* * *
Единственным постоянным компаньоном Суги в его путешествии стал страх, цепляющийся за рукав при каждом шаге. Иногда у него получалось выбросить из головы эти мысли — эскорт в виде Танаки и Нишинои, которые громко разговаривали и активно жестикулировали, даже помогал ему рассмеяться временами, к своему же удивлению. Но большую часть времени дни сливались в утомительную, нескончаемую ходьбу с редкими привалами и перерывами на еду, а потом, наконец, переходящие в ночлег. Деревья поредели, уступая протяжным лугам. Едва заметные следы вели их через вздымающуюся траву и дикие цветы; сначала рельеф представлял собой плавный спуск, а затем стал более неровным и изрезанным, все чаще стали встречаться старые руины, и это не могло их не напрягать. Подобные руины всегда служили отличными укрытиями для бандитов, и эта их часть прогулки была довольно опасной. Хотя, на самом-то деле, никто из них бандитов и не боялся, и, что странно, они до сих пор не встретили ни одного солдата. Фукуродани объясняли это тем, что подавляющую часть военных перегруппировали у границ, и все же это было весьма необычно. От жизни в лесу действительно иногда скучаешь по некой городской рутине, и, тем не менее, Суга желал лишь вернуться в их безопасный лагерь. Вдали от них постоянно виднелись зловещие горы, и Суга чувствовал себя открытым и уязвимым под этими широкими небесами. Страх уже и так медленно сводил его с ума, а сомнения все сильнее стискивали ему глотку. Обычно его от этого спасал Даичи — он постепенно вынуждал Сугу поговорить об этом, и когда Суга все-таки произносил свои страхи вслух, они будто теряли свою силу. Но Даичи шел впереди и не встречался с Сугой взглядом, оставляя целителя наедине с болящими костяшками и угнетающей ревностью, из-за которой он не мог толком сказать, где кончались его мелочные чувства и начинались настоящие подозрения в сторону Фукуродани. Суга задней мыслью заметил произошедшую за эти дни перемену: раньше две группы держались обособленно, а теперь все больше и больше перемешивались. Естественно, Хината вообще не отходил от Бокуто ни на шаг, но даже Ячи уже беседовала с Конохой и Каори со сверкающими глазами, размахивая руками — обычно такую уверенность в общении с другими она наращивала намного дольше. Как они умудрились так быстро найти общий язык, чтобы она им вот так открылась? Нишиноя с Коми вопили и чуть ли не прыгали друг через друга, разыгрывали Тсукишиму до тех пор, пока он с убийственным выражением лица не обнажил свой меч, после чего хулиганы ускользнули оттуда и стали доставать Хинату. По крайней мере, это помогало ему не думать о плохом, но Суга… он не был толком уверен, почему сам сдерживался. Когда к нему обращался кто-то из Фукуродани, он был добр, но держался сам по себе и всегда приглядывал за Акааши. Пускай Куроо знал и мог лично поручиться за Бокуто, Акааши, казалось, представлял истинную угрозу. За этим спокойным выражением лица Суга чувствовал острый ум наряду с амбициями — и такая смесь беспокоила его, учитывая, что они собирались совершить набег на замок. Суга не мог отделаться от ужасного ощущения, что освобождения Киеко и Кагеямы Фукуродани будет недостаточно, и с чего бы это вдруг? Какие у них вообще были мотивы? Почему группировка таких умелых людей решила выйти из леса и каким-то чудом за просто так предложить им свою помощь? В лесу была другая группировка, похожая на Фукуродани: очень умелые люди с сомнительным прошлым, способные быстро принимать решения в опасности, совершенно непредсказуемые. Что случится, когда Фукуродани проведут их в замок? Суге снились размытые битвы в темном дворце, как всех дорогих ему людей использовали в качестве пушечного мяса, а Фукуродани тем временем преследовали свои собственные цели. Да уж, эти дни просто не щадили здравомыслие Суги. Он знал лишь одно: нельзя было слепо полагаться на этих людей, веря, что они вернут им Киеко и Кагеяму. Они никак не могли потерять еще кого-то в этом походе. И единственным другим вариантом было попросить помощи у родителей, которые так навредили Суге, но которых он так сильно любил. Рана от их предательства оставила множество плохо залечившихся шрамов, побаливающих в дождливые дни, и когда Суга думал о новой встрече с ними, в итоге он испытывал лишь… страх. Подо всей злобой и горечью. Он был в ужасе, но осознавал, что должен был воспользоваться этим шансом. Ради всего святого, на кону были жизни их внуков. Должно же ведь это что-то для них значить? С каждым шагом приближаясь к тому месту, что раньше было его домом, Суге все больше хотелось с кем-то откровенно поговорить о мучивших его страхах. Но пускай он доверял свою жизнь всем присутствующим, он не мог заставить себя повесить на них такую ношу. Хината с Ячи сами еле держались, все были уставшими и утомленными. Возможно, Суге просто нужен был Даичи. И вместо этого он старался улыбаться, обрабатывая каждый порез и волдырь, вымученно поддерживал приятные беседы. Он хотя бы пытался поддерживать моральный дух, только Суга не был уверен, насколько хорошо у него получалось. — Ты тут никого не обманешь, чтоб ты знал. Суга дернулся и увидел рядом Танаку, который обеспокоенно на него смотрел. Это было бесполезно, и Суга даже не попытался улыбнуться — он просто встретился взглядом с Танакой и молча дал ему знать, каково Суге сейчас. Ему не нужно было описывать Танаке, что он чувствовал, приближаясь к дому своих родителей. Он ведь был с ними с самого начала их маленькой семьи. Когда Суга еще выкрадывался из дома по ночам, чтобы встретиться с Даичи, Нишиноей, Асахи и Танакой. Они впятером держались вместе, их цель делала жизнь чуть проще, и они помогали одному пациенту за другим. Суга общался с кучкой голодающих детей, мечтательно смотревших на него: он был таким наивным, обеспеченным, но они все равно его принимали. Не было смысла отрицать то, как тяжело ему было ссориться с Даичи, и как тяжело было думать о предстоящих трудностях — встрече с родителями, городом, набегом на замок. — Я очень устал, — сказал он, Танака понимающе кивнул, и внезапно ему стало легче дышать. Какое-то время они шли в комфортной тишине, а Танака постепенно подходил поближе, пока Суга не ощутил его сильную ауру этакого хранителя рядом. Сложно было чувствовать себя удрученным и уязвимым, когда рядом был кто-то вроде Танаки. — Слушай, Суга, я… — спустя какое-то время начал он, засунув большие пальцы в карманы и пиная гальку. Он глубоко вздохнул, и Суга повторил за ним, беспокоясь о предстоящем разговоре, но понимая, что он его заслужил. — Я не знаю, что произошло между вами двумя. Суга пристыженно сжал кулак и склонил голову. — Но что бы там ни было, оно тебя съедает изнутри. Ты, Даичи, все остальные — мы как видим, что вы вообще не разговариваете, так аж мороз по коже. Это практически хуже, чем потеря… — он затих, а выражение его лица помрачнело. — Я не говорю тебе «забыть» уже об этом или что-то подобное. Наверное, все жутко сложно. Но… у меня тоже все бывало жутко сложно. Плавали, знаем. Танака посмотрел на идущую впереди Саеко: она крепко держала за уши Нишиною и Коми, которые явно извивались в ее хватке и молили о пощаде. Суга сглотнул: ему не нужно было все разжевывать Танаке, а Танаке не нужно было все разжевывать ему. Суга присутствовал, когда Саеко столько времени спустя отыскала их в лесу. С момента воссоединения брата и сестры очень много чего случилось, прежде чем они наладили близкий доверительный контакт. Иногда Суга даже забывал об этом. — Я к чему веду… если будете и дальше избегать друг друга, так ничего не решится. Выговоритесь. Выругайтесь, если надо. Просто проясните уже ситуацию и кончайте со всем этим, — Танака одарил его проницательным взглядом с горящими глазами, и на мгновение Суга поразился тому, как он вырос и повзрослел. — Будет больно, но оно того стоит. — Черт тебя побери, — ругнулся Суга, схватил Танаку за голову и вмазал костяшками прямо в макушку, явно удивив его. — Какого черта, — вырвалось у Танаки, который начал отпихиваться, и Суга выпустил его из этого недообъятия, впервые искренне улыбнувшись за их поход. — Когда это ты стал таким крутым?! — Идиот, — по-доброму огрызнулся Танака. — Да я родился крутым! Что верно, то верно. Оставшиеся несколько часов они шли вместе, и Суга смог расслабиться и откровенно поговорить, не чувствуя себя обязанным кого-то обманывать своей маской. Почему-то он испытывал облегчение, понимая, что Танака был прав, и конфронтация была единственным выходом. Хуже молчания точно быть не могло.* * *
— Ты не мог бы осмотреть мои сегодняшние порезы? Вокруг царила суета подготовки к ночлегу, а Суга так и замер, поднимая голову от рюкзака и встречаясь взглядом с темными, ничего не выражающими глазами Акааши. Каждая его клеточка протестовала, хотела найти Даичи, но, возможно, совет откровенно поговорить был применим не только к его ситуации с Даичи. Поэтому Суга встал, чтобы оказаться глазами на одном уровне с Акааши; он старался вести себя осторожно. — А ваш целитель не мог бы с этим справиться? Акааши скромно улыбнулся. — Я бы предпочел, чтобы это сделал ты. Ну, по крайней мере, Суга знал, что Акааши был слишком умен, чтобы вот так нанести ему удар в спину, поэтому он последовал за ним в свете фонаря куда-то подальше от дел и болтовни. Кенма тут же появился рядом с Сугой, завершая их странный кружок своим осмотрительным взглядом. Они будто втроем молча о чем-то согласились, в напряженной тишине занимая свои места. Порезы были от шипов — ничего страшного, но Суга все равно провел пальцами по мази и занялся своим делом, давая Акааши время собраться с мыслями и нарушить тишину. — Я так понимаю, вы мне не доверяете, — наконец, произнес он. Не осуждающе, а просто констатируя факт. Ни Суга, ни Кенма этого не отрицали. — Вероятно, из-за ощущения, что мы утаиваем от вас определенную информацию. Но я заверяю вас, что мы не желаем никому навредить. Кенма фыркнул, и этот резкий звук будто обрубил все вежливые намерения Акааши с таким презрением, что Суге невольно пришлось сдержать напрашивающийся смешок. «Ну да, конечно» слышалось отчетливее некуда. Одна бровь Акааши дернулась, но в остальном выражение его лица осталось нейтральным. — Мы не утаиваем от вас что-то намеренно с целью обмана. Нам попросту нет смысла строить планы, когда мы еще ничего не знаем о судьбе ваших друзей, и когда нам не хватает наших остальных источников для того самого планирования. Мы, так сказать, посланники. Наш приоритет — как можно скорее добраться до города, где мы ответим на все ваши вопросы. Там мы узнаем необходимые нам переменные и обсудим их с людьми, которые непосредственно помогут вам вторгнуться в самое охраняемое место в этой стране, — Акааши вперился своим мрачным взглядом сначала в Кенму, а потом в Сугу, который уверенно его выдержал. — Надеюсь, вы осознаете, чего просите у нас и у людей, на которых мы работаем. Мы очень на многое идем, чтобы помочь вам. — И нас волнует именно то, что вы намерены с этого получить, — напряженно пробормотал Кенма. — Никто не пойдет на такое без намерений получить столько же выгоды взамен. Акааши снова едва различимо улыбнулся. — Тогда вам не о чем волноваться до тех пор, пока мы не достигнем пункта нашего назначения, так ведь? Потому что пока нам ничего не нужно от вас помимо компании на эту утомительную прогулку. И до тех пор… возможно, вам стоит попробовать принять предлагаемую нами помощь чуть более… благодарно, — его голос оставался таким же приятным, но он с поразительной точностью и настойчивостью выражал желаемое. Суга прикусил губу, Кенма тоже дернулся. Они оба явно думали о том, что бы могло произойти, не приди Фукуродани им тогда на помощь — скольких еще они могли потерять. Акааши был прав. Пока им было нечего бояться — а свои дальнейшие действия они решат, когда встретятся с тем зловещим общим лидером. К тому же, Суга ведь по ходу дела уже пытался придумать их собственный план. — Здоровая доза скептицизма вот уже долгое время помогает нам выживать, — пояснил он, и строгое выражение лица Акааши капельку смягчилось. — Это дурацкая привычка, от которой тяжело избавиться. Но ты прав. Давайте устроим передышку. Кенма смотрел на свои крепко сжатые кулаки. — Мы действительно вам благодарны, — пробормотал он. — Просто мы не можем позволить себе потерять кого-то еще, — его голос чуть не надорвался от нахлынувших эмоций, и на мгновение Суге хотелось, чтобы они были ближе, чтобы он мог успокоить его. Но Кенма быстро собрался, и его глаза чуть засверкали, когда он увидел не отстающего от Бокуто Хинату. Кенма неловко поднялся, кивнул и ушел. Акааши следил за ним до тех пор, пока он не подошел к Хинате, и тогда он чуть склонил голову к Суге. — Вижу, вы все очень близки. До недавних пор я не понял бы вашего желания защищать друг друга. Но люди, с которыми я путешествую, люди, с которыми я живу — они меня этому научили. Его внезапный порыв искренности удивил Сугу, ведь Акааши предпочитал держать свои эмоции при себе, но Суга внимательно его слушал. Почтить такое честное признание уважением — единственное, что он мог сделать. — Я бы ни за что не поставил их в положение, с которым они не справятся, и не стал бы рисковать их жизнями, — продолжил Акааши, уверенно глядя Суге в глаза. — И я не поставлю в такое положение людей, которые дороги тебе. Это все, что я могу тебе сказать. Амбициозная жилка его собеседника по-прежнему делала его непредсказуемым для Суги, но он все равно любезно кивнул. — Сейчас этого более, чем достаточно. Спасибо тебе за твою честность. — Спасибо тебе за твою, — ответил Акааши и они довольно разошлись, разрешив пока назревающее между ними напряжение. Суге явно надо будет еще поблагодарить Танаку. А еще, наконец, покончить с этим вторым разговором, пока у него хорошо получалось — но тут он расстроился, обнаружив Даичи уже спящим. Он так быстро заснул? Насколько же он устал? — Так и не везет тебе? — сочувствующе спросил Куроо, явно собираясь прочитать ему ту же лекцию, что и Танака. Суга поднял ладонь. — Пощади меня. Я знаю, что нам надо поговорить. И мы поговорим, как только Даичи перестанет падать спать замертво. Куроо посмотрел куда-то в сторону и кивнул. — Тогда ладно. Может, я тогда помогу тебе пока отвлечься? Я еще не сильно устал, а ты кажешься весьма напряженным. Куроо выглядел очень даже уставшим, но раз уж он предложил, Суга благодарно согласился. — Да, пожалуйста.* * *
Разумеется, они с Куроо жалели об этом с утра — болящие мышцы превращали очередной переход в настоящую пытку — но, по крайней мере, Суга более-менее успокоился. Теперь ему нужно было где-то выловить Даичи, чтобы поговорить и вернуть все в обычное русло, но казалось, что этот упрямый идиот был решительно настроен его игнорировать. Хотя возможностей поговорить наедине и так было немного. Суга надеялся, что у него все получится сегодня вечером. Он уже был готов тащить Даичи за собой за ухо. В голове Суги роилось столько мыслей, что он достаточно поздно заметил вокруг знакомые ландшафты и внезапно ощутил тошноту. Маленький лесок впереди, очертания гор, поля и редкие хижины. Суга старался смотреть себе под ноги, старался не думать о том, что он возвращается домой, ведь это было не так, но назойливое слово жужжало у него в голове и отказывалось оставлять его в покое. Это место не было его домом — разве что когда-то давно. Завтра на рассвете он встретится со своими родителями. Как только они стали устраиваться на ночлег, Суга отошел в сторонку, не испытывая никакого аппетита. Он сбросил со спины тяжелый рюкзак, но оставил при себе аптечку; ощущение ее веса на ноге успокаивало его, и Суга мог сжать ремень на груди. Это напоминало ему о его роли в лесу — того человека, которым он стал за эти годы. И ему важно было помнить об этом, когда он коснулся коры дерева, и на него внезапно нахлынули воспоминания десятилетней давности. На какое-то мгновение Суга ощутил горький привкус черники, которую он тут находил: ему было восемь лет, его глаза почти всегда сияли, он был тогда совершенно беззаботным. Сдавленно усмехнувшись, Суга почувствовал, что его слегка повело. Он оперся о дерево, сделал глубокий вдох и пошел дальше. Как странно. Как ужасающе. Как… удивительно. Отсюда его вела по неведомой, заросшей тропинке его мышечная память. Он шел через заросли травы и мха, скрывавших как почву, так и гниющий под ней ржавый металл: время с удовольствием пожирало все вокруг практически до степени неузнаваемости. Его родители всегда запрещали ему сюда ходить, беспокоясь, что он мог поскользнуться и порезаться об острые металлические края, скрытые листьями, но это место всегда очаровывало Сугу, и он просто не мог удержаться — даже сейчас. Суетливый город воспользовался руинами предыдущей цивилизации, чтобы выстроить что-то новое — и получилась потрясающая мешанина самых разных материалов, образующих жилое пространство. Люди жили бок о бок с останками истории, до которой им не было дела, покуда речь не заходила об их собственной выгоде. А вот жители окраин города, достаточно богатые, чтобы выбирать себе строительные материалы, вложились и избавились от руин на своей территории, построили дома на ровной земле, совершенно игнорируя тот факт, что до их прибытия там что-то уже было. Суга жил как бы между представителями этих двух подходов и был знаком с обоими, но ничто никогда не привлекало его внимание так, как нетронутые человечеством места, которые прибрала себе природа, и которые упорно продолжали свое существование, несмотря на различные катаклизмы. Они видели затихающие отголоски мира, раскинувшегося перед ними: что-то совершенно далекое от того, что знали они, когда-то полное магии и света. Самым близким посещенным им подобием была мельница Леди, и пускай у нее был свой шарм, она была совершенно непохожа на это место, спрятанное в маленьком лесу. Это были руины, надежно спрятанные в руках тоскующей матери-природы, и когда Суга заметил поблескивание знакомых силуэтов в лунном свете, он невольно выдохнул от облегчения и восхищения. Как же он скучал. Как невероятно, что оно до сих пор цело. Закрыв глаза, Суга по-прежнему все четко видел; ему не нужен был лунный свет, чтобы вспомнить поблекшие цвета, мелькающие между сочной зеленью и гниющими хижинами. Те цвета были достаточно узнаваемы, чтобы ребенок мог легко представить их оригинальное назначение и красоту. Суга осторожно провел пальцами по разбитым стеклянным шарам, украшающим некоторые поблекшие чудные картины со странными машинами, животными и смеющимися людьми. Осмотрительно ступая вперед, он прищуривался сквозь пыль и пыльцу, вихрящиеся в солнечных лучах, и с широкой улыбкой подходил к своему любимому местечку: огромной стальной конструкции в виде гигантского колеса, будто процеженного солнечным лучами. Половина его уже обвалилась, но острые края все равно вытягивались вверх, поддерживаемые лозами и паутиной, протягивающимся к ним с соседних деревьев. То был тонкий баланс, позволяющий этому поразительному монументу вот так висеть, и он был украшен маленькими домиками, некоторые из которых по-прежнему свисали сверху, а другие уже попадали и так и лежали рядом на земле. Один из них Суге очень полюбился; он присаживался под его крошечную крышу и сидел внутри этой круглой штуки. Он раньше закрывал глаза и представлял, как бы мчался на ней по небу, и его несло бы огромное колесо. Его юное воображение наполнило все это место жизнью — вновь окрасило все яркими красками, оживило животных с картинок, спасло и восстановило гигантское колесо, которое несло в небо маленькие домики. До встречи с Даичи Суга мечтал узнать все возможное об этом своем любимом колесе, обо всем прошлом, и вновь вдохнуть в него жизнь. К счастью, его отец был страстным коллекционером, так что Суга днями сидел в их библиотеке, чихал от пыли и поражался всему, что находил — словари с давно забытыми языками, книжки с картинками, магические истории. Также там были инструкции для странных аппаратов со сложными составляющими, а еще инструкции для крошечных квадратиков, которые вообще непонятно зачем были нужны. Суга видел, что некоторые из них встраивались в стену, как кирпичики, но какая-то его часть часто задумывалась, какой же была их функция. Какая-то его часть до сих пор задумывалась, для чего же были нужны все эти оставленные прошлым вещи, пускай его жизнь изменилась, а его приоритеты сменились. Суга ни о чем не жалел, но, ступая по знакомой тропинке, он снова вкусил все свои глупые мечты. В нем встрепенулись давно забытые вопросы, обволакивающие его, как старого друга, и он был рад снова ими задаваться. Его сердце отбивало в груди тяжелый ритм, и Суга почувствовал себя старым. Даже старее, чем он был на самом деле, и настолько усталым, что обычный сон не мог ему помочь. Он колебался, вспоминая свои погони за бабочками между стальными конструкциями, поблескивающими в лунном свете, вспоминая, как он прятался в своем маленьком небесном домике, когда его ожидания не оправдывались. Вспоминая, как он взял Даичи за руку и привел сюда — больше Суга это место никому не показывал. В горле все стало комом, на глаза навернулись слезы, а голова у висков заболела. Суга глубоко вздохнул и содрогнулся. Внезапно ему захотелось, чтобы он проходил через это не один, чтобы он нашел Даичи и попросил его пойти с собой. С того дня, как он заметил жилистого, полного ужаса раненого мальчика за забором и встретился с его горящим, свирепым взглядом, Суге больше не нужно было гулять одному. Как странно, что одиночество ударило по нему сильнее всего, когда он достиг границ своего бывшего сокровенного места, собственного королевства. Если он пройдет мимо небесного колеса и направится на юг, то дойдет до знакомых ворот своего бывшего дома и в то же время тюрьмы. Завтра так он и сделает. Вот только теперь Суга хоть и уставший, но уже совершенно другой человек, взрослый, а не подросток, выбивающий у родителей побольше свободы. А жили ли его родители до сих пор тут? Что, если они переехали? По-прежнему ли его мама пила послеполуденный чай, когда лучи солнца доставали до края стола и нагревали ее руки с чашкой, когда она за ним сидела? Пополнил ли его отец запасы библиотеки, собрал ли еще больше странных вещей просто ради того, чтобы ими владеть, совершенно не интересуясь их происхождением? Будут ли они ему рады? Извинятся ли? Или снова ранят его? Суга с силой сжал свою сумку и покачал головой. Нет, они не могли его ранить. Даичи с ним не пойдет и будет в безопасности, и его родители не смогут сделать ничего, что могло бы быть так болезненно, как то, что они сотворили с Даичи. Их решение заставило Сугу убить человека, который лишь хотел помочь своей сестре и обеспечить ей мирную жизнь в достатке. И его потеря заставила эту маленькую девочку с горящими глазами сойти с ума от мести и чуть было не забрать у Суги все самое дорогое; вот только в итоге она потеряла саму себя. Карасуно с Некомой сумели пережить это без потерь, но судьба Брэна и Скарлет до сих пор не оставляла Сугу в покое. Вся эта боль. Все эти потери. Всего этого можно было избежать, если бы только его родители уважали его выборы или хотя бы попытались их понять. Он уставился на свои руки. А что, если Даичи был прав? Что, если Суга поступал глупо и зря так торопился? Разрешит ли он эту ситуацию или просто снова вскроет все старые раны? Сделав глубокий вдох, он прошел вперед, не отводя глаз от небесного колеса. Оно еще больше запуталось в ветвях деревьев, на его распорках было больше зелени, как и на всем вокруг. Но оно продолжало висеть высоко и уверенно, и это успокаивало и вдохновляло Сугу. Выдохнув, он подобрался к упавшему домику, который когда-то был его. Теперь он казался намного меньше, даже меньше, чем в его воспоминаниях. Разумеется, он ведь вырос, в конце концов. Домик так сильно зарос ежевикой, что ему пришлось обрезать ее ножом, чтобы пробраться внутрь — но он по-прежнему влезал в пыльную комнатку. Вдыхая плотный, влажный воздух, сильно пахнущий землей и временем, он закрыл глаза и шумно выдохнул. Ночь была тихая и спокойная — но ненадолго. Рядом послышались неуверенные шаги. Суга улыбнулся, а потом начал вылезать. Выйдя из домика, он увидел ждущего его Даичи. — Извини, что я опоздал. Так скромно, просто и очаровательно. Это был не могущественный лидер, а просто человек, которого Суга любил, сколько себя помнил. Его сердце запнулось и перешло на более мягкий, любящий ритм. — Ну, ты же все-таки пришел, — голос Суги был слышен так четко в ночи, и внезапно он обрадовался тому, что они смогут поговорить здесь. Их никто не подслушает, а место было значимо для них обоих. Больше ему не нужно было справляться с этим самостоятельно, пускай они еще о многом не говорили. Предусмотрительный Даичи принес с собой лампу, и очертания знакомого лица в мерцающем свете вернули Сугу с небес на землю. Он почувствовал, будто и впрямь вернулся домой — в свой настоящий дом. — Прости меня, — выдал Даичи, тут же делая шаг вперед, но еще сомневаясь. — Это я был эгоистом… — Нет, нет, — Суга приподнял руки и покачал головой. — Нет, твое поведение было совершенно обоснованным… Даичи невольно шагнул еще поближе к замершему на месте Суге, который был не уверен, куда вести этот разговор. Как выразить свои мысли. Потому что это была чистая правда — он чувствовал себя виноватым, понимал точку зрения Даичи, но все равно еще злился на него, и это в нем… слишком долго копилось. — Обоснованное, необоснованное — какая разница, — мгновенно ответил Даичи. — Для меня важен только ты. Для тебя это важно, я знаю, что должен тебя поддержать — и я понимаю, что для тебя это намного тяжелее, чем для меня. Но… сложно тебя в этом поддерживать, когда я жутко боюсь того, что они могут снова тебе навредить. — Навредить мне? — Суга аж усмехнулся и сам шагнул вперед. — Да они ни при каких обстоятельствах не могут предать меня больше — и они не могут больше меня ранить. Я ведь знаю, что ты в безопасности. Я ведь знаю, что они не могут ранить тебя и еще кого-то, кто мне дорог. Даичи вздохнул, и он уже стоял так близко, но они еще не смели соприкоснуться и преодолеть это расстояние: их перемирие было слишком хрупким, они еще не все обсудили и не выговорились. — Они не могут ранить меня, Суга. Это с тобой они опять сотворят какую-нибудь хрень. А я… я просто хочу уберечь тебя от этого. У нас и так миссия невыполнима — не нужно увеличивать и без того тяжелую ношу. И я… — И ты что? — шепотом спросил Суга, чувствуя себя на грани. В горле опять встал ком, ведь это… именно это вечно выводило его из себя, но Даичи казался таким уставшим, и Суга не хотел его обрывать. Даичи опустил голову и неловко заерзал, сделал глубокий вдох, собрался. — Я чувствую себя беспомощным, — выдавил он. — Я настолько чертовски беспомощен. Суга не выдержал и прильнул к Даичи, когда тот начал будто сгибаться под весом своих мыслей. Их пальцы переплелись так же легко, как легкие наполняются воздухом, и Суга поддержал своего мужа. — Ты глупенький, — мягко прошептал он, поглаживая спину Даичи. — Все это не твоя вина, — он произнес это так убедительно, но не смог достучаться до Даичи. — Я не смог защитить их, Суга, — он казался таким сломленным и разбитым. Суга притянул его поближе и обнял покрепче. — Никто из нас не смог, — это была не его вина. — Что, если я не смогу защитить своих людей в городе? В этом чертовом замке? Какой из меня лидер, если я так слаб… — Не приравнивай нерешительность к слабости, — уверенно прошептал Суга. — Ты никогда не опускаешь руки, продолжаешь упорно добиваться своего. Ты сильнейший человек из всех, кого я знаю. И ничто это не изменит. Сколько раз мне тебе еще это говорить? Даичи выдохнул, дрожа. Он уткнулся носом в шею Суги, и выдохнул слова ему на кожу: — Я не смогу и тебя защитить, если тебя снова ранят. — Глупенький, — повторил Суга, но теперь еще увереннее. Пора кончать с ним нянчиться, с него хватит. Суга крепко взял лицо Даичи в свои руки, отстранился, чтобы удостовериться, что Даичи видел тот пронизывающий взгляд, которым Суга его одарил, а потом со всей дури ударился своим лбом об его так, что было даже больно. — Ты идиот. Именно это я и пытался до тебя донести. Тебе не нужно меня защищать. Не смей даже. Я тебе не дама в беде. Я не избалованный мальчик, которого ты видел сидящим на коленках у клумб, который ничего не знает о мире, и которого на улицах сожрали бы живьем. Суга снова отстранился, чтобы насладиться шокированным выражением лица Даичи. Наконец, наконец, до него дошло. — Посмотри на меня, Даичи, — потребовал Суга. — Посмотри на меня. Во мне нет больше ничего хрупкого, — он протянулся за ладонью Даичи и сжал ее как можно крепче. Мозолистые, жесткие руки, которые работали, лечили, страдали, прощали. Тело, усеянное шрамами, не говоря уже о сердце. Эта жизнь закалила Сугу. И те времена, когда он был изнежен и ничего не знал, был мягок и нуждался в защите, уже давным-давно прошли. — Я такой же лишенный, закаленный, израненный и упрямый, как и ты. Мы с тобой равны. И если встреча с родителями ранит меня, то это случится по моему выбору. Ты не можешь уберечь меня от этого, и тебе не нужно. Все, о чем я тебя прошу — поддержать меня, когда меня ранят, или даже если этого не произойдет, — Суга мягко провел пальцами по исчезающему с щеки Даичи синяку. — И даже когда я ранен, я от всего смогу оправиться с твоей поддержкой и с поддержкой всех остальных. Меня не сломить. От истинности своих собственных слов Суга сам невольно широко распахнул глаза. Все беспокойства отошли на задний план и вообще испарились — потому что ничто из того, что могло случиться завтра, не могло повлиять на то, каким человеком он был, на ту жизнь, которую он для себя выстроил. Его родители могли ранить его, снова его предать, но они не могли забрать ничего из того, что Суга сам для себя создал, и что он защищал через кровь, слезы и тяжелую работу. Это была его семья. Его муж, дети и друзья. Поддерживающие, безрассудные, глупые, преданные и упрямые — все до единого. И Суга любил их всей своей душой. Он сделает все, что угодно, чтобы уберечь каждого члена Карасуно или Некомы. Как и все остальные. И что бы завтра ни случилось, что бы ни случилось в городе или даже замке — это не разорвет их истинную, крепкую связь, сильнее любых клинков, ненависти и предательства. С ними все будет хорошо. Каким-то образом все образуется. Они смогут пережить любую боль. Даичи резко выдохнул и приобнял лицо Суги руками. — Ты прав, — потрясенно, но с облегчением сказал он. Суга сам невольно выдохнул, даже не заметив, что задержал дыхание: он жутко боялся, что Даичи снова его не послушает, не поймет, что Суга хочет до него донести. Но он понял и продолжал что-то говорить: — Ты прав. Прости меня. Это… — Я знаю, что ты делал это из лучших соображений, — вздохнул Суга, мягко прикоснувшись своим лбом к его, хотя от прошлого удара кожу еще покалывало. Суга фыркнул, осознавая, как он идеально вписывался в компанию этих упрямых баранов. Он прижался поближе к Даичи и резко ощутил, как же он по нему скучал. — Но это сводит меня с ума, как и тебя самого. Ты не можешь быть один в ответе за всех. Мы считаем тебя лидером, потому что доверяем тебе, но это доверие должно быть взаимно. Особенно между нами двумя. Даичи выдохнул, так и не шевелясь. — Не волноваться сложно. — А я и не прошу тебя перестать, — Суга подавил желание снова стукнуться своим лбом о лоб Даичи. — Я прошу тебя делиться своей ответственностью со мной и с остальными. Посмотри на Танаку. Посмотри, как выросла Ячи. Посмотри на Саеко, и как Акитеру уже влился в лагерь. Я мог бы тебе целую вечность вещать о том, насколько они все способные. Так доверяй им. Они могут о себе позаботиться. И не вини себя за похищение Киеко и Кагеямы. Ты ничего не мог сделать. Не вини себя на то, что случилось или случится у моих родителей. Все это тебя не касается, идиот. Прекрати тащить это вселенскую ношу на своих плечах, упертый ты дурак. Даичи усмехнулся, и прозвучало это настолько свободно, будто расцвел цветок. Его поза стала более расслабленной. — Хорошо, — попросту выдохнул он. Этого было достаточно, даже более, чем просто достаточно. Суга сам усмехнулся, опьяненный радостью и облегчением. Все оказалось так просто. Он поверить не мог, что им понадобилась куча ссор, удар и столь продолжительное напряженное молчание, чтобы вот так открыто поговорить. — Хорошо, — ответил Суга и нежно ударил кулаком Даичи по животу, на что тот чересчур драматично зашипел и выронил лампу, которая бесцеремонно погасла, оставив их в темноте. — За что, — выдавил преданным голосом Даичи. Суга усмехнулся и отстранился. — Потому что ты мой лучший друг. И я жутко соскучился. И с этих пор я обязательно буду бить тебя, когда ты будешь брать на себя слишком много ответственности или недооценивать меня. — Верно подмечено, — прохрипел Даичи, хватаясь за живот. Вот вам и могущественный лидер, который на колотую рану мог и бровью не повести. Суга никакими словами не мог описать, насколько же он любил этого идиота. — Я тоже по тебе скучал, — намного тише добавил Даичи, опустил руки, а затем протянул их к Суге, на что тот ответил тем же. Они переплели пальцы, а затем Даичи положил теплые руки Суге на бедра и притянул его поближе. — Без тебя одиноко, — прошептал он. Их носы были так близко, они дышали одним воздухом. Суге хотелось лишь наклониться и украсть поцелуй, но вместо этого Даичи выдал ему очередное «Прости». Суга вздохнул. — И ты меня прости. Хватит извинений. — Хватит извинений, — эхом отозвался Даичи, и пару секунд они просто дышали и наслаждались теплом друг друга, а потом уже Суга медленно наклонился. В нем даже чувствовалась какая-то неуверенность, будто это снова был их первый поцелуй, и он ощутил хитрую улыбку Даичи, когда их губы соприкоснулись. — Заткнись, — пробормотал Суга ему в рот и хотел было ущипнуть его за ребра, но Даичи перехватил его руку прежде, чем тот сумел устроить свою засаду. — Твои трюки на мне больше не сработают, — игриво прошептал он и тут же вскрикнул, когда Суга вместо этого ущипнул его за задницу. — Я не был бы в этом так уверен. Даичи фыркнул и сдавленно рассмеялся, невольно заразив своим смехом Сугу. Они смеялись до тех пор, пока вся боль и страх не казались практически забытыми, или по крайней мере не стихли. — Вот балбес, — прохрипел он. — Я тебя люблю. Я тебе доверяю. Мы со всем справимся. — Верно, — ответил все еще бездыханный Даичи. — И ты прав — ты храбрый и упорный. Ты столько пережил и стал еще сильнее, так что, разумеется, ты можешь встретиться со своими родителями. Я никогда не буду сомневаться в твоей силе. — Спасибо, — ответил Суга простым словом, которое никак не могло выразить, сколько значили для него слова Даичи, не могло выразить наполнившие его надежду и гордость. Даичи мягко поцеловал Сугу в уголок рта. — Не благодари меня за правду. Эй, думаешь, остальные нас еще не потеряли? Суга притянул Даичи поближе, чтобы тот ощутил его ухмылку на своей шее. — Ох, я уверен, им там и без нас весело.* * *
— Требую круг историй! — объявил Бокуто, размахивая руками, будто костер, что он развел, был чудом и даром людям в обмен на развлечения. Его энергичность заставила уставших, но легких на подъем людей встрепенуться, а Кенма с Тсукишимой тут же с отвращением поморщились. Куроо усмехнулся, поражаясь их синхронности. — Круг историй?! — запищал Хината чуть ли не со звездами в глазах. Да уж, этот ребенок. Большинство членов Фукуродани закатили глаза, но Хината, Нишиноя и Коми казались очень даже заинтересованными, да и вообще — истории, которые могли разогнать скуку и отвлечь от боли в мышцах, были весьма перспективным времяпрепровождением. — Я за! — позвал всех Куроо, присаживаясь у костра. Хината плюхнулся рядом с ним, и у Куроо аж в зобу дыханье сперло, когда Ямагучи осторожно присел с другой стороны от него, не глядя. Куроо прижал руку к сердцу и приказал своему сердцу-предателю угомониться. Что за нелепица. — Я всегда за хорошую историю! — прогремел голос Саеко, которая притащила за собой всю свою семью в виде Танаки и обоих Тсукишим, включая, разумеется, и Нишиною. Что за семейка. Куроо практически им завидовал, но тут Хината пододвинулся, чтобы Кенма влез между ним и Куроо, прижимаясь к нему плечом, будто он мог читать его мысли. Куроо в ответ прижался ему, и они без слов поняли друг друга. Атмосфера стояла мирная, пускай все громко болтали, собираясь в круг у костра. На какое-то мгновение Куроо вспомнил о Даичи, который, наконец, пытался все наладить со своим упрямым мужем, и пожелал им обоим удачи, чтобы все, наконец, образовалось. Серьезно, это всем очень облегчило бы жизнь. Они были жизненно необходимой опорой их команды, и напряжение между ними лишь еще глубже вгоняло всех в тоску. С каждым днем приближаясь к городу и к вердикту того, что будет с Киеко и Кагеямой, все становились все более напряженными — а вообще мог ли кто-то гарантировать, что их не казнят по-быстрому без пышности и праздности? Куроо весь день не мог отделаться от плохого предчувствия, не дававшего ему покоя. Посидеть рядом с тихим и теплым Кенмой, послушать истории и разговоры — манна небесная в такой ситуации. — Ладно, ладно! — привлек к себе внимание местный ведущий Бокуто, оглядываясь в широкой ухмылкой. — Похоже, мы всех заинтересовали! — Да просто заняться пока больше нечем, — с каменным лицом выдал Акааши, и Коноха фыркнул. Неудержимый Бокуто продолжал: — Йо, Куроо! А давай замутим кое-что особенное! — А? — оживился Куроо, готовый помочь заняться делом и всех развлечь. Если хоть кто-нибудь сегодня улыбнется, это сделает его счастливее. — А что у тебя на уме? — Давай расскажем историю нашего великолепного побега! — Того… великолепного побега, во время которого тебя поймали? Бокуто чуть заворчал, но вскоре опомнился. — Ну, это был твой великолепный побег! Но я до сих пор не знаю, как ты выбрался оттуда и обошел всю стражу! Наверное, это жутко потрясная история! Куроо заерзал под пронзительным взглядом Бокуто и всеми остальными. Он рассеянно начал почесывать комариный укус на голени. — Э-э… ну, не такая уж это и крутая история, — знал ее только Кенма, и то потому, что Кенма вообще знал о нем абсолютно все. Без исключений. — Но наверное, я мог бы ее рассказать? Но в ответ тебе придется поведать что-нибудь еще круче. — Ох, уверен, она обалденная! — разразился Бокуто. — Давайте я начну сначала! Итак, тогда мы были такими же красавцами, какие мы сейчас, но намного более безрассудными и неопытными! Мы были известны, как лучший воровской дуэт! Они давали нам ну очень крутые прозвища и… — Какие! — потребовал Нишиноя. — Э-э-э, ну! Воровской дуэт! В общем, нас боялись везде, — Куроо невольно фыркнул. Бокуто явно все преувеличивал. Они были тощими, безбашенными детьми, которым было достаточно лет, чтобы считать себя взрослыми, которые были достаточно отчаянными, чтобы решиться на все, и достаточно глупыми, чтобы считать, что они уйдут безнаказанными. Они приобрели какую-никакую репутацию только после ограбления самого охраняемого дворца на окраине города. Но раз Бокуто тогда поймали — что тут скажешь. Репутация его не радовала, когда разделить ее было уже не с кем. — Мелкие дела нам удавались на ура, но, будучи теми еще храбрецами, мы были готовы выйти на новый уровень! Мы знали, что справимся! — И тогда тебя взяли под стражу, — тихо пробормотал Тсукишима, отчего Саеко так долго смеялась, что Бокуто обиженно на нее щурился до тех пор, пока она не успокоилась, отирая глаза. Куроо хотя бы сумел замаскировать свои смешки под кашель — если честно, ему было стыдно вспоминать, что он тогда провернул. Он был таким юным и глупым, казалось, это было целую вечность тому назад. Потеря Кенмы свела его с ума, он бросался в любую опасную ситуацию, нисколько не беспокоясь о себе. Ему было стыдно, но в то же время и грустно. Куроо ни за что не хотел бы вернуться в те времена. Он слишком любил жизнь без всей той боли. Кенма прижимался к нему, всегда где-то поблизости, Бокуто сидел напротив у костра и что-то радостно вещал. Вокруг были все знакомые лица, а в лесу его возвращения домой ждал лагерь. Куроо не всегда так везло, но сейчас он считал себя счастливчиком. — В общем: храбрый-храбрый Куроо и храбрый-храбрый я решили вломиться в самый охраняемый дворец на окраинах города! Наемники, ужасные собаки, ужасные кошки — что бы ни пришло вам в голову, у них это было! Проникнуть туда было сложнее, чем вырваться из тюрьмы, правда, Коноха?! Коноха фыркнул и покачал головой, но Куроо не упустил его умиленный взгляд в сторону Бокуто, который он не смог скрыть, несмотря на напускное раздражение. Бокуто действительно обрел что-то настолько близкое к семье, чем был благословен и Куроо. Пускай Суга был прав насчет адекватных подозрений в сторону неясных мотивов Фукуродани, совсем не доверять им Куроо не мог. Они не только следовали за Бокуто, считая его своим лидером, но они и любили его. Пока он продолжал рассказывать остальным историю их невозможного налета, слова которой были даже выразительнее его жестов, Куроо чуть отклонился назад и просто наблюдал за тем, как менялись выражения лиц вокруг Бокуто вместе с его гримасами. В этом чувствовалась определенная рутина, они стонали и подкалывали его, но никогда не перегибали палку — они следили, чтобы Бокуто чувствовал, что им восхищаются и его ценят. Это было приятно, Куроо было тепло и легко на душе, и он немножко затосковал по дому. Как бы он ни любил Карасуно, он отдал бы все, чтобы вернуться домой к строгой маме Яку, нелепым рожам Льва и громогласному голосу Торы, разносившемуся по всему чертовому лагерю. Но Куроо решил довести эту миссию до конца, Некома это поняли и отпустили его. Пока они все не вернутся, остальные будут в надежных руках Яку. К слову о возвращении… Даичи с Сугой не было видно, и это, вероятно, был хороший знак. К этому моменту все, кроме Бокуто, уже поели — он был так занят повествованием, Куроо не давал и слова вставить, но тот только радовался: его клонило в сон, и он собирался уже откланиваться. Постепенно все больше людей желали друг другу спокойной ночи и укладывались неподалеку от костра и собравшихся вокруг него людей. Далеко они не отходили, собирались группками, спали спиной друг к другу. Все они научились спать, держа руку на эфесах оружий, но, по крайней мере, единство их утешало и успокаивало. Кенма устало зевнул и последний раз уткнулся носом в плечо Куроо, а затем устало направился к уже улегшемуся Хинате. Четко ощущая, как плечо Ямагучи касалось его собственного, Куроо смотрел за тем, как Кенма свернулся калачиком и протянул руку Хинате, который, видимо, все-таки еще не заснул, протянул свою в ответ и переплел их пальцы — так они молча успокаивали друг друга. Это был жест с выраженным горько-сладким привкусом — от него Куроо и улыбался, но и чувствовал покалывание в сердце. Потери, которые понесли Карасуно, казались… слишком личными, чтобы не помочь им. Куроо лучше всякого другого знал, каково это — терять важного тебе человека, пускай ему повезло воссоединиться с Кенмой. Акааши встал на ноги, докапываясь до Конохи, который уснул на Бокуто. — Давайте, милорд, поднимайтесь уже. — Еще чего, — промычал в ответ Коноха, не открывая глаз и даже не шевелясь. — Мне и так удобно. Бокуто мягко усмехнулся, глядя на это, и Ямагучи отстранился от Куроо, устало прислоняясь к Тсукки; он смотрел на костер с прикрытыми глазами, и щеки у него порозовели от тепла. Танака с Саеко сидели рядом, удобно облокотившись друг о друга и закинув ноги одна на другую, тихо о чем-то беседуя. Куроо с трудом верилось, что они были на это способны. Атмосфера царила такая тихая, непринужденная и мирная. Было практически жалко идти спать и терять ее — обменять это чувство на утро с болящими мышцами и безвкусным завтраком. Акааши своим настойчивым тыканьем похоже, наконец, заставил уставшего Коноху встать на ноги. — Не заставляй меня ревновать, — прошептал он столь острые слова мягким голосом, потянул Коноху и тот, наконец, повиновался, так сильно навалившись на Акааши, что тот мог с тем же успехом нести его. Акааши осторожно, нежно поддерживал его, несмотря на нетерпеливое выражение лица, и они исчезли из света костра, а вслед им смотрел Бокуто взглядом щенка, которого пнули. Куроо усмехнулся и покачал головой. Было так очевидно, что Бокуто хотел, чтобы и его тоже побаловали, но он остался. Саеко с Танакой тоже ушли вскоре после них. Наконец, Бокуто поднялся на ноги, обошел догорающий костер и плюхнулся на землю рядом с Куроо. — Эй, — тихо пробормотал он, чтобы не беспокоить спящих. — Когда они меня арестовали, как ты сбежал? Ты мне так и не рассказал! Куроо усмехнулся, глядя на обиженного Бокуто, и чуть склонил голову набок. — Все равно это не такая уж и крутая история. Когда мы разделились, я просто спрятался. Когда услышал, что тебя схватили… — он затих, вспоминая об этом, сжал и разжал кулаки, посмотрел на свои пальцы. Потом он снова медленно сжал правую руку в кулак и невольно ласково улыбнулся. — На самом деле, по мне это сильно ударило. Вместе мы с тобой творили много опасной херни, но без тебя и без Кенмы… мне было нечего терять. Это даже чудо, что я все еще жив. Мне правда не было никакого дела до себя. — И они все равно тебя не поймали, — пораженно пробормотал Бокуто. — Надо же. — Вообще-то, это благодаря этому… благодаря моему… благодаря дурацкому Ойкаве я смог выбраться оттуда невредимым. Я столкнулся с этим пацаном, когда за мной гналась стража. Он оскорбил меня, я ему врезал. Адреналин меня оживил, пробудил во мне инстинкты самосохранения, которые я считал, что потерял. Внезапно я испугался и побежал со всех ног. — Ух ты, — выражение Бокуто кардинально изменилось, казалось, он испытывал искреннее восхищение. С чего бы это? История и впрямь была недостаточно крутой для такого лица. Но, заговорив об Ойкаве, Куроо уже не мог остановиться. — Мы помогали друг другу не сойти с ума, понимаешь. Я сразу увидел это в его глазах — что он был такой же, как и я, что он потерял все. Мы при каждой встрече вымещали друг на друге наши разочарования, и со временем… мы сблизились. Поэтому если и есть кто-то, благодаря кому я выбрался оттуда целым, это тот балбес. — Ты… Куроо, ты что, правда врезал принцу в лицо? — Чего? — Куроо усмехнулся, когда ему напомнили о былых временах. — Не, я прозвал его принцем за мягкие руки, но он не из королевской породы. Я бы и Сугу назвал принцем, если бы встретил его тогда. — Ты разве не об Ойкаве Тоору говоришь? — спросил Бокуто с каким-то странным напряженным взглядом. Звук этого имени пронзил Куроо до мозга костей. — Ну да? Он самый. Чуть волнистые волосы, ухмылка, будто он тебя съест и не подавится. Наверное, он по-прежнему… — Он был вторым принцем. Куроо лишь моргнул, уставившись на Бокуто. Какого черта? — Ты пытаешься мне сказать, что я врезал настоящему принцу. Что я… — тут он оборвал себя, переосмысливая все поведение и все манеры Ойкавы. Он спрятал лицо в ладонях. Охренеть. — Этот засранец и словом не обмолвился! Да я опять ему врежу, если ему когда-нибудь не повезет встретиться со… — Куроо, — пробормотал Бокуто с такой глубокой, заразной печалью, что Куроо напрягся еще до того, как его друг продолжил. — Он был вторым принцем. Мне жаль.* * *
По своему возвращению Даичи ожидал услышать тишину, а не звон мечей. Суга сжал его руку, а затем отпустил — это был как жест успокоения, так и объявление войны тому, кто посмел атаковать в такой поздний час. Они пригнулись и продолжили осторожно подбираться к лагерю. Когда Даичи заметил, что многие попросту мирно лежали на своих местах, он обменялся непонимающим взглядом с Сугой. Они подошли поближе и заметили у костра спины знакомых им людей, а сам костер горел ярче, чем должен был в такое время суток. У огня скрещивали клинки два человека, а чуть поодаль сидели Бокуто, еще подальше Кенма и чуть правее от него Ямагучи, положивший подбородок на колени. Раз они так спокойно сидели, реальной опасности не было, поэтому Даичи уверенно подошел к ним с желанием разобраться, что вообще происходит, и напряженный молчаливый Суга последовал за ним. Даичи задумался, кто это дело одобрил, слушая громкое клацанье металла. Они ведь не давали всем вокруг спать, разве нет? Пускай завтра Суга пойдет к своим родителям, и переход их не ждал, но… значит, им тем более следовало отоспаться, так ведь? Чем ближе они подходили, тем отчетливее чувствовалось напряжение троицы, сидящей у костра — они будто и впрямь наблюдали за какой-то засадой. Будто происходило что-то ужасное. Суга с Даичи обменялись взглядом. — Что происходит? — спросил Суга, и тут Даичи осознал, что занимались спаррингом Куроо и Тсукишима, а потом заметил совершенно удрученные лица наблюдателей. Больше всего Даичи поразило выражение лица Кенмы — он никогда не видел его таким страдающим. Тут Даичи увидел, что глаза Ямагучи поблескивали от слез. Их не было максимум несколько часов. Что же тут?.. В это мгновение раздался резкий звук удара металла о металл, и рык Куроо превратился в какой-то нечеловеческий рев. Все трое поморщились, и Даичи ощутил странное напряжение в воздухе — ощущение, что большинство людей в лагере вовсе и не спали. Все тихо лежали на своих местах и слушали, будучи неспособными хоть что-то сделать. Что-то окутало их тяжелым одеялом, но не пригревало, а буквально удушало, и исходило все это, похоже, из чего-то настолько глубоко ранившего Куроо, что тот казался потерянным для всех. Даичи резко подошел ближе, его сердце отчаянно забилось о грудную клетку, а ногти впились в ладони. — Что здесь произошло, — потребовал ответа он. Бокуто посмотрел на свои руки, склонив голову. Даичи знал его несколько дней, но никогда не видел Бокуто таким безжизненным. И никогда не ожидал его таким увидеть. Бокуто монотонно пробормотал: — Он узнал, что важный ему человек не выжил. Даичи не мог ничего на это сказать и вновь посмотрел на бьющихся мечников: Тсукишима парировал практически без усилий, а вот движения Куроо были размашистыми, рваными и отчаянными. Он размахивал мечом, будто только это помогало ему не сойти с ума, вертелся и мазал мимо, спотыкался и продолжал. И иногда издавал очередной надломленный звук или беспомощный, злобный рык. Суга положил руку ему на плечо и сжал его, пока Даичи был вынужден смотреть, как его лучший друг испытывал такую боль — ему было так плохо, он был совершенно не в порядке, а Даичи не мог ничего поделать. Что за друг? Как это произошло? Их не было всего лишь… несколько часов. Как такое могло случиться? Ямагучи уткнулся лбом в колени, а Кенма не сводил глаз с Куроо, будто следил за ним и охранял его своим пронзительным взглядом янтарных глаз. — Все в лагере в порядке? — мягко спросил Суга. Бокуто кивнул с плотно сжатыми губами. Значит, они его не знали. Издав очередной рваный крик, Куроо занес меч над головой и с силой обрушил на Тсукишиму, который уверенно встретил удар. Меч Куроо со скрежетом и звоном выскользнул из его хватки, отскочил от оружия Тсукишимы и упал на землю. Будучи неспособным продолжать сражаться безоружным, Куроо так и рухнул. Даичи дернулся, он хотел подойти, но тихий голос Кенмы удержал его: — Рано. Вместо этого Тсукишима, не глядя, уронил свое оружие и сам упал на колени рядом с Куроо, резко прижимая его к своей груди. Даичи наблюдал за ними и завидовал Тсукишиме за то, что он мог утешить Куроо, помочь его плотине прорваться и облегчить его состояние. Если бы только Даичи был рядом, если бы… — Не забивай голову ненужными мыслями, — тихо прервал его размышления Суга. Его голос был пронизан той же болью, тем же беспомощным разочарованием от того, что он видел Куроо в таком состоянии и ничем не мог ему помочь. — В этот раз ему понадобится не только Кей. Ему потребуется вся наша поддержка. — Да, — кивнул в ответ Даичи, и у него сложилось ощущение, что их маленькая группка пришла к какому-то согласию, что произошедшее их лишний раз объединило. Куроо не был одинок, и никогда не будет. Они помогут ему пережить это. Ведь именно об этом Суга говорил Даичи? Что они смогут оправиться от чего угодно с правильной поддержкой? Даичи лишь хотелось, чтобы им не пришлось так рано применять это на практике.