Цвет жизни

Нам с братом даже думать было страшно о том, что, не дай Бог, нас сдадут в детдом. К своим восьми годам мы посмотрели достаточно фильмов, новостей, дабы понять, что там жизнь, мягко сказать, не сахар. А о других родственниках нам известно ничего не было. Кажется, где-то у нас был крёстный, но жил он то ли в России, то ли в Белоруссии... Телефона мы его не знали, и где он был записан у отца - тоже. Он унёс эту тайну с собой в могилу. Но буквально спустя несколько дней после того злополучного вечера, в нашем доме зазвонил телефон. - Да? - я решительно поднял трубку, готовый к очередному: "Боже мой, Йостен, как же вы теперь будете? Какое горе!" от бесконечных знакомых наших родителей. - Приветик, - в трубке раздался чей-то развязный и немного пьяный мужской голос. - С кем я говорю? Это ты Йостен? Или малыш Мартин, а? - Эмм... Ну, предположим, что Йостен. А что вы хотели? - я крайне скептически отнёсся к этому звонку, разговаривая с позвонившим чёрство и несколько по-хамски даже. Потому что все люди, даже притворяющиеся хорошими, так сочувствующими "бедным детишкам, оставшимся совсем в одиночестве", - лживые лицемеры, не более. Им и дела нет до нас с Мартином. Лишь бы поиграть, попритворяться заботливыми и хорошими. Я бы с радостью послал их всех куда подальше, но, увы, тогда мне не позволяло воспитание. Да и храбрости у меня, как у восьмилетнего мальчишки, было не густо. - О, Йостен, ещё разок приветик, - мужчина говорил так, будто бы мы с ним всю жизнь знакомы. И меня это бесило. - А вы, вообще, кто? - наконец, спросил я. - Я? Я твой дядюшка Каспер, родной братан твоего покойного папаши. "Что? Брат? Папы? У него есть брат?! - мои глаза расширились от удивления, а чёрствость и скептичность растворились в воздухе, будто бы их и не бывало. - Но почему мы даже не слышали о нём? Он вполне бы..." - и в сердце восьмилетнего мальчонка(ну, то бишь меня) зародилась маленькая надежда, как еле-еле тлеющий уголёк, который мог бы или разгореться сильнее, превратившись в огромный пожар, или угаснуть, так и не став полноценным огоньком. - Но папа... Не говорил, что у него есть брат... - у меня просто заплетался язык, когда я разговаривал с мужчиной. Я чего-то боялся. А чего - не знаю. - Что? Брат папы? - Мартин, услышав мои слова, стремительно подошёл ко мне, но я лишь приложил палец к его губам, показывая тем самым, что ему бы надо пока помолчать. - Ну, мы с вашим папашей были не в очень хороших отношениях... Точнее, в очень нехороших, так будет гораздо правдивее. Так вот, наверное, он из-за этого вам и не рассказал, что у вас, как бы, есть тридцати семилетний дядюшка Каспер, который живёт практически на одной улице. У меня не нашлось ни единой фразы, чтобы ответить позвонившему. Весь мой словарный запас будто куда-то исчез. Я молчал, наверное, секунд пятнадцать, пока мужчина сам вновь не заговорил: - Кто-нибудь уже взял опеку над вами, детишки? - Н... Нет, - еле дыша, сказал я. - А в детдом вы хотите? - Н... Нет, - воздуха в лёгких уже катастрофически не хватало. А я всё не дышал, потому что боялся спугнуть... удачу, что ли. - Хм... Детишки, а вы не против пожить у вашего дядюшки, м? Сердце у меня замерло мгновенно. Он шутит? Нет? Да как же так?! Неужели, всё настолько просто?! Хотя тогда нам с Мартином было плевать, с кем и где жить. Лишь бы не в детдоме. А если "дядюшка" живёт почти на той же улице, что и мы, то можно даже школу не менять! - Мы?.. Мы н-не против... – выговорил я. У меня дико потели руки, телефонная трубка почти выскользнула из них, но Мартин её вовремя поймал. Я же мигом выхватил её у него и вновь приложил к уху, чтобы не прослушать чего ненароком. - Тогда, детишки, ждите меня через пару часиков. Пока что собирайте свои вещи, хорошо? Я безумно не люблю медлить, понимаете? - Угу... Через пару часов дядя Каспер действительно приехал. Выглядел он, можно так сказать, не многообещающе: совсем не атлетического телосложения, ростом метр семьдесят пять-семьдесят восемь, с двухдневной светлой щетиной на бледном, даже немного сероватом лице. Под его глазами красовались синяки. Конечно, не очень заметные, но всё же. Его светло-русые взъерошенные волосы были уложены, если это так можно назвать, как у Сида Вишеса. Ну, того, что из Sex Pistols. Ну, того, что с Нэнси. А ещё от его куртки какого-то болотного цвета немного отдавало алкоголем. И Каспер курил, как выяснилось позже, очень часто. Выглядел он совсем недорого. Машины у него не было, и мы с вещами пошли прямо пешком к нему домой. *** Путём каких-то махинаций, ему удалось продать нашу старую квартиру. Он сказал, что деньги, вырученные с неё, пойдут на наше воспитание. У него дома же мы нашли себе место не сразу. Там было как-то грязно и неуютно. Три комнаты, одна из которых большая гостиная, вторая - спальня, а третья, совсем маленькая, где расположились мы с Мартином. Нам оттуда предварительно пришлось разобрать весь хлам, который там был: от поломанных транзисторных приёмников до использованных презервативов с запахом клубники. И всё это мы выгребли вдвоём, да. Каспер не горел желанием нам помогать. С нами ещё жила гражданская жена Каспера... Ну, точнее, одна из его "гражданских жён", как он их называл. И каждую ночь она стонала так громко, что мы с Мартином не могли уснуть. Плюс ко всему, я-то знал, что это за стоны, а вот Мартин - нет. Ну, вы же понимаете, что объяснить слепому человеку, что такое секс, очень сложно. Потому он вскакивал в разгар сна и донимал меня вопросами, что происходит в соседней комнате. Я, честно говоря, не знал, как мы, вообще, будем жить тут дальше. Потому что нам было действительно не комфортно: готовить приходилось самим, ну, или подъедать то, что оставлял нам Каспер (а это было очень редко). Частенько мы питались какой-нибудь лапшой или картошкой растворимой... Из-за чего, кстати, я к двенадцати годам сильно подорвал здоровье своего желудочно-кишечного тракта. Да, никогда не ешьте эту гадость. Нас с Мартином блевать тянуло от одного её вида. А есть хотелось. Денег было маловато. Каспер почти не давал нам ничего. Приходилось воровать либо у него, либо у его знакомых или девиц. Успокаивали себя тем, что не берём больше того, сколько нужно. Только на еду. Помнится, я потом подсматривал за девчонками, готовящими что-то на уроках Технологии, дабы разучить пару-тройку рецептов. Но готовить-то надо было из чего-то. И для этого нужны были деньги. В свои десять я стал раздавать листовки возле одного из торговых центров. С этими же листовками шлялся по всему городу, клал их в почтовые ящики, на стёкла машин. И за это получал деньги. Немного, конечно, но тем не менее. Мы с Мартином жили практически на улице, потому что в пропахший перегаром дом нам возвращаться не хотелось. Тем более, что к тому времени Каспер только и делал, что бухал и трахался. Противно было находить валяющиеся по всему дому презервативы, противозачаточные, мужское и женское грязное бельё, объедки пиццы и прочее дерьмо. Плюс ко всему, в школе тоже всё было не гладко... *** Я каждый день приходил к Мартину в блок, проверяя, не обижает ли кто-нибудь его. А после брал его за руку и тащил за собой, к своим друзьям. Они ему сочувствовали, а его тошнило от одного слова "жалость". Он не показывал своих эмоций, потому что не хотел подводить его. Лишь одна девочка, Христина, вызывала у него лишь положительные эмоции. Хоть она не отличалась какими-то внешними данными (по крайней мере, тогда, в десять-одиннадцать лет), но Мартину-то это было совершенно неважно. Он всё равно не мог видеть её лица. Помимо Христи, так мы её звали, в компании был ещё Ганс, мой лучший друг, очень хороший парень, Михаэль, он всегда заступался за нас, потому что был самым высоким в классе и, кстати, ходил со мной на баскетбол и Андреа, тоже довольно приятная девчонка, хотя и со своими заскоками. Мартин, в силу своих особенностей, был несколько слабее нас. Щупленький немного, с чёрной длинной чёлкой, закрывающей глаза и практически весь аккуратненький носик, сутулый чуточку. Линия его бледно-розовых губ лишь изредка немного кривилась, когда мальчик улыбался. Хотя, мало, кто это видел, ведь Мартин почти всегда ходил, опустив голову. Как-то раз парень, который учился в классе на год старше, подошёл к нему, и, взяв за шкирку, подтянул к себе: - Чего так ходишь? Голубой, что ли? Или чёлкой своей прыщи скрываешь, а? Бесишь ты меня, щуплик, - нахально сказал он. Михаэль хотел вступиться за него, но я, видя, что руки Мартина сжались в кулак, остановил его. Я понимал: брату надоело, что за него все заступаются. - Чего же ты голову-то опустил? - продолжил тот. - От тебя воняет, - нахально ответил Мартин. - Ты огребёшь сейчас у меня, понял? Голову поднял и посмотрел мне в глаза, иначе я вырву их у тебя из глазниц и сделаю из них шашлык, - парень немного потряс Мартина. Мне было сложно на это смотреть. Но я чувствовал, что у Мартина всё под контролем. Какое-то... Чутьё, что ли. - Хочешь посмотреть мне в глаза, да? - усмехнувшись, спросил брат. - Ну, смотри, - и он рывком поднял свою длинную чёлку и представил парню свои глазки "с подвохом". На моём лице появилась злостная ухмылка. Мартин сделал всё абсолютно правильно. Нападавший же мигом выпустил футболку брата из своих рук и рухнул на пол, таращась на темноволосого. - Жаль, я не вижу твоего лица. Наверняка, ты похож на свинью. По крайней мере, пахнешь ты именно так. Тебя родители сдать на ферму не хотели, нет? - он шарил руками, в поисках своего противника. - Ну, где же ты? Я доберусь до тебя, и тогда уже твои бесполезные глазёнки будут жариться на противне, обещаю. Испуганный парень начал стремительно отползать назад, а после, более-менее придя в себя, вскочил с пола и бросился наутёк. - Он же убежал, да? - спросил нас Мартин. - Угу. Убежал, - подтвердил я. - Я настолько страшный, что он забоялся меня, да? - не понимаю, что было в этой фразе. То ли собственное превосходство, то ли отчаяние. Это был какой-то странный фрэш, что даже мне было тяжело его понять. - Нет, что ты! - выпалила Христи. - Да, конечно! Ты крут, Мартин! - в один момент с ней сказал Михаэль. Мы переглянулись, думая, что в итоге нужно сказать Мартину. Чего он сам хочет услышать. - В общем, факт в том, что я и сам могу себя защитить. По крайней мере, от этих. Потому не надо каждый раз бросаться заступаться за меня. После такого ко мне никто и близко не подойдёт. Хотя, я не понимаю, почему люди боятся моих глаз. Они же цвета чистоты, да, Йостен? Я лишь сдержанно промолчал в ответ на это. Но после всё-таки добавил: - И холода, Мартин. Холода. Потому и боятся... ____________________________________________________________________________ - Йостен. - Чего? - А зачем ты летом надеваешь какие-то очки? - Потому что солнце слепит глаза. - А какого цвета солнце? - Обычно, жёлтого - А как это - жёлтого? - Ну... Это цвет теплоты. Это как будто тебя обволакивают солнечные лучики. И он такой же яркий, как заливистый смех Христи, когда мы шутим над чем-нибудь. Это красивый цвет. И, главное, очень приятный. Но зачастую люди видят в нём лишь плохое. - Почему? - Не знаю. Жёлтый, почему-то, считают цветом разлуки. Редко, кто будет дарить жёлтые цветы своей любимой. Потому что она, наверняка, сочтёт это за неприятный знак. - Вот как... - Да, люди, на самом деле, видят слишком мало, правда. И я вижу мало. Ты видишь больше, правда. - Но я же ничего не вижу...