***
"Ты как лоскутное одеяло из множества разных кусочков материи. Тебя невозможно понять, охватить всего и сразу, тебя невозможно сложить в одну простую формулу, обозначив одним простым именем. Словно у тебя много имен, словно у тебя множественное раздвоение личности, но ты всегда остаешься собой. Если я развяжу нити, которые сшивают лоскутки на тебе, ты распадешься на разноцветные заплаты, разлетишься, и потом уже не собрать снова. Ты как разложение белого цвета на спектр, каждый оттенок которого я бы хотела прочувствовать. Семь основных цветов, каждый из которых имеет и свой оттенок. Боже, как же глубоко придется плыть, чтобы достичь твоей сути. Наверное, глубже, чем дно Марианской впадины. Чем дальше я буду плыть, тем темнее будет вокруг, словно ты защищаешь что-то внутри себя, скрывая от глаз. Чем глубже я плыву, тем холоднее становится вокруг, тем теснее обволакивают мягкие потоки воды. Ты говорил, что обсыплешь меня бриллиантами и ржавчиной. Чем глубже, тем темнее. Без самых темных твоих сторон не было бы светлых. Никаких бриллиантов без ржавчины. Ты даришь мне невидимые бриллианты, а на твоих ресницах пыль ржавчины..." Трейси напрягает мышцы на руках, пододвигается чуть ближе к лежащему на животе спиной к ней парню и снова замирает, чувствуя, как конечности начинает приятно покалывать. Ее пальцы, чуть подрагивая, касаются рассыпавшихся по подушке длинных светлых волос с рыжеватым отливом от света солнца из окна в стене. Она осторожно накручивает длинную прядь на палец, затем снова отпускает, зажмуриваясь и глубоко вдыхая от сдавившего грудь странного ощущения, которое раньше никогда и ни с кем не проявлялось так сильно и всеобъемлюще. Трейси приподнимает голову от мягкой поверхности подушки и пододвигается еще чуть ближе, утыкаясь носом в лежащие на подушке волосы, что щекочут нос своими прикосновениями. Она снова зажмуривается и глубоко вдыхает, представляя, как этот вдох переливающейся горячей сферой, храня в себе самые родные и любимые ее запахи в себе, проходит по ее дыхательным путям, попадает внутрь организма и останавливается на уровне груди, разрастаясь там настолько сильно, что ребра слегка сдавливает от необъятных размеров. Становится странно тепло внутри. Она зарывается носом в мягкие пряди, вдыхает запах простого хозяйственного мыла, которым он моет волосы, проводит носом чуть ниже, касаясь шеи, вдыхая запах его теплой кожи. Она проводит пальцами вниз по его позвоночнику, а затем обратно, касается пальцем родинок, будто пересчитывая их. На обратной стороне своих век она видит второй цвет спектра - оранжевый. Мягкий, теплый, солнечный и нежный. Располагающий к долгому расслаблению в туманном сонном состоянии. Трейси чувствует, что изнутри ее переполняет отражающийся от него глубокий, как кровь, красный цвет, расходящийся по всем ее конечностям, наполняющий пустые полости тела до отказа. В кончиках своих подрагивающих при слепом пересчете родинок на его худой спине она чувствует искрящийся, словно переливающиеся под светом солнца бриллианты, голубой. Она пододвигается еще ближе, касаясь его спины своими ребрами, и на коже незаметно образовываются мурашки. Она утыкается носом в основание его шеи, мягко касается губами, снова жмуря глаза до радужных взрывов пульсирующих кругов в темноте внутренней стороны век. Ее рука лежит на едва вздымающемся от дыхания плече, а губы нежно целуют плечи, шею, спину, едва касаясь теплой освещенной золотисто-желтыми с танцующей в них пылью лучами солнца спины. Ее губы слегка касаются дальнего плеча, ладонь убирает лежащие на лице волосы назад, и Трейси видит растянувшуюся ухмылку на губах лежащего с закрытыми глазами, но уже явно не спящего Кобейна. Она замирает, и когда он открывает глаза, видит те самые глубокие вспышки синего, которые окружают ее во время всего бесконечного плавания на дно этой Марианской впадины. Он улыбается, жмурясь от смеха... Лежа на правом боку, подтянутой к груди правой рукой сохраняя тепло, женщина медленно вытягивает другую руку, пальцами пытаясь коснуться расслабленного лица, но тут же, смущаясь саму себя, отдергивает руку. Она вздрагивает, когда Кобейн неожиданно раскрывает глаза, словно совсем не спал, и резко садится, выхватывая из-за пояса нож. Трейси садится следом чуть поодаль, наблюдая исподлобья, как он, отведя глаза от невидимого врага перед собой, опускает руку, убирая нож. - Что ты здесь делаешь? - проговаривает сквозь зубы, не поворачиваясь. Марандер медленно выдыхает, вновь поражаясь резкой смене его настроений. Еще вчера он был предельно вежлив с ней и спокоен, позволяя играть со своими волосами, позволяя говорить с ним о прошлом женщине, которая, застряв в двух временных потоках, никак не могла поверить в происходящее, снова и снова спрашивая его, реально ли это. Утром следующего дня он говорит сквозь зубы, сопровождая свое явное раздражение рваными действиями и хмурым лицом. - Мне не спалось, - женщина отстраненно наблюдала, как он натягивает на себя темно-оливковую куртку, вытаскивает волосы из-под воротника. - Наверное, это неудивительно, учитывая, что происходит. - А что происходит? - сидя спиной к ней, поинтересовался Курт. Трейси тихо вдохнула, чувствуя какое-то внутреннее неудобство и опасение, находясь с ним в одной комнате. Приехав прошлым вечером в первый придорожный мотель, Марандер мечтала только о том, чтобы поскорее отделаться от этой странной компании и чужих людей, остаться наедине с собой. Но в итоге снова не смогла быть вдали от Кобейна, рядом с которым, казалось ей, на несколько часов снова почувствовала себя дома, почувствовала себя молодой девушкой из восемьдесят девятого, забывая обо всех своих предубеждениях и странных ощущениях относительно него самого. Он просто показался единственным близким человеком в этом болоте психопатов. - Все это... - Что все? - холод и сдерживаемое раздражение в его голосе заставило женщину поежиться. Она снова осознала вчерашний вечер с позиции стороннего наблюдателя, который не видит никакой глубины чувств, а только больную пятидесятилетнюю толстую бабищу, что лезет к молодому парню, болтая какую-то чушь. А потом слышит, как в соседнем номере раздается громкий девчачий смех и слова: «Он поцеловал старушку, черт, мой третий глаз слепнет, слепнет!» Трейси тихо сглотнула, стискивая зубы, снова чувствуя сильное желание покинуть всех этих людей и Кобейна в том числе, который так жестоко с ней обращается без видимой на то причины. - Не знаю, как сказать. - Потому что ты понятия не имеешь, что происходит, - бросив на нее косой взгляд, парень поднимается на ноги и быстро начинает проверять все необходимое в своем рюкзаке. Марандер искоса наблюдает за ним, припоминая похожую фразу в десятках разных вариаций, сказанных одним и тем же человеком. - Тогда расскажи мне. - Какой в этом смысл? Все равно ничего не поймешь, - он заканчивает свои сборы, оборачиваясь на женщину на кровати. - Что может понять человек, не сталкивавшийся со всем этим дерьмом лицом к лицу. Ты рылась в угольных шахтах по двенадцать часов в день, получая гроши за свой труд, которым вынуждена кормить полумертвую семью? Тебе просто купил свободу старый приятель. Всем остальным такой услуги никто не оказывал. И после этого вы все говорите, что мы творим безумства? - Сейчас же прекрати говорить такие вещи, - Трейси тяжело сглатывает, пытаясь сделать голос крепче и злее, в ответ на усмешку Кобейна. - Иначе... Иначе я уйду. Он приподнимает брови, будто спрашивая, серьезно ли она. Марандер чувствует, как внутренне ее слегка передергивает от этой печально знакомой эмоции на его лице. - Прошу, можешь идти, - он равнодушно закидывает рюкзак на плечо и взмахивает рукой в неопределенном направлении. - Я тебя не звал, ты совершенно свободна в выборе своего пути. Иди. Трейси вздрагивает, когда входная дверь негромко хлопает, выпуская светловолосое чучело, коим женщина окрестила парня. Она просидела пару минут в тишине, прислушиваясь к посторонним звукам с улицы и соседних номеров, глотая слезы, лишь бы не позволить себе расплакаться, проявить слабость из-за злого мальчишки, который даже через тридцать лет, пройдя и жизнь и смерть совершенно не изменился. Злясь на саму себе за опрометчивое решение, женщина вскочила и с не меньшим остервенением начала ходить по комнате, собирая свои нехитрые пожитки в сумку, ведомая одним лишь желание вернуться поскорее к семье, которой ничего не сказала. Просто сбежала, как девочка-подросток из-под гнета родительского контроля, увидев едва забрезжившую на горизонте надежду. Надежду на что? Трейси заправляет темные с проседью волосы за ухо, застегивает сумку. На что она могла надеяться? Что им дан второй шанс, что она сможет снова быть с человеком из ее прошлого, который вернулся вовсе не для нее? Быть с ним она уже, во всяком случае, не сможет, ведь это неправильно даже с визуальной точки восприятия. Размышления женщины прервали торопливые шаги, а затем взявшая ее за руку прохладная ладонь. Один короткий взгляд глаза в глаза, и ее снова ведут вниз по лестнице к дороге и вспышкам дикости, которым она не может противостоять. Не хочет отпустить.***
Что же, я буду проклята, Снова приходит твой призрак, Но это не необычно, Просто луна полная. И ты внезапно позвонил, И здесь я сижу С рукой на телефоне, Слышу голос, который я знала Пару световых лет назад, Приближаясь к падению... Насколько я помню, твои глаза были Синее аквамарина. Мы оба знаем, что воспоминания могут принести, Они приносят бриллианты и ржавчину. Трейси заправила выбившийся от задувающего в машину прохладного ветра локон за ухо, не отрывая взгляда от пролетающих за приоткрытыми боковыми окнами огней недалекого центра. Всего пару часов назад они покинули штат Вашингтон, в котором задержались, по-видимому, много больше, чем планировали. Дейв слегка раздражался из-за такого расточительного обращения со временем, но быстро остывал. На прошлой остановке у бензоколонки женщина позвонила своему мужу в Такому и, выслушав его нервные обвинения в безрассудности и безответственности, успокоив его беспокойство относительно ее состояния и местоположения, пообещала вернуться в ближайшее время, умолчав лишь о мотивах своего решения. Отходчивый муж попросил ее быть предельно осторожной и поскорее возвращаться к семье, чтобы больше никогда не расставаться с родными так надолго. Марандер пообещала, отшутилась, что ее семье просто нечего есть, и живут они в грязи, поэтому так нуждаются в ней, сказала три дежурных слова о своих чувствах и положила трубку. Сквозь пыльное окно в небольшом кафе с телефоном, приблизившись, она в течение нескольких минут разглядывала компанию на улице у дряхлого Додж Каравана, покрытого облупившейся синей краской. После поломки пикапа Криста компания позаимствовала автомобиль из проката в глуши Айдахо, хозяину которого, старику, что флегматично отмахивался от мух, было откровенно все равно, что происходит на его территории. Трейси остановила взгляд на заправляющем бак Кристе, что с пистолетом в руке говорил что-то прислонившейся к бамперу машины Дерден. Отсутствующий взгляд девушки был нацелен куда-то в бок, в сторону проходящей мимо заправки дороги. Дейв, расплатившийся за бензин, разбирался с картами, щуря глаза от солнца, рядом с одной из колонок. Курт в это время бесцельно пинал носком кеда землю под ногами, находясь, по всей видимости, в глубоких раздумьях. Лишь на секунду отвлекшись на свое странное чувство дежа вю, женщина быстро сообразила, о чем он может думать. Она была рядом, когда Дейв перед одним из последних концертов предложил молодому "команданте" странной революции сказать повстанцам в баре пару вдохновляющих на борьбу слов, что-то, что подвигло бы их воспрянуть духом и бороться еще яростнее. Он также предложил несколько вариантов, несколько стоящих фраз, которые набросал сам. Курт говорить ничего не хотел, пусть и не выражал свое несогласие очень бурно. Он снова был где-то вне. Все же предложение Дейва было одобрено, и парню оставалось только выйти на сцену и сказать эти наспех заученные фразы, но вымолвить что-то связное он так и не смог. А Трейси стояла за кулисами, выглядывая из-за угла на сцену, где, стоя у края прямо перед морем внемлющих людей под тусклым светом желтоватых ламп бедного бара, Кобейн болтал тихим голосом какую-то бессвязную дрянь про пушечное мясо, дерьмо и галлюцинации, словно сам был под каким-то кайфом. В итоге они, забыв обо всех обращениях к народу, отыграли один из самых яростных и громких своих концертов. Чистая ярость и энергия от первого к последнему аккорду; срыв голоса до леденящего душу и сводящего конечности крика; ядовитые строки, врезающиеся в память и обретающие новый смысл, пышущий комок нервов; пульсирующая, живая бомба, которая готова разорваться в любую секунду с оглушительным грохотом и столбом огня. Трейси вся обратилась в слух, стоя за кулисами рядом с сидящей на полу чуть ближе к сцене, но спиной к ней, Хару. Женщина отдавала себе отчет, что каждая песня знакома, оттого и производит невероятно болезненный эффект каждое новое вступление и кричащий хриплый голос. Она неосознанно видела саму себя тридцать лет назад, молодой, с копной красных волос, с фотоаппаратом, танцующей под звуки электрогитар, оглушительно визжащей от восторга после каждой мощной песни, подпевающей себе под нос, чтобы слышать только его голос, ведь это его момент. Стоя же в старом бедном баре, она не чувствовала никакого желания танцевать, трясти шевелюрой под до боли знакомые мотивы, которые он наигрывал еще на выключенной гитаре дома. Трейси вся обратилась в слух, различая какой-то иной смысл в его крике, строках и самой музыке. Словно что-то зловещее, потаенное, глубокое, уловимое лишь интуитивно, на уровне ощущений и изменяющегося настроения. Появилась какая-то необъяснимая, незнакомая до времени горечь. И стоящие под сценой люди почти не двигались, лишь изредка переглядывались, кто-то покачивался в такт ритму, кто-то позволял себе даже подпрыгивать в каком-то подобии танца, но они слушали, они вслушивались. Марандер посмотрела на сидящую на полу девушку, что с отсутствующим взглядом курила и тоже слушала, но не смотрела, только слушала. Трейси прикрывала и приоткрывала глаза, находясь будто в двух временных пространствах одновременно: в одном, он был ее, он был с ней, молодой, полный энергии, забавный, веселый в окружении маленькой кучки талантливых, начинающих музыкантов тусовки из Олимпии; в другом, не менее молодой, но полный злости и энергичной ярости, все еще совсем наивный и не отдающий себе полного отчета в последствии своих действий. В процессе невольного сравнения женщина пришла к выводу, что не так уж сильно ситуация из настоящего отличается от прошлого, словно все идет по замкнутому кругу: меняется время, меняется обстановка, люди и последователи, только он и его идеи остаются неизменными. «В таком случае, если это действительно правда, я не хочу видеть, как ты убиваешь себя снова». Она все больше склоняла себя к решению покинуть компанию, которая так сильно привлекала своей свободой, дикостью, безумием и внутренней силой. Трейси моргнула несколько раз, возвращаясь в темный салон Доджа, за рулем которого сидел Дейв. За проведенные вместе дни девушка успела немного пообщаться с барабанщиком Нирваны, который, как и Крист, успел за эти двадцать с лишним лет порядком постареть. В общем и целом, мужчина произвел на нее неплохое впечатление, хоть у него иногда и проскальзывали какие-то странные замашки единоличного лидерства, которые, впрочем, достаточно быстро угасали. Единственным человеком, которого Трейси знала очень хорошо, который был рядом с ней, был ее другом на протяжении многих лет оставался Крист. Марандер перевела взгляд с мокрого от недавнего дождя стекла на противоположную сторону солона, где, прислонившись головой к стеклу, спал Новоселич в своей странной шапочке, прикрывающей лысину. Раньше он их не носил, но раньше у него и волосы были. Женщина слегка усмехнулась про себя, вспомнив, что они уже слишком далеко от восемьдесят девятого, и друг ее сильно постарел, полысел и изменился внутренне. Тем не менее, даже находясь в здравом уме, женщина не могла отказать себе в маленькой слабости снова окунуться мысленно на много лет назад в этой расслабляющей обстановке, тихой ночи на пустынной трасе за горящим неоновыми огнями городом. Курт уже во всю клевал носом, окончательно повесив голову в конце концов, из-за чего светлые волосы скрыли его слегка хмурое лицо. Трейси тихо улыбнулась этому выражению на его физиономии и протянула руку, осторожно убирая волосы за ухо, и аккуратно притянула его к себе. Его лоб коснулся ее плеча, и женщина почувствовала легкую дрожь в конечностях от простого касания. Ее блуждающий взгляд остановился на зеркале заднего вида, в котором она едва смогла разглядеть себя, закусившую губу с мягкой улыбкой, с легким блеском в глазах и слегка посвежевшим лицом, которое больше не казалось таким старым и безобразным. «Интересно, а какой он меня видит, когда смотрит?» Женщине вдруг представилось, что ее облик в его глазах слегка трансформируется, переходя к более привычному ее виду, который он запомнил еще в той жизни, иначе бы вряд ли он смог коснуться безобразной старухи. Взгляд Трейси пересекся с темно-зелеными глазами в зеркале заднего вида. Хару кинула на нее хмурый нечитаемый взгляд, не произнеся ни звука, но, тем не менее, убрав улыбку с лица женщины, а затем поспешно начала доставать сигарету из кармана, в очередной раз закуривая. Марандер передернула плечами от неудобства, в ответ на что тут же раздался тихий стон со стороны беспокойно спящего Кобейна. Трейси переключила все внимание на девушку на переднем сидении рядом с Дейвом, что открыла окно со своей стороны, стряхивая пепел наружу. Ее лицо со слегка сдвинутыми темными бровями и сжатыми губами по-прежнему отражалось в зеркале заднего вида, и Трейси позволила себе рассмотреть его получше, так как обычно нечасто общалась с девушкой, а если случай и выпадал обычно отводила глаза при разговоре от излишне прямого взгляда зеленых омутов. Дерден, кинув короткий взгляд в зеркало, сползла на сидении, закидывая ноги на приборную панель, чтобы лицо ее перестало быть видимым в отражении. Женщина перевела взгляд на темную макушку Курта, слегка прислоняясь к ней подбородком. Мысленный поток перешел к фигуре Дерден в сложившейся между этими тремя людьми ситуации. Трейси пыталась понять для себя, какую роль она выполняет здесь. Крист и Дейв - приятели, товарищи по группе, ближайшие соратники и части одного мощного двигателя, которым является вся группа в целом. А она не жена, не любовница и даже не часть группы. Трейси сильно удивлялась, что девушка сама без любых ожидаемых вопросов и выяснений отношений ночевала в мотелях либо одна, либо в номере кого-то из парней, оставляя Трейси и обретенного ею друга наедине, словно это совершенно нормально. Тем не менее, она снова получила от нее этот мрачный взгляд в свою сторону. Когда облупившийся синий Додж остановился на обочине дороги у тускло отсвечивающего в темноте мотеля, Трейси, выходя из припаркованной машины, неожиданно для себя подумала, что муж в такой поздний час, закончив смотреть свою ночную передачу про здоровье, уже лег спать, и мысленно пожелала ему спокойной ночи. Она уже четко решила для себя, что завтра же покинет Кобейна и его товарищей сама, чтобы не подставить под возможный в таких условиях удар безопасность своей семьи. Эти люди все же вне закона, как сами любили повторять. В голове женщины уже генерировались картины изощренных пыток, давления и убийств кого-то из ее родных, если у этих ребят что-то пойдет не так. Курт, пошатываясь, вывалился из Доджа следом за ней, неграциозно захлопнув дверь локтем. Дожидаясь его, Трейси взглядом проводила пулей вылетевшую из машины Хару, что мигом скрылась вместе с Дейвом в недрах бедного мотеля. Слабо передвигая ноги, сонный Курт, поравнявшись с Марандер, закинул свою руку на ее плечи, что-то невнятно бормоча себе под нос. Женщина ничуть не удивилась его странному открытому поведению, ведь он почти спал на ходу, поэтому, вероятно, забыл, что обнимается со старушкой. Тем не менее, ей было это приятно. Они снова поселились на ночь в одном номере, захламленном какой-то бесхозной дрянью, пропитанном запахом пыли затхлым воздухом и узкой кроватью с плешивым одеялом сверху. Трейси помедлила на пороге, скептически оглядывая нору с безопасного расстояния. Курт же медленно проплыл мимо нее внутрь и без промедления грохнулся на кровать, подняв облако пыли своим падением. Женщина брезгливо поморщилась, помахивая рукой перед своим носом, но все же прошла внутрь. В темной комнате даже с приоткрытыми окнами царила тишина, доносящаяся с пустынной улицы, черной многокилометровой поросли черного леса, что тянулся до самого горизонта. Женщина опустила глаза, тяжело сглатывая, уже четко давая себе понять, что это последние мгновения, которые они могут провести вместе. Она развернулась и, слегка успокоившись, присев на кровать рядом с задремавшим Куртом, принялась осторожно стягивать с него куртку, на что бывшее бездвижным тело отреагировало очень бурно. - Какого черта? - приоткрыв глаза, зашипел он, отдергивая руку из ладоней Трейси к себе. - Я просто хочу о тебе позаботиться. - Мне уже не пять лет, - проворчал парень, закутываясь в темно-зеленую куртку по самый подбородок. - Для меня - все равно, что пять. Ты ведь совершенно не изменился... Как так вышло? - Ботулотоксин, - невнятно выговорил он, поднимая вверх большой палец. Женщина усмехнулась, качая головой. Помедлив, она прилегла на бок, тесно прижимаясь к спине свернувшегося перед ней Кобейна. Ее правая ладонь легла на чувствующуюся под тканью куртки странно выгнутую лопатку, ласково поглаживая его спину. В первые дни Трейси думала, что он - что-то вроде призрака или ходячего трупа, что-то вроде восставшего мертвеца, который не спит и не пьет, но образ его жизни, привычное для обычного человека поведение и теплота кожи доказывали обратно. Во всяком случае, женщина отметила, что обнимать его было все так же приятно, как в последние счастливые дни их совместной жизни. Затем она думала, что он какой-то пришелец с того света, что-то вроде ангела, который вернулся ради справедливости в этом мире, но эту ее идею Кобейн сам беспощадно высмеял, с хищным выражением на лице заметив, что он слишком сильно жаждет крови, чтобы быть крылатым посланником божьим. Свое предположение насчет того, что он мог вернуться, чтобы отомстить обидчикам, что как бы ненавязчиво касалось самой темы его смерти, Марандер решила вовсе не высказывать. Женщина глубоко вдохнула, пропуская через себя запах его волос и поглаживая ладонями худую спину. Она задалась четкой целью потратить ночь не на сон, но на размышления и осознание себя рядом с вполне себе живым и теплым Кобейном, который и не сопротивлялся, снова засыпая. Однако женщину пробило на ночной разговор, возможно, последний в этой жизни. - А кто эта девушка, Хару? Кто она тебе? - Марандер максимально попыталась вывернуть свой вопрос так, чтобы это ошибочно не прозвучало со стороны, как намек на борьбу двух кошек за сердце одного кота. - Твоя возлюбленная? - Черт, ты прямо как мама, - лениво проговорил он. Трейси раздраженно открыла глаза и сжала зубы. - Знал бы ты, как меня бесило, когда ты говорил так... ну, раньше, - Курт молчал. - Так что? Невеста? - Не-а, она систематически колотила меня в первые месяцы знакомства, - Марандер в удивлении вскинула брови, округлив глаза. - Не знаю. Она... Она музыка, моя музыка. - Как это? - Хер знает... В комнате вновь воцарилась тишина. Трейси изредка, выныривая из своих мыслей, прислушивалась к шороху за стеной, в другом номере, где остановился Крист. Женщина глубоко выдохнула и уткнулась носом в затылок Кобейна, снова втягивая запах его волос и сжимая крепко, как любимую игрушку. Он слегка вздрогнул, просыпаясь. - Знаешь, я, наверное, говорила это и раньше, когда мы были еще вместе, но повторю еще раз, просто чтобы ты знал: я так сильно люблю тебя, - женщина замолчала, чувствуя приближение слез, комом застрявших в горле. Со стороны Курта не доносилось ни звука, но она знала, что он уже не спит, слушает ее. - Не знаю, что было бы, если б ты не ушел тогда от меня, ведь я сама виновата... Просто я никогда, кажется, по-настоящему не могла забыть тебя, не переставала любить и это... это так чертовски тяжело. Такой груз внутри, хоть умом я и понимаю, что в моем нынешнем положении очень глупо так себя вести, уже не девочка... Да и дороги наши давно разошлись. - Не надо. - Что? - Не нужно это говорить. Ты сейчас очень сильно заблуждаешься, - Трейси показалось, что его голос звучал как-то странно, словно он намекал на что-то, о чем не хотел говорить напрямую. - Что ты имеешь в виду? - Все изменилось... Я уже не тот человек. - Знаешь, Курт, мне не очень нравится говорить с твоей спиной. Если хочешь, чтобы я замолчала, то скажи мне это прямо в глаза. Когда ты был тем человеком, то не боялся говорить правду в лицо. - Это трудно понять. - Правда? Думаю, не труднее, чем твои неумелые попытки ответить, где ты был двадцать шесть чертовых лет. Трейси удивилась тому, как жестко прозвучал ее голос, а за ним воцарилась тишина. Она слышала, как Кобейн медленно выдыхает и проговаривает короткое «зря» прежде, чем повернуться лицом к ней. Холодные голубые глаза тускло блеснули бликами света с улицы, когда он замер напротив нее, глядя прямо. Женщина не сразу нашлась, что ответить, снова разглядывая его так близко к себе. Блуждающий взгляд быстро пробегал по его лицу, задерживаясь на глазах, губах, подбородке, словно она пыталась его вспомнить, сопоставить с чем-то, потому что все еще не могла поверить, или же просто запоминала. Едва разглядев в его слегка суженых глазах тусклое отражение своего лица, старого, полного и потерявшего остатки хоть какой-то красоты, Трейси чуть сжала зубы. Ею снова овладело чувство обиды за эту несправедливость. - Смотреть на меня не хочешь? - холодно поинтересовалась Марандер, подумав тут же, что сморозила глупость: в длинноногих моделей он почему-то никогда не влюблялся. Проскользнувшее во взгляде Кобейна выражение только усилило ее убеждение в глупости своего вопроса. Он чуть прикрыл глаза и, придвинувшись, поцеловал женщину в лоб, не отодвигаясь от нее больше. - Чего ты хочешь? - Тебя, - честно ответила женщина, утыкаясь носом в основание его шеи. Сверху донеслась усмешка. - Кроме меня. - Хочу извиниться, - застрявший в горле ком сдавил его, делая голос жалким и тонким. - За что? - За что? - женщина слабо улыбнулась и закрыла глаза, не сдерживая больше слезы. - Знаешь, о чем я думала, когда сидела среди всех этих людей на твоих похоронах? Они выходили, читали какие-то речи, называли тебя ангелом, сочувствовали, что так получилось... А я сидела там и думала: где же вы все были? И где была я? Почему никто не оказался рядом, когда человек, доведший себя до самоубийства, так нуждался в помощи? Где была эта треклятая семья и любовь близких? Куда делись друзья? Почему я, черт возьми, записывала тупые рецепты и вкалывала на тупой работе, вместо того, чтобы позвонить и узнать, как ты? - Трейси громко всхлипнула и зажмурилась, сжимая ладонями мокрое от слез лицо. Рука Кобейна слегка сжала ее плечо, тут же отпуская. - Ты ведь весь такой, никогда не попросил бы о помощи, даже когда нуждался в ней больше всего. А мы такие слепые, что не могли разглядеть что-то помимо себя. - Прекращай, это в прошлом. - Нет, Курт, ты ошибаешься! - неожиданно громко возразила Трейси, хватая его за плечи и поднимая блестящие от слез глаза. - Тебе кажется, будто во второй раз ничего не случится, будто ты защищен. Но это не так! В прошлый раз все начиналось точно так же: сначала группка друзей и приятелей и любимая музыка; потом известность и наркотики; вся эта дрянь, ругань и прочая чертовщина, которая тебя убила. Ты идешь по такой же дороге сейчас, только обстановка и причины изменились! - У тебя жар, милая, - шутливо заметил Курт и подул на ее лоб. Женщины закрыла глаза, снова всхлипывая от невозможности достучаться до него. Она крепко зажмурилась и заслонила лицо ладонями, шепча в них через частые вдохи: «Ты пропадешь, ты пропадешь, снова пропадешь... Я не хочу, чтобы это происходило снова, я не хочу снова тебя терять, господи, ты пропадешь, они тебя убьют, раздавят, убьют, ты пропадешь...» Прохладные ладони мягко перехватили руки рыдающей женщины за запястья, отнимая их от лица. Сквозь стоящие в глазах слезы женщина с трудом могла разглядеть родное лицо перед собой. - Послушай меня, ничего со мной не случится, - негромко, но четко и размеренно произнес Курт, глядя в глаза Марандер. - Я не переживу этот кошмар снова, Курт, не переживу, прекрати это сейчас же... - Это ты прекрати и послушай, - он обхватил мокрое лицо ладонями, приближая к себе. - Ничего со мной не случится. Все будет хорошо. Молния ведь не бьет два раза в одно место? - Бьет! - Ладно, ладно, согласен, плохой пример... Тогда просто поверь мне. Ведь я не обманывал тебя? - женщина отрицательно качнула головой, тяжело дыша. - Ничего не случится, слышишь? Тогда - да, у меня было мало опыта, я не знал, что делать, все было впервые, но теперь все иначе. Со мной люди, которые точно понимают цели и задачи, которые верят в теорию и идут к свободе. Сейчас наша сила гораздо больше, мы гораздо опаснее. Я подготовлен к этому, я готов бороться и победить. Готов убить, не прогибаться под чужими условиями. Слышишь? Этого больше не повторится, поняла? Его убеждающий тихий голос успокаивающе подействовал на разошедшуюся женщину. Она, все еще глотая слезы, слабо кивнула, вжимаясь своим лбом в его, пока он шептал ей что-то, приводя в чувства. В ушах Трейси звучал монотонный белый шум, голова раскалывалась, и она все еще чувствовала дикий страх за человека рядом с ней, но его уверенный тон и грандиозные планы действовали убедительно. - Пообещай мне, - слегка дрожащим голосом почти потребовала Трейси, снова взглянув в голубые глаза. - Пообещай, что с тобой ничего не случится; пообещай, что ты не дашь им себя сломать, что ты выживешь в этот раз. - Трейси, - уклончиво протянул Кобейн, слегка отодвигаясь. - Ты же знаешь, я не даю... - Ты сказал, что с тобой ничего не случится! - с новым поток слез воскликнула Трейси. - Ладно, хорошо! Я обещаю, только не плачь, - торопливо заверил Курт, пока женщина снова пыталась успокоиться. - Обещаю, что ничего не случится. - И что ты выполнишь свое обещание, чего бы это ни стоило. Я не хочу хоронить тебя во второй раз... - Я выполню, чего бы мне это ни стоило, - тихо ответил он и максимально крепко, насколько это возможно, прижал к себе дрожащую женщину, обнимая ее руками за плечи и поглаживая ее волосы. Трейси постепенно успокаивалась, утыкаясь мокрым от слез лицом в слегка вздымающуюся от дыхания грудь и приводя дыхание в норму. Через некоторое время она смогла подавить рыдания, и чувствовала только боль в глазах и голове от слез и неприятное ощущение пустоты в районе груди, холодящий сознание где-то на задворках страх. Она так и не уснула до самого восхода солнца, тихо делясь воспоминаниями об их совместном прошлом с Куртом. Она вспоминала, рассказывала ему, как часто она, просыпаясь рано, позволяла себе слегка опоздать на работу, чтобы провести еще немного времени с ним, спящим, теплым, мягким. Вспоминала об их совместных поездках к берегу океана, проведенные перед костром вечера в прибрежных домиках, костры в лесу, когда он рассказывал ей об ирландских традициях встречи весны. Про ремонт в квартире, который превратился в настоящий бардак, хоть и веселый, но принес больше разрушений, чем обновлений. Про свои чувства, про то, как сильно стучало сердце, когда она видела его на сцене в этом диком танце с гитарой, с разрывающейся от криков глоткой. Вспомнила их первую встречу, когда он был невзрачным угловатым подростком с облезлой крысой, которого она в итоге сопровождала на протяжении трех лет, наблюдая, как он меняется, обретает цель в жизни, растет, расцветает и уходит от нее, оставляя, как и раньше, стоять в тени. Рассказала, как часто рыдала по ночам после его ухода, виня в этом и себя, и его, и всех вокруг, сгорая от страха за него в этом огромном реальном мире. Сказала, что так никогда по-настоящему не смогла разлюбить его или забыть, словно даже после своей смерти он ощутимо, но невидимо присутствовал рядом, не отпуская ее из плена воспоминаний. На рассвете Трейси заснула с тяжестью в груди и гулом в голове.***
Что же, ты блистаешь на сцене, Уже легенда. Неумытый феномен, Настоящий бродяга, Заблудившись, ты пришел в мои объятия И там остался, Временно потерянный в море, Да, девушка на половине раковины Могла уберечь тебя... Дейв снова выглянул из-за угла, окидывая быстрым взглядом загоревшихся энтузиазмом глаз полутемный бар, наполненный усталыми, но оживленными лицами пришедших людей. В негустой толпе мелькнуло красное пятно натянутой на голову двухметрового гиганта шапочки и темная макушка низкой женщины, шедшей рядом с ним. Трейси все еще неуютно оглядывалась по сторонам, чувствуя неудобство от нахождения с этими странными людьми на пару с одним лишь Новоселичем и снова пытаясь отыскать Кобейна, но Дейв удовлетворенно кивнул самому себе, снова скрываясь за кулисами. - Так, народ, Крист увел ее, можем перейти к делу, - мужчина хлопнул ладонями, переводя взгляд с сидящего прямо перед ним на полу Кая на стоящую со сложенными на груди руками у стены в тени Дерден и обратно. Молодые люди коротко переглянулись, но молчание нарушать не стали. - Короче, - Дейв пододвинул к себе шатающийся стул, садясь напротив Кая, - я все же считаю, что тебе необходимо сказать им что-то. Не спорю, что эти ребята глубже чувствуют и видят больше, чем все мы, богатые мешки дерьма, и все такое, но, думаю, тебе стоит с ними объясниться, рассказать что-то, подвигнуть к действию. Музыка - дело хорошее, но не все крепко вдумываются в нее и что-то там анализируют. Иногда приходится прибегать к разжевыванию информации. Понимаешь? - Мне кажется, я достаточно все им разжевала и наглядно показала, когда мы поджигали казармы боевиков, - холодно заметила Хару, не меняя позы, но Дейв сморщился, качая головой. - Это не то. Это действие, а не призыв к нему. Они могут просто идти куда-то, даже не зная, что делают, тупо поджигать все и рушить. - Я объяснила им, кто наш враг. - Нет же, Хару, врагом можно назвать любого, а они стадом последуют за тем, кто говорит это убедительнее. СМИ сейчас очерняют нас, дезинформируют население, и им пока охотно верят. Этих ребят нужно куда-то направлять, реально. - Но я не могу, - Дейв перевел взгляд на подавшего голос Кая. - Я не оратор. - Надо, парень, надо. Просто прими это. В тот раз очень многие тоже бездумно скупали все наши альбомы, не вникая в суть посыла в песнях, так что сейчас придется говорить. И говорить много. Я же набросал тебе пару фраз, просто скажи что-то типа «мы не сдадимся, мы будем бороться до последней капли крови и не сдадимся» и все в этом духе. - Да это бред, - Кай поднялся на ноги перед тяжело вздохнувшим упрямству парня Гролом. - По-твоему, как это будет выглядеть? Я буду говорить им про нашу борьбу, революцию и восстания, сыграю что-то, а потом уйду в тень, пока их будут вырезать боевики? Я отправлю их на смерть, и буду наблюдать из защищенного бункера за этим? - Ты хочешь идти с ними? Тогда все пойдет к чертям, если тебя грохнут. - Не утрируй. Чем-то ваш Кобейн отличался от остальных музыкантов, что дети ему верили? Наверное, многие в вашей тусовке говорили о свободе, равенстве и неповиновении, а потом садились в дорогие машины в своих белых пальто и снимали проституток на ночь? Я не хочу делать из него героя культурной революции или какого-то вождя, но он все же был близок к простым людям, разве нет? - Дейв промолчал, опустив подбородок на сцепленные вместе руки. - Вообще-то он прав, - Хару сделала пару шагов от стены, присоединяясь к разговору. - Люди гораздо охотнее верят тому, что пишут в газетах о вашей шайке, что вы, мол, работаете на государство. И имеют на это полное право. Что мы сделали кроме нескольких поджогов и кучи бессмысленных концертов? Похоже на тупое отмывание бабла или попытку вернуть былую популярность. - И что ты хочешь? - Дейв поднял глаза на Кая, отвлекая его внимание от девушки. - Дай мне стать собой на некоторое время. Если я скажу им что-то важное не со сцены, не с позиции воскресшей рок-звезды, а глядя прямо в глаза, наравне с ними, они поверят и услышат. Он ведь родился в глухом городе дровосеков, до прихода известности был простым музыкантом и все. Просто дай мне не побудить их, а поговорить с ними. Это все, чего я прошу. Дейв прикрыл глаза и потер переносицу, раздумывая. - Ты вообще знаешь что-то о четкой планировке действий, последовательности и методичности? - Кай криво усмехнулся. Дейв покачал головой и махнул рукой, позволяя ему делать все, что угодно. Трейси часто вытягивала шею, пытаясь разглядеть за темными макушками собравшихся под тусклым светом грязных ламп с потолка сцену, которая все еще пустовала. Женщиной снова овладело необъяснимое волнение, ведь она надеялась еще раз увидеть Курта перед отъездом домой, попрощаться, хотя все самое главное, что копилось внутри на протяжении стольких лет, она высказала ночью. Трейси удивленно переглянулась с округлившим глаза Дейвом, когда тот невозмутимо подошел к ним вместе с Хару и встал у стены, глядя на пустую сцену. Мужчина шепнул что-то наклонившемуся Кристу и кивнул ему. Марандер растеряно огляделась по сторонам, не находя нигде светлой макушке Кобейна, остановив взгляд только на профиле стоящей рядом с ней у стены Дерден, что неотрывно, слегка сдвинув брови, смотрела вперед. Замершая в ожидании толпа людей притихла, когда на сцене появилась худая фигура с копной светлых волос, и Трейси стало сразу легче. Он двигался быстро, из-за чего женщина с удивлением, прежде чем он снова исчез, отметила, что он одет в ту же зеленую куртку и какую-то старую футболку с темными пятнами, словно от крови. Женщина вопросительно посмотрела на Дейва, но тот лишь кивнул и показал большой палец. Толпа снова зашевелилась, кто-то даже начал хлопать, когда Кобейн снова показался в своем жутком одеянии среди слегка расступившихся, чтобы дать ему место, поселенцев. Он лишь приподнял худую руку над головой, махнув в ответ на приветствие, и натянуто улыбнулся. Трейси приподнялась, чтобы высмотреть фигуру Кобейна среди тесно обступивших его людей, но заметила лишь макушку. - Спокойно, пожалуйста. Спасибо, - она уловила тихий голос парня, обращаясь в слух, чтобы разобрать, что он говорит и что происходит. - Я хочу сказать, что сегодня мы не будем ничего играть. Сегодня мы... я здесь не для этого. Я здесь, чтобы убедиться, что каждый из вас действительно понимает, что происходит сейчас, понимает, что мы делаем, знает свою роль. - Сквозь зазор между расступившимися людьми Трейси увидела, как Кобейн, опустив глаза, пытается собраться с мыслями. Он поднял голову через несколько секунд, пересекаясь взглядом с Марандер. На секунду ей показалось, что в его глазах проскользнуло какое-то извиняющееся выражение, но он быстро перевел взгляд льдисто-голубых глаз на смотрящих на него людей. - Все мы знаем, что за последние двадцать лет жизнь в мире людей стала невозможна, потому что мы забыли, что на самом деле означает быть людьми. Все мы знаем, что система, отбирающая для жизни только самых достойных людей и убивающая людей лишних, руководствуется не теми вечными качествами личности вроде человечности, доброты и незаурядного мышления. Она отбирает для жизни тех, у кого есть деньги, власть и все те качества, которые помогают взобраться на вершину по горе из трупов. И сейчас здесь стоят все те лишние люди, у которых есть только одна дорога... - Трейси тихо сглотнула снова образовавшийся в горле ком, будто со стороны видя, как он одиноко стоит напротив толпы людей, десятков пар глаз, которые смотрят и слушают только его, за которых он теперь в ответе. - И сейчас мы пытаемся сломать эту систему. Мы пытаемся вернуть свободу и равенство в этот мир. Но это не значит, что после победы мы займем богатые дома свергнутых монархов, выберем себе новое братство и дадим этой системе жизнь заново. Наша цель освободить себя от рабства другими людьми и освободить себя от рабства материальных ценностей, которое привело к тому, что мы имеем сейчас... Мы идем на смерть, - неожиданно четко, окрепшим голосом произнес Курт, вскинув голубые глаза на людей. Трейси сжала зубы, стараясь не замечать, что в носу предательски начало щипать, в глазах становится горячо, а в гудящей голове звучит его обещание беречь себя. - Я хочу, чтобы вы услышали меня и поняли. Революция - это не добро. Это не решение, это не выход. Это действие отчаявшихся людей, которые потеряли веру в человечество и бескровную эволюцию. Нас довели до состояния сумасшествия, нас довели до агонии и желания смерти. Мы преисполнены ненавистью и болью, которую даже не в состоянии выразить, потому что потеряли способность это делать. Нам отрезали язык, лишили возможности говорить, превратили нас в пушечное мясо, скот, который молча выполняет любые приказания, терпит и позволяет убивать, насиловать тех, кого мы любим. Они убивают наших родных, насилуют наших женщин и детей, и им нет никакого дела до нас. Они не считают нас за людей, ведь мы перестали ими быть. Они отняли у нас веру, довели до отчаянного положения, в котором на единственный выход – революция, - Трейси прикрыла глаза, чувствуя что-то мокрое на щеке, но не придала этому значения. Вся лишь в мыслях о том, что он творит с собой. - Я хочу, чтобы каждый из вас понял, что это значит. Революция - это та же война, кровопролитная, жестокая. Она несет смерти, страх, слезы, и ничто не может оправдать те жертвы, которые будут стоять за нашим сопротивлением. Она может длиться год, а может растянуться на несколько десятков лет. Мы можем победить, но также мы можем погибнуть. Но что лучше: жить подобно свиньям в дерьме, моче и крови среди трупов своих детей или погибнуть за свободу будущих поколений и прекращение террора? Нам придется убивать, нам придется умирать, потому что Они так просто не сдадутся. Нам придется вступить в эту войну, и назад пути уже не будет. Но у каждого из вас есть право выбора. «Кроме тебя», мысленно прибавила Трейси. Десятки пар рук медленно дотронулись до губ и взмыли вверх, изображая выстрел. Кай машинально сделал короткий шаг назад, чуть качнувшись, исподлобья оглядывая толпу людей, преданную армию перед собой. Его взгляд остановился на стоящем чуть впереди сухом, катастрофически худом мужчине с длинной седой бородой, хотя внешне особо старым он не выглядел. - Our little tribe has always been аnd always will until the end*, - тихо пропел он. Кесада слабо кивнул головой, не отрывая взгляда от мужчины и тяжело дыша сквозь приоткрытые губы. Сухой мужчина протянул вперед тощую ладонь и сжал протянутую чуть погодя ладонь парня. Он резко притянул его к тощему телу и похлопал по спине, словно без слов говоря, что принимает. Кай неуверенно ответил и отстранился, снова встречаясь взглядом с полными надежды, блестящими от стоящих в них слез загорелыми лицами людей. Трейси же видела, как все они тянут невидимые руки к нему и утаскивают за собой на дно… Когда входная дверь в бар сорвалась с петель от мощного удара ногой боевика, поселенцы во главе с Нирваной покинули опасное место, уходя к лесу, скрываясь в привычной для себя местности. Дейв мигом заскочил в припаркованный у лесополосы Додж, завел его со второго раза от волнения и начал орать благим матом, подзывая замешкавшихся по дороге приятелей ускориться. Троица оставшихся звеньев компании появилась почти одновременно в поле зрения теряющего терпения барабанщика. Трейси тяжело дышала от быстрого бега, следуя вслепую под светом одних лишь звезд на ночном небе за крепко держащим ее за руку Кобейном. Чувствуя, что в глазах начинает темнеть от усталости, женщина остановилась, вырывая руку. Мимо пронесся Крист, таща за собой спотыкающуюся и матерящуюся по-румынски Дерден. - В чем дело? - Трейси подняла глаза на снова взявшего ее за руку для дальнейшего бега Курта и покачала головой. - Давай же, всего несколько метров. - Нет, Курт, не в этом дело... - тяжело дыша, произнесла женщина. - Я не могу. - Кобейн, быстрее! - Дейв нетерпеливо замигал фарами тарахтящего Доджа. - Почему нет? Едем с нами, - Трейси снова отрицательно покачала головой и, положив пухлую руку на колючую щеку Кобейна снова с грустной улыбкой оглядела блестящими глазами его лицо, запоминая в мельчайших деталях любую его черту. Она снова шмыгнула носом и покачала головой, не сдерживая слезы. - Я не могу жить в твоем мире больше, помнишь? Время пришло, - Трейси подалась вперед на мгновение, слегка касаясь его губ, и уперлась в его лоб своим. - Я так сильно люблю тебя и всегда буду любить. А ты, - она отстранилась, снова заглядывая в его глаза, - просто постарайся выжить, хорошо? Прощай, Курт, - получив слабый кивок от Кобейна, женщина еще раз поцеловала его в лоб и отпустила, заламывая себе руки. Она быстрым шагом принялась удаляться от лесополосы в сторону замеченного еще по пути сюда мотеля, откуда планировала заказать такси до Такомы. Не сдерживая всхлипы, она быстро шла, часто спотыкаясь, через темное поле, миновав лесополосу. В очередной раз споткнувшись и едва не упав, Трейси присела на колени на прохладную землю, зажмурилась и, не стесняясь, позволила себе разрыдаться в голос. Отпускать самой было гораздо сложнее, чем чувствовать себя брошенной, словно отрывать что-то, намертво приросшее к коже. Но женщина твердо решила, где ее место в этой жизни. Это место не в прошлом, не рядом с этим человеком. Ее место рядом с любящей семьей, состоящей из самых обычных простых людей, где нет места ни дикости, ни безумию, ни жизни. Спасти его она не сможет, все снова зависит только от него самого и того пути, какой он изберет. Трейси запрокинула голову, вспоминая его слова в баре перед толпой поселенцев, его ледяные глаза и решимость, из-за чего у нее вырвалась нервная усмешка. Сидя на холодной земле, она вдруг глубоко задумалась, какие скатерти подойдут на праздничный стол ко Дню Рождения ее мужа. Теперь ты говоришь мне, Что не чувствуешь ностальгии. Тогда скажи мне это еще раз, Ты, кто так хорош в речах. И в завуалировании истинного смысла. Потому что мне как раз нужна эта вуаль, Это всё вернулось слишком ясным, Да, я любила тебя горячо, И если ты предлагаешь мне бриллианты и ржавчину, Я уже заплатила. - "Diamonds and rust" - Joan Baez.