По вере его

Нацу уже почти полчаса равнодушно пялился на высокий гладкий потолок приятного нежно персикового цвета; то здесь, то там сквозь основную краску проступал розовый, но обнаружить момент перехода одного оттенка в другой было невозможно, просто в какой-то момент мозг отмечал, что цвет сменился. Столь же необычно выглядел и весь остальной интерьер: насыщенного оранжевого цвета стены, украшенные кое-где гипсовой лепниной, строгие перпендикуляры открытых полок, массивная приземистая мягкая мебель из белой кожи и — в противовес тщательно подчёркнутому аскетизму — невесомый прозрачный тюль оттенка слоновой кости, мягкими складками обрамляющий большое, в пол, окно. Кто бы не являлся автором этого дизайнерского проекта, он явно хорошо знал о вкусах хозяйки квартиры — Миражанна обожала оранжевый цвет и порядок. Накануне вечером (вернее, уже глубокой ночью) Нацу было не до рассматривания окружающей обстановки, зато утром он смог оценить её сполна. До вчерашнего дня ему ни разу не доводилось бывать у Штраусов в гостях — их общение ограничивалось встречами в «Эдоласе» и разговорами по душам, если Миру не сильно отвлекали посетители. Сам Нацу набрёл на кафе случайно вскоре после возвращения в Магнолию и с тех пор стал завсегдатаем, заглядывая на огонёк каждую неделю. Смерть Люси прервала эту традицию — единственным, за чем он наведываться в подобные заведения последние недели, была выпивка, а белокурая хозяйка «Эдоласа» скорее отказалась бы от месячной выручки, чем позволила своему другу спиваться у себя на глазах. Поэтому Нацу всячески избегал встреч с Мирой, игнорируя её предложения зайти, отделываясь скупыми сообщениями. Но после посещения редакции и разговора с Леви подобное поведение показалось ему неправильным и вечером, закончив перевозить вещи, он заглянул в кафе. Миражанна не стала пенять ему за долгое отсутствие. «Рада тебя видеть, — сказала она, привычно легко коснувшись губами щеки. — Ты голоден? Сегодня в меню твой любимый рыбный пирог — как чувствовала, что придёшь». Нацу не отказался ни от пирога, ни от десерта, хотя особого аппетита не было: ему до зубовного скрежета надоела заказная еда из ресторана, хотелось чего-то домашнего, а в «Эдоласе» готовили именно так — без вычурных изысков, просто, зато очень вкусно, особенно если у плиты колдовала сама Мира, и рыбный пирог был как раз её фирменным блюдом. Поговорить у них не получилось — кафе оказалось забито под завязку, и Миражанне пришлось помогать персоналу, но Нацу был этому даже отчасти рад: после всех событий прошедшего дня на плечи навалилась страшная усталость, и лишь желание порадовать друзей (Эльфман расчувствовался до слёз, за что был безжалостно изгнан сестрой из главного зала, дабы не портить людям вечер видом унылого двухметрового гиганта, судорожно хлюпающего носом) заставило его не просто заскочить на пять минут, а просидеть почти два часа, обмениваясь с без устали хлопотавшей хозяйкой короткими фразами. В конце концов сил не осталось даже на это; положив деньги на стойку, у которой он просидел весь вечер, Нацу уже потянулся за телефоном, чтобы вызвать такси (вести машину в таком состоянии было чистым самоубийством), но Мира неожиданно предложила: — Оставайся у нас — ты выглядишь таким уставшим. Правда, сейчас свободен только диван в гостиной, широкий и довольно удобный. Хотя можем переселить на него Эльфи на одну ночь, думаю, братец будет даже рад уступить тебе свою комнату. Нацу задумался. Ночевать в офисе надоело, а квартира больше напоминала склад, чем жилое помещение — он просто свалил все привезённые вещи в одну кучу, решив разложить их по местам позже. Туда ехать ему тоже не хотелось. Поэтому оставалось лишь одно — кивнуть, выдавив из себя жалкое подобие улыбки: — Я согласен на диван. Через десять минут он поднимался на второй этаж (Штраусы жили в том же доме, прямо над кафе) в сопровождении радостно тараторящего Эльфмана — тот, забыв о строгом наказе Миры не утомлять гостя, спешил поделиться новостями, но Нацу его почти не слушал, лишь изредка кивал, создавая видимость участия в разговоре. На его счастье, с приготовлениями было закончено довольно скоро, ему пожелали спокойной ночи и оставили одного. Сознание отключилось, стоило лишь голове коснуться подушки. Ночь прошла без сновидений и впервые принесла долгожданный покой. И странным образом выхолодила все мысли — в голове было пусто до хрустального звона; тело же, словно после большой физической нагрузки, отяжелело, налилось свинцом, требуя проявить к себе сострадание и не заставлять его покидать действительно удобный диван. Нацу, помедлив немного, посмотрел на часы. Восемь утра. Будь сегодня выходной, он, наплевав на условности, провалялся бы до тех пор, пока не показались хозяева, но календарь неумолимо напоминал — всего лишь вторник, а значит, вставать всё же придётся. Со стороны кухни уже довольно долгое время доносилось негромкое пение — именно оно и стало причиной пробуждения. Женский голос — не сильный, но довольно приятный — с чувством выводил какую-то старинную балладу. Нацу никогда не слышал, как поёт Мира, но был абсолютно уверен, что это именно она — кому ещё так развлекаться на её кухне ранним утром? И сильно удивился, обнаружив вместо неё совершенно незнакомую девушку. На вид ей было около двадцати. Невысокая, остроносенькая, с по-детски пухлыми губами. Простое светло-жёлтое платье скрывало фигуру, зато позволяло любоваться на точёные коленки и сноровисто мелькающие руки — незнакомка накрывала на стол. Закончив, она прервала свою песню и приветливо поздоровалась, заиграв милыми ямочками на щеках: — Доброе утро! — Доброе… — Нацу, не совсем понимающий, что происходит, не спешил радоваться новому знакомству, что, впрочем, не помешало ему проявить элементарную вежливость. — А где Мира? — Они с Эльфи уехали по каким-то срочно-важным делам и попросили меня позаботиться о вас. Глупейшая ошибка — я совершенно не умею готовить. Так что могу предложить лишь кофе и бутерброды. Хотите? — Не откажусь. Девушка жестом пригласила его присесть, а сама отошла к кухонной стойке, на которой уютно гудела кофемашина, готовя свежую порцию бодрящего напитка. — Вам чёрный или со сливками? — уточнила исполняющая роль хозяйки незнакомка. — Чёрный. Без сахара, — лучше сразу озвучить все свои предпочтения, чтобы не создавать лишних проблем. Девушка вернулась с двумя чашками; аккуратно поставив их на стол, она потянулась к сахарнице и, достав два кусочка, бросила их в тот кофе, который предназначался её гостю. — Я просил без сахара, — недовольно напомнил Нацу, не успевший предотвратить это (с его точки зрения) издевательство над благородным напитком. — Ой! Простите… Хотите, я сделаю новый? — девичий голосок от огорчения стал звонче, увеличивая и без того клокотавшее внутри раздражение в разы. — Не нужно, — Нацу резко поднялся с места, жестом отметая робкие попытки задержать его. — Мне уже пора. Передайте Мире, я ей позвоню. Он с удовольствием захлопнул за собой дверь, надеясь, что таким образом избавится и от незнакомки, и от плохого настроения. Но ни убойная доза кофе, сваренная Джувией по его любимому рецепту, ни удачно заключённый контракт, ни выглянувшее к полудню солнце не помогли вернуть доброе расположение духа. Потому что если с раздражением ещё можно было как-то справиться, то с муками совести — нет. Зачем было набрасываться на несчастную девушку из-за испорченного кофе? Это не смертельно, в конце концов. Бедняжка, наверное, и сама не в восторге от своей миссии — Миражанна ведь потом обязательно расспросит что и как. Нужно разыскать утреннюю певицу и извиниться. Едва дождавшись вечера, Нацу поехал в «Эдолас». Девушка обнаружилась за барной стойкой, что было довольно удачно — никому ничего не придётся объяснять. Увидев его, она приветливо улыбнулась и тут же поинтересовалась: — Вы к Мире? Подождите немного, сестра сейчас придёт.  — Сестра? — переспросил Нацу, лихорадочно пытаясь вспомнить всё, что знал о родственниках Миражанны. Перед глазами неожиданно всплыла фотография, которую как-то показала ему Штраус. На ней Мира и Эльфман обнимали смеющуюся девочку с двумя озорными хвостиками. — Значит, вы Лисанна? — теперь неловко стало вдвойне: пусть они никогда не встречались вживую, да и та девочка с фото сильно изменилась, но как можно было не заметить столь сильного сходства? Серебристо-пепельные, как у старших Штраусов, но теперь коротко, до плеч, подстриженные волосы, голубые глаза, одинаковый овал лица… — Простите, я вас не узнал. — Ничего страшного, — отмахнулась девушка. — И зовите меня Лис — не люблю своё полное имя. Ну так что, дождётесь Миру? — Вообще-то я искал вас, — признался Нацу. — Хотел извиниться за утреннюю грубость. — Я сама виновата, — остановила его Лисанна. — Ненавижу долгие перелёты — после смены часовых поясов становлюсь жутко рассеянной. Однажды едва не забыла в аэропорту багаж, хорошо, Эльфи меня встречал, иначе осталась бы без своих любимых карандашей — мне их папа специально заказывал. Я ведь и дня не могу без рисования прожить. — У вас, кстати, неплохо получается, — он кивнул на один из пейзажей, украшающих стены кафе. — И вы туда же? — с упрёком посмотрела на него Лис. — Я уже смирилась с тем, что Мира повесила мои детские почеркушки на всеобщее обозрение, но комплименты им точно перебор. Нацу не стал спорить, пытаясь доказать, что картины действительно хороши (если честно, ему, совсем не разбирающемуся в живописи, работы просто нравились, зато Люси отметила и технику, и цветовую гамму, и ещё много чего, наговорив кучу умных и непонятных слов, в конце на его просьбу пожалеть несчастного любителя и не засорять уставшие после тяжёлого трудового дня мозги просто сказав, что автор гений и таким талантом разбрасываться нельзя). Вместо этого он предложил поужинать — здесь или в любом другом месте — чтобы окончательно разрешить возникшее утром недоразумение. Вернувшаяся в этот момент Мира и слушать ничего не хотела о «другом месте», поэтому им пришлось переместиться за столик и полностью доверить их сегодняшнюю трапезу хозяйке кафе. Вечер прошёл довольно приятно. Нацу в основном отмалчивался, взяв на себя роль внимательного слушателя. Лисанна рассказывала о своей семье: отце, маме, единокровных брате и сестре — и делала это так живо и интересно, что прерывать её абсолютно не хотелось. Драгнил в общих чертах знал их историю со слов самой Миры: когда той исполнилось тринадцать, их с Эльфманом родители развелись, однако мистер Штраус не бросил ни детей, ни теперь уже бывшую супругу, продолжая поддерживать с ними общение и помогая материально. Через год он снова женился и уехал за границу, где стал отцом в третий раз. Старшие дети с удовольствием приняли младшую сестрёнку, поначалу довольствуясь лишь телефонными разговорами о малышке с отцом, а позже, когда Лис научилась худо-бедно писать и читать, ещё и сообщениями, уже от неё лично. Лет пять назад к этому добавились короткие двухнедельные визиты раз в год летом — плотный учебный график Лисанны и разделяющее их большое расстояние не позволяли видеться чаще. Нацу обычно всегда знал о приезде младшей Штраус (Мира не могла не поделиться приятной новостью с другом), но по иронии судьбы они так ни разу и не встретились за это время. До сегодняшнего утра. Нацу задержался в «Эдоласе» почти до закрытия и, прощаясь, на автомате в ответ на предложение заходить ещё сказал: «Непременно», даже не предполагая, что буквально на следующий же день ему захочется исполнить своё обещание: пустая квартира давила на нервы гулкой тишиной, с которой не смог справиться даже работающий телевизор. Однако он заставил себя остаться дома из опасения показаться чересчур навязчивым и занялся разбором коробок, надеясь, что это поможет отвлечься от желания наведаться к Штраусам. Трудовая терапия сработала лишь отчасти: в этот вечер ему удалось совладать с собой, однако на следующий день всё началось по новой. Его будто кто толкал в спину — мягко, но настойчиво — и наконец в субботу Нацу сдался. Никто особо не удивился его приходу. Эльфман немедленно заявил, что пиво уже давно стоит в холодильнике и сегодняшний матч они смотрят вместе («Кстати, диван всё ещё в твоём полном распоряжении, так что… если захочешь…»); Мира без зазрения совести «зарезервировала» его на воскресенье («Ты уже давно обещал мне рецепт пасты под острым соусом. Я хочу посмотреть, как ты её готовишь»); а Лисанна, весело смеясь, утащила его на прогулку. Они вернулись как раз к началу игры и втроём с Эльфи устроились перед телевизором. Чем закончился матч, Нацу узнал только на следующее утро - он незаметно для себя отключился уже во время первого тайма. Лис, снова разбудившая его своим пением, приготовила кофе и… предложила сбежать, пока остальные члены семьи Штраусов сладко спали. — А как же паста? — напомнил Нацу. — Приготовите её в следующий раз, — озорно улыбнулась Лисанна. — Поверьте, спагетти никуда от вас не сбегут. В отличие от меня и этого чудесного утра. Глупо было привередничать и искать поводы для отказа. Тем более что прогулка по тихому, безмятежно-сонному городу и в самом деле вышла замечательной. Они прошли вдоль набережной и, остановившись на мосту, долго наблюдали, как блекнут на молочно-белом полотне неба розовые росчерки. — Красиво… — выдохнула Лис, продолжая зачарованно смотреть вдаль. — Нарисуйте. Всё это: улицу, реку, восход солнца… Даже нас на мосту, — предложил Нацу. — У вас талант. Который вы почему-то не признаёте и прячете от других. Мира говорила, что ваши работы пока нигде не выставлялись. Почему? Дело в деньгах? Я мог бы помочь. — Если бы вас сейчас слышал папа, ему было бы очень обидно, — укоризненно покачала головой Лисанна. — Он просто спит и видит меня всемирно известной художницей и не пожалел бы никаких средств, чтобы эти мечты стали реальностью. — Простите, я не хотел задеть ни вас, ни мистера Штрауса. Но тогда что мешает? Неуверенность в себе? Поверьте, мне доводилось видеть такие работы, по сравнению с которыми даже мои детские каракули можно считать шедеврами. — Я просто не хочу, Нацу. Он с крайним удивлением смотрел в невозможно голубые глаза стоящей рядом девушки и пытался понять смысл только что сказанных ею слов. И не мог. — Так не бывает, — устало выдохнул он, сдаваясь. — Каждый человек хочет что-то оставить после себя, а люди творческие — тем более. — Вы не совсем правильно меня поняли, — мягко возразила ему Лисанна. — Я не сказала, что не хочу ничего оставлять после себя — рисуя, я уже это делаю. Как и любой другой, кто занимается творчеством. Но я не хочу получать признание в качестве художника, потому что рисование для меня слишком личный, почти интимный процесс. Разве в вашей жизни нет чего-то подобного? Нацу задумчиво кивнул. Записи с рассказами Люси. Пусть они и не принадлежали ему лично, но были безумно дороги. Поделиться подобным всё равно что отдать часть души — почти невозможно. — А как же те картины в «Эдоласе»? — Они висят там при условии, что Мира никому не скажет, кто автор. Но сестричка всё равно проболталась, — обиженно надула губки Лис. — Не сердитесь на неё, — заступился за старшую Штраус Нацу. — Миражанна любит вас. — Я знаю, — тут же оттаяла Лисанна. — И это взаимно. — Ну, хорошо, — вернулся к прерванному разговору Драгнил, когда они спустились с моста. — Мы уже выяснили, что слава художника вас не прельщает. А что на счёт славы дизайнера? — Это мне больше по вкусу, — засмеялась Лис. — Дизайнер тот же художник, только в качестве красок и карандашей он использует отделочные материалы и предметы интерьера, а холстом для него является всё помещение, в котором приходится работать. Этакая картина с эффектом 3D. — Ух ты! — искренне восхитился Нацу. — Если рассматривать это под таким углом зрения, то мне теперь вполне понятен ваш выбор будущей профессии. — И это ещё не всё! — от похвалы и непритворного интереса с его стороны щёки будущего дизайнера покрылись нежным румянцем. — Вам бы хотелось иметь дом, в который хочется возвращаться, где каждая вещь — отражение вашей сути, место, где вам по-настоящему комфортно? Да, я знаю, «дом» — это довольно широкое понятие: семья, любимые, дети, то, что создаётся самим человеком, не один год, вместе с теми, кто рядом с ним, но… Но я ведь тоже могу им в этом помочь. По-своему. И для меня это важнее картин. — Я так понимаю, гостиная Миры — ваших рук дело? — Да, мой вступительный проект. — Я поражён, правда, — Нацу остановился, задумчиво потирая лоб. Какая-то мысль крутилась на поверхности, вёрткой рыбкой ускользая из рук. Лис, не заметив его состояния, продолжила свой монолог: — Мне бы уже хотелось заняться дипломной работой, чтобы успеть довести её до совершенства. Но у меня совсем нет идей, вернее, они есть, только ни одна пока не устраивает. Я надеялась, что, приехав в Магнолию, найду что-нибудь подходящее. Или, на худой конец, хотя бы заряжусь вдохновением. Бедный Эльфи готов отдать мне на откуп свою комнату, а у меня просто не поднимется рука там всё переделать… — Может, я смогу чем-то помочь? — неожиданно для самого себя спросил Нацу. — У вас есть помещение, которым вы готовы пожертвовать ради моего диплома? — смеясь, уточнила Лисанна. — Да, — твёрдо ответил Драгнил, без малейшего сомнения озвучивая то, что шептал ему внутренний голос. — И я прямо сейчас готов вам его показать. Большие размеры его апартаментов несказанно порадовали Лис. «Здесь есть где развернуться», — пояснила она, обходя комнаты и внимательно разглядывая обстановку. — Что-то не так? — уточнил Нацу, когда девушка, нахмурившись, остановилась перед открытым шкафом в гостиной. — Вы сами подбирали интерьер? — спросила Лисанна и уточнила, указывая на стоящую на полке шкатулку: — Эта вещь явно не ваша — она сильно выбивается из всего остального. Да и вот эти тоже. — Они принадлежали моей невесте, — голос невольно охрип, не желая выдавать пока ещё чужому человеку сокровенное. — Она… погибла чуть меньше месяца назад. — Простите, — с искренним сочувствием извинилась его гостья. — Я не хотела… Нацу лишь кивнул и поспешил сменить тему. — Ну, что, моя квартира устроит вас в качестве поля для экспериментов? — Вполне, — приняла его предложение Лис. — Но при одном условии — мне нужно нарисовать ваш портрет. Так я лучше почувствую вас. — Договорились, — хмыкнул Нацу, протягивая ей руку. Как только девичьи пальчики оказались в его ладони, он тут же потянул Лисанну к выходу. — А теперь предлагаю поехать к вам и всё же приготовить пасту — обещания нужно выполнять.