The Pretender

Это вне нашей досягаемости, Это вне нашей досягаемости, Это вне нашей досягаемости... и оно стало ещё больше! Это становится, Это становится, Это становится... непристойным! Я отрицательный тип, Я отрицательный тип, Я отрицательный тип, и я обдолбан! Это становится, Это становится, Это становится... неподконтрольным! Маленькая папина девочка больше не девочка... - Nirvana - "Negative Creep". Закоулок между высоким кирпичным зданием у самой черты города и заброшенной некогда жилой высоткой с выбитыми окнами и дверьми слабо освещался неоновым светом вывески, мигающая стрела на которой указывала на дружелюбно приоткрытую внутрь кирпичного строения дверь. После прошедшего несколько часов назад дождя асфальт поблескивал под слабым светом. Сквозь мелкий зазор в двери доносился оглушительный гомон слившихся почти воедино человеческих голосов и приглушенный звук музыки. Все это наблюдал, неспешно докуривая сигарету у стены клуба, бритоголовый охранник. Он сделал последнюю затяжку, окинул внимательным взглядом тихую улицу с унылыми полуразваленными постройками по обеим сторонам от узкой дороги, после чего вошел обратно внутрь, тут же чувствуя, как на лицо отпечатком накладывается пышущий с цокольного этажа жар и запах пота. Минуя небольшой коридор, он спустился по железной лестнице в подвал, и по мере его движения звуки музыки, смешанные с криками и смехом, становились громче, заползая в самую грудную клетку и вызывая желание кашлять. Серые ошарпанные стены, голый пол, который едва можно разглядеть за множеством заполненных посетителями столов с выпивкой, и ленточное ограждение, образующее окружность диаметром метра в четыре. Охранник неспешно маневрировал между столами и скачущими из стороны в сторону с колоритными выражениями и ругательствами потными мужчина, что уже поснимали свои дорогие костюмы. Остановившись у небольшого столика, что был ближе достаточно близко к огражденной зоне, он остановился, нагибаясь к спокойно сидящему на своем стуле мужчине. Тот кивнул, получив необходимую информацию, и охранник встал за его спиной подобно своему напарнику. В дорогом сером костюме, с серебристо-серыми, чуть вьющимися волосами до плеч и такой же седой бородкой, пятидесяти лет мужчина сидел за столом рядом со своим приятелем, что достаточно бурно реагировал на происходящее в круге: он порывисто подскакивал, бил себя кулаком в грудь, матерился и кричал в сторону борцов, пока его друг оставался хладнокровен, подвластен лишь своим мыслям. Публика вокруг в большинстве своем реагировала подобным ему образом, пока двое блестящих от пота, загорелых, крепких мужчин, раздетых по пояс, с остервенением молотили друг друга, душили, ломали руки и ноги, стремясь победить один другого. На блестящей темной коже были видны кровавые разводы. - Ну же, Гектор! Я поставил на тебя столько бабок, сукин ты сын! - низким голосом крикнул снова вскочивший полноватый высокий мужчина с залысинами под зачесанными назад черными волосами с проседью, которая заметна и на козлиной бородке, покрывавшей его подбородок и область над верхней губой. Он громко выругался и залпом осушил стеклянный стакан с виски, с грохотом приземляя его на деревянную столешницу. Мутно-зеленые под нависшими веками глаза остановились на задумчивом лице приятеля, что, глядя сквозь пространство, покручивал пальцами правой руки усы. - Эй ты! - он щелкнул пальцами в сторону хилого парня в форме официанта, тут же вздрогнувшего от приказного тона. - Еще виски мне и моему другу! - официант скрылся, а мужчина, кинув взгляд на борющихся между собой гигантов, присел на стул. Он невесело усмехнулся, раскуривая сигару, когда один из них, на кого он не ставил, заломал его Гектора, выкручивая тому руки в попытке сломать. Лицо борца исказила боль, и через крепко стиснутые зубы прорвался крик. Мужчина медленно выдохнул дым и слегка толкнул друга локтем, предлагая тому сигару, но мужчина в сером костюме лишь помотал головой, все еще глядя куда-то сквозь, словно ни борцов, ни полного кричащими людьми зала для него не существовало. - Знаешь, о чем я думаю, Салливан? - наконец, произнес он, отвлекая внимание человека от боя. - Ведь мы уже не молоды. Однажды случится так, что нас не станет, и кто будет после нас? - отстраненные серые глаза окинули взглядом полный потных, богатых мужчин зал. - Эти обезьяны? Кто продолжит наше дело и усовершенствует его? - Я не собираюсь умирать в ближайшее время, - расхохотался Салливан, взмахивая сигарой в воздухе. - Наши наследники, конечно, кто же еще? Вот у меня сыновей нет, но твой Уилл как раз годится, - Бенджамин покачал головой. - У Раевского тоже сын, такой засранец, видел его? Он нам еще фору даст. Просто смотри на вещи оптимистичнее. Главное, чтобы этот Раевский и дочь свою не начал пихать в правительство, а то пиздец системе. Я так скажу, - он стукнул рукой по столу, - если у суки есть вагина, то и использовать надо только ее дырку, а не пихать черт знает куда. Ты с ним поговори про это... Кстати, мне тут недавно новых девочек завезли... - Сал, - серые глаза, обретя ясность, остановились на замолчавшем мужчине. - Хватит бредить, твои шлюхи меня волнуют в последнюю очередь. - Приятель, тебе просто нужно расслабиться, - протянул мужчина и вскочил с места, вскидывая руки, когда здоровый Гектор с лицом, покрытым кровавой кашей и потом, ослепил своего поваленного на спину противника, пальцами выдавив его глаза. Зал огласил оглушительный рев, и поверженный зашевелил руками и ногами, как перевернутый на спину жук. Салливан снова дернул руками в воздухе, и тут же развернулся, услышав, как за его спиной с грохотом что-то упало и разбилось. Сжавшийся под его взглядом официант пытался поднять с облитого виски стола бутылку, содержимое которой залило и брюки флегматично смотрящего вдаль Бенджамина. Взгляд мутно-зеленых глаз перешел с серых брюк на дрожащего под грозной фигурой тощего парня. - Ты, ублюдок, совсем страх потерял? Из какого места у тебя руки растут, педик? Хочешь к этим парням? Хочешь?! - он схватил его рукой за шею сзади, чуть наклоняя и заставляя смотреть, как тяжело дышащий над ослепленным противником Гектор берет из руки судьи молоток и тяжело смотрит на поверженного. Салливан грубо встряхнул мальчишку за шею, сжимая ладонь, когда тот попытался отвернуться. Одним точным ударом Гектор прибил своего противника и еще несколько секунд, тяжело дыша, с ужасом смотрел на него, дрожащими руками трогая себя за лицо и плечи. - Хочешь?! - прорычал он в ухо официанта. - Салливан, остынь! - мужчина недовольно повернулся на друга и отпустил парня, тут же умчавшегося подальше от столика. Толпа зрителей забушевала одобрительным гомоном и чьими-то расстроенными криками, когда судья поднял правую руку Гектора и увел его с поля боя, что-то одобрительно говоря. Салливан снова упал на стул и, выругавшись в адрес пролившего выпивку мальчишки, осушил наполовину свой стакан. - Знаешь, что меня беспокоит, Бен? - наклонившись к другу, произнес мужчина. Старший Певенси посмотрел на него, пока тот кидал косые взгляды в сторону мальчишки. - Насрать, что там будет после нас. Это будет потом. Меня волнует наше «сейчас», над которым нависла настоящая жопа. Я про этого педика с гитарой. Помнишь ублюдка? Готов поспорить, что этот мальчишка сейчас специально облил тебя, у них, тварей, бунт, понимаешь ли. - Ты бредишь, Сал... - мужчина устало потер переносицу. - Парню просто стало скучно, вот и все. Ничего он не сделает. Когда эта игра ему надоест, он сам уйдет, а сейчас это нужно просто спокойно переждать... как прочистку канализации, небольшая процедура - не более. - Блять, но за время этой игры мы можем многое потерять, Бен. Они же не просто эту срань в клубах устраивают, они все жгут, агитируют народ... Мне насрать на крыс из колоний, на этих ублюдков можно запросто скинуть бомбы, и их не станет, но он ведь переманивает на свою сторону уже и наших ребят. Ты слышал, что случилось в Кливленде? - Конечно, я слышал, что случилось в Кливленде, Салливан, я же член Братства, - раздражаясь, ответил Бенджамин. - Так вот именно поэтому ты должен наложить кучу в свои брюки, потому что Кливленд очень далеко от западного побережья, потому что ребята, что разбомбили к хуям весь национальный банк, были из уважаемых семей, не имели никогда даже никаких связей с колониями. Они разбомбили там все к хуям, но ни черта не взяли, они просто все разрушили и ушли, нацарапав эту ебучую рожу на земле... Ты понимаешь это, Бен? Это уже наши люди, не эти грязные крысы, которые жрут там же, где срут. Это ребята из престижных школ, уважаемых семей, с большим будущим на государственных должностях, и тут такая херня. Пока мы тут «спокойно пережидаем», этот белобрысый может замутить тучу всякого дерьма, перевернуть все, нагадить, а ПОТОМ уже только уйти. Мы же не разгребем все это и обратно не вернем, - Бенджамин задумчиво водил по усам фалангой указательного пальца. - Это же дети, подростки, они подвластны такому влиянию больше всех. И.. ты ведь знаешь, что Харрисон покончил с собой? - Бен кивнул, а Салливан продолжил уже тише. - Так вот я не думаю, что это просто так. Он не мог себя пристрелить так внезапно. Ублюдок наверняка наведался к нему, а потом подстроил все как самоубийство. - Джордж был на премьере этого английского выродка в среду, - отстраненно произнес Певенси. - Там много дряни случилось, возможно, это как-то повлияло на него. - Да черта с два, столько лет не влияло, а тут случилось? - Ты сам знаешь, что Джордж был очень эмоциональным временами. Он мог это сделать под влиянием настроения. Или же ему промыли мозги... - Можешь представить, скольких из нас так перебьют, пока ты спокойно ждешь? - Бенджамин отнял руку ото рта, нарушая свои долгие мысли о своем же сыне, и перевел уверенный твердый взгляд на приятеля. - Ты так печешься о своей заднице, Сал? - поймав взгляд друга, он только покачал головой, сменяя тон. - Расслабься, твоя охрана никого не пропустит. Это парень все же не бессмертный и далеко не глупый, чтобы нарываться на целый наряд. Ты ведь не веришь во все эти сказки о чудесном воскрешении Кобейна? Умоляю, скажи, что не веришь. - Да нет, просто... Не знаю. Гарри, мой вышибала, видел какого-то блондина три дня назад в моем «Fussy Hussy»*. У меня яйца едва не свернулись после этой новости, - он передернул плечами и остановил взгляд на светлеющей неподалеку макушке сидящего спиной к их столику человека. Его телосложения нельзя было разглядеть из-за довольно большой черной куртки, но навязчивая мысль уже могла покинуть Салливана. Он сделал знак своему вышибале, сопровождавшему его. Крепкий парень кивнул и твердым шагом направился к блондину неподалеку. Салливан крепко сжал руку в кулаке и прикусил нижнюю губу изнутри, невольно нервничая от предвкушения возможной поимки. Крепкая рука сжала плечо человека и рывком развернула его лицом к мужчинам за столом, вызвав небольшую немую паузу в малой области сидящей толпы. Бенджамин хлопнул выдохнувшего друга по плечу. Незнакомый блондин лет двадцати на вид очень сильно напоминал манекенщика с каких-то модных показов, на которые часто отпрашивались девчонки из клуба Салливана, но вспомнить его имя он не мог. Мужчина поморщился и отозвал охранника, на которого уже начали сыпаться проклятья от представителя золотой молодежи. - Эй, заткнись! И патлы свои обрежь, петух сраный, - прошипел мужчина, вливая в себя еще один стакан. - Мы теперь от каждого блондина сраться будем... Вскоре в зале заброшенного клуба на черте города воцарилась шумная, но относительно спокойная обстановка, в которой тощий официант оттирал пятна свежей крови с пола. Один из опьяневших мужиков вывалился за заграждение и, вспомнив о славной победе Гектора, схватил мальчишку за шею, натрясывая его, как грушу, и что-то болтая про то, что парень должен быть рад, что на его глазах произошло такое зрелище. Но, не получив достаточно твердого утвердительного ответа, он с удовольствием размазал уже порядком загустевшую кровь по лицу парня, сжимая его щеки в крепкой руке, после чего бросил на пол, уходя. Салливан с неизменно легким настроением наблюдал за этой картиной и раззадорился еще больше, когда со спины, проведя рукамипо плечам, появились две полуобнаженные девушки в красивом белье и дорогих чулках. Посетивших двух стариков красавиц мужчин знал в лицо, так как они работали на него, принимая клиентов в его клубе в развлекательной части города. Мало знакомую и еще, вероятно, не очень опытную блондинку он отослал к задумчивому Бенджамину, что продолжал гипнотизировать взглядом стену, не очень интересуясь формами девушки, а сам расслабился в объятьях жгучей брюнетки, что присела на подлокотник его стула. Тонкие проворные руки прошлись по плечами, мягко нажимая, массажируя их под легкой тканью рубашки, а пальцы время от времени путались в его волосах на затылке. Широкая со вздувшимися венами и перстнями на пальцах ладонь мужчины легла на обнаженную чуть выше колена ногу девушки, сжимая мягкую кожу. Блондинка неловко попыталась повторить движения старшей подруги, разминая плечи мужчины перед собой, но часто сбивалась, смущалась и делала все очень неловко, получая насмешку на губах напарницы. Последняя, наконец, встала за спиной Салливана и, наклонившись так, чтобы большая грудь, выглядывающая из белья, коснулась его головы, начала водить руками по его животу и руками. Блондинка снова сбилась, покраснев от перспективы вставать в такую позу, и Бенджамин убрал ее руки, отказываясь от услуг. - Бе-ен, хватит дурить, расслабься. - Я не люблю шлюх, Сал. - Я тоже, но зато они любят меня, - он с громким смехом резко потянул на себя мявшуюся за стулом Певенси блондинку, опрокинув себе на колени. Брюнетка, соглашаясь с его словами, жарко что-то зашептала на ухо, отчего мужчина похотливо улыбнулся. - Новенькая? - он кивнул на неловко поднявшуюся на ноги девушку. - Месяц назад привезли из Детройта. Приняла уже пятнадцать клиентов, все остались довольны, - неспешно произнесла брюнетка, изящными ладонями сжимая бугрящийся под джинсовой тканью член своего хозяина, на что тот с наслаждением закрыл глаза. - Ну и чего ты стоишь? - развалившись на стуле, поинтересовался он у блондинки, пока руки другой девушки гладили его груди и ноги. - Думаешь, если природа наградила тебя дыркой, то с тобой будут обходиться снисходительнее? Черта с два! - он с неожиданно громким смехом, как озабоченный подросток, дернул лямку ее бюстгальтера. Девушка прикрыла грудь ладонями, поправляя его, и отступила на шаг назад. - Хватит вышагивать, ты не скаковая лошадь. Принеси нам с мистером Певенси выпить, а потом мы посмотрим, что с тобой делать. - Нет-нет, миледи, мне не нужно, я вынужден вас покинуть, - с мягкой улыбкой ответил Бенджамин, поднимаясь на ноги. Салливан начал ныть по поводу занудства друга, но все же отпустил его, не смея перечить старшему по положению приятелю. Певенси быстро покинул зал вместе со своими охранниками. Салливан же, проводив его взглядом, запрокинул голову, расслабляясь в руках севшей ему на колени брюнетки, творившей что-то невероятное с телом старика, как ему казалось. Передергивая от холода и нервозности плечами, Мина приняла заказ у бармена, опустив глаза на его оценивающий взгляд. Ноги ныли от высоких каблуков, а тело от грубых рук оголтелых мужиков, приходивших в публичный дом Салливана, как в свой родной. С трудом удерживая равновесие на высоких каблуках, Мина медленно проходила мимо пьяного мужичья, чувствуя себя необыкновенно грязной, обляпанной каждым из этих уродов, которые также не гнушались услугами засевших рядом проституток. Девушка с трудом сглотнула подступивший к горлу комок слез, отгоняя воспоминания о тихой колонии своего города, откуда ее забрали и закинули в это грязное место с тупым названием какие-то бритые психопаты. Она едва удержала выпивку, когда какой-то мужик толкнул ее своей мокрой спиной и тут же ушел обратно к своему месту. Среди обилия мужчин за столами она едва разглядела развалившегося на стуле спиной к ней в объятьях брюнетки с выдуманным именем Кармен Салливана. Подходя, она нацепила маску ледяной серьезности и решимости, готовая ко всему, что ей предстоит пережить. Однако всего за несколько метров до нужного столика, она чуть не притормозила, неожиданно разглядев лицо сидящего спиной уже к ее хозяину человека, но продолжила путь, старательно сдерживая снова подступившие к горлу слезы и шок. - Мистер Салливан, - зыбкие мечта старика рассыпались от звука тихого дрожащего голоса рядом. Он окинул взглядом стоящую на столе выпивку, перевел взгляд на девушку и залпом осушил новый стакан, слегка морщась. Затем он резко скинул с себя едва удержавшую равновесие брюнетку и грубо потянул блондинку за руку, чтобы она встала ровно перед ним. В лучах яркого света с потолка она опустила густо намазанные тенями и карандашом глаза на пол, сжимая плечи. Салливан, не обрадовавшись этому, покосился на Кармен. - Ну и что прикажешь мне с ней делать? - он снова дернул девушку за руку, разворачивая, как куклу, боком к себе, и ударяя по заднице, из-за чего Мина вздрогнула, сжимая зубы. - Что ты о себе возомнила, сука? Что в тебе такого, а? - порядком захмелев от виски, мужчина сильно ущипнул девушку за худую ногу и резко повернул спиной к себе. Вытянув руку, он одним резким движением расстегнул застежку бюстгальтера и рванул на себе, причиняя девушке боль, но она продолжала молчать, крепко сжимая зубы. Злясь, мужчина сдернул предмет гардероба с нее и откинул в сторону, снова поворачивая Мину лицом к себе. Губы девушки дрожали, хотя она изо всех сил кусала их, стараясь держать себя в руках. Грубые ладони схватили ее за запястья, отводя руки в стороны, от груди. Она не поднимала лица, пока Салливан оценивающе осматривал ее. - Ну и что дальше? Ты с клиентами так же глаза в пол опускаешь, шлюха? Слышишь меня, ты! - свирепея, он вскочил с места и скинул со стола бутылку, что со звоном разбилась о пол, и толкнул девушку к столу, привлекая еще больше внимания. - Тут люди, мистер Салливан, - прошептала она, зажмуривая глаза и предпринимая последние попытки прикрыться, за что тут же получила звонкую пощечину. - Тебе стыдно?! Ты шлюха! - мужчина дернул ее за руку, привлекая все больше заинтересованных пьяных взглядов, и начал грубо стягивать резинку ее стрингов, которые девушка пыталась удержать на себе. - Слышишь меня! Шлюха, а не человек, ты не можешь испытывать стыд. Ты только должна подставлять свои сучьи прелести под крепкий член! - он снова толкнул ее и скинул с плеч предостерегающие руки Кармен. Блондинка тяжело закашлялась, сжимаясь на холодном полу, чувствуя, что к горлу подкатывает тошнота. Слезы сами полились по щекам, как девушка ни старалась сдержать их. Она, дрожа всем телом, снова прикрыла грудь руками, поднимая злые заплаканные глаза на мужчина над собой, но лишь на секунду скользнула взглядом с его свирепого пьяного лица на соседний столик сзади, тяжело сглатывая. Маленькие мутно-зеленые глаза сузились. Мужчина развернулся, и девушка с ужасом расширила глаза. - Куда это ты смотришь, шкура? - Простите, это ваше? - его внимание отвлек подошедший невысокий парень со странной улыбкой на лице, что протянул мужчине бюстгальтер. Салливан злобно усмехнулся. - Мое? Мое?! Ты видишь на мне сучье вымя, недоносок? - парень перевел взгляд на него, теряя глупую улыбку с лица. Салливан тяжело выдохнул и, наклонившись, дернул сжавшуюся на полу девушку за руку, прямо по шершавому покрытию провозя ее до ног подошедшего. Широкая ладонь ухватила ее за волосы на затылке и грубо приткнула носом к ширинке дернувшегося парня. - Хочешь себе такую? Хочешь?! - он снова дернул голову тихо заскулившей девушки. - Д-да... - Тогда плати и не мнись здесь, как педик, - Салливан устало рухнул в кресло и, достав сигарету из пачки, поджег ее. Усталые раздраженные глаза метнулись на глупо улыбающегося круглым лицом парня. - И отдай ей, наконец, этот чертов лифчик! Парень послушно наклонился, отдавая девушке вещь, сопровождая все это каким-то едва ли не подростковым, озабоченным взглядом темных глаз. Мина всхлипнула, натягивая белье на себя, с ужасом видя, как очередной клиент расплачивается за возможность ее трахнуть, за ее тело, которое она никогда больше не сможет назвать своим собственным и которым могут пользоваться, чтобы затем презрительно выкинуть, абсолютно все, у кого есть деньги. Взгляд светло-голубых заплаканных глаз на секунду метнулся в сторону быстро прошедшей мимо фигуры, на которую пересчитывающий деньги Салливан не обратил никакого внимания. Она тяжело выдохнула, оборачиваясь на нее, и с трудом поднялась на ноги. - Все, она твоя, - невнятно из-за сигареты в зубах проговорил Салливан, хлопая парня по локтю. Тот поднял сияющие глаза на девушку, и она тяжело сглотнула. - Мистер Салливан, - мужчина удивлено поднял взгляд на нее, слыша какую-то уверенность в голосе, - могу я отлучиться в уборную на пару минут? Мне нужно привести себя в порядок. - Ну иди, - протянул он, с сомнением глядя на девушку. - Но не вздумай бежать, Мина. Я тебя везде найду... Блондинка кивнула и непринужденной походкой, неторопливо из-за высоких каблуков, причинявших боль ногам, отошла от стола своего хозяина, направляясь к уборной через забитую до отказа пьяным мужичьем часть зала, стараясь при этом не обращать внимания на пошлые взгляды, которые буквально лапали ее, и одобрительный свист вслед. Ее утешала только мысль о том, что однажды она сможет отплатить всем этим жирным старым извращенцам и взорвать их дома, убить их детей, чтобы они почувствовали такую же боль, какую чувствует она и все попавшие в рабство девушки. Но вначале она убьет Салливана. Она отрежет ему его грязный хрен и запихнет в глотку, распорет его волосатое брюхо и зальет внутрь кислоту, а сама будет с улыбкой наблюдать, как его дерьмовая туша корчится от боли в конвульсиях, чувствуя себя наконец отмщенной. Жаль, это лишь мечты, и уже через несколько минут ей придется вернуться, чтобы снова лечь под проспиртованное рыхлое тельце очередного ублюдка с одержимым похотью взглядом, который будет вдалбливаться в нее, пока петухи на заре не закричат. Мерзко, долго, больно и мучительно грязно... Девушка остановилась у покрытой порядком потрескавшейся зеленой краской двери в темном коридоре, передергивая плечами от доносящейся со всех сторон вони. Она снова оглянулась по сторонам и затем толкнула дверь вперед, открывая на обозрение грязную, освещенную трескающей на загаженном потолке лампочкой комнату с обилием окурков на поломанной плитке пола, какими-то невнятными разводами на тусклых стенах. Стоящая у противоположной двери стены с небольшой форточкой под самым потолком фигура обернулась, окидывая взглядом пришедшую. - О Господи! - только и смогла сдавленно всхлипнуть девушка, зажав рот рукой, после чего кинулась на шею к музыканту, отчаянно цепляясь за его плечи и спину дрожащими ладонями, прижимаясь едва ли не боли, чтобы раствориться в, казалось бы, мимолетном видении хотя бы на мгновение, прежде чем оно пропадет. Но «видение» не исчезло, а лишь, растерявшись вначале, обняло девушку в ответ. Мина громко всхлипнула, дрожа от сдерживаемых рыданий, когда холодные руки слабо коснулись ее спины. - Неужели это и вправду ты... Господи, Господи, это ты, - Мина чувствовала, что больше не может себя сдерживать, и уже более слышимо зарыдала, забыв, что хозяин вряд ли обрадуется ее красному, заплаканному лицу. Девушка крепче сжала руки, судорожно перебирая в пальцах длинные волосы, крепче вжимаясь носом в шею, и продолжала дрожать, тихо рыдая, что приносило какое-то странное чувство облегчения, словно плотину прорвало, и она больше не может быть сильной и хладнокровной. При каждой новой мысли о предстоящей очередной бессонной бесконечной ночи тело начинало ныть, вспоминая все нанесенные клиентами и хозяином травмы, будто заново переживая эти отвратительные моменты, грязь, от которой уже никогда не отмыться. И они обязаны заплатить за это. С последней мыслью, застрявшей в голове, чувствуя, как чьи-то руки неловко гладят ее волосы, Мина постепенно успокаивалась, снова загораясь идеей отмщения. Ведь Он здесь не просто так. Им движет далеко не любовь и сострадание. Девушка открыла глаза, почувствовав, что музыкант отстранился от нее. Было непривычно и странно смотреть в его чуть прищуренные глаза с такого близкого расстояния, что был виден даже рисунок вкрапленных в льдисто-голубой темных волокон, но блондинка выдержала его взгляд, проверяющий, видимо, все ли хорошо, и сумела привести дыхание в порядок, чтобы не потерять голову в такой неподходящий момент, видя это лицо слишком близко. - Все нормально? - девушка тихо усмехнулась неуместности и наивности подобного вопроса. Что с ней может быть нормально, да и кому какое дело? Она понимала, что это лишь проявление вежливости, ведь где он и где она? - поэтому тут же постаралась отогнать глупые мысли. Все эти глупые чувства должны остаться на заднем плане, сейчас у них другая задача. - Да, спасибо, - тихо ответила девушка и с сожалением опустила руки, выпуская его. - Что ты здесь делаешь? Неужели пришел посмотреть бои? – голубые глаза сощурились в усмешке. - Мне нужна твоя помощь, - прислонясь к стене за спиной, произнес Курт, скрещивая руки на груди. Под его прямым немигающим взглядом блондинка смутилась, вспомнив о своем внешнем виде, и тут же стыдливо прикрылась руками, хотя помогло ее действие мало. - Что тебе нужно? - Мне необходимо узнать кое-что про твоего босса. У него ведь несколько публичных домов неподалеку отсюда, так? - девушка осторожно кивнула, перехватывая его нечитаемый взгляд. Несмотря на возникшее с первого взгляда доверие и недюжинную симпатию, которую она старалась засунуть куда подальше, все равно ощущалось что-то странное, неоднозначное в нем, поэтому Мина изо всех сил старалась удержать нить разговора. Кобейн кивнул головой сам себе, что-то прикидывая в голове, и снова вернул взгляд на нее. Девушка сглотнула. - И чаще всего он находится не в филиалах, а в оригинальном, самом большом доме, так? - Да, он размером с пятнадцатиэтажный дом. - Хорошо. У него есть собственная охрана, секьюрити? - Да, здоровенный Боб и его тупой брат Джим. Огромные, как скалы, почти всегда вместе с ним. - В какое время наступает это «почти»? - Мина задумчиво отвела взгляд в сторону. - Я имею в виду конкретное время в ближайшие дни. - Ну... Завтра, как и каждую пятницу, у него будет собрание в нашем Доме. Будет целая куча людей, все эти богатые крысы. Не знаю, что они там обсуждают, но они расходятся через пару часов. Обычно после этого Салливан уединяется в своем кабинете, пьет бренди, иногда вызывает к себе какую-нибудь девушку. В такие часы он обычно никого к себе не допускает, хочет побыть один. Джим и Боб в это время и сами расслабляются где-нибудь внизу. Раз босс не зовет, им наплевать. - Нам это на руку. - Что ты хочешь сделать? - Кобейн поднял на нее немигающий взгляд, снова смутивший девушку. - А что ты хочешь, чтоб я сделал? - Я не знаю... Не знаю. Салливан сломал мою жизнь, он сломал меня, он все разрушил, - Мина вскинула полыхающие ненавистью глаза. - Я хочу, чтобы он страдал. Хочу, чтобы он корчился от невыносимой боли, стыда и ужаса, как все мы, кто стал его рабынями. Я лишь хочу, чтобы он поплатился за это. - Он заплатит, - Кобейн кивнул, и девушка провела рукой по щеке, вытирая слезы. - Он будет страдать, это я гарантирую... Но ты тоже должна пообещать мне кое-что, - Мина недоверчиво подняла глаза, глядя исподлобья на подошедшего Кобейна. Он остановился в шаге от нее и, чуть нагнувшись, чтобы видеть ее лицо, крепко сжал вытянутой рукой ее левое плечо. – Если ты со мной, ты должна забыть о жалости. Ты должна забыть о нерешительности и страхе. Смирись с мыслью о том, что можешь погибнуть, если хочешь отомстить. - Ты смирился? - Я уже покойник, - он усмехнулся и продолжил спустя пару секунд. – А теперь заткнись и слушай. Дело в том, что ты не можешь уйти сейчас. Ты должна остаться вплоть до завтрашнего вечера, чтобы вывести своих подруг из здания. То, что завтра случится, вас не должно коснуться. Говори им, что хочешь, но никого из твоих подруг и прочих «рабов» внутри остаться не должно. Вас никто не сможет спасти, кроме вас самих, понятно? – девушка кивнула, не отрывая взгляда от глаз напротив. - Мне придется обслужить еще нескольких ублюдков за это время. - Терпи. По каким-то причинам, вы терпели все эти годы, так что один день ничего не решит. - Раньше не было надежды. - Надежды? – Кобейн странно усмехнулся, приподняв брови. – Ты глубоко заблуждаешься…

***

- Скажи Мине, чтобы зашла ко мне через десять минут, - высокий бритоголовый мужчина в темной обтягивающей внушительные рельефы тела футболке и штанах от военной формы кивнул и отошел от своего хозяина, скрываясь за приоткрытой дверью полутемного зала, из которого, шумно разговаривая и обмениваясь шутками, один за другим выходили гости Салливана. Он сам, встав со стула во главе вытянутого стола, с улыбкой пожимал руки своим приятелям и партнерам, провожая их, после чего в небольшой компании мужчин азиатской внешности вышел сам, говоря с ними по-китайски. Худой брюнет засмеялся над удачной шуткой американского коллеги и указал пальцем в сторону лестницы в конце темного коридора на первый этаж, с которого не переставала доноситься приглушенными басами громкая музыка от устроенного для гостей заведения шоу. Салливан громко коротко рассмеялся, похлопывая партнера по плечу, и кивнул ему, заверяя, что вскоре присоединиться к ним, чтобы насладиться представлением «дьявольских сучек». До начала развлечения он планировал поговорить с Миной и воочию убедиться в ее профессионализме, из-за которого не жаловался, по словам коллег, ни один клиент. Девчонку называли настоящим ангелом, спустившимся в грешный мир с небес, но Салливан в эти сентиментальные россказни не верил. Более того, он не терпел этой показушной невинности, точно зная, что каждая из женского племени является профессиональной шлюхой, расчетливой сукой, превосходным манипулятором, которому неведомы простые человеческие чувства и уж тем более понятие невинности. Они уже рождаются грязными и начинают отсвечивать своими дойками с четырнадцати лет. Приятели часто подтрунивали, что Салливан слишком зациклен на этой теме женоненавистничества, однако он утверждал, что видел истинную суть вещей, на которую почтенные джентльмены и старые подкаблучники только глаза закрывают. А эти суки, словно опасные животные, которых нужно запирать в клетках, чтобы миру и цивилизации не угрожала никакая серьезная опасность с их природным развратом, хитростью и тупостью. Иногда в моменты особенного раздражения и злобы он даже предавался мыслям о средних веках, когда шлюх сжигали, как ведьм, на костре. Но он нашел им гораздо более выгодное применение. Ни одна из них после недели нахождения в Его доме уже не смела перечить и даже ластилась под ногами, как кошечка, когда он требовал, выполняла все, что ей прикажут, а если экземпляр оказывался строптивым, как Мина, с этим можно было легко совладать. Салливан проводил задумчивым взглядом с отстраненной полуулыбкой на лице своих партнеров, шумной толпой спустившихся по лестнице, и зашел в свой кабинет, не закрывая двери и не разжигая света. В минибаре у стены просторной комнаты он отыскал бутылку неплохого Джемисона и, не заботясь о стаканах, сделал пару глотков прямо из горла. Выпивка привычно обожгла стенки горла. Он чуть закашлялся и поднял бутылку на уровень глаз, просматривая ее рыжеватое содержимое на фоне темно-синего квадрата окна. Сквозь рыжеватую жидкость он заметил странность в ночном небе. Слишком много звезд. Сдвинув кустистые брови, мужчина прошел к окну и окинул взглядом ночную улицу, освещенную лишь фонарными столбами по периметру территории дома и светом от фар прибывающих машин. Неоновые вывески его заведений отчего-то не горели, затмевая даже сияние звезд, делая небо тусклым, зазывая посетителей со всего города и ближайших штатов к самому большому хранилищу шлюх Северной Америки, услугами которых пользовались порой даже члены Братства, как бы ни говорили, что им претят такие вещи. Салливан с подозрением окинул взглядом полутемные улицы, чувствуя неприятное волнение, еще незначительной волной поднявшееся внутри. Мужчина отогнал непрошеные мысли и уже собрался разобраться с охранной и техниками относительно этой проблемы, быстрым шагом выходя из кабинета. Их счастье, что сегодня не какой-то особенный день и важных клиентов нет, иначе он бы уже давно нашпиговал их туши свинцом за испорченный вечер. Едва Салливан переступил порог своего кабинета, как хмурое лицо тут же разгладилось при виде тонкой бледной фигуры поднимающейся по ступенькам на его этаж Мины. С умеренным макияжем, не кричащим приветствием, как у многих прожженных работниц, в непростительно скромной комбинации белья черного цвета, с убранными в высокую замысловатую прическу белыми волосами и ярко-красными губами она выглядела сногсшибательно, что выбило на мгновение из Салливана весь дух и мысли, однако он быстро собрался, снова нацепив на лицо свою пошлую оценивающую ухмылку. Но девушка шагала, на его удивление, слишком твердо и решительно, постепенно приближаясь по длинному коридору к нему, стуча каблуками по полу. - Ми-и-на, - протянул Салливан, складывая руки на груди и делая несколько шагов к ней навстречу. Девушка даже не улыбнулась, и непроницаемость ее лица взбесила мужчину, уже решившего, как она расплатится за такое неуважение. Раздражение заклокотало внутри, Салливан решительно сделал еще несколько шагов вперед, чтобы проучить неблагодарную сучку, которой сохранили жизнь в отличие от многих ее соотечественников, но остановился, почувствовав чью-то руку на своем плече. - Куда-то торопитесь, мистер Салливан? - прозвучавший за спиной холодный низкий голос заставил мужчину вздрогнуть и резко обернуться, чтобы тут же с ужасом попятиться назад и наткнуться на кого-то за спиной. Стоило мужчине обернуться, как сильный удар каким-то твердым продолговатым предметом заставил его на секунду потерять четкость зрения. Лишь потом он обнаружил перед собой держащую в руках биту девушку, но не успел сделать и шага, чтобы спастись, как сильный удар в ухо оглушил его, заставив охнуть от боли и прижаться обратно к стене. - Не уделите мне пару минут, мистер Салливан? - размалеванный психопат с силой ударил мужчину в живот, от чего тот согнулся пополам, глухо простонав, но тихий звук тут же превратился во вскрик от удара головой о дверной косяк. В глазах начало двоиться, и Салливан с трудом различил смазанные очертания лица перед собой, когда кто-то поднял его, почти упавшего на пол, за ворот, приближая к себе. - Нам предстоит серьезный разговор, - вкрадчиво произнес голос, после чего пронзивший голову удар по затылку отправил мужчину во временное темное небытие, и его глаза закатились... Часто моргая, мужчина попытался вернуть потерянную четкость своему зрению, но картинки упрямо расплывались перед глазами, и снова становилось темно. Он в очередной раз попытался открыть их, морщась от тупой боли в голове, но его взгляду предстал только непонятный темный квадрат потолка собственного кабинета. Осознав последний факт, мужчина распахнул глаза и, кроме боли в голове, почувствовав странную ломоту в плечах, понял, что не может встать из лежачего положения, даже сесть не в состоянии, а скрепленные вместе запястья находятся где-то над головой. Он тяжело сглотнул, чувствуя, как тело прошибает ледяной пот. В гнетущей тишине комнаты Салливан различил странный шум и оживленные голоса из-за стены, а также отсутствие музыки на первом этаже Дома. Мужчина глубоко вдохнул, пытаясь сохранить спокойствие, и начал тереть руки друг о друга, надеясь таким образом избавиться от «оков», однако намотанная в несколько слоев клейкая лента, привязывавшая руки мужчины за запястья к столу не поддавалась. Покрасневшее лицо покрылось потом, он начал, тяжело пыхтя и рыча сквозь зубы, дергаться, пытаясь высвободиться, отгоняя от себя мысли о своей участи. Внезапно его сердце словно пропустило удар: входная дверь кабинета открылась, на секунду впустив в прохладную благодаря приоткрытому окну комнату глухие звуки из коридора. Показавшаяся в проеме фигура, молча, быстрым шагом прошла к боковой стене и уложила какой-то белый ящичек на тумбочку с бумагами, порно журналами и документами. Салливан мог видеть лишь худую спину, скрытую за темным материалом пиджака, доходившего почти до колен незнакомца. Он по-прежнему молчал, склонившись над тумбочкой и производя какие-то манипуляции с содержимым ящичка. Салливан тяжело сглотнул, надеясь наладить контакт с пришельцем. - Кто ты? - Твоя новая шлюха, - он произнес это равнодушным голосом, совершенно не заинтересовавшись прозвучавшим вопросом. Мужчина положил голову прямо и зажмурился, тяжело выдыхая, после чего снова глянул в сторону человека. - Послушай, там в углу, в макете здания сейф. Возьми деньги, драгоценности, забирай все, только не трогай меня, - Салливан почти с замиранием сердца смотрел, как пришелец поднял голову прямо, замерев на мгновение. - А что мне мешает убить тебя прямо сейчас, ублюдок? - Не надо, - почти шепотом произнес мужчина, похолодев. Тогда человека закрыл белый ящичек на тумбочке и, сложив руки на груди, обернулся. Салливан, прищурив мутно-зеленые глаза, окинул взглядом его молодое и достаточно красивое лицо, которое, однако, производило странное, едва ли не ужасающее впечатление из-за почти черных губ, изогнутых в ненастоящей нарисованной улыбке, и дымчатых кругов вокруг прищуренных вертикально рассеченных черными полосами глаз. Мужчина переключил внимание с цвета его глаз на спутанные волосы до плеч, и все сомнения мигом отпали. Он крепко сжал зубы, стараясь не выдать своего волнения. Кроме шуток, которые постоянно звучали в адрес больного мальчишки в разговорах с партнерами и приятелями, почти каждый, поддавшись слухам, знал одно: после встречи с этим психом живым не уходил еще никто. Он как чума. - Назови хоть одну причину, - он замер неподалеку от стола, не меняя позы. Даже выражение его глаз, абсолютно равнодушное, хладнокровное и бездушное не изменялось. - Назови хоть одну гребаную причину, по которой я не должен тебя убивать. Ты отдавал малолетних девчонок старым мудакам, чтобы те трахали их, пока дерьмо не полезет, а сам получал деньги. Так что мешает мне убить такую гниду? - сделавший пару неторопливых шагов из стороны в сторону Кобейн снова замер, останавливая непроницаемый взгляд на привязанной к столу, как для ритуала, жертве. Мужчина только слабо сглотнул, с мольбой в глазах глядя на парня и обливаясь потом от волнения. - Умоляю... - Кобейн ухмыльнулся, запрокинув голову на секунду, хотя смеха в его глазах нельзя было разобрать. - Хах, ты не умоляешь. - Пожалуйста! - О, дьявол... - он закатил глаза. - Почему все вы вспоминаете это слово только перед тем, как сдохнуть? А те девчонки говорили «пожалуйста», когда ты забирал их из семей? Они говорили «пожалуйста», когда ты бил или трахал их? - его голос стал громче, и Салливан сжимался от страха, зажмуривая глаза, когда Кобейн оказался прямо рядом с ним. - Они умоляли? Ты помнишь, как они умоляли? - Д-да, - невнятно из-за всхлипов произнес мужчина, чувствуя себя невероятно жалким, но не будучи способным справиться с этим давлением и своими реакциями на него. - Так давай, - шипя, он оперся руками о край стола, нависая над мужчиной и глядя сверху вниз потемневшими глазами. - Воспроизведи их для меня, ну же... - Салливан непонимающе распахнул глаза, молча вглядываясь в лицо человека и не понимая, что от него требуют и серьезно ли он это. - Давай! - неожиданно рявкнул он, и мужчина вздрогнул, закрывая глаза, дрожащими губами невнятно проговаривая. - Они говори: не надо, пожалуйста... н-не... не делайте этого. Прошу, не надо... - Да, черт возьми, да! - он отпрянул от стола, неожиданно зарычав. - Продолжай! Пожалуйста, мистер Салливан, я сделаю все, что скажите, только не делайте этого! - мужчина тяжело задышал, извергая из себя невнятные стоны и вой, будто в попытке заглушить голос Кобейна и шум из-за стен. - Прошу вас! Так было?! - Не убивай меня! - умоляя его подобным образом, Салливан чувствовал себя невероятно жалко, потерял почти все уважение к себе и ощущал себя слизняком, но если это могло спасти ему жизнь, то можно и потерпеть такое унижение. Все же кроме них двоих об этом никто знать не будет, а значит, и проблемы нет. - О нет, в мои планы сегодня не входит убийство кого-то из вашей смердобратии. Для тебя это будет слишком легко, разве нет? - перед глазами Салливана снова расцвела кромешная тьма... Салливан часто заморгал, когда до слуха донесся глухой хлопок откуда-то издалека, а за ним протяжный вой. Мужчина нечаянно подумал, что, может, не его одного здесь так мучают. Но раз эти послы доброй воли не убивают их, то что им нужно? Раскаяние, как это якобы произошло у несчастного Харрисона? О нет, этого размалеванный ублюдок точно не дождется, так низко он не падет. Мужчина оглядел бешеными глазами комнату, задержав взгляд на сидящем неподалеку Кобейне, что листал толстую папку с именами всех работающих на Салливана девушек, их заработка за период времени, отзывы клиентов. Он снова попытался потянуть руки на себя, но потерпел очередную неудачу, однако при этом почувствовал что-то еще. Он не мог разомкнуть губ, оказавшихся склеенными скотчем, а в области паха явно ощущалось что-то холодное и мокрое. Мужчина с трудом медленно приподнял голову, страшась увидеть, что происходит с его хозяйством, и тут же взвыл, забрыкавшись на столе. Кобейн удостоил его лишь одним незаинтересованным взглядом, снова перелистывая страницу учета проституток. Салливан забился, безуспешно пытаясь освободиться, но больной ублюдок все предусмотрел. Убивать он его действительно не хотел. Он хотел заставить его носить этот позор вечно, быть посмешищем, бояться перешептываний за спиной, лишить его чести и самоуважения. Мужчина с ужасом осознал, что уже слабо чувствует собственные замерзшие яйца под пакетом с кусками тающего льда. - Ингрид - 16 лет, Мария - 18 лет, Эрин - 13 лет... Да ты конченый ублюдок, мать твою, - Кобейн откинул зашуршавшую страницами папку на пол и встал на ноги, подходя к столу. Салливан часто задышал через нос, извиваясь, как червяк на подносе для препарирования. Музыкант приподнял пакет со льдом, оглядывая обстановку, и снова положил его обратно. - Надо подождать. Ты недостаточно замерз, - мужчина задергался еще интенсивнее, отчаянно мыча и лишь немо проклиная Кобейна с его чертовой усмешкой. - Да не волнуйся так, - лениво протянул парень, возвращаясь обратно на свое место и откидываясь на спинку стула, слегка покачиваясь на нем. - Фермеры ежегодно оскопляют свой скот. Раз они это могут, то, думаю, у меня вообще проблем не возникнет. К тому же, - он резко опустил стул на четыре ноги, а сам оперся локтями о колени, - на твое счастье, я изучал анатомию, так что волноваться не о чем. Салливан чувствовал, как в его собственном теле по всем жилам и сосудам с шумом протекает кровь, еще никогда прежде не ощущая себя настолько живым и существующим в реальности, как в эти долгие минуты мучительного ожидания. В висках оглушительно стучал пульс, а сердце словно оказалось в горле, при этом ему было невыносимо холодно, буквально бил озноб от ощущения льда на детородном органе и холодного пота на теле. Он с ужасом, глубоко дыша, почти готовый к потере сознания, наблюдал, как Кобейн, поднявшись на ноги через некоторое время, начал вынимать из белого ящичка на тумбочке разные приспособления. Он натянул на руки белые медицинские перчатки и несколько минут думал, стоит ли побрить пациента перед операцией, но в итоге пришел к выводу, что это пустая трата времени. Затем он сделал какой-то укол в область паха, во время чего мужчина снова задергался, а затем ждала несколько минут, пока анестезия подействует. В скором времени после этого музыкант вернулся к невольному пациенту со скальпелем в руке. Салливан снова начал извиваться и мычать, надеясь, что хоть кто-то придет на помощь, но уже понимал, что его публичный дом наполнен этими психопатами, которые устраивают самосуд, казнь для подобных ему людей. Никто уже не поможет. - На твоем месте, я бы не совершал лишних телодвижений, если не хочешь, чтобы я случайно отпахал твой прибор, - сосредоточенно заметил Кобейн, чьего лица Салливан не мог различить, да и особого желания смотреть в ту сторону у него не возникало. - Яйца - ничего, с этим можно жить, но член совсем другое дело. Это вызовет массу разнообразных проблем, - Салливан не чувствовал физически, как его лишают достоинства, но с каждой секундой ему становилось все хуже еще и потому, что со стороны его паха то и дело доносился какой-то едва заметный, но невероятно громкий для него режущий звук. Кобейн мотнул головой, откидывая волосы со лба, разогнулся на пару секунд, чтобы что-то оглядеть и сравнить с картинками в медицинском справочнике на краю стола. Мужчина зажмурил глаза. В них резко стало горячо, а в носу невыносимо защипало, и почувствовал, как что-то защекотало кожу влажной от испарины щеки. Мысленно он посылал самые жестокие и ужасные проклятия в адрес молодого хирурга, моля Бога, чтобы щенок расплатился за то, что сделал с ним, чтобы он страдал, мучился, горел в адском пекле даже после смерти и никогда бы не избавился от невыносимой боли. Он мечтал о желании убить его, заставить заплатить за эту дрянь чертового защитника сучек, что сам не лучше этих грязных шлюх. Кобейн снова выпрямился, косясь на дверь, из-за которой в очередной раз донесся громкий звук. - Никуда не уходи, - мужчина мысленно послал белобрысого ублюдка несколько раз, смакую разнообразными ругательствами, но все же чувствовал всю свою беспомощность. Кобейн, тем временем, скрылся за дверью, и до Салливана донесся лишь приглушенный звук его голоса, просящий тишины из-за важного разговора. Мужчина приподнял голову, пытаясь мельком оглядеть, что творится между его ног, ведь ублюдок мог просто поиздеваться над ним и обмануть. Но Салливан увидел лишь собственный живот и складки рубашки на нем. Дверь снова хлопнула. - Нет, ну ты совсем не хочешь облегчить жизнь ни себе, ни мне, - произнес Кобейн, возвращаясь на место. - Хочешь, чтобы какая-нибудь дрянь попала в кровь? Или ты посмотреть хочешь? - усмехнулся парень, как бы между делом поправляя измазанные в крови белые перчатки. - Потерпи, увидишь. Сейчас мне необходимо зашить тебе все. Салливан закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от реальности и уснуть хотя бы на время, чтобы проснуться от этого жуткого кошмара. Он чувствовал, что падает куда-то, а вокруг так жарко, будто что-то горит. Горит весь их мир, который они отстраивали годами, к которому стремились годами, и который сумел разрушить всего лишь один маленький ублюдок, подорвавший весь их покой и традиции к херам собачьим. То, о чем говорил Бен, а он не верил. То, о чем говорил Салливан, а Бен не придавал значения. Кто будет после них, когда они умрут? Кто сможет поддерживать тот же порядок, кто сможет содержать эти условия и совершенствовать их? Но что делать сейчас, когда уже в настоящем времени, как карточный домик, рушится все, к чему они привыкли и считали единственно правильным? Что будет теперь и кто все исправит, когда легко внушаемые детишки постепенно переходят на сторону врага, этого психопата, и перестают верить в саму систему? - Знаешь девушку по имени Марселин Делакруа? - голос пробивался глухо сквозь стену его вязких мыслей. - Дочка нефтяного магната и его жены, которая владеет какой-то там крупной косметической компанией в штатах. Так вот буквально несколько мгновений назад она сказала, что через сорок минут твои бордели взлетят на воздух. Так что нам нужно торопиться, чтобы ничего не пропустить. Салливан на секунду открыл один глаз, и тут же предпочел остаться в темноте и вязкой жиже своих мыслей, когда увидел, как Кобейн откидывает в сторону какой-то кровавый комок. Его рот заклеен, он ничего не может сказать, но, как всегда повторял ему Певенси, «лучше лишний раз помолчать и глубоко задуматься, чем без конца сыпать сальными шуточками». Сейчас у него есть такая возможность, жаль, Бен не видит. Жаль, Бен не видит, как его оскопляет малолетний ублюдок, в опасность которого он не верил. Салливан находил его правым лишь в том, что ублюдок не опасен для масс, не опасен для всеобщих интересов, для интересов народа и человечества, но чрезвычайно опасен для индивидуумов, которым мстит. Эту войну ему не выиграть. Все эти бунтари и революционеры никогда не добиваются своих высоких целей. Они лишь нагоняют волну, они чувствуют, что подходят совсем близко к заветной цели; удача и народная поддержка, где все братья и сестры, сопутствует им, и вот они касаются этой цели, но их тут же отбрасывает назад со скоростью света. Ничего у него не выйдет. Он грозит сломать старое, но он точно не построит ничего своего. В итоге в проигрыше останутся обе стороны. Кому это надо? Салливан хотел сказать это Кобейну, открыть ему глаза на то, что он занимается херней и ничего не добьется своим бунтом, если это действительно он, но отчего-то даже не мог и пошевелиться лишний раз. Он чувствовал себя неимоверно усталым, смирившимся, и ему казалось, будто белобрысый и сам все знает, знает, что у него ничего не выйдет, но почему-то продолжает всех их топить вместе с собой. - Мне всегда было интересно, почему рождаются все эти предубеждения, нетерпимость по каким-то внешним признакам типа расы, пола, ориентации даже? Не знаешь? Например, ты. Ты ненавидишь женщин, ты сторонник патриархата и прочего в этом духе. Что может быть причиной такой стойкой позиции? Детская травма, наверное. Возможно, ты рос без отца, и все твои друзья смеялись над тобой, издевались, ведь ты был неполноценен, а винили в этом лишь твою мать. Поэтому ты считал ее неблагодарной сукой, которая не потакала твоему пропитому папаше во всем, и в итоге бросила его. Ты винил ее в насмешках над тобой, а потом эта вина стала автоматически применяться ко всем женщинам... Может быть, все было наоборот: ты действительно жертва властной матери, которая, растя сына одна, насиловала его изо дня в день, принуждала, издевалась, поэтому ты стал ненавидеть всех женщин. Есть еще вариант. Ты мог перенять эти поведенческие черты от отца, который бил мать, относился к ней как к кухарке, уборщице, няньке и ходячей вагине, поэтому пользовался как хотел. Как бы там ни было, ты считаешь всех этих сук настоящим злом, и запираешь их, принижаешь их достоинство, потому что боишься, боишься до дрожи, что однажды они могут отомстить. Ты вбиваешь им в голову мысль об их неполноценности, чтобы они и не думали о сопротивлении. Блестящий ход. Этой системе уже столько лет, знаешь, но именно вы довели ее до совершенства и не только с женщинами... Но нам уже пора. Привязанный к собственному мягкому кожаному креслу, за которым он, бывало, любил расслабиться с сигарой, бокалом виски и роскошной сучкой на коленях, Салливан плавно проезжал по длинному полутемному и уже опустевшему коридору, что хранил следы разбоя последователей Кобейна, ведомый им самим. Усталость накрыла приливной волной, клонило в сон, и мужчина слабо понимал, что делает этот психопат с размалеванной рожей, но интерес к его изобретательности не пропадал. Лишить владельца крупнейшей сети публичных домов, которого все шлюхи мира зовут «папочкой», яиц - самое логичное, но и незаурядное решение. Подвергнуть того, кто лишал людей достоинства, вынуждал их быть объектом взглядов, пошлых, восхищенных, надменных, отвращенных, объектом сплетен и насмешек, сальных шуточек; лишить того, кто позволял себе и другим засовывать свой член в женщин, как в бездушное дупло, подвергнуть его в будущем тем же насмешкам, сплетням и слухам за спиной, сальным шуточкам про неполноценность, лишить его гордости и достоинства, которое, как ни странно, заключается лишь в половом органе... Единственное, что Салливан мог оценить без предубеждений - идея, и смог сделать и в этот раз. Тем временем, лифт, в который Кобейн загрузил «пациента», дошел до самого верхнего этажа, и Салливана вывезли наружу из кабины, а затем и из чердачного помещения под крышей наружу. Холодный ветер тут же охладил влажную от пота кожу и вызвал дрожь во всем теле. С высоты пятнадцатого этажа оказался виден весь город, тускло горящий на окраинах и сияющий в центре, лежащий под черным куполом с россыпью звезд. Салливан поднял голову, почему-то подумав, что он уже очень давно не смотрел на звездное небо просто так, чтобы лишь смотреть и видеть его. Без привычного ослепительного света неоновых вывесок они казались далекими и невероятно яркими, мерцающими точками в темноте. Мерцали безмолвно и холодно, словно судьи, которым все равно до того, что кому-то из людишек отрезали яйца. Салливан смотрел на звезды. Ничто и Нечто. Он покосился на отстраненно глядящего вдаль Кобейна, внезапно захотев поделиться своими мыслями с единственным человеком рядом, спросить думает ли он о том же, знает ли эту истину. Он быстро забросил эту идею. Конечно, эти гребаные поэты, эти музыканты - художники они ведь всегда все знают наперед, когда ты еще не задумываешься о возможности даже подумать об этом. Салливан почувствовал злость за свои мысли и их неуместность. Уж он точно не прогнется по Кобейном, хотя тот и так уже успел хорошенько трахнуть его. Кобейн глянул на часы на руке Салливана, после чего резко дернул за край клейкой ленты. Мужчина изверг из себя душераздирающий болезненный вопль, запрокинув голову. - Сукин ты сын, сраный ублюдок, я убью!... - поток ругательств потонул в звуке глухого, будто подземного толчка, вслед за которым, будто нарастающий шум сходящей лавины, со всех сторон послышался грохот. Растущие всего в метрах пятистах друг от друга высокие здания публичных домов озарились несколькими горизонтальными вспышками. Вылетевшие от волны стекла разбивались в воздухе, будто пылью оседая на землю вместе с надламывающимися в местах огненных вспышек башнями, что осыпались на землю с оглушительным грохотом. На глазах Салливана цивилизация превращалась в руины. Вспышки света отражались в его расширенных глазах, которыми он с ужасом и шоком наблюдал, как дело всей его жизни превращается в пепел и груды камней под стенами пыли. Его корпорация рабства, разврата и угнетения крошилась на мелкие кусочки, разбивалась вдребезги, исчезала. В ночном воздухе разлетались бумаги, вылетала мебель и со скрежетом разбивались неоновые вывески, укрывая землю грудой камней. А на все это по-прежнему безмолвно и холодно смотрели неизменяемые звезды. Нечто и ничто. Салливан почувствовал, как его ладонь оказалась в чьей-то руке и повернул голову к глядящему на взрывы Кобейну, чьи волосы развевались от поднявшегося ветра. Он прищурил глаза в усмешке. - Помнишь как там? Мы встретились в странный период моей жизни, - Салливан с открытым ртом слушал его, не понимая, что происходит. Кобейн повернулся лицом к нему и невозмутимо сунул в приоткрытый рот мужчины одно из его собственных ампутированных яиц. Салливан в ужасе замычал вслед уходящему с крыши человеку, запрокидывая голову от вновь пережитого шока, в одиночестве глядящий, как его город превращается в руины.