Elastic Heart

- Мама. Мама, – я открываю глаза и не понимаю, где нахожусь. Вокруг темнота. - Мама, мамочка, - снова повторяет голос. - Мейси? – тихо спрашиваю я. - Нет же, посмотри сюда, – в животе вдруг вспыхивает резкая боль. Я машинально опускаю голову. У меня большой живот. Я беременна. - Я здесь, - провожу рукой по нему. - Мама, мама, - снова раздается в темноте. Но это уже другой голос. - Мейси? - Да, мамочка, – рна вдруг садится рядом на кровать и обнимает. – Ты простишь меня? - За что, милая? - За то, что умерла на арене. Я же дочь победителей. Я должна была выиграть. А теперь вы забыли меня. - Мы никогда не забывали о тебе, дорогая, и никогда не забудем. - Почему тогда вы решили завести нового ребенка? Теперь вы будете любить его. - Так нужно. - Кому нужно, мама? Ты всегда говорила, что я самая любимая на свете, а теперь будешь говорить тоже самое ему, – она тычет в мой живот и начинает плакать. - Ты и есть самая любимая, - успокаиваю я ее. - А я? Разве я не любимый? - раздается из живота. - Ты… ты тоже любимый, - я глажу свой живот. - Зачем ты хочешь меня родить? Чтобы меня убили? - Нет, я люблю тебя. - Ты обманщица, мамочка, – обиженно говорит Мейси и встает с кровати - Нет, дорогая, подожди, – я встаю следом, но тут же сгибаюсь от резкой боли. - Я не хочу жить с такой мамой, - плачет ребенок в животе. Боль становится нестерпимой. - Лучше бы ты сама умерла. Прощай, мамочка, – простынь становится мокрой. Подношу дрожащую руку к самому лицу и в тусклом свете луны различаю кровь. Смотрю под себя - я вся в крови. - Ты забыла меня, хотела заменить на другого ребенка. Теперь у тебя никого не будет, – злобно говорит Мейси и исчезает в темноте. Я теряю их обоих. - Китнисс, проснись. Это сон. Всего лишь сон. Просыпаюсь от того, что меня трясет Пит. Перевожу дыхание, вытираю слезы, провожу рукой по простыням – никакой крови. Мне это приснилось. - Ты в порядке? - Да, прости. Пит встает с кровати и идет за графином. Я жадно выпиваю воду и снова ложусь на подушку. - Еще рано, можешь поспать. - Нет, не хочу, – отвечаю я. - Сам лучше поспи. Солнце встает на горизонте, Пит спит, а я смотрю на него. Он спит очень беспокойно, периодически мечется и что-то вскрикивает. Мне так хочется его защитить, но я не знаю как. Поэтому отворачиваюсь, чтобы не видеть его страхов. Я ужасный человек, ужасная жена, ужасная мать. Ночной кошмар не отпускает. Слезы катятся по щекам. В дверь стучится Эффи, объявляя, что скоро общий сбор победителей. К нам снова приходят стилисты и наряжают. Эти наряды не такие праздничные, но, безусловно, роскошнее, чем весь мой гардероб. Мы с Питом и Хеймитчем одеты в одной цветовой гамме – задумка Цинны. Лифт останавливается на том же этаже, где проходило вчерашнее интервью. Сегодня это помещение напоминает школьный класс: большие столы со стульями по кругу, доска на одной из стен. Всех рассаживают по семь человек за одним столом. Мы с Питом и Хеймитчем оказываемся в компании древнего старичка – победителя из пятого дистрикта, Финика Одейра, двух пожилых победителей из третьего дистрикта – Вайрес и Битти и прошлогоднего победителя - шестнадцатилетнего паренька из восьмого. К доске выходит полный мужчина. - Я Плутарх Хевенсби, - объявляет он, - распорядитель 90-х голодных игр. Хочу объяснить, зачем вас всех собрали. - Да ладно, не хотите работать, вот и все, - выкрикивает кто-то со своего места. Плутарх усмехается. - Почти. Вас собрали для того чтобы разработать с вашей помощью юбилейную арену. От вас нужны только идеи. Всех разделили на группы. Каждая группа должна будет разработать несколько моделей испытаний. Лучшие попадут на арену. Желаю вам больше фантазии. Группы начинают работу. То и дело разгораются ожесточенные споры между победителями. Наша группа молчит. - Ну что, какие идеи для убийств? – начинает Хеймитч,- предлагаю переродков. - Они на каждых играх есть, - возражает Финник. - Отравленные ягоды, - вставляет старичок. Все тут же в испуге переглядываются. Словно, старик сказал что-то противозаконное. - Кипящая вода, гейзеры с серной кислотой, может, ядовитый дождь, - улыбаясь, предлагает Финник. Мы снова молчим. Компания у нас подобралась, явно не разговорчивая. Финник с Хеймитчем болтают о чем-то своем, Бити что-то чертит, Вайрес задумчиво смотрит в его чертеж, старичок спит, парень отчужденно смотрит в одну точку на стене. Мы с Питом сидим, крепко держась за руки и думая каждый о своем. Целый день мы проводим в этом помещении. Прерываемся только на обед, к вечеру нас отпускают. Так проходит три недели. Группы постоянно меняются, поэтому нам приходится общаться со всеми победителями. Однажды, мы садимся за стол с Куртом – тем самым победителем, которого спасла наша дочь. Мы обмениваемся лишь приветственным кивком. С нами оказывается Джоана Мейсон и кучка профи из первого и второго дистриктов. - Болото. На моей арене было болото, с какими-то чудовищами, – говорит один из профи. - Надо что-то масштабное, например, обвал, – говорит Мейсон и подмигивает мне. - Было бы интересно, если бы арена была без деревьев, горы или пустыня, чтобы силы были равны. А то те, кто прячется на деревьях, поступают не честно, – подхватывает женщина из первого. - Может быть, что-то, что воздействует на психику? - предлагает парень из второго. - Достаточно развесить по всей арене портреты Сноу, - выпаливаю я. - Да уж, несварение желудка гарантировано, - смеется Мейсон. Профи тоже давятся от смеха. – Можно добавить к нему еще и моего стилиста – редкостный урод. Ты не одна его ненавидишь, - добавляет Джоана уже без смеха. - Вот бы капитолийцы сами участвовали в играх, - тихо говорит Курт. - О, да ты переворот затеваешь? Осторожней, с подобными выражениями, так и с жизнью распрощаться не долго. - Мне все равно. Разве это можно назвать жизнью? - зло шипит он. - Ты благодарен должен быть, за то, что живешь, – тихо, но четко произносит Пит, – наша дочь тебе жизнь спасла. Если бы не ты, она бы осталась в живых. Ты не имеешь права так относиться к ее жертве. Курт замолкает, все замолкают. Молча мы сидим до самого вечера. - Простите меня, я хотел ее спасти. Хотел, но не смог, – внезапно произносит Курт. Пит кивает в ответ, я отворачиваюсь и ухожу. Не могу больше видеть Курта. - Китнисс, он не виноват. Прости его, – говорит Пит, когда мы уже ложимся спать. - Я не виню его. - Винишь. Но он ничего не мог сделать. Это был ее выбор. Она сама так решила. Я киваю головой. Пит прав. Он всегда прав. Но я не могу простить этого парня. Он получил жизнь только благодаря моей дочери. Если бы не он, Мейси сидела бы на дереве. Курт бы умер от потери крови, а профи загрызли переродки или же он погиб под завалом. Грудь щемит от боли и воспоминаний, слезы просятся наружу. И я спасаюсь проверенным за последние три недели способом - в объятиях мужа. Стыдно признавать, но наша близость спасает меня от истерик и страхов. Мы каждую ночь спасаемся подобным способом. И каждую ночь я корю себя за то, что лишала себя и Пита этого. Муж понял, что выхода у нас нет, поэтому больше не пытается отстраниться от меня в самый пиковый момент. Утром нас будит Эффи. - Сегодня интервью. Будет выступать президент. Группа подготовки прибудет через полчаса. Я потягиваюсь в кровати, наблюдая, как одевается Пит. - Тебе принести что-нибудь на завтрак? – интересуется он. - Только чай, – муж уходит и через три минуты возвращается с подносом, на котором возвышается гора тостов. Рядом стоит пиала с джемом и чайник с двумя чашками. Я разливаю чай, а Пит намазывает тост джемом. - Я соскучилась по хлебу, который печешь ты, – признаюсь я мужу. - Мне кажется, я разучился его печь. Так давно не занимался этим. Мы впервые разговариваем о своей прошлой жизни. Казалось бы ничего не обычного, но мы оба знаем, насколько это важно и серьезно. Сравнимо с прыжком в пропасть. - А еще есть не хотела, – замечает Пит и кивает на поднос. Я смотрю следом: не осталось ни одного тоста. – Хочешь еще? - Сейчас уже стилисты придут. - Могут и подождать. Твой аппетит – важнее. - Нет, спасибо, я наелась. - Как раз вовремя, потому что у нас очень мало времени, а из тебя нужно сделать конфетку, - В комнату врываются мои стилисты, как всегда со смехом и радостными возгласами. – Пит, дорогуша, тебя ждут в другой комнате. Меня снова общипывают, сдирают верхний слой кожи, натирают и поливают различными лосьонами. Запах такой, что голова идет кругом. У меня темнеет в глазах - Какая же ты бледная, Китнисс, – восклицает Вения. - Китнисс, Китнисс, ты чего? - я закрываю глаза, пытаясь избавиться от звездочек, которые появились внезапно в поле моего зрения. - Китнисс, – сквозь туман различаю голос мужа и открываю глаза. Он беспокойно смотрит на меня. Рядом еще шесть обеспокоенных взглядов: стилисты, Хеймитч Эффи и врач. Я лежу на кровати. - Что вы на меня так смотрите? – спрашиваю я. - Ты упала в обморок в ванной, - говорит Пит. - Ничего страшного. С вами все в порядке. Обмороки при беременности – не редкое явление, – говорит врач. – Вы ведь знали, что беременны? Срок приблизительно две недели. - А? Ну да…спасибо, – меня сковывает страх. Я беременна. С одной стороны, я этого и добивалась, с другой, я не знаю, как теперь быть? Смотрю на Пита. Он тоже в замешательстве. - Избегайте резких запахов, тесной одежды и душных помещений, - продолжает доктор. – Как сейчас себя чувствуете? - Нормально. - В таком случае, всего доброго. - До свидания, – мы с Питом отвечаем хором. - Какое счастье! – восклицают стилисты.- Наши поздравления! - Поздравляю, Китнисс. - Спасибо, - заплетаясь, говорю я. Эффи плачет, говорит, что от счастья. Хеймитч переводит взгляд то на меня, то на Пита. Наконец все расходятся и продолжают сборы. Стилисты, не прекращая, говорят, как хорошо, что у меня будет ребенок, придумывают ему имя и гадают на кого он будет похож. Наконец я готова. Выхожу к лифту и хватаюсь за спасительную руку мужа. - Как вообще это произошло? - спрашивает Хеймитч. – Почему? - В деталях объяснить как? – резко отвечает Пит. - Я прекрасно знаю, но какого черта? - Это наше с Китнисс решение. - Я не понимаю, - разводит он руками и выходит их лифта с задумчивым видом. - Все в порядке? – Пит заботливо гладит меня по плечу. - Да, думаешь, надо ему рассказать? - Если захочешь. Нам не дают поговорить, а сразу же проводят к креслам. Они опять расставлены амфитеатром, позади сцены. В этот раз на сцене трибуна, возвещающая о выступлении президента. Звучит гимн и на сцену выходит сам Сноу. Он говорит о силе и единстве, о войне и покорности. Он сыплет аргументами и изящно обращается со словами, неудивительно, что зал заворожено его слушает. - Организаторы, обещают нам в этом году занимательную арену. Но посоветовавшись, мы решили, что «занимательная» - это не подходящее слово для юбилейных игр. И мы решили превратить ее в грандиозную, - зал взрывается от аплодисментов. Президент поднимает руку, успокаивая толпу. – Итак, в честь 90-летнего юбилея, - его голос становится таинственным и торжественным одновременно, - на арену голодных игр будут выбраны трибутами, - в его глазах сверкает триумф, - победители прошлых лет, - воцаряется гробовая тишина, которая взрывается громкими криками восхищения и одобрения. - Сила, мощь, хитрость, ловкость, коварство, любовь… Они все запомнились нам. Но пришло время узнать кто из них сильнейший среди сильных? У меня ползут мурашки по спине, я нервно сглатываю и оглядываю победителей. Они в недоумении. - Двадцать четыре трибута будут сражаться на арене, которую они сами же и придумали. Победит только сильнейший, – продолжает Сноу. Он поворачивается к победителям. - Вы стали для нас символом мужества и выдержки. Каждый из вас оставил свой след на страницах истории Панема. Мы признательны вам за вашу смелость и отчаянность. Желаю вам счастливых голодных игр, и пусть удача будет с вами, - Мне кажется, он смотрит только на меня. У меня звенит в ушах, темнеет в глазах. Раздаются крики со всех сторон, чувствую, руки Пита. Прихожу в себя в своей комнате. Рядом Пит, Хеймитч и Эффи. Что-то тихо обсуждают. - Я что опять упала в обморок? - Солнышко, из-за тебя отменили интервью. - Мне показалось, или он хочет снова отправить нас на арену? - спрашиваю я. - Он не сделает этого. - Я одна победительница из двенадцатого. - Китнисс, он не сделает этого. Ты беременна. Его должно это остановить. - Ты серьезно? Он с самого начала это задумал. Ты понимаешь? - у меня начинается истерика. Я перехожу на крик. Пит пытается меня успокоить, но я не реагирую. – Понимаешь, что ему мало было забрать у нас дочь. Он хочет убить нас всех. - Я тебе обещаю, что с тобой все будет в порядке. - Да замолчи! - я кидаю в него подушку. - Как со мной может быть все в порядке? Он просто поиздевался над нами. Для него это просто игра. Он играет жизнями других людей: женитесь, рожайте, делайте видимость, что живете, до тех пор пока президент не захочет вас убить. А захочет убить, делайте вид, что счастливы принять смерть. Он никогда не оставит нас. Он убьет их всех, – я плачу. Эффи тоже пускается в слезы, Хеймитч уводит ее. А я продолжаю кричать в подушку, пока не садится голос. Пит обнимает, и я безмолвно плачу у него на груди. - Я никому тебя не отдам. Я люблю тебя, Китнисс. Все будет в порядке, - через час, может больше, я успокаиваюсь. Я извиняюсь перед Питом, но не желает слушать мои извинения, говоря, ч то я ни в чем не виновата. - Миссис Мелларк, – в комнате появляется миротворец, - президент Сноу желает поговорить с вами. - Мы сейчас, - отвечает Пит. - Нет, только Миссис Мелларк. Я вытираю глаза, поправляю волосы, одежду и выхожу следом за миротворцем. Мы спускаемся на лифте и оказываемся в том самом медицинском кабинете, в котором я уже была однажды. Тот же доктор укладывает меня на кушетку, осматривает, снова берет кровь и рассматривает что-то на экране компьютера. Потом утвердительно кивает головой. - Поздравляю, миссис Мелларк, – из-за ширмы появляется Сноу,- признаться, вы нас всех напугали, когда упали в обморок на интервью. - Переволновалась от услышанных новостей. Сноу кивает головой и доктор выходит. Мы остаемся вдвоем. - Правила для всех одинаковы, миссис Мелларк, - разводит руками президент. - У нас будет ребенок, мы сделали так, как сказали вы… - Слишком поздно, слишком поздно. Капитолий не терпит неповиновения. А ребенок нужен был три недели назад. - За что вы нас так ненавидите? - Ненавижу? Нет. Мне искренне нравитесь вы - с вашим напором, упрямостью, уверенностью в себе и силой. Вы бы могли стать моим хорошим другом, если бы не совершили одну непоправимую ошибку. Мне нравится ваш муж - славный, добрый, светлый, не убивший никого на арене и прививший это вашей дочери. Мне нравилась ваша дочь - славная девочка. Но за проступки принято наказывать. Неповиновение носит цепной характер. Глядя на вас, противиться системе начали жители дистриктов. - Вы уже наказали нас. Я рожу ребенка, вы заберете его на игры… - Нет, нет. Я подумал, зачем мне ребенок? Если я могу получить его родителей. Не отчаивайтесь, ведь вы можете выжить. Не волнуйтесь, миссис Мелларк, беременным вредно волноваться, – он выходит из кабинета не скрывая свой мерзкий смех. - Мы что-нибудь придумаем,- говорит Пит, встречая меня на пороге. - Нет. Он хочет нас убить. Меня. Он не будет менять правила, не будет делать скидку на беременность. Он давно уже все решил. Ребенок - это еще одно наше наказание. Капитолий не терпит неповиновения. - Китнисс, прости. Это я. Я виноват, – в глазах Пита слезы. - Нет, виноват Сноу. До меня четко доходит, что это правда. Во всем виноват Сноу. Это он отправил нас на арену, он заставил нас пожениться и родить. Он убил одного нашего ребенка и хочет убить второго. - Мы что-нибудь придумаем, - в глазах решимость. Он хочет защитить меня. Как всегда. Он всегда меня защищал, приносил себя в жертву, ради моего никчемного существования. Терпел мои срывы и истерики, слушал обвинения. Спасал меня от смерти, когда я не хотела жить. Я никогда не смогу до конца перечислить его заслуги передо мной. Я никогда не смогу объяснить, почему он это делает. В нашем дистрикте всего три победителя. Одним из них на Голодные игры отправлюсь я. Вторым не должен быть Пит. Только не он. Он единственный, кто достоин жизни.