По вере его

Темнота, окружавшая девушку, постепенно начала изменяться. Сначала плотная, тяжёлая, она словно истончилась, наполнившись запахами и звуками. Они казались Люси знакомыми, но где и когда она их слышала или чувствовала, девушка никак не могла вспомнить. — Миссия не выполнится, если ты и дальше будешь сидеть с закрытыми глазами, — раздался над ухом спокойный, ленивый баритон. Люси вздрогнула и широко распахнула глаза. Магнолия… Она снова была в Магнолии. И это место, где она сейчас находилась, было ей очень хорошо знакомо — небольшой скверик рядом с редакцией. Люси часто приходила сюда в первое время после приезда в город, чтобы отдохнуть от гнетущей, раздражающей суеты мегаполиса. Густая резная зелень акаций, белые скамеечки, небольшой фонтанчик, снующие туда-сюда в поисках корма юркие воробьи — всё это было наполнено теплотой и уютом, ненадолго возвращая её в тихую, домашнюю атмосферу родного города. Почему она оказалась здесь? Последнее, что Люси помнила — мчащийся на неё поцарапанный, в подтёках грязи, огромный грузовик, исходящую жаром решётку радиатора, ткнувшуюся в плечо, разламывающую, накрывшую чёрной лавиной боль… Девушка обхватила себя руками, маятником раскачиваясь вперёд-назад, словно это могло её успокоить. Сквозь отчаяние в сознание сначала осторожно, а потом всё настойчивее пробиваться мысль: если её сбила машина, почему она сейчас сидит здесь? На несколько мгновений зажмурившись, девушка глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание, и снова открыла глаза. Всё осталось по-прежнему: Магнолия, сквер, скамейка… И слегка раздражённый, негромкий голос за спиной: — Вот же ж, свалилась на мою голову… Долго ты ещё будешь ерундой страдать? Время идёт. Люси резко обернулась. У высокого дерева, подпирая шероховатый ствол спиной, стоял невысокий парень в тёмном, немного старомодном костюме. Густые рыжие волосы в беспорядке торчали в разные стороны. Переносицу украшали изящные очки в дорогой золотой оправе. Скрестив на груди руки, он равнодушно смотрел куда-то в сторону, недовольно поджав нижнюю губу. — Простите, — робко обратилась к нему девушка. — Вы со мной разговариваете? — А ты ещё здесь кого-нибудь видишь? — не поворачивая головы, ответил рыжеволосый. — Меня зовут Локи, я должен помочь тебе на первых порах: объяснить правила, показать, что к чему, научить контактировать с этим миром, чтобы ты смогла выполнить то, за чем вернулась. — Вернулась? Откуда? И что я должна сделать? Парень, наконец, повернулся к ней и внимательно посмотрел в глаза: — Ты ничего не помнишь? Люси уже хотела помотать головой, подтверждая его догадку, но вдруг замерла: память, вспомнив о своих обязанностях, услужливо пролистала перед мысленным взором недавно произошедшие события. Но вместо того, чтобы заплакать или как-то иначе выразить своё отношение к случившемуся, девушка сжала кулачки и нахмурилась. Сейчас не время жалеть себя, этот Локи прав — у неё мало времени, она должна успеть предотвратить, помочь… Люси тряхнула головой, как обычно делала, приняв какое-то важное решение: — Теперь я всё вспомнила. Расскажите, что и как нужно делать. Я готова. Парень одобрительно хмыкнул: блондинка довольно быстро взяла себя в руки, что бывает нечасто. Возможно, из неё и выйдет толк. Локи неторопливо подошёл к скамейке и уселся рядом со своей новой подопечной. Сколько их уже было в его «ангельской» жизни? Десять? Двадцать? Какая разница? Итог почти всегда один: они уходят «туда», не важно, насколько удачно им удалось справиться со своей задачей. Сорок дней, девятьсот шестьдесят часов, пятьдесят семь тысяч шестьсот минут. Сколько в этом отрезке времени помещается ударов сердца, упавших на землю капель дождя, растаявших на тёплой ладони снежинок, завядших лепестков роз? Почему мы начинаем ценить время только тогда, когда его почти не остаётся? Ответ до смешного прост — мы его просто не замечаем. Сложно дорожить тем, что не ощутимо, не воспринимается нашими органами чувств. Только заключив эти лёгкие моменты в яркие краски природной палитры, переложив на музыку человеческих душ можно если не ухватить их, то хотя бы почувствовать нежные, жестокие в своей неизбежности прикосновения Вечности. — Для начала давай уточним твой статус и стоящую перед тобой задачу. Будут вопросы, задавай. Да, и давай на «ты», — голос Локи звучал буднично и бесстрастно, словно он читал лекцию по высшей математике. — Ты — временный Ангел-Хранитель, которому дана возможность повлиять на жизнь близкого тебе человека. На это отводится сорок дней, после чего тебя призовут «туда», — лектор ткнул указательным пальцем куда-то в небо. — Всё это время твоё тело будет эфирным, иными словами, никто не будет видеть или слышать тебя. — Как же я тогда смогу что-то сделать? — удивилась девушка. — У тебя бывало иногда чувство, будто кто-то говорит тебе, что нужно делать? Люди называют это шестым чувством, интуицией. На самом деле это с ними разговаривают их Ангелы-Хранители, только не все обращают на это внимание. Чем чаще человек прислушивается к этому «внутреннему голосу» и выполняет его советы, тем чаще его Ангелы говорят с ним. Ты тоже сможешь общаться со своим… подопечным, — Локи запнулся на последнем слове и нахмурился. Немного помолчал, сцепив необычно тонкие, изящные для мужчины пальцы в замок и, коротко вздохнув, заговорил снова: — Но сначала тебе нужно научиться чувствовать его. Хочешь попробовать? Девушка с готовностью кивнула. Её «учитель» поднялся со скамейки и встал напротив: — Это не сложно, просто подумай о том, рядом с кем хочешь оказаться, представь его так, как будто ты смотришь на его фотографию или он стоит рядом. Чтобы было легче, можешь закрыть глаза. Попробуй. Но сначала возьми меня за руку, чтобы я смог перенестись вместе с тобой. В принципе, мне не составит труда тебя найти, но так будет надёжнее. Люси встала и послушно исполнила все инструкции. Почему-то вспомнился их последний вечер, сборы на выставку, сцена перед зеркалом. Вот стоит Нацу в тёмно-синем костюме, без конца терзающий ненавистный галстук. Серые глаза, лучащиеся любовью, с весёлыми, заразительными искорками. Вечно растрёпанные розовые волосы. Тёплая, какая-то особенная улыбка… Боль скрутила её настолько неожиданно и сильно, что первые несколько минут она не могла произнести ни слова, только судорожно хватала ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание. Ноги не держали, и Люси упала на холодные, жёсткие камни дорожки. Из глаз против воли текли слёзы, не принося облегчения. Постепенно боль стала ослабевать, но совсем не ушла, свернувшись противным, колючим ёжиком внизу живота, при малейшем движении выбрасывающим свои острые иглы на полную длину, пронзая каждую клеточку тела. — Что… это… было?.. — с трудом выдохнула девушка. — Твои эмоции, вернее, его, — Локи, болезненно морщась, тряс рукой, за которую ещё несколько минут назад держалась его подопечная. — Твой молодой человек слишком остро переживает свою потерю, а ты, как его Ангел-Хранитель, слышишь все его чувства. И со мной поделилась, — рыжеволосый растёр неприятно ноющую ладонь. — Может, достаточно просто перенестись к Нацу, ведь я знаю все места, где он бывает? — Нет, — мотнул головой парень. — Он услышит тебя только в том случае, если ты сможешь его именно чувствовать, а не искать наобум. Попробуй ещё раз, только представь другую картинку. Другую? Может, утро следующего дня? Смятая постель, заспанное, по-детски милое лицо, тёплая рука, коснувшаяся щеки… Боль оказалась сильнее в несколько раз, будто тело разрывали на миллионы кусочков. Локи, в этот раз предупредительно не взявший её за руку, даже отступил на шаг. — Похоже, дело не только в нём, — пробормотал он и, присев перед девушкой на корточки, попытался заглянуть ей в глаза, чуть приподняв за подбородок её лицо. — Мда… — Ангел, вздохнув, в немым укором посмотрел вверх, на небо, словно ему по ошибке прислали в ученики вместо человека птичку или рыбку. И обучить не обучишь, и назад не отошлёшь. Вот и выкручивайся, как хочешь. — Попробуем по-другому. Локи помог девушке сесть на скамейку и устроился рядом. Какое-то время они оба молчали. Наконец, Люси решила нарушить тишину: — Я хочу попробовать ещё раз… — Ничего не получится, — спокойно ответил молодой человек. Он откинулся на спинку скамьи и, подставив лицо жаркому июньскому солнцу, довольно зажмурился. Почему люди считают, что Ангелы не могут чувствовать? Ведь он ощущает сейчас и твёрдость деревянной скамейки, и внезапный холодок от того, что на дневное светило набегают лёгкие облака, и даже зуд от царапавшего шею строгого воротничка рубашки. Или это просто память его некогда живого тела? Как долго она ещё будет жить в нём? И что будет, если в один прекрасный день он не сможет ничего ощутить? — Я уже говорил, ты связана чувствами со своим женихом, — не открывая глаз, продолжил молодой человек. — С одной стороны, это хорошо — ему будет легче услышать тебя. А с другой… Мы получили то, что получили — невозможность справиться с его болью. Можно попробовать снова установить с ним связь, но результат будет тот же. Убить это тебя, конечно, не убьёт: всё, что ты чувствуешь, не нанесёт физических ран, потому что у тебя нет человеческого тела. Но, чтобы научиться справляться с этим, потребуется слишком много времени, которого у тебя просто нет. — Что же делать? — голос, полный отчаяния, заставил Локи открыть глаза и посмотреть на свою собеседницу. — Я не могу, не имею права сдаваться. — Пойдём другим путём, — пожал плечами рыжеволосый. — Не только чувства дорогого тебе человека могут быть проводником, но и твои собственные. Это немного сложнее, но раз нет другого выхода… — он поправил очки и приступил к новым объяснениям: — Наши эмоции только кажутся нематериальными. На самом деле это не так. Люди знают три пространственных измерения, некоторые добавляют к ним время, но есть ещё одно — чувственное. Мы испытываем радость, ненависть, раздражение, удовольствие… Перечислять можно бесконечно, но не в этом суть. Переживая какую-то эмоцию, мы невольно привязываем себя к тому, что или кто её вызвало. И эта связь тем сильнее, чем сильнее пережитое чувство. Можешь проверить. Представь что-то, что когда-то смогло рассмешить тебя. Люси невольно улыбнулась: — Мне было шесть, когда папа принёс домой щенка кокер-спаниеля. Я так давно хотела собаку, и вот моя мечта сбылась. Он был такой очаровательный — рыжий лохматый комочек с большими блестящими глазами. При ходьбе пёсик часто наступал на свои длинные уши и падал, обиженно фыркая и путаясь в лапах. — А теперь смотри, — слегка кивнул Ангел, и девушка с удивлением заметила тонкую золотистую нить, тянувшуюся от её ладони куда-то далеко вперёд. — Твой щенок вызвал у тебя сильное чувство. Если ты пойдешь за этой нитью, то сможешь попасть туда, где он теперь находится, или в то место, где тебе пришлось пережить эти эмоции, если их объекта уже не осталось на Земле. — Но почему ты сказал, что этот способ сложнее? — нахмурилась Люси. — Ведь мне достаточно будет просто вспомнить. — Сложность заключается в том, какие именно воспоминания выбрать. В том же примере с собакой кроме неё ты наверняка подумала и об отце, и о доме, о ещё о куче вещей просто потому, что они пришли тебе на ум, ассоциируясь с главным участником воспоминания. Однако эта нить связана только со щенком. Так что, чтобы вызвать другие нити, тебе придётся вызвать в памяти не одну картинку, чтобы найти нужную. Но и это ещё не всё… — Локи внезапно остановился и нахмурился, словно сомневаясь, стоит ли говорить. — Ладно, давай попробуем, — будто отметая одолевающие его сомнения, парень хлопнул ладонью по колену и щёлкнул пальцами, заставив золотистую нить разлететься мелкими, жалко блеснувшими искорками. — Это чтобы она не мешала, — пояснил он в ответ на разочарованный взгляд своей ученицы. — Думаю, будет лучше, если ты вспомнишь день вашего знакомства. Можешь закрыть глаза, можешь рассказывать вслух, как тебе удобнее. — Ты не будешь брать меня за руку? — В этом нет необходимости. Нить воспоминаний не перенос, и внезапно исчезнуть ты не сможешь. Начинай, — царственным кивком разрешил Ангел. Люси подняла глаза к небу и, нежно улыбнувшись, закрыла глаза. Её учителя ждёт долгий и интересный рассказ.

* * *

Жаркий июньский воздух душным одеялом давил на плечи, с трудом проникая в лёгкие. Высокие, стройные деревья, чинным парадом выстроившиеся вдоль прямой, уходящей в глубину кладбища посыпанной гравием дорожки, чуть слышно шептались подвядшей, давно требующей живительной дождевой влаги листвой. От царящей вокруг тишины неприятно звенело в ушах: даже птицы не залетали сюда, словно оберегая покой нашедших здесь последний приют и напоминая живущим о краткости земного существования. У свежей могилы, почти утонувшей в цветах, стоял молодой человек. Строгий чёрный костюм ещё больше подчёркивал болезненную бледность осунувшегося, застывшего в скорбной маске лица. Руки крепко сжимали стебли темно-синих с жёлтыми прожилками ирисов, не замечая, как мнутся нежные, сочные стебли. Взгляд уставших глаз неотрывно смотрел на задорно смеющуюся блондинку, прижимающую к груди большого плюшевого медведя. Сзади раздались шаги. Стоявший у могилы парень не обратил на них внимания, только чуть вздрогнул, когда на плечо легла чья-то рука, но и тогда не оглянулся. Подошедший нахмурился и позвал: — Нацу… — Подожди меня в машине, — голос был хриплый, словно его обладатель не разговаривал уже несколько дней. Тот, к кому он обращался, вздохнул, но послушно пошёл по направлению к воротам, чуть в стороне от которых был припаркован серый автомобиль. Лишь когда гравий под его ногами перестал шуршать, молодой человек шагнул к могиле и опустился на одно колено. Истерзанные ирисы присоединились к другим цветам. Парень протянул руку, чтобы коснуться фотографии, но так и не сделал этого. Сжал пальцы в кулак, поднялся и быстро, словно боясь передумать, покинул кладбище. Стоявшие в почётном карауле деревья внезапно дрогнули под натиском сильного порыва ветра, шумно выразив своё недовольство подобным невежливым обращением. Небо неожиданно потемнело, сделав окружающий пейзаж ещё более безрадостным и суровым. Крупные капли, будто примеряясь, шлёпнулись на дорожку, осторожно, вскользь мазнули по фотографии и, наконец, осмелев, нещадно замолотили по испуганно сжавшимся под сильным водным напором цветам.