We can be Heroes.

      День не задался с самого утра, когда Мэрл, перебравший непонятно где найденным алкоголем, шатаясь, завалился в их новый дом — палатку — вынудив этим отправиться младшего Диксона на охоту. Да и заняться все-равно было нечем.       Ему нравилось быть добытчиком.       Здесь, в лагере выживших, который пополнялся ежедневно, была острая необходимость в пище. Сначала городские дамочки упорно показывали свое отвращение к тем продуктам питания, как называл их Диксон, которые удавалось добыть в лесу.       Но долго это не продлилось.       Людей становилось все больше, а еды — меньше. Некоторых мужчин откровенно пугала возможность того, что когда-нибудь да придется выбраться в город за припасами. Это вводило их в какой-то небывалый ступор, а дамочек заставляло разводить скандалы, мол, своего мужа они не отправят.       Поэтому вскоре все дружно благодарили Дэрила за добычу и охотно слушали его советы, которые охотник давал ничего не смыслящим женщинам по правильному разделыванию животных.       Одна из них даже пыталась приударить.       Блондинка, которую, кажется, звали Андреа, здраво рассудив, что мужчин не так много, а защитник ей будет крайне необходим, начала тереться возле хмурого Дэрила.       Но после нескольких неудачных попыток была послана куда подальше, с искренними пожеланиями — не возвращаться.       И все, вроде, устаканилось.       Мэрл очень часто заводил шарманку о том, что «надо ограбить этих остолопов и убежать, зачем нам лишние рты?» С чем Дэрил, возможно, и согласился, если бы не дети. Здесь была куча детей: от мелких, которые еще от соски не отлепились; до школьников, которые в былые времена обходили Диксона десятой дорогой.       Все было не так просто, как считал Мэрл.       Дэрил не мог так поступить. Стоило брату только начать разговор об этом, как в голове всплывал давно забытый образ — ее. Она смотрела осуждающе и пронзительно. Словно говоря ему, что он — не такой.       «Ага, а «какой» он?».       В очередной раз вернувшись с охоты, Диксон заметил непривычный для лагеря шум и гам. Как оказалось позже, Шейн, возвращаясь с вылазки, на которую решались далеко не все, заметил заглохшую машину, в которой находились люди.       Немного, всего двое: муж и жена - но у них было достаточное количество припасов и голова на плечах. Вот только прибыв в лагерь, они обнаружили, что новенький, которого звали Эд, был укушен.       Ну как обнаружили.       Просто, превратившись, он напал на Шейна.       Именно в этот момент посчастливилось вернуться Дэрилу.       Отлично. Просто замечательно.       Разбивая очередную гнилую голову киркой, Диксон задумался.       А где сейчас она? Что сейчас делает?       Может, завтракает невезучим прохожим, который, по глупости, попался ей на пути? Или, может, лежит где-нибудь на земле, с простреленной головой, как этот, вроде неплохой парень. Возможно, убегает от стаи ходячих? Или кричит от боли, когда гнилые зубы прокусывают ее мягкую шею? Стирает вещи мужу в каком-то лагере? Прячется где-то в подвале? А, может, оплакивает погибшего ребенка?       Мысль приходит внезапно, испугав Дэрила, и заставив его понять ужас нынешнего мира.       «Уж лучше бы она была мертва».       Не страдала, не оплакивала погибших, не боялась сделать лишний шаг, вдох; не скиталась по миру в ожидании чудо-лекарства.       «Лучше бы умерла».       С приходом этой мысли Дэрилу становится легче дышать.       С медленным, тягучим, отвратительно-липким пониманием, что она, наверное, уже мертва, ему становится легче жить.       Нет, не жить.       Выживать. Существовать.       Он не может по-другому назвать жизнь без нее.       Без долбаного понимания, что она жива, мир сужается. Растворяется. Меркнет.       Раньше он знал — она в порядке. Возможно, у нее есть муж, дети, собака, которую, как она часто говорила, они назовут мисс Диксон; и, может быть, счастье.       Знал и мучился. Ревновал. Страдал.       А теперь, ему должно стать легче.       «Ведь должно же?»       Сваливая трупы в кучу, Дэрил замечает: одного не добили.       Занося кирку над головой незнакомого мужика, Диксон чувствует, что ему на плечо опускается теплая ладошка.       - Можно мне? Это мой муж.       Странно, но голос даже не дрожит.       - Да пожалуйста, - выплевывает Диксон, не утруждаясь передать орудие в руки; а просто бросает его на землю, мол, сама поднимешь.       Резко поворачивается и отходит, даже не взглянув на несчастную женщину. Да и зачем? Он что, мало насмотрелся на заплаканные лица и полные боли глаза? Этого добра он еще повидает, а пока уж, увольте, желания нет.       Он поворачивается только тогда, когда слышит хруст проломленного черепа.       Спина женщины напряжена. Она заносит кирку снова, нанося удар за ударом, всхлипывая, трясясь, повторяет удары и, обессилев, опускается на землю, бросая кирку куда-то в сторону; мыча что-то себе под нос.       Ее шоколадные волосы подпрыгивают в такт движениям, и это наводит на ассоциацию.       Наводит на мысли - о ней.       Присматриваясь, Дэрил замечает одно — в выемке на груди, вздымаясь в ритме тяжелого дыхания, у женщины поблескивает капелька.       И сердце обрывается.