***
Оживление в крупном аэропорте Сиэтла выражалось в частой беготне нагруженных сумками людей из стороны в сторону, что своими передвижениями рождали монотонный гвалт, перекрывавшийся время от времени громовым механическим голосом под потолком, возвещающим об отправке того или иного рейса. Хару, пристроившись у стены рядом с окошками касс, наблюдала за торопящимися куда-то пассажирами. Среди пестрой разномастной толпы особенно выделялись две длинные очереди из навьюченных сумками, драными тряпками и посудой скрюченных, обливающихся потом от усталости и жары людей, что ожидали своей очереди у двух столов регистрации беженцев. На руках у уставших покачивающихся женщин надрывались младенцы, на лежащих на полу сумках сидели дети постарше, уже, видимо, понимающие, что за процедура им предстоит, и что за ней последует. Скорее всего, думала Дерден, их всех сгонят в своего рода гетто при фабриках производства, где все эти беженцы будут вынуждены работать по двенадцать часов каждый день, едва сводя концы с концами. Когда необходимость в рабочей силе на том или ином предприятии отпадет, их расстреляют и увезут тела в какую-нибудь шахту, которая так кстати взорвется на следующее же утро после бойни. Хару задержала взгляд на покачивающей ребенка на груди молодой девушке, закутанной в какие-то драные тряпки, хотя температура на улице была не ниже двадцати двух градусов. Где же сейчас их вожак? Что бы сказал Кай, увидев вереницу обреченных, доведенных до отчаяния людей? Вероятнее всего, он бы просто промолчал, гипнотизируя голубыми глазами очереди беженцев, а затем взорвал бы ночью какое-нибудь предприятие в отместку. Но каждое действие рождает противодействие. Хару думала, что он, будучи вовсе не глупым человеком, руководствовался именно этим принципом, принимая приглашение какого-то музыкального продюсера, вращающегося в высшем свете, дать концерт в Paramount Theatre, чтобы тем самым собрать как можно больше заинтересованных в восстании людей. У любого подобная идея из уст богача, заинтересованного как раз таки в подавлении народного неповиновения, вызвала бы подозрения, что и произошло в самом начале. Однако сотрудничество, переговоры и поддержание связи с неким мистером Родригесом в течение всего одной недели убедили музыкантов, что бояться особо нечего. Он заверил возродившуюся группу, что никакие лица из высшего общества допущены до концерта не будут, дал слово и был готов подписать какой угодно документ, придающий юридическую силу его обещаниям. Он поклялся, что присутствовать будут лишь беженцы, поселенцы, представители средних и низших классов, которые более всех заинтересованы в молодой революции, при подготовке которой важна каждая минута. Все это вызывало у Дерден откровенный смех, она была полностью уверена, что парни отклонят предложение денежного мешка, не поведутся на его странные обещания и уж точно не поверят человеку, с которым общались лишь неделю. Потому и удивление ее от высказанного общего решения музыкантов выступить в сиэтлском театре было колоссальным. В них даже поселилось какое-то воодушевление, вдохновение от возможности снова окунуться в былые времена. Ностальгия со стороны стариков была более чем объяснима, пусть и казалось, что они куда более разумные люди, но внезапное доверие Родригесу со стороны Кесады было непонятно. Он, будучи из трех, самым яростным противником коммерческих марионеток и капиталистических ублюдков с легкостью принял предложение чужого человека, словно забыв обо всех своих убеждениях и опыте. Хару хотелось верить, что это было сделано лишь от понимания, что конфронтация в отношениях с подобными людьми только накалит ситуацию, к которой они пока были не совсем готовы. Нужно было еще время, еще больше повстанцев, еще большее убеждение самих себя в своих целях и решениях. Пререкания с подобными людьми, резкий тон, неправильное слово, явно выраженное бунтарство могло послужить тряпкой для быка, могло спустить собак на неподготовленных бунтарей. Любое действие рождает противодействие. Отказавшись, они могли бы наслать серьезную беду на поселенцев любого штата. Государство оказалось умнее и изобретательнее, чем они ожидали. Несмотря на явные бунты, акты неповиновения и революционные жесты, никто особо не подавлял их деятельность, которая уже набирала обороты и могла снести весь государственный механизм при желании. Они поступили мудрее, запуская свой вирус, начав информационную войну. В средствах массовой информации, которые, как известно, имеют особую власть над слабым мышлением людей, «Кобейн и его гоп компания» представали друзьями государства, пропагандирующими вовсе не свержение настоящего управленческого строя, не свержение действующей власти и переворот в устоявшейся системе жизни, а всего лишь выражали собой желание мира, счастья и равенства для всех людей, которые и так было доступно для простых смертных. Вопреки ожиданиям, статья или заметка о каждой выходке компании непременно сопровождалась красочными эпитетами, восхваляющими образ самих музыкантов, которые привносят в мир больше красок и возвращают людям понятие о настоящем искусстве. Легендарный музыкант всеми силами пытается восстановить былые отношения с любимыми родными людьми, получив уникальную возможность начать все сначала: писать музыку, быть в окружении любящей семьи, наблюдать за взрослением дочери и состариться с дорогой женой. «Кто мы такие, чтобы мешать оступившемуся однажды человеку использовать свой второй шанс на счастливую жизнь?» - писал один из авторов, призывая людей прекратить использование образа музыканта в своих целях, оставить бессмысленные иллюзии и просто дать ему возможность жить своей жизнью. Если нет вожака, революция невозможна. Таким принципом руководствовались, вероятно, многие из высшего света, казалось Дерден, и Кай, просекая фишку, решил, что излишние телодвижения, препятствующие их болтовне, могут серьезно похерить его собственные планы на самых их зачатках. Лучше отсидеться, подождать, пока волна интереса высшего света снова схлынет, а затем нанести удар. Тем не менее, Хару вовсе не была уверена в собственном предположении относительно его замысла. Какие-то незаметные глазу метаморфозы, происходящие с ним, не были понятны ни ей, ни ему, однако они были, и черт знает, что взбрело ему в голову на этот раз... Относительно быстро пройдя таможенный контроль, Дерден, получив свой скромный багаж назад, заняла указанное в билете место в полутемном салоне самолета. Эконом-класс, никаких излишеств, которыми щедро сыпали Новоселич и Грол в самом начале. Девушка тихо усмехнулась, устраиваясь на месте, от мысли, что их удалось перевоспитать обратно в тех людей, которыми они были уже давно. Дерден машинально оглянулась в поисках кучки беженцев, однако не обнаружила даже намека на что-то подобное. Занятый богато, но и не особо вычурно одетыми людьми салон, после небольшого инструктажа от стюардессы наполнился монотонным гудением двигателей. Девушка невольно вспомнила, как во время первого полета в штаты Кай самозабвенно, чтобы позлить красногубую стюардессу, похожую на робота с вшитым чипом, контролирующим все ее действия и неестественно широкую улыбку на лице, повторял ее движения, проводя персональный инструктаж для себя и Хару, которая заливалась смехом от его пародий. Обернувшись влево, она обнаружила уставившегося в газету мужчину в легкой летней одежде и залысинами на круглой, как шар для боулинга, голове, которого постоянно тыкала в спину сидящая сзади жена, что-то зло шепча ему. Хару откинулась на спинку сидения, наблюдая через иллюминатор, как земля постепенно удаляется, и взлетная полоса сменяется кукурузным полем, испытывая при этом какую-то странную смесь из противоположных чувств. С одной стороны, это ощущение какого-то почти превосходства, гордости и довольствия своим отличным от любого из пассажиров положением, в связи с которым она, молодая революционерка с грандиозными планами и амбициями, выполняет своего рода особое разведывательное задание с целью доложить своим приятелям в штатах о ситуации в Румынии, а соотечественникам из поселения прояснить текущее положение дел в мире. С другой стороны, это и легкая нервозность и слабое смиренное отчаяние, ведь они отдают себя, посвящают себя другим людям и другим поколениям, отдают себя и свои жизни на растерзание миру во имя свободы и равенства, лишенные при этом с любой стороны жить по своим правилам так, как могли бы мечтать лет десять назад. Тем не менее, все гораздо лучше, чем быть затюканным, стареющим ублюдком с надоедливой женой и тупыми детишками, устав от жизни еще в молодости и ни черта не втыкая. Сквозь стекло иллюминатора было видно, как постепенно однообразные лабиринты городов сменились обрывками суши в виде небольших островков у восточного побережья США, а затем перешли в глубокую синеву с едва заметной рябью на матовой поверхности Атлантического океана. Белые облака, оставшиеся ниже, причудливо стелились, будто по самой его поверхности, паря в сантиметре от водной глади. Глубокий синий цвет, не имеющий ни конца, ни края, вводил в ощущение, близкое к расслаблению, но полностью успокоиться Дерден все же не смогла, время от времени чувствуя легкую нервозность от двоякого положения оставшихся в Сиэтле приятелей. Им точно попадет. Надерут задницы только так и пинком под зад выкинут на границу с Мексикой. Сейчас еще ничего не происходит, они, возможно, только репетируют и готовятся к завтрашнему выступлению. Хару заколола длинные волосы и, чуть съехав, переключила все свое внимание на раскрытую книгу в руках, дожидаясь окончания путешествия. Выйдя из здания аэропорта, Хару несколько долгих минут оглядывалась по сторонам, глубоко вдыхая через рот теплый сухой воздух. Она не считала свое мимолетное состояние, настигшее по приезде в Румынию, чем-то вроде взыгравшей любви к своеобразной родине, на которой она провела такую значимую часть своей жизни, но все же не могла заставить себя сдвинуться с места, чтобы найти себе средство передвижения до Марамуреша*. Пробыв так далеко от «дома» в течение почти полугода, не имея и возможности узнать, что происходит на малой родине за океаном, Дерден почувствовала какой-то странный укол, словно привет из прошлого, от которого они теперь по-настоящему далеко. Девушка окинула взглядом снующих мимо пассажиров прибывшего самолета и все же, закинув рюкзак на плечо, прошла до автобусной остановки, на которой уже толпились легко одетые люди. Автобус медленно плелся по гудящей в самый пик своего оживления автостраде, позволяя разглядеть местность за окнами. Темно-зеленые глаза недоверчиво прищурились, когда взгляд девушки остановился на виднеющихся за недалеким поворотом, которого скоро должен был достичь автобус, очертаниях каких-то развалин. Когда образовавшаяся пробка чуть рассосалась, и транспорт смог свернуть вправо, глазам Хару предстала странная картина: бывшие некогда жилыми аккуратными коттеджами с живописными садами, что принадлежали городским, постройки теперь стояли разрушенные до основания, пожженные, черные от копоти и золы. Некогда ровные деревянные стены теперь представляли собой полу обвалившуюся груду обуглившихся бревен; крыши провалились; каменные колонны, смотревшиеся невероятно вычурно в такой местности, под слоем пепла валялись на пожженной черной земле; куски разломанных скульптур в виде оторванных рук, ног и голов укрывали двор каждого второго дома по обеим сторонам от дороги. Хару, озадаченно сдвинув брови, оглянулась на сидящих в салоне пассажиров, которых, казалось, вид развалин некогда богатых домов вовсе не удивлял, ища объяснения. Коттеджный поселок сменился широким зеленеющим под бледно-голубым небом лугом, усыпанный мелкими желтыми, розовыми и белыми шапками диких цветов. Хару, замешкавшись на секунду, вышла из автобуса, планируя дойти до поселения пешком, для чего следовало перейти этот альпийский луг насквозь и, пройдя неширокую лесополосу за ним, выйти на открытую местность, с которой и начиналась, по воспоминаниям Дерден, колония. Дышалось как-то необыкновенно легко, и каждый звук, раздающийся в густой траве, отдавался для слуха невероятно четко и ярко. Словно глухота, мешавшая слышать что-то, помимо гудков с широких шоссе, и насморк, лишавший возможности различать тонкие ароматы, исчезли. Девушка опустила безвольно упавшую руку вдоль тела, из-за чего послушался глухой стук упавшего на пыльную землю рюкзака, но продолжала молча смотреть вперед, не веря своим глазам. За степями, лесами, унылыми картинами желтых колоний на западном побережье и каменными джунглями больших городов отошел на второй план образ подобного великолепия, которое вновь поражало взгляд, как в первый раз, когда девушка только приехала в Румынию в свои семнадцать. С первым шагом обхватывающего ногу сапога на мягкую, проминающуюся под весом тела, траву раздался ласкающий слух мягкий шелест и треск ломающихся тонких стеблей. Дерден скинула легкий пиджак, привязывая его за рукава к рюкзаку, и, оставшись в черной майке, уже решительнее продолжила свой путь. Звуки центра города, оставшиеся в памяти назойливые гудки автомобилистов и их же раздраженная брань исчезли, вытесненные тихим стрекотом насекомых в глубине ярко-зеленой травы, в которой мелькали маленькие головки полевых цветов, рождавших своим сливающимся вместе ароматом этот странный легкий запах с нотками чего-то терпкого и свежего. Дерден чувствовала, как по телу словно разливается энергия и сила, приходящая с каждым шагом и каждым новым вдохом. Плотный прозрачный шлейф тонких запахов окутывал коконом, раз за разом наполняя легкие. Ветер с тихим шелестом прочесал невысокую траву, покачивая цветные головки цветов, принося еще больше прохлады и свежести, а затем, наливаясь неоднородным шумом, коснулся закачавшихся вершин темных елей с левого края луга, затрепетавших листьев на редких невысоких кустиках. Сочного цвета зеленая трава потемнела, стоило солнцу скрыться за медленно проползающим по бледно-голубому небу плотным облаком. Ветер окреп, снова принося легкий холод своими дуновениями и возрождая шум черно-зеленых елей, мощной стеной ограждающих тихий луг от каменных гор. Дерден обернулась влево, взглядом неторопливо скользя по ребристым поверхностям наполовину скрытых за высокими елями темно-серых гор с лесной порослью, которая все еще ловила на себя лучи скрывшегося светила. Каждый скрип и стрекот, жужжание пролетающих мимо пчел живо отдавалось, улавливаемое чутким слухом, который странно обострился, словно организм вспомнил условия, в которых всегда необходимо было быть начеку. Остановившись на несколько минут, Хару присела на корточки, легким движением руки срывая несколько рядом растущих цветов с тянущимся терпким ароматом, исходящим от сиреневато-розовых лепестков. Едва нагретая солнечным светом трава мягко щекотала кожу, слабо касаясь ее при каждом движении руки. Девушка снова поднялась на ноги и, вдохнув запах сорванных цветов, сунула их в карман рюкзака, чтобы сами цветы были наружу. Легкий ветер приятно ложился на кожу, и все же Дерден не смогла сдержать какой-то счастливой улыбки, близкой к облегчению, ощущению, когда избавился от чего-то, сдерживавшего и стягивавшего долгое время. Оковы спали. В скором времени из-за окончания луга, переходившего в склон и лесополосу, начали виднеться темные вершины густых елей, усеявших дно покрытого зеленью оврага. Оглянувшись назад, Хару уже не смогла различить оставшихся далеко позади развалин барских домов или дороги. Все от виднеющегося далеко горизонта за спиной до лесополосы на дне оврага было устлано зеленым ковром. Она дошла до самого склона и снова присела, собирая в карман красные поблескивающие ягоды с нескольких тонких веточек мелких кустарников. На вершине склона, где ветер беспрепятственно трепал одежду и волосы, обдавая запахом свежести с примесью хвойного аромата с низовьев оврага, Дерден снова глубоко вдохнула и вскоре уже спускалась по покрытому ярко-зеленой травой и редкими невысокими елками склону, переходя на бег. Дыхание захватило от быстрого передвижения, сердце забилось где-то в районе горла, и конечности вдруг изнутри налились чем-то горячим, словно явно почувствовалась температура циркулирующей в теле крови. Хару с разбегу приземлилась на колени, хрипло смеясь самой себе, и, чуть переведя дыхание, сделала несколько шагов в сторону к едва слышимо журчащему ручью меж острых камней у самого основания склона. Руки опустились в прохладную чистую воду, кожа спины покрылась мурашками от соприкосновения шеи с влагой. Девушка умыла лицо и руки, сделала пару глотков, и вода холодным комком проскользнула по пищеводу, рождая легкую дрожь в теле. Солнце снова скрылось за плотной пеленой наплывших с запада кучных облаков, спасая жителей поселения от жары, когда Хару, отведя рукой еловую лапу перед своими глазами, вышла на территорию поселения. Она не смогла сдержать короткого необъяснимого смешка, снова увидев воочию серые деревянные дома с покосившимися стенами и застывшими грязевыми кучами под ногами, в которых отпечатались на века следы мощных шин бронированных автомобилей. Дерден огляделась по сторонам, негромко смеясь от ощущения какой-то непривычной для такого места легкости и даже облегчения. За спиной слегка покачивались от ветра темные еловые лапы, среди которых вдали скрывался забор, ограждающий поселение от леса, и через который столько раз и Кай и сама Хару перелезали, чтобы развеяться вдали от унылой реальности, поохотиться или раздобыть каких-то трав и ягод. Девушка провела ладонью по лицу, с которого не сходила странная улыбка, снова оглядываясь по сторонам. Объяснение своему состоянию она находила только одно: это возвращение к истокам, к тому, с чего все началось, и если бы не это место, возможно, ничего этого бы никогда и не случилось. В голове снова возродился образ угрюмого, заросшего щетиной чуть больше, чем обычно, глядящего в окно пятого этажа гостиничного номера Кая, который наверняка сам очень хотел бы отправиться обратно в Румынию хотя бы на краткий период времени, чтобы развеяться, как бы парадоксально это не звучало. Но он связан по рукам и ногам, и он сам сделал этот выбор. Поправив рюкзак за плечом, Дерден прошла вперед, минуя несколько серых покосившихся домов, обращая внимание лишь на играющих в грязи детей. Все по-старому, похоже. Что-то заставило бросить взгляд влево, и в поле зрения тут же оказались развалины черного сгоревшего уже много лет назад дома, в котором Дерден изначально поселилась сама, а затем жила несколько лет с Каем. Боковым зрением девушка уловила две прошедшие недалеко фигуры, которые несли какие-то деревянные коробки в руках, переговариваясь о чем-то непривычно живо и бодро. Хару недоверчиво вскинула брови, но продолжила идти дальше, по мере движения отмечая все больше странностей в поселении, в котором творилось что-то странное. Двери практически всех домов были приоткрыты, и из одной постройки в другую то и дело сновали люди, быстрым шагом преодолевая расстояние, вынося какие деревянные коробки, немногочисленное оружие. Царившее всеобщее оживление, будто в пчелином рою, завладело вниманием непонимающей ничего Дерден, и, не заметив преграды на пути, она тихо зашипела, ударившись локтем. Девушка с удивлением окинула взглядом покрытую пылью и грязью бронированную машину с выбитыми стеклами и спущенными шинами, на которой, видимо, уже давно не ездили. Она растерянно оглядела группу из пяти человек, живо говоривших о чем-то и продвигавшихся в сторону какого-то маленького серого дома с открытой нараспашку дверью. Дерден двинулась за ними, быстро нагнав и протиснувшись внутрь дома. Несколько парней приземлили в темный угол у стены две деревянные коробки и встали около стоящего посередине комнаты стола, вокруг которого собралось, по меньшей мере, человек одиннадцать, скрывая за собой стоящего во главе человека. - Два ящика взрывчатки, Эйдан. Думаю, этого должно хватить. - О, да мы наедимся этим, - ответил мужской голос. - Хоккинс? - повышая голос, произносит Хару, отталкивая двух парней. Кудрявый молодой человек с небольшой темной бородкой в шоке распахивает карие глаза, вылетая из-за стола, чтобы лучше видеть, и повысившимся смешным из-за этого голосом в шоке восклицает в ответ: - Хару?! - в воцарившемся молчании на лицах глядящих друг на друга молодых людей появляются ошалелые улыбки, и Эйдан, наконец, нарушает тишину громкими возгласами, быстро шагая навстречу к девушке. - Черт меня побери, я щаз рожу натурально! - его руки с силой обнимают спину Дерден, что, поддавшись какому-то порыву, ответила на приветствие, крепко сжимая парня за пояс. Они слегка покачались, пока парень что-то бормотал, неся полнейший бред, по которому Хару, как показалось в тот момент, успела соскучиться. Эйдан отстранился от девушки, не опуская руки с ее плеч, и с шокированной улыбкой на лице беззвучно выругался, оглядывая ее лицо круглыми глазами. - У меня инфаркт, блять, будет... - Кто бы мог подумать, что ты так сентиментален. - Ну знаешь... Черт, я офигеваю, я просто офигеваю... - Что за херню вы тут натворили? - кивая на помещение и наблюдающих за сценой людей, поинтересовалась девушка. - Да тут столько всякого дерьма случилось, ты просто не... - внезапно Эйдан замолчал, замирая на секунду, и его лицо приобрело какое-то иное выражение, с которым он продолжил уже тише и с явной надеждой в голосе. - А... А Кай с тобой приехал? Хару неловко поджала губы и отстранилась от Хоккинса, делая полшага назад и отрицательно качая головой. - Нет, не приехал. У него, ну, то есть у них дела, - большие темные глаза тут же слегка погрустнели, и лицо, все же не лишившись улыбки, стало как-то беднее в плане эмоций. Он медленно покивал головой, понимая, что теперь все изменилось, но быстро вернул себе бодрое расположение духа и, глянув на внемлющую общественность, приобнял подругу за плечи, разворачивая к народу. - Помните, приматы, эту девушку, которая хоронила ваших родных по несколько раз на дню? Так вот наша Мисс Аддамс, а ныне пламенная революционерка, правая рука нашего бравого Команданте и моя подруга вернулась прямиком из пекла соединенных штатов Америки. Прошу любить и жаловать - Хару Дерден!***
Здесь не понятно, где лицо, а где рыло, И не понятно, где пряник, где плеть. Здесь в сено не втыкаются вилы, А рыба проходит сквозь сеть. И не ясно, где море, где суша, Где золото, а где медь. Что построить, и что разрушить, И кому, и зачем здесь петь? Нам с тобой: голубых небес навес. Нам с тобой: станет лес глухой стеной. Нам с тобой: из заплеванных колодцев не пить. План такой - нам с тобой... - Кино - Нам с тобой. Слежавшаяся в прочный рыжевато-зеленый ковер хвоя тихо скрипела под осторожными шагами мелькающих среди невысоких кустарников и темных стволов елей ног. Рука крепко держала приклад ружья, направляя дуло вниз, привычными движениями, отработанными с годами, вскидывая и отводя его при необходимости. Поднимающийся время от времени ветер приносил запах хвои и сочащейся по грубым стволам деревьев смоле, что слабо поблескивала под редкими лучами пробивающегося сквозь кроны солнца. Спревшие палые листья, что лежали на хвойном ковре меж стеблей пробивающейся травы еще с прошлой осени, поднялись на пару сантиметров от земли, когда две пары ног с разрывом в несколько секунд спрыгнули с небольшого пригорка к оврагу. Послышался шорох скатывающихся на дно комьев земли, который, впрочем, тут же исчез за мягким журчанием неглубокой речки, огибающей черные скалистые камни на дне небольшого оврага. Друг за другом они неспешно, сохраняя равновесие, прошли по поваленному стволу дерева с толстыми кривыми корнями, минуя быструю речку, на другую сторону. Не дойдя всего пару метров до зарослей орешника, Дерден присела, вскидывая дуло ружья. Брошенный Эйданом в сторону зарослей камень тут же спровоцировал громкий хлопот крыльев, и вскоре появилось несколько испуганных, взмывших в воздух уток, три из которых тяжело упали в кусты, сбитые тремя точными выстрелами. Эйдан мигом нырнул в заросли, собирая добычу в общаг поселения. - Жирные попались, - заметил Хоккинс, растягиваясь на покрытой бурыми листьями и травой земле, глядя на спину присевшей у речки девушки. Хару прикрыла глаза, блаженно опуская руки в холодную, своим быстрым течением ласкающую кожу воду. Склонила голову, отпивая из ладоней и промачивая шею. Темно-зеленые глаза распахнулись, уставляясь вперед, чуть выше виднеющихся на бледно-голубом фоне неба вершин сосен. Она молча прислушивалась к журчанию воды и далеким шорохам животных, насекомых, смешанным с шелестом ветра в темных кронах где-то далеко. - Там все совсем по-другому, да? - продолжал Эйдан, будто размышляя вслух с самим собой, пока Дерден жадно цеплялась широко раскрытыми глазами за любую мелкую деталь, погружаясь в дикую местность с головой. - Я все думал, что когда-нибудь вся эта дрянь кончится, и я все же посещу Нью-Йорк. О нем ведь столько россказней, типа город мечты, все дела. Болтовня Хоккинса вызвала нечаянные образы в голове Дерден, старательно впитывавшей в себя запахи, звуки и виды чащи леса. Перед глазами, словно искажая действительность, возникли картины подпирающих бледный купол небоскребов, цветастая толпа с высоты двадцать первого этажа, мелькающие огни оглушающей автострады. Хару тряхнула головой и поднялась на ноги, подходя к Эйдану. Он удивленно вскинул брови, садясь, когда девушка вытащила из кармана штанов сложенный несколько раз пополам лист бумаги, на котором при более близком рассмотрении Хоккинс разглядел собственное имя, написанное корявым детским почерком. Парень несколько минут молча смотрел на письмо в своих руках, прикусывая губы и снова раскрывая рот, а затем поднял сияющие глаза на Хару и только благодарно улыбнулся, снова возвращая счастливый взгляд на бумажку. Девушка криво усмехнулась и вытянулась рядом с ним, подкладывая пиджак на камень под головой. Хоккинс бережно сложил письмо еще раз, не раскрыв его, и убрал в карман брюк. - Как вы там вообще? - повернув кудрявую голову к Дерден, спросил Эйдан. Она пожала плечами. - Не круиз. - Ясен хрен, - вздохнул парень и снова замолчал, словно не решаясь сказать что-то. Взгляд темных глаз устремился в сторону поблескивающей журчащей реки. - Мне вас не хватает. Все как-то пусто стало, когда вы ушли отсюда, - Хару покосилась на Эйдана, опустив взгляд, но вскоре снова устремила его вперед. - На самом деле я думал, что вас там всех перебили в этом зале славы. Ну, знаешь, я видел, что он сделал. Все видели, но потом, когда толпа начала безумствовать, я думал, вас подстрелили или отправили куда-то. А вы живы. - А мы живы, - повторила Дерден, закидывая руки за голову. Мысленно она в который раз отметила, что чрезвычайно приятно снова оказаться здесь, в этих диких лесах вдали от любого проявления цивилизации, свободным и живым. - Как он? - выдержав долгую паузу, Эйдан все же решился задать один из главных своих вопросов, понизив голос. - Сильно изменился? - Ну... Я не знаю. Такие вещи определенно бьют по мозгам, какой бы воли человек ни был. Не думаю, что произошли какие-то кардинальные изменения, но это... это влияет. - Знаешь, тут все переменилось, когда вы выступили. Я был в тот день в городе с несколькими кентами, и мы видели, что там произошло. Люди в кафе ошалели сразу. Потом мне удалось кое-как убедить наших, что Кай - не совсем тот, кем прикидывался все эти годы, наплел всякую чушь про реинкарнации, жизнь после смерти, мщение покойника... Поверили. Потом мы узнали, что вы живы, и народ впервые начал двигать конечностями, чтобы спасти свои задницы. Вылазки в город организовывали, поджигали здания, магазины, банки там, центры развлечений. Сегодня ночью тоже планировали устроить одну вылазку. К тюрьме, - Хару резко вскинула голову, и, по взгляду в сузившихся от сдерживаемой злости глазах, Хоккинс понял, что она догадалась, о какой тюрьме идет речь. - Поведешь нас? - Уроды заплатят за моих девчонок, - холодно отозвалась девушка. - Я думал, он с тобой. Хотел поговорить обо всем этом, но не вышло, похоже... - Я передам ему все, что услышала от тебя. За этим я сюда и приехала. Через некоторое время молодые люди, собрав свою добычу и оружие, выбрались из леса обратно в поселение, привычно проскальзывая через забор, отделяющий от колонии. Оживление слегка спало, когда они вернулись, однако Хару продолжала отмечать, что проходящие мимо люди как-то непривычно улыбчиво и доброжелательны, словно рады ее приезду. Черт знает, что наплел им кудрявый друг о благой миссии Кобейна и компании, но жители вдохновились и впервые почувствовали желание бороться и победить. Дерден, прогулявшись по поселению с приятелем, не смогла отказать себе в удовольствии навестить старого хозяина похоронного бюро, который, не поверив ушам, когда услышал знакомый голос, с нецензурной бранью выкрикивающий его имя, выбежал наружу из своей темной покосившейся лачуги. - Майерс, сукин ты сын, даже не встретишь? - издалека начала Дерден, не стесняясь в выражениях, когда полный мужчина в перешитом несколько раз старом фраке выскочил на крыльцо, ошалело хлопая глазами. - Мать честная... - мужчина ускоряющимся по мере движения шагом прошел навстречу Хару и смеющемуся Эйдану и встал перед ней. - Я думал, тебя закопали в штатах. - У тебя все то же отстойное чувство юмора, - беззлобно похлопывая мужчину по плечу, усмехнулась Дерден, добавляя в сторону Хоккинса, - приятно, что хоть что-то осталось прежним. Все копаешь? - Копаю. Теперь приходится работать за двоих, знаешь ли. Радуйся, что не заставил платить неустойку. - Старый жлоб, - засмеялась девушка и быстрым шагом прошла к открытой двери деревянной лачуги, останавливаясь на пороге и глубоко втягивая в себя запах древесины от свежих гробов в приемной и мастерской, где она некогда проводила холодные ночи. - Добро пожаловать домой, - пропел мужчина и затянул какую-то незатейливую мелодию своим басовитым голосом, проходя мимо молодых людей к стойке и с удовольствием потряс горсткой оставленных недавним заказчиком монет. Дерден, выйдя на середину комнаты, внимательно оглядела обстановку светлой приемной, не замечая никаких существенных отличий, после чего прошла к прислоненным к бревенчатой стене свежим гробам из светлой древесины. Рука легла на идеально гладкую поверхность, проскальзывая по ней сверху вниз, пока носом девушка снова втянула знакомый запах. Тишину нарушил громкие частые шаги, обернувшись на которые, Дерден увидела невысокую молодую девушку с копной пушистых светлых волос по плечи. Блондинка, шедшая к Майерсу за стойкой, остановилась, глядя на незнакомку. - Чего тебе, Анна? Дочь моя, - пояснил мужчина для Хару. Та удивленно окинула взглядом незнакомую девушку, вылупившуюся на нее, и, махнув рукой Эйдану, чтобы не мешать семейному разговору, вышла из здания бюро. - У Майерса дочь есть? Спасибо, - невнятно из-за зажатой в зубах сигареты проговорила Дерден, прикуривая от подожженной Эйданом спички. - Типа того. Приехала пару месяцев назад, перевели, видимо. Она из болгарской колонии, - Дерден неопределенно промычала, отводя дымящуюся сигарету от губ и глубоко выдыхая в теплый воздух. Солнечные лучи на краткий миг снова пробились сквозь пелену устлавших небо облаков, проливая свет на серую унылую деревню. Хару наблюдала, как женщина, выйдя на крыльцо старого дома, развешивала белье на веревку, говоря что-то сидящей рядом дочери с тряпичной куклой в руках, смеясь время от времени. Сухой старик с седой бородой до пояса медленно провез тележку с досками по покрытой застывшей грязью дороге до своего дома, где уже стучал молотком сын, налаживая крышу. В общем и целом, быт поселенцев мало отличался от привычного, но появилось что-то, что озаряло их лица, заставляло их испытывать эмоции, выражать их, а не хранить в себе. Что-то, заставляющее их помнить о том, что есть настоящая жизнь, словно у них впервые появилась вера, словно им дали надежду. Хару невольно нахмурила брови, задумчиво выдыхая дым через нос. Слух уловил скрипучий старческий голос, сливавшийся с таким же женским. Сидя на ступеньках крыльца, босые и оборванные старики под мелодию старой дребезжащей гитары запевали какой-то старый бодрый фолк, притопывая в такт. - Хару, - звонкий голос над ухом вырвал Дерден из задумчивости, заставив обернуться, чтобы снова увидеть блондинку из бюро. - Я слышала, что вы сегодня поведете людей к городской тюрьме, чтобы освободить заключенных, - черноволосая покосилась на уверенно закивавшего Хоккинса. - Я хочу пойти. Можно? Я готова сражаться и знаю, что могу погибнуть. - Стрелять-то умеешь? - с усмешкой спросила Хару. Девушка активно закивала, в подробностях расписывая, как в Болгарии училась этому у самых матерых стрелков колонии. Дерден оставалось только усмехнуться рвению девушки в бой...***
Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне, Нарисуй мне портреты погибших на этом пути. Покажи мне того, кто выжил один из полка, Но кто-то должен стать дверью, А кто-то замком, а кто-то ключом от замка. Где-то есть люди, для которых есть день и есть ночь. Где-то есть люди, у которых есть сын и есть дочь. Где-то есть люди, для которых теорема верна. Но кто-то станет стеной, а кто-то плечом, Под которым дрогнет стена. Земля. Небо. Между Землей и Небом - Война! И где бы ты не был, Что б ты не делал - Между Землей и Небом - Война! - Кино - Война. Глухой хлопок, и раздавшийся за ним громогласный взрыв озарил ночную темноту на территории тюремного двора. Рыжеватые языки пламени отражались в темных окнах девятиэтажного серого здания, окруженного заборами с колючей проволокой на пиках. Группа людей из шести человек быстрыми перебежками двинулась к черному ходу, толпясь с поднятыми дулами вверх ружьями у темной двери. Два новых взрыва озарили ночную темноту, и в воздух взмыли клубы белого дыма, лишая застигнутых врасплох боевиков возможности видеть происходящее и обезвредить неожиданно появившихся нападавших. Новый взрыв, прозвучавший рядом с электрическим столбом на территории тюрьмы, выбил из строя прилаженный к нему щиток, рассыпая искры и провоцируя очередное возгорание. Обнесенная высоким забором, в котором уже зияли дыры, территория потонула в огне, из очагов возгорания которого время от времени доносились хлопки. Неясные тени человеческих фигур носились за пеленой густого белого дыма, оглашая некогда тихую местность возбужденные криками и смехом, словно первобытные люди, прыгающие вокруг неукротимого пламени. Без возможности вызвать подкрепление из-за отсутствия электричества, отрезанные от внешнего мира разрушенным забором боевики были вынуждены бросить все свои силы на тушение пожара, забыв на время о заключенных и серьезной опасности, к которой ведет сложившаяся ситуация. Один за другим они выбежали наружу из тюремного здания, вынося за собой пожарный рукав и мгновенно налетая на сопротивление поджидавших у двери повстанцев. Часть из них незаметно проскользнула в здание тюрьмы, распределяясь по этажам. Заручившись помощью беловолосой Анны, Дерден прошмыгнула по коридору первого этажа, по памяти вспоминая устройство тюрьмы. Девушки синхронно замерли, оглядывая видимые с первого этажа ряды закрытых дверей камер на шесть этажей вверх. Взгляд зацепился за выдающуюся чуть вперед комнату на уровне третьего этажа, сделанную целиком из железа, как и стены в самой тюрьме, и имеющую широкое окно для наблюдений за заключенными в часы их отпуска из камер. Хару кивнула в сторону кабины, увлекая блондинку за собой к лестнице на третий этаж. Неожиданно выскочивший вперед на лестничном пролете усатый надзиратель был перекинут через перила и с тяжелым стуком упавшего на землю тела оказался на полу первого этажа. Хару на секунду стянула платок с лица, перегибаясь через перила, чтобы глянуть на тело, замирая от увиденного, но быстро взяла себя в руки, услышав выстрелы снаружи, смешанные с чьим-то одиночным криком. Даже с таким раскладом, они все еще сильно рисковали. От резкого удара ногой дверь кабины на третьем этаже с грохотом распахнулась, но Дерден толкнула Анну обратно наружу, увернувшись от прозвучавшей рядом оглушительной дроби выстрелов, прекратившейся через пару секунд. За окном полыхнул огнем новый взрыв зажигательной смеси. Кровь в ушах от быстрого бега и ощущения опасности застучала громче. Хару облизнула пересохшие губы, готовясь к нападению, когда на слабо освещенном полу коридора появилась удлиняющаяся, постепенно приближающаяся к дверному проему с винтовкой наперевес тень. Подпустив ее максимально близко, девушка резко присела, ударом вытянутой ноги лишая не ожидавшего выпада охранника равновесия и прикладом ружья с силой ударяя его в солнечное сплетение. Невысокий по сравнению с остальными боевиками мужчина с тихим хрипом согнулся, невольно позволяя поднявшейся Дерден еще одним ударом пригвоздить его к стене и выхватить винтовку из ослабших рук. Оглушенный сильным ударом по голове, охранник повалился на пол. - Посмотрим, - пробормотала Дерден, озадаченно оглядывая своего рода панель управления с шестью мощными рычагами, поднятыми вверх. Девушка несильно дернула один, затем снова, приложив больше силы, чтобы он поддался и опустился вниз. Где-то снаружи, перекрываемый шумом с улицы раздался синхронный лязг железных дверей раскрывшихся камер. - Хару! - едва успев отпрыгнуть, прежде чем раздался выстрел, девушка обернулась, глядя, как Анна, сделав пару промашек, стреляет по ногам появившихся в дверном проеме боевиков. Мужчины, извергая ругательства сквозь крепко сжатые зубы, продолжили отбиваться, вынуждая блондинку сделать еще пару выстрелов и едва успеть отпрыгнуть от них. Дерден, тем временем, благополучно опустила оставшиеся рычаги, открывая камеры всех занятых заключенными шести этажей. Схватив лежащего без сознания на полу охранника за ногу, она выволокла его наружу и крикнула замешкавшуюся Анну, дожидаясь, пока та выйдет. Задержавшись, Хару щелкнула зажигалкой, поджигая торчащий из горла стеклянной бутылки кусок ткани, и, отойдя на безопасное расстояние, бросила зажигательную смесь внутрь кабины, что тут же возгорелась, отрезая боевикам возможность закрыть камеры. Девушки бегом спустились на первый этаж, где уже толпился выходящий из камер народ. С трудом протиснувшись наружу и глотнув свежего воздуха, пропитанного запахом дыма и гари, Хару первым делом начала вглядываться в лица выходящих из здания тюрьмы заключенных в надежде увидеть кого-то знакомого из своей старой организации, но лица подруг она так и не разглядела, вскоре оставив это занятие. В творящемся на объятом огнем дворе безумстве часть боевиков пыталась потушить огонь, переходя ко все новым источникам возгорания от брошенных горючих смесей, которые поселенцы делали весь прошедший вечер. В клубах дыма носились, подпрыгивая в первобытных танцах с криками и смехом люди, с радостными лицами кружащие вокруг костров, разжигая еще больше. Отовсюду раздавались все новые хлопки разорвавшихся бутылок с горючими коктейлями по рецептуре Эрнесто Гевары**. Часть освободившихся заключенных приняла участие в безумствах на территории тюрьмы, пока другие пытались уйти в лес. Пытаясь отыскать в толпе кудрявую макушку, Дерден оказалась застигнута врасплох налетевшим сбоку боевиком, что тут же прижал худое тело всей своей массой к земле, принимаясь с остервенением молотить по всему, до чего мог дотянуться. Хару мотнула гудящей головой в бок, сплевывая кровь, и уперлась руками в плечи мужчины, пытаясь скинуть с себя стокилограммовую тушу. Сбоку снова раздался взрыв, и послышался звон битого стекла от лопнувших окон в стенах тюремного здания. Дышать стало тяжелее. Крепко стиснув зубы, чтобы сдержать кашель, Дерден ударила боевика кулаком в нос, дезориентируя на мгновение, чтобы после еще одного удара, отклонившего мужчину назад, скинуть с себя, сжав коленями крепкую шею. Туша упала на землю, и тяжело дышащая девушка снова крепко двинула прикладом ружья по бритой голове, после отняв оружие у боевика. Глаза щипало из-за избытка белого дыма, в ушах стучала кровь, и стало невыносимо жарко, но все это странным образом подстегивало и заставляло испытывать какой-то прилив адреналина, освобождающий скрытую энергию. Щуря глаза и дыша через рот, Хару снова попыталась высмотреть кого-то из своей группы в толпе, но обнаружила только незнакомого катастрофически худого полуголого парня, прижатого к стене здания здоровым телом боевика. Прицелившись, ей удалось снять бугая, и тощий парень слабо покачнулся, выходя из плена поверженного военного. Перестрелка с сопротивляющимися боевиками длилась еще несколько минут, после которых, вырвавшись из хватки неожиданно налетевшего сзади охранника, Дерден выследила кудрявую макушку в гуще событий. Эйдан бросал очередную бутылку, стоя метрах в трех от девушки. - Хоккинс! - парень резко обернулся и, едва сфокусировав взгляд, споткнулся вслед за очередным выстрелом. - Хоккинс, блять, - тихо шипя, она прошмыгнула мимо стреляющихся боевиков к приятелю, тут же напарываясь на орущего что-то мужика. Бугай налетел на подоспевшую девушку, повалив на застонавшего от тяжести тел на себе Эйдана. Выгнувшись дугой, чтобы не дать ему придушить себя, Хару попыталась отпихнуть крепкие руки от лица. Неожиданно он охнул от боли, слегка ослабив хватку от пронзившей плечо боли от чьего-то выстрела, и Дерден удалось с размаха всадить вытащенный из-за пояса нож в его шею, скидывая с себя. - Бля... позвонки сместились, - прохрипел Эйдан, отскребая себя от бетонного пола двора. - Не болтай, - девушка вынула из кармана кусок ткани, отдавая Хоккинсу, чтобы тот приложил к кровоточащей ноге. - Баллончик у тебя? - Да, вот, - он протянул спрей с зеленой краской. - Кай такое пропускает... - Не думаю, что у них сейчас файв-о-клок, - пробормотала она, встряхивая баллончик. - Не пойму, за кой хрен тебе это? - вместо ответа Дерден подскочила на ноги, крепко держа в руке снятую военную куртку, и, крикнув приятелю начинать собирать народ, убежала в сторону горящего с одной стороны здания тюрьмы. Пригнувшись по пути, она зацепила курткой ноги нескольких боевиков, опрокидывая их на землю, и скрылась за углом здания, где оно все еще было не тронуто языками пламени. Снова встряхнув баллончик, Хару нарисовала брызнувшей зеленой струей краской большой круг на серо-белой стене, добавляя кресты на места глаз и волнистую улыбку с высунутым языком. Рядом с обдолбанной мордой появился среднего размера «X». Оглядев дело рук своих сосредоточенным взглядом, Дерден убрала баллончик в карман на время. - Уходим! Уходим! - она взобралась на одну из четырех пустых бронированных машин у здания тюрьмы и крикнула несколько раз, размахивая своей курткой в руке, в рыжую темноту с носящимися тенями за пеленой дыма. - Оставьте их, мы уходим! Постепенно, отходя от ража, люди начали быстро удаляться с поля боя, плотной вереницей продвигаясь через проемы в ограждении. Дождавшись, пока все выйдут живыми и невредимыми, Дерден спрыгнула с машины и, оглядевшись вокруг, чтобы удостовериться, что по близости не осталось людей, оставила баллончик у колес одной из машин и, отбежав на безопасное расстояние, кинула подожженную бутылку с горючей смесью в сторону автомобилей. С коротким хлопающим звуком столб огня моментально взвился на высоту пятого этажа и утих, распространяясь на все четыре машины. Молчаливый ночной лес скрыл повстанцев в своей тени... - Как ты его прищучил, Тони, ведь прямо на меня шел, прямо на меня, - с увлечением делился впечатлениями с сидящими рядом приятелями вихрастый молодой мужчина, одобрительно натрясывая своего смущающегося друга за плечо, о чьих подвигах вещали. После непродолжительной пробежки под раскидистыми лапами елей, вершины которых так и упирались в ночное небо, задевая россыпь мерцающих звезд, бывшие на вылазке повстанцы организовали небольшой лагерь на веранде одного из домов, рассевшись полукругом, отдыхая после боя, делясь впечатлениями и обрабатывая полученные раны. На полу стояло несколько горящих кривых свечей, благодаря которым собравшиеся могли видеть слабо освещенные рыжеватым свечением лица друг друга. Теплый ветер порой грозился затушить трепещущие в темноте огоньки, но этого так и не произошло. Был слышен стрекот кузнечика, шелест листьев и тихие голоса, ведущие спокойные разговоры меж собой. Эйдан с жадностью вгрызался в поджаренную всего полчаса назад утку на огне, дымок от которого все еще вился слабой струйкой, и на разные лады осыпал комплиментами приготовленное блюдо, время от времени прикладываясь к одной из двух общих бутылок виски, шедших по кругу. Слабо дымя зажатой в зубах сигаретой, Хару неспешно перевязывала бинтом ногу Анны чуть выше колена, где было неглубокое ранение. Блондинка, слегка покраснев, чего было все же не видно в тусклом свете, исподлобья с хитрой улыбкой смотрела на черноволосую девушку. Дерден, время от времени поднимая глаза, только слабо усмехалась. - Он его р-раз! - как перекинет через плечо да и... - Кхм-кхм, - повторил Эйдан, привлекая внимание разошедшегося парня к себе. - Минуточку тишины, пожалуйста, сегодня у нас необычная ночь, - он сделал несколько глотков из бутылки, передавая ее дальше. Закончив с ногой блондинки, Дерден, не отходя от нее далеко, сложила ноги по-турецки, слушая Хоккинса. - Во-первых, думаю, будет не лишним провести небольшую минуту молчания в память о погибших сегодня двух ребятах: Анике и Владе, - повстанцы склонили головы, кивнув, и устремили взгляды на трепещущие огоньки свечей, думая о своем в течение почти одной минуты, но затем Хоккинс снова оттаял. - Тем не менее, сегодняшний бунт ознаменовала и иная важная деталь. Как вы уже знаете, из-за Атлантического океана, прямо с западного побережья США к нам приехала Хару Дерден, наша соотечественница. Около полугода назад она и покинула Румынию вместе с двумя оппозиционными американцами и нашим другом, которого теперь мы знаем под именем Курт Кобейн, - смотревшая на тускло освещенное лицо стоящего перед общественностью Эйдана Хару на секунду опустила глаза к огню. По полукругу пронесся тихий шепоток, и на лицах некоторых людей появились улыбки. Они снова посмотрели на Хоккинса. - Уже в течение четырех с половиной месяцев наши друзья всяческими средствами и способами поднимают восстания в пораженной заразой, некогда прекрасной стране за океаном. Они разжигают восстания, поднимают людей с колен и ведут их в бой за нашу общую свободу и счастье наших потомков. Мы, - он кивнул на себя и рыжего веснушчатого парня, - все это время стараемся держать вас в курсе дела, следя за последними новостями из штатов, и Эрни наладил относительно неплохую связь здесь, так что мы можем при большом желании общаться... Тем не менее, до сих пор мы очень многого не знаем. На сегодняшний день, нам известно лишь, что многие колонии западного побережья уже открыто оказали сопротивление, и нам пока сопутствует успех. Сегодня к нам присоединилась Хару, и это значит уже очень много. Не будь ее, мы, возможно, не отделались бы так легко, - Эйдан улыбающийся бросил взгляд на внимательно смотрящую на него девушку. - Сегодня мы освободили несправедливо заключенных из тюрьмы, дав им шанс встать с нами в один ряд и затем жить свободно и счастливо в новом мире. Мне больше нечего сказать вам, но, я думаю, вы все хотели бы услышать очень много из первых уст, - парень присел и приподнял руку в сторону Хару, предлагая ей высказаться. Девушка тихо выдохнула, возвращая задумчивый взгляд на пламя свечи. Анна ободряюще улыбнулась. Стрекот сверчка, замерев, снова зазвучал. Дерден подняла глаза на внемлющих ей в тишине людей. - Его нет сегодня здесь, - негромко начала девушка, - но я уверена, что он хотел бы вернуться хотя бы на краткий период времени. Готова поспорить, что он отдал бы многое, чтобы иметь эту возможность. Он никогда не любил Румынию, не любил это место, даже проклинал всех людей, которые живут здесь, проклинал каждого из вас за ваше равнодушие, безжизненность и слабость. Он ненавидел вас за то, что вы не могли оказать сопротивление, но будь он сегодня здесь... Я думаю, он изменил бы свое мнение. Сегодня вместо ходящих мертвецов, вместо безжизненных кусков мяса на кости я увидела для себя людей, готовых бороться. Людей, которые помнят о других, даже когда на них направлено дуло ружья. Я дважды за сегодняшнюю ночь избежала серьезных травм благодаря вашей ловкости, внимательности и участию... У меня всегда были и остаются очень циничные взгляды на жизнь и людей, но, наверное, в такие времена все может подвергнуться сомнению. Сейчас нам есть за что бороться. - Расскажи, как там поживает наш Команданте? - спросил тот же вихрастый парень. Дерден подняла глаза на него. - Ну, он жив, - она усмехнулась без особой веселости. - И, думаю, был бы рад услышать такие приятные новости из Румынии… Но я знаю, что ему бы точно не понравилось. Я в смысле... Как бы там ни было, он не бог. Он не ангел, не мессия, не святой, который пришел спасать вас. Вы спасаете сами себя. И он уже взял на себя огромную ответственность указывать нашему пропащему поколению его путь, взял ответственность за всех нас, потому что если его теория и его план не сработает, винить в этом будут его. История имеет обыкновение повторяться. Три десятка лет назад это уже было. В другом виде, другом месте, по иным причинам, но это случилось. И через тридцать лет снова: потерянное поколение, вынужденное доживать свои дни в сточных канавах, без цели, смысла и жизни в себе, полное злобы и невысказанной ненависти, которая подогревает нас изнутри. У нас снова нет языка, чтобы высказаться, у нас нет дерзости и слов, чтобы обжаловать решение верховных властителей. Мы снова слепы, глухи, немы. И нам, к сожалению, снова нужен голос. Сейчас этот голос творит свою революцию на западном побережье, продает свое тело и душу, добровольно идет в рабство и на эксплуатацию, чтобы иметь возможность сделать то, чего не может ни один из нас. И, так, для справки, когда мы завтра встанет по утру, парни в Сиэтле будут давать большой концерт в местном театре. Я пыталась отговорить его от этого решения, но, думаю, он знает, что делает, - Хару замолчала, вглядываясь в огонь и сомневаясь в точности своего последнего высказывания. А знает ли? - Ты думаешь, случится что-то плохое? - прозвучал тихий голос Анны рядом. Дерден глянула на нее и, помедлив, качнула головой. - Просто это совершенно другой мир. И я сейчас имею в виду не Америку... Одно дело устраивать бунт в маленьком городке, в маленькой стране, каких множество по всей Европе. В стране, где все свои, где знаешь, с кем стоит связываться, а кого стоит остерегаться, где всех можешь прочесть. Но совсем другое дело устраивать такое дерьмо в огромной стране, которая, как венами, опутывает почти весь земной шар. Там нельзя понять, от кого стоит держаться подальше. Все люди в масках, это огромный жестокий мир, особенно он опасен, когда ты в нем мало ориентируешься и не можешь принять его правила. Это как огромный механизм: он будет давить тебя, пока ты сопротивляешься, и убьет в итоге, - притихшие повстанцы молча смотрели на Дерден. Она пересеклась взглядом с изменившимся в лице Эйданом. - Поэтому сейчас я обращаюсь к каждому из вас. К каждому, кто сейчас сидит здесь и ведет задушевные беседы о славной революции. Эта революция не в мире, она в нас. Она внутри. И каждый ведет свой бой, и только от вас зависит, кто победит. Танки и автоматы ничего не значат, если вы не знаете, за что вы боретесь, - оглядев людей, она вскочила на ноги, повышая голос. - Поэтому слушайте! Слушайте! Я обращаюсь к каждому из вас. Я требую, чтобы каждый из вас принял решение и не менял его до конца. Откройте глаза, чтобы смотреть и по-настоящему видеть. Вслушивайтесь глубже, чтобы слушать и слышать. И верните себе возможность говорить, чтобы высказать вслух все, что видите и слышите. Вы должны видеть и слышать, а не бездумно идти за новым пастухом! Вы должны понимать больше, чем об этом написано. Вы должны разбираться, вы должны копать глубже, а не ждать, когда вам все разжуют и положат в рот на свой собственный лад… Вы должны понимать. Иначе мы снова проиграем. Иначе ваш любимый Команданте снова окажется один. Через час посиделок в тесном кругу у зажженных свечей обе бутылки виски с черного рынка были выпиты, и народ постепенно начал расходиться по домам. Хару в очередной раз попрощалась с прошедшим мимо по ступенькам веранды на улицы человеком, и снова молча уставилась за мерцающие над острыми пиками черных сосен звезды в темно-синем куполе неба. Серая фигура постепенно удалялась, исчезая в темноте. В голове крутились обрывки фраз, которые она сказала на этом собрании, о которых раньше только задумывалась. Стрекот кузнечиков в высокой траве возобновился, смешиваясь с ее мягким шуршащим шелестом от порывов теплого ветра, приносящего с собой неизменный душистый запах цветов с диких лугов. Кай сейчас скорее всего ворочается без сна или снова курит, глядя на огни ночного трафика. Или сколько там сейчас времени? В сущности неважно. В любом случае, спокойствия и уверенности он точно не испытывает. Девушка глубоко втянула в себя запах дикой ночной полутьмы, впуская ее в себя, позволяя раствориться внутри. Где-то скрипнула открывшаяся дверь дома, глухо закрылась, словно где-то совсем далеко, и на пару секунд воцарилась абсолютная тишина. - Я уезжаю завтра, - тихо произнесла Хару, прикрывая глаза и не поднимая прислоненной к балке головы, когда рядом встал Эйдан. - Жаль. Но классно, что ты вообще приехала, - Эйдан снова замолчал. Девушка приоткрыла глаза, покосившись на него. Ветер слегка шевелил темные кудри на его голове. - Думаешь, все реально может случиться, как тогда? - А кто мы есть, Эйд? Он пишет тебе письма в своем дневнике. Это его связь с той жизнью, которая была до всего этого дерьма. Я останусь в любом случае, - Хару раскрыла глаза, переводя взгляд на парня. Он медленно закивал. - Поэтому ты лучше не теряйся, ладно? Как все стабилизируется, при первой же возможности приезжай в штаты, - Хоккинс слабо усмехнулся, опуская взгляд. - Ты даже представить не может, как бы мне хотелось... - Ладно. Иди и отдыхай, нам завтра еще гребаный отчет строчить в штаты, - он кивнул, снова улыбнувшись. С невеселой полуулыбкой глядя на парня, Хару хотела еще что-то добавить, но на оголенное плечо легла чья-то узкая теплая ладонь. - Тебе тоже нужно отдохнуть, воительница, - пропел нежный женский голос над ухом, и Хару удивленно вскинула брови, с улыбкой обращаясь лицом к вылупившемуся Эйдану. - Оке-ей, - протянула девушка и взяла узкую ладонь в руку, позволяя раскрепостившейся от выпивки блондинке увести ее в ночную темноту. Эйдан только со смехом покачал головой, крикнув непристойные пожелания вслед девушкам, за что получил средний палец от Хару, и махнул рукой. Он продолжал в течение некоторого времени стоять и молча смотреть на звездное небо.***
Дерден проснулась ранним утром, все еще помня картины разбитых улиц, горы дымящихся трупов и лужи крови в огне из своего сна. Однако реальность оказалась гораздо более приветливой. Поднимающееся над нежно-розовым горизонтом расплывчатое солнце било лучами сквозь щели в деревянных стенах мастерской похоронного бюро, освещало пыль на небольших окошках. Дерден, лежа на животе в почти абсолютной тишине, долго не могла заставить себя покинуть нагретое теплом тел спальное место из одного матраса и пары простыней на полу. Тонкая женская рука лежала на спине, холодными кончиками пальцев касаясь обнаженных ребер. Сзади раздавалось сонное сопение. Тепло, исходившее от кожи изредка ворочавшейся девушки, чьи мягкие волосы приятно щекотали кожу плеч, было дополнительным стимулом, чтобы задержаться в сонном царстве еще на пару минут, забывая о необходимости ехать обратно в Сиэтл. Прежде чем встать, Дерден, тихо перевернувшись, оглядела расслабленное сонное лицо совсем еще молодой девушки лет двадцати с мягкими розовыми губами, едва заметными веснушками на носу и светлыми на кончиках ресницами. Такой ангельский вид не мог сказать, что всего десять часов назад она чуть ли не дважды спасла задницу Дерден, когда та отвлекалась. Черноволосая слабо усмехнулась и, проведя пальцами по небольшой круглой щеке, осторожно прижалась губами к губам подруги на пару секунд. Та тихо простонала, улыбаясь сквозь сон. Смирившись с невозможностью остаться еще на день и приведя расплывшиеся мысли в порядок, Дерден оделась, заколола волосы на макушке и, окинув взглядом лежащего на стуле у стойки Майерса, вышла наружу. В легкие тут же ударил прохладный утренний воздух, чистый, свежий и странно хрупкий в хрустальной тишине. Она снова обошла поселение в одиночестве, сделав несколько снимков особенно волшебных видов просыпающейся под лучами солнца природы и молчаливого поселения. Ближе к одиннадцати к ней после небольшого перекуса с парнями со вчерашней вылазки присоединился Эйдан, сопровождая по окрестностям, рассказывая о некоторых изменениях в быту их колонии и происшествиях в целом, о которых не успел обмолвиться днем ранее. Однако в основном они вспоминали прожитые вместе в этом поселении моменты, начиная от первой встречи, когда Хоккинс не мог отделаться от навязчивого недоверия к черноволосой гостье и спал с битой в обнимку в своей вшивой квартирке до дней накануне их отъезда в феврале. Хару отметила, что услышала от парня много историй об их совместных с Каем злоключениях, начиная с десяти лет, когда произошло знакомство, о которых раньше еще не слышала, либо слышала только версии Кая, которые порой немного расходились с действительностью. Все эти россказни в очередной раз дали понять, что кудрявый друг занимает очень большое место в жизни Кесады и имеет огромное для него значение, особенно теперь. Дерден, в свою очередь, рассказывала о каких-то моментах совместной жизни с ним, о которых Хоккинс по каким-то причинам не знал. Не без взаимных подколов, обходя тихие местечки недалеко от лесополосы, пересекая границу и уходя в поле, они делились какими-то прошлыми соображениями насчет друг друга при первом знакомстве. Прошло уже больше восьми лет, но все стояло живо перед глазами и являло собой лишь фундамент для чего-то большего, что начинало разрастаться теперь. Хару планировала отъезжать к аэропорту в пять вечера, но до этого времени успела еще раз в компании Эйдана и подключившейся гораздо позже Анны обойти колонию, почти в шутку повздорить с затаривавшимся на черном рынке боевиком, запастись необходимой информацией и несколько раз попрощаться с сентиментальными соотечественниками. Уходя из поселения с провожавшими Эйданом и Анной, она все же не чувствовала ничего, что могло бы заставить расплакаться, но было странное тянущее чувство где-то в районе груди и брюшной полости, похожее на волнение, какую-то необъяснимую тоску. Небольшая, но плотная толпа поселенцев провожала, махая руками и улыбаясь с какой-то радостью и надеждой на лицах и сияющих впервые в жизни глазах, и это рождало необъяснимые мысли в голове, странные эмоции. То ли самое испытывал Кай, глядя на людей из колонии в штате Айдахо, когда они уезжали оттуда, подарив людям самое главное, чего у них не было? Ответственен не только он, но все они. - Береги себя, ладно? - пробормотал в плечо подруги Эйдан, обнимая ее за спину. Она кивнула, все так же крепко стискивая его плечи с широко открытыми глазами, стоя вместе с Анной у здания аэропорта. - Постарайся выжить, - в ответ тихо, но твердо произнесла девушка, отстраняясь. - Хотя бы ради него. Парень кивнул. Она положила вытянутую руку на его плечо, слегка сжимая, обегая лицо глазами. Хоккинс опустил слегка заблестевшие глаза, но на этот раз Хару не стала острить насчет его сентиментальности, лишь продолжала оглядывать его, молча думая про что-то, о чем Эйдан точно догадывался. Они снова кивнули друг другу, и Эйдан слабо улыбнулся, шмыгнув носом. Анна растянула губы в улыбке, когда очередь дошла до нее и, раскрыв руки, приняла черноволосую в объятья, встречая приоткрытыми губами короткий поцелуй, после которого Дерден с усмешкой пообещала, что они еще встретятся. Оставшиеся недалеко от здания аэропорта молодые люди помахали руками вслед скрывшейся за дверьми здания спине Дерден. Обратный полет, как и прогулка по вечернему, все еще полному гула машин и неоновых огней с вывесок кафе и магазинов Сиэтлу не отняла много времени. Быстро найдя мотель, в котором приятели остановились два дня назад и после некоторых препирательств с администратором, который заявил, что никаких друзей в номере нет, и даже вызвался проводить до комнаты, Дерден поднялась на нужный этаж. Тем не менее, несмотря на всю свою уверенность, никаких людей она в номере не обнаружила. Ни приятелей, ни инструментов, ни пары сумок с вещами, ни даже записки - ничего, кроме нескольких окурков, пяти флаеров и тетради Кая. Последнюю она забрала, прежде чем под довольную улыбочку администратора выйти из номера. - Я же говорил вам, - продолжил он, когда они оказались на первом этаже, и администратор занял свое место за ресепшеном. - Как давно они уехали? - облокотившись о стойку, спросила Дерден. - Формально они не выселялись даже... Уехали с большей частью своих вещей где-то в три часа дня. Потом никто не возвращался. - Вы позволите мне сделать звонок? - мужчина кивнул, снова улыбаясь замешательству Хару, которая едва сдерживалась, чтобы не послать его с этой гаденькой ухмылкой. В темно-зеленой трубке телефона раздались протяжные гудки, и девушка уже решила, что никто не ответит, и хер знает, где придется искать этих идиотов, но на другом конце вдруг послышался усталый и тихий голос Грола. - Ну и где вы? - поинтересовалась девушка, закатив глаза. - Ты уже вернулась? - Да, около часа назад. Так где вы? Опять что-то случилось? - она обернулась на всякий случай на улыбающегося и с напускной внимательностью считающего лампочки на потолке мужчину, снова закатывая глаза и встряхивая головой. - Случилось, - мрачный тихий тон Дейва заставил Дерден забыть об администраторе сзади и внимательно вслушиваться в голос барабанщика. - Что? - Потом... Слушай, приезжай на место бывшего East Montlake парка, сейчас тут просто развалины на пустыре. Это на берегу залива Юнион, там еще есть островок Марш. Просто скажи таксисту ехать по Монтлейк бульвару вплоть до залива. Там выйдешь и сразу найдешь место. Деньги-то еще остались? - Да, - быстро нацарапав адрес на ладони, ответила девушка и, когда барабанщик собирался бросить трубку, добавила. - Дейв. - Да? - Он все еще дышит? - Дышит. Приезжай. Отключившись, Дерден, не обращая внимания на пожелания довольного администратора, закинула на плечо рюкзак и вылетела из мотеля на полутемную дорогу, освещенную горящей вывеской с названием клоповника и редкими фонарями. Она вытянула руку перпендикулярно проезжей части, попутно начиная пятиться вдоль дороги. С ними вряд ли что-то случилось, если Дейв может нормально разговаривать, и все живы, но проклятая нервозность, поселившаяся где-то в голове и выедавшая мозг, лишая способности ясно мыслить, не отпускала. Наконец, у обочины притормозила рыжая машина, освещая темную полосу включенными фарами. В нос тут же ударил выхлопной газ, отравив едва ощутимый летний запах на улице. - Тебе куда, красавица? - из опущенного с пассажирской стороны окна высунулась улыбчивая, гладко выбритая физиономия молодого брюнета в синей форме. - Бульвар Монтлейк, чудовище, - попутно садясь в автомобиль, сразу спросила она. - Знаешь его? - Конечно. - Сколько? - За ночь с тобой - все, что угодно, - он снова расплылся в нежной улыбке, оглядывая пассажирку. Сужая глаза, Хару повернулась лицом к парню. - У меня СПИД, камикадзе. Езжай. В течение получаса Дерден старательно вглядывалась в пролетающие за окном, едва освещенные тени, пытаясь найти описанный Дейвом пустырь, однако в очередной раз проклинала мужчину, не находя соответствующего его словам места. Доверившись знанию города водителя, Дерден нарушила тишину, как бы между делом спросив, не знает ли он, что случилось в Парамаунте сегодня. Молодой человек только пожал плечами и сказал, что видел, как театр окружили какие-то автобусы, машины с мигалками и люди в камуфляжном, будто внутри начался теракт. Больше Дерден ни о чем не спрашивала, молча пялясь на неровные тени на синем фоне ночного неба. Машина притормозила у широкого темно-серого из-за отсутствия любого освещения поля, вдали которого виднелся кусочек поблескивающего залива у самого горизонта. Расплатившись, девушка вышла из такси, что тут же отъехало обратно, лишая тихую местность света и шума работающего двигателя. Прохладный ветер с каким-то зловеще тихим шорохом прочесывал сине-серую траву. По всему периметру пустыря виднелись редкие остатки разрушенных построек, среди которых возвышался двухэтажный дом с обвалившейся крышей, но целым первым этажом, в окнах которого тускло горел свет. Хару быстрыми шагами устремилась к своеобразному маяку в серо-синем море, слыша только шелест высокой травы и собственное дыхание. Дойдя до постройки, Хару недолго думая толкнула хлипкую дверь с выбитым стеклом и, скинув по пути рюкзак, вошла в мелкую комнатку, из которой исходило свечение. Сидящие за столом Дейв и Крист даже не подняли лиц, освещенные слабым светом свечей в подобии кухни, только продолжали сидеть напротив друг друга, глядя усталыми глазами из-под сдвинутых бровей вниз. - Чего вы сидите? Что случилось? - ответа не последовало, только Дейв поднял темные глаза. Оглядевшись по сторонам, девушка снова требовательно воззрилась на мужчину. - Где он? - Дейв кивнул головой в сторону стены за своей спиной, в которой имелась дверь с пыльным стеклом и занавеской в верхней части. Дерден, снова глянув на барабанщика, нерешительно подошла к ней, выглядывая через окошко на подобие старого деревянного крыльца, на ступеньках которого, сгорбив плечи под здоровой клетчатой рубашкой, сидел парень с взлохмаченными на макушке светлыми волосами. Помедлив некоторое время и сглотнув, Дерден все же нажала на ручку.Подай мне тот небольшой милый пистолет, Моя милая, моя дорогая. Чистильщики идут один за другим, Ты не хочешь даже, чтобы они начали свою работу. Они уже стучат в твою дверь, Они меряют комнату, они знают счет. Они чистят пол в бойне Наших разбитых сердец. Простите нас за то, что мы наделали. Сначала это было немножко забавно. Вот возьмите, пока мы не ушли. Это ключи от ГУЛАГа. О, дети, Кричите громче, кричите громче. Дети, Веселитесь, веселитесь...
- Nick Cave & The Bad Seeds - O Children.