Цвет жизни

Мы стояли на кладбище вчетвером: я, Мартин, папа и бабушка, единственная, что была, по отцовской линии. Она очень любила мать, поэтому не могла не прийти. Помню, как брат сказал, что там, то бишь на кладбище, пахнет... Страхом каким-то. Он сказал, что чувствует, как он пробирает всего его, через дыхательные пути попадая в организм. А мне казалось, что на кладбище пахнет лишь сыростью. Ах, да. Ещё Мартин сказал, что воздух здесь несколько просоленный. "Здесь все плачут. А слёзы солёные. Поэтому и такой запах", - пояснил он тогда. Я был в шоке, что он так хорошо различает запахи. Чувствует то, что, казалось, нормальный человек почувствовать попросту не в состоянии. Лишь повзрослев, я прочёл, что у людей, которых один из органов чувств находится в нерабочем состоянии, гораздо лучше воспринимают окружающий мир всеми остальными четырьмя органами. Но не об этом сейчас. Помню, как отец, стоя там, прошептал: "Что же я такого сделал за свою жизнь, что ты лишил меня самого дорогого, что у меня было?.. Я же просил тебя, тогда, когда, обессиленный, сидел на кушетке и смотрел, как она умирала. Но ты не услышал меня. Ты лишил самого дорогого не только меня, но и мальчиков. Чем провинились перед тобой они?.. Особенно Мартин. Ты и так обделил его, сделав хуже других, но ещё и не дал хотя бы раз в жизни увидеть свою мать. За что ты так с ним?.. С Йостеном... Со мной... И девочку ты убил. За что? Чем мы заслужили это? Неужели, я действительно совершил в своей жизни что-то воистину ужасное? За что ты просто так отбираешь жизни у людей?.." Я тогда не понимал, с кем разговаривает отец. Бабушка подошла к нему и приобняла его, пытаясь хотя бы как-то успокоить. А после прижала нас с Мартином к себе. Она, вообще, была просто совершенством: добрая, умная, ласковая; всегда прививала нам с Мартином нравственные ценности, указывая, как поступать хорошо, а как - плохо. И ещё она рассказывала потрясающие сказки! Кажется, в её поседевшей голове существовали тысяча тысяч разнообразных миров. Бабушка придумывала такие захватывающие истории, что даже создатели всех известнейших бестселлеров могли лишь позавидовать ей! Непременно, если бы она была писательницей, то давно бы уже прославилась на весь мир. И несмотря на то, что мы жили в северной и довольно холодной стране Норвегии, сердце у неё было тёплое-тёплое. А, может, даже горячее. Я тогда был уверен, что такого сердца нет ни у одного живущего в солнечной Африке человека. Да, мы очень любили нашу бабушку. И в то время, когда отец так страдал из-за потери матери, она постоянно нянчилась с нами, играла, не давала унывать. Мы даже пирожки с ней пекли. Мартин замешивал тесто, разумеется, так, как ему предварительно показала, держа его за руки, бабушка; я же раскатывал тесто, а бабуля, поделив его на несколько квадратных пластов, заворачивала начинку - яблочное варенье, которое, кстати, она сама приготовила. Да, пирожки получились на славу. Отец говорил, что это вкус его детства. Такой родной, сладкий и в то же время немного кисловатый из-за выбранного нами сорта яблок. А тесто получилось просто воздушное, да. И воспоминания о тех днях у нас с Мартином остались такие же тёплые, как те пирожки, которые мы тогда ели. Как сердце нашей любимой бабушки. Помню, как брат сказал, что бабушка, несомненно, очень красивая. А я возразил, сказав, что всё её лицо покрыто морщинами, и что это совсем некрасиво. Но потом понял, что... Она была воистину красивой. Я тогда думал, что все её морщинки появились, потому что она улыбалась. Почти всегда, правда. Бабушка действительно сделала всё, чтобы заменить нам с Мартином умершую мать. И у неё это получилось. Мы любили её так сильно, что вряд ли это можно было просто передать словами. И, главное: брат сказал, что она тоже очень любит нас. А раз Мартин сказал, значит так и есть. Он не ошибался в людях, хотя не видел их лиц. Нет, неправильно. Он не ошибался, потому что не видел их лиц. Никогда не знаешь, что может скрывать за собой внешность человека. А Мартин её не видел, поэтому смотрел он сразу прямо в душу, туда, где не нужны были зрячие глаза. Туда, куда я не мог заглянуть даже со своим идеальным зрением. Да, таким оно сохранилось у меня до самой смерти. Где-то полтора-два года спустя, отец стал задумываться о том, что нам с Мартином всё-таки нужна мать. Бабушка не стала ему противиться, потому что прекрасно понимала его ход мыслей. Но этот их разговор, по идее, был втайне от нас. Но я всё равно ухитрился мельком подслушать кое-что. Мы с Мартином не выдали, что знаем об их разговоре. Однако он нас очень беспокоил. Особенно меня. Через некоторое время отец познакомил нас с Катариной. Премилая девушка, как внешне, так и внутренне. Она нам сразу понравилась, да и мы ей - тоже. Бабушка, кстати, тоже не возражала против неё. Но было одно очень весомое "но": отец не любил Катарину. А она его безумно любила. Она делала для него всё, старалась пробудить в нём хотя бы какие-то искренние чувства, а не наигранные любезности. Но, увы, отец был однолюбом. Он так до конца своей жизни и любил только мать. Ему казалось, что он мог что-то сделать, чтобы её спасти тогда. Вдовец не мог найти себе оправдания. И, вот, казалось, что Катарина, несмотря на свою симпатию к нам и бабушке, готова уйти от отца, но внезапно он делает ей предложение руки и сердца. Такого девушка, которая была его младше на одиннадцать лет, не ожидала, однако незамедлительно согласилась. Отец вёл себя с ней крайне нежно и обходительно. А ночами чуть ли не плакался бабушке, что не любит он её и никогда не полюбит, что всё это ради нас с Мартином. Ведь Катарина нам действительно понравилась. Но мы понимали, что она всё же... Не мама. Это было далеко не самым худшим. После отец стал врать сам себе, что любит эту девушку, что она, как-никак, уже без пяти минут его жена, что она сможет ещё родить ему детей, что у них будет счастливая семья. Если я на всё это купился, то Мартин уже тогда понимал, что на лжи счастья не построишь. Единственное, что тогда ещё сохраняло наше детское мировоззрение, это то, что мы не сталкивались с плохими людьми. Нам просто везло. До поры, до времени. Увы, до поры, до времени. Отец и Катарина поженились. Банкет, торжества, медовый месяц, в общем, всё по феншую, что называется. Мы же с Мартином в скором времени пошли в школу. Тоже праздник: первый раз в первый класс, звонок, учебники... Помню, как отец, чтобы не разлучать нас, искал школу, где один блок - это среднестатистические дети, обучающие по стандартным нормам (вроде меня), а в другом - дети-инвалиды. Чёрт, я уже тогда не хотел признавать, что мой брат - инвалид! Нет, я ничуть не стыдился его никогда, просто инвалид... Это человек, который чего-то не может, чего-то не умеет. А Мартин таким не был. Он, слепой, видел больше и лучше, чем все остальные люди со стопроцентным зрением. Он носил длинную чёлку, практически полностью закрывающую нос, всегда ходил с тросточкой, что, в принципе, само-собой. Ссутулился, потому что ему не надо было задирать голову, особо оборачиваться и прочее. Он опирался лишь на свой слух, осязание и обоняние. Ну, и на меня, само-собой. Я же пошёл в секцию баскетболистов. Да и, вообще, я любил заниматься спортом. Но, как говорил мой отец, в жизни не бывает всё гладко и ровно. И каждому счастью всегда придет такое же по значимости несчастье. По крайней мере, он так думал. Да и я не знал, что можно попасть в Ад ещё при жизни. ___________________________________________________________________________ - Брат, скажи, а какого цвета ветер? - Он?.. Ну, он бесцветный. У него нет цвета. - Значит, он чёрный? - Нет. С чего ты взял? - Папа говорил, то, что я перед собой вижу каждый день - это чёрный цвет. А я же не вижу цветов... Значит, чёрный цвет - это как бы и цвет, а как бы и нет... - Логичный нашёлся, - усмехнулся я. - Нет, ветер прозрачный... - Тогда скажи, а какого цвета небо? - Голубого. - А как это - голубого? - Ну... Это цвет лёгкости. Вот мне кажется порой, что небо - это такой пудинг, который можно зачерпнуть ложкой и съесть. И, наверняка, вкус у него будет прекрасный! - Как думаешь, какой? На какой фрукт он будет похож? - Хм... На абрикос. Смешанный с бананом. Да-да, точно, у неба именно такой вкус! - А небо просто голубое, да? - Нет, на нём ещё плавают облака. - Это как мы с тобой кораблики бумажные с бабушкой в тазике пускали? - Ага, что-то вроде. Облака белого цвета. Такого чистого и лёгкого. Этот цвет - противоположный чёрному. Он такой... Будто бы прикасаешься к только что почищенной акриловой ванне и проводишь пальцем, нажимая немного, чтобы аж скрипело. А потом растираешь так пальчик о пальчик... И всё чисто-пречисто! Без единой пылинки. - Вот как... И, значит, эти самые белые облака плавают по этому самому голубому небу, да? - Ага, по голубому. Оно цвета чириканья птиц, журчания ручьёв... Когда приходит весна, и снег начинает таять, небо становится именно голубым. - А снег какого цвета? - Тоже белого. Он на облака очень похож. Такой округлый, что ли... - Но он же холодный! Я думал, что белый - это тёплый цвет, - несколько разочарованно произнёс Мартин. - Ну... Да, белый - это холодный цвет. Но зато красивый...