого оттенка, местами даже жёлтого. Волчонок сжимается, озирается и вздрагивает при каждом движении юноши. — Лобо… «Останься» — как удар в солнечное сплетение. Если бы она тогда осталась… — Лобо? — переспрашивает брат. — Ты дала щенку имя? Очень оригинально назвать волка Волком, ха! Но Эльза его не слышит; мыслями она далеко: тяжесть их разом наваливается, заглушая звуки происходящего вокруг. Она всё больше уходит вглубь себя и совсем перестаёт здраво мыслить, ведь догадывается, к какой дрессировке мог прибегнуть Гектор, какими наказаниями за непослушание он мог награждать ещё неокрепшее тельце. Изнемогающий комок — наглядное доказательство этих догадок. Как же быстро можно сломить дух, вогнав в доверие гвоздь, и сколько времени и сил потребуется, чтобы этот гвоздь вытащить и заклеить рану.. Разум уступает зову сердца, которое жаждет мщения и справедливости. А парня забавляет реакция сестры, его нервный прерывистый смех эхом катится по кораблю, отскакивая от гниющих бортов и больно врезаясь в перепонки. Этот смех становится последней каплей. Эльзара упирается в брата странным взглядом — не яростным, не колючим, только стекленеющим. — Ты чего творишь? — вякает Гектор, когда девушка подбирает небольшой, но смертоносный кусок ржавой стали. Она шагает медленно, но уверенно, как недавняя грозовая туча, что застлала собой весь Раград. Вид настолько жуткий, что Гек действительно пугается. — Успокойся же! О, она спокойна. Змеиный немигающий взгляд пробирает до мозга костей, а столь неприсущая молчаливость Эльзы вгоняет в смятение. — Гектор, беги. — Звучит зловеще и непринуждённо. Но юноша не осмеливается пуститься прочь: сестра быстрее него. Не давая зажать себя в угол палубы, хватается за стальную пластину в руках девушки. Пусть он не быстр, но силён. Они сталкиваются, как два барана, не смея уступать друг другу ни шагу. — Да брось! — пытается дозваться Гектор. — Ну, хочешь, я скажу отцу, что мы вдвоём выдрессировали волка? Дух, которого он так боится, вдруг станет служить ему. Представляешь, в каком он будет восторге? Конечно, представляет. Убьёт не только щенка, но и их обоих заодно. Эльза ослабляет хватку, чтобы занести кулак, сжатый до неестественного побеления костяшек, и потому увлечённый борьбой Гектор не удерживается на ногах и не успевает поставить блок. Разбитый нос и падение навзничь быстро прерывают словесный поток из уст брата. Решив, что этого достаточно, Эльзара оставляет парня в покое. Она подходит к щенку, чтобы снять то безобразие, сковывающее его свободу, но тот рычит. Больше недоверчиво и по рефлексу, чем от злости. — Папа всё равно о нём узнает, — обиженно скрипит парень, вытирая нос и чувствуя унижение. — А после этого о том, как и кто разбил твою пакостную рожу. — Властно и безапелляционно. — О, он наверняка будет гордиться. Только, боюсь, не тобой. Друзьям я тоже это сообщу: нечего секреты таить, правда? — Ты что? Засмеют меня! Они и так долго думали, что я слабее тебя, хотя это не так. — Да? Ну что ж, тогда я дам им новый повод снова так думать. Гек натужно вздыхает. Сейчас всё играет в пользу сестры: ей вечно удаётся получать желаемое просто так, в то время как ему — младшему братцу, вечно второму — приходится тщетно бороться, тщетно пытаться получить. Да, сейчас он снова проиграл, но когда-нибудь, закалённый поражениями, он восстанет подобно фениксу. И не понять юнцу, что путь он выбрал жестокий и недостойный. — Хорошо… я умолчу о волке. Но я тебе больше ничего не должен. Гектор по-солдатски разворачивается и гордо удаляется прочь. Больше никаких покрывательств — только нещадный отчёт родителям обо всех погрешностях сестры. Сам же будет предельно расчётлив, а также заручен верной поддержкой товарищей. Злые морщинки на гармоничном, точно из фарфора, лице быстро разглаживаются. Эльзара, в отличие от родных, имеет способность быстро меняться в настроении. Тонкие бескровные губы, глаза-стёклышки, роняющие блики на неяркую радужку смешанных цветов — блекло-салатового и едва уловимого отблеска янтаря, — также широкие, как гусеницы, светлых бровей привносят в образ очарование. Конечно, когда она не хмурится. Однако под этой композицией, обрамлённой тёмно-русыми волосами, хитро щурятся настойчивость и непреклонность. — А мы вернём твоё доброе любопытство, — нежно мурлычет Эльза, снимая с волка ошейник. — Я больше тебя не оставлю, обещаю. Теперь, без понимания родителей и пусть напряжённой поддержки брата, она совсем одна. Волчонок, словно чувствуя доброжелательность в свой адрес, благодарно лижет человеческую руку. Ну, или не совсем одна.