Цвет жизни

Sometimes hate is not enough to turn this all to ashes, Together as one, against all others. Break all of their wings and make sure it crashes.* (Marilyn Manson - Running to the Edge of the World)

Ходить в школу мне совершенно не хотелось. Хотя, конечно, было желание, посмеяться им обоим в лицо. Так жестоко и беспощадно, чтобы у них вся спина в мурашках была, чтобы сердце разорвалось на мелкие капилляры. Вот этого, да, мне хотелось. Но над ними уже и без того Случай поиздевался. С них хватит. Потому я и не ходил в школу. Им ведь тоже было бы неприятно меня видеть. Впрочем, вряд ли Андреа сейчас там. Верно, дома сидит, думает. Родить в семнадцать лет - это, конечно, лучшее, чем могла ей отплатить жизнь. Но да не буду злорадствовать. Это грех. За Мартином в школу заходили парень с девушкой, учившиеся в одном из параллельных классов. Парень был немым, а у девушки при рождении обнаружили очень серьёзные отклонения в работе сердца, потому она тоже училась в классе для инвалидов, ибо ей в любую секунду могло стать плохо. Они водили Мартина в школу, пока я отказывался это делать. Эти двое считали, что я всё это время болею, поэтому относились ко всему с пониманием. В тот день брат вернулся из школы несколько позже, нежели обычно. - Ты чего так поздно-то? Задержали? - окликнул его я. - Нет, уроки закончили вовремя. Я просто услышал тут один занимательный разговор, содержание которого, кстати, и тебе будет интересно узнать, - он кинул свой рюкзак на стул, а сам уселся на диван. Да, он там проводил дни и ночи просто. - Что за разговор? - я в это время сидел за столом и играл в "Змейку" на своём сотовом. - В общем, как я понял, Андреа собирается делать аборт. Я поперхнулся собственными слюнями, выпустил телефон из рук и вскочил с места. - Ты, что, серьёзно?! - воскликнул я, будучи просто в глубочайшем шоке. - Да, а чего такого? Ты реально думал, что она будет рожать? Им с Гансом проблем, что ли, мало? Хотя он, кстати, настаивал на том, чтобы она родила. Инициатива аборта поступила именно от Андреа. Она, видимо, согласовала всё с родителями, но, кажется, и сама Реа не против этого рискованного шага. - Ты не шутишь?! Ты серьёзно?! Но это же... Это же самое настоящее убийство! - Ага, только в тюрьму за это не сажают, - хмыкнул в ответ брат. - Ты всё ещё прислушиваешься к словам отца, царство ему небесное? Мартин имел в виду то, что папа в детстве нам часто говорил, как долго наша мать не могла забеременеть, что родила нас под угрозой собственной смерти и даже сестру нашу вынашивала... Но не со всеми судьба обходится по-хорошему. Кому-то дети даются, но они от них избавляются столь варварскими методами (да и, вообще, я не понимаю, как можно убить ребёнка), а кто-то ждёт, ждёт целую жизнь, хочет детей, но не может их иметь. Увы, даже Господь Бог иногда совершает ошибки. Правда, в последнее время они у него что-то часто случаются. - Вот так не думал... - шокированный, я опустился на стул. - Но там же так много риска... Да и, чёрт возьми, я никогда не пойму людей, которые избавляются от собственных детей! - Ты не поймёшь. И я не пойму. А им плевать. Дети - это обуза для них. И для Андреа, в частности. Её, конечно, можно понять, но... Я, признаться, сам был, мягко сказать, в культурном шоке. - А Ганс что? - тут же осведомился я. - А что Ганс?.. Он её переубеждал, говорил, что это один из самых ужасных поступков, который только может совершить женщина... А Андреа ответила, что ей не нужен этот "порок на всю жизнь". - "Порок на всю жизнь"?! Чёрт, да как?! Как можно так говорить... Про детей?! Как они могут быть пороком, если они даже не родились ещё! Как люди, вообще, могут быть пороком?! - Ну... Как-как... Видимо, легко. Вот родится у неё какой-нибудь инвалид, вроде меня, и мучилась бы она с ним всю жизнь. Хорошо ещё, что меня приступы не беспокоят, а если что посерьёзнее? - Но это же... Это же ребёнок. Он не виноват в том, что родился таким! - Слушай, кому вот ты это объясняешь, Йостен?! - брат внезапно вышел из себя. - Человеку, который до конца жизни обречён быть этим самым... "Пороком"?! Спасибо, чёрт возьми, что объяснил, что я не виноват в том, что родился таким, а то я не знал! - Да успокойся ты. Я же не про тебя говорил. - Но подразумевал таких же, как я. Вообще, будь наша мать другой женщиной, она бы оставила тебя, а меня сдала в какой-нибудь интернат. - Ты... Да ты что! Никогда бы она такого не сделала! Мартин, ты, что, с ума сошёл?! Какой ты порок?! Издеваешься?! Совсем съехал?! Нет, слушай, тебе завязывать пора с курением, а то ты ересь какую-то нести стал, - я, будучи весь на нервах, подошёл к нему и положил ему руку на плечо. Брат внезапно сорвался с места, встал, и резко обнял меня. Что с ним произошло в тот момент, я не понял. Но буквально через секунду я стоял в полнейшем оцепенении, а Мартин, обхватив меня руками, уткнулся мне в плечо. - Э... М... Мартин... Ты, это... Ты чего? - еле-еле выдавил из себя я. - Скажи честно, Йостен: я для тебя - порок? - тихо спросил он, не поднимая головы. - Ты для меня - дурак! Рехнулся совсем так говорить?! "Порок"... "Порок"... Как для меня собственный брат может быть пороком? - я легонько хлопал его по спине, потому что попросту не знал, что делать в такой ситуации. Он ни разу за шестнадцать лет так себя не вёл. - Но я же больной человек, инвалид, всё всегда делаю только с твоей помощью... - он хотел сказать что-то ещё, но я прервал его. - "Пороком" может быть и здоровый человек. Ведь Андреа не знает, какой ребёнок у неё родится, но уже хочет от него избавиться, вне зависимости от его состояния здоровья. Поэтому... Ты... Это... Успокойся, что ли, - мне было, мягко говоря, неуютно. Чтобы Мартин делал что-то подобное... Нет, никогда. Точно. После моей последней фразы он отпустил меня и уселся обратно на диван. - Ну, в общем, я не рассказал до конца. Сегодня вечером Андреа едет на эту... Процедуру, - брат решил как-то разрядить обстановку. И у него это получилось. - Уже сегодня?! - Да. Ганс себе места не может найти. Ведь риск того, что с Андреа может что-то случиться, есть. И достаточно большой. - Быстрая же она... Но мы-то с тобой, в любом случае, никакой роли не играем во всём этом. Пускай делает, что хочет, - решил я поиграть в человека, которому всё на свете безразлично. *** Доигрался. На следующий день, уже ближе к вечеру, когда я шёл в магазин за продуктами, я встретил одетую во всё чёрное, зарёванную, бледную старшую сестру Андреа. Увидев меня, она понеслась ко мне с бешеной скоростью, выронив всё, что несла, из рук. - Всё из-за тебя! Из-за тебя, ублюдок! Как ты мог такое сделать с ней! - заорала она, начав трясти меня за плечи. - Что происходит? О чём ты, чёрт возьми! - я был неплохо с ней знаком, потому общался на "ты". Меня несколько удивило её поведение. - Из-за тебя! Из-за тебя! Всё это!.. Как ты мог переспать с ней в таком возрасте, так ещё и бросить её, забеременевшую?! Я была о тебе лучшего мнения! А ещё из-за тебя!.. - Так, погоди! - прервал её я. Она уже вся ревела, не могла найти себе места. - То, что Андреа забеременела - это не моя вина. Она встречается с другим парнем - Гансом. И это его ребёнок, если что. Я не причастен ко всему этому. Мы не вместе уже более месяца, наверное. И что за истерика? По-моему, она решила сделать аборт, следовательно, никакого ребёнка и быть не может. - Конечно! Конечно, не может! И самой Реа - тоже! - у девушки была просто истерика. - В... В каком смысле? - несколько опешил я. - Ах, ты не знаешь! Значит, вчера звонил не ты, а тот самый Ганс... - грустно усмехнулась она. - Реа во время аборта из-за неопытности врачей умерла. Кажется, всё моё тело в тот момент стало каменным. Тяжёлым, громоздким, неподвижным. Я стоял, чуть приоткрыв рот, и смотрел в глаза сестре Реа. Она же, видя мою реакцию, отвела взгляд, пытаясь вытереть вновь и вновь наступавшие слёзы рукавом, и быстро собрала с земли всё, что уронила. Среди всего этого была небольшая матовая фотография Андреа с чёрной лентой в углу. А после девушка просто развернулась и ушла, оставив меня одного в полнейшем оцепенении и шоке. Верно, я бы так и стоял ещё несколько часов, если бы чисто случайно не осознал, что обо всём этом в курсе Ганс. А что он в связи с этим предпринял... Я дрожащими руками поспешно вытащил сотовый из кармана, но, не удержав, уронил его на землю. Крышка и аккумулятор вылетели из основания, потому мне пришлось собрать их и вставить обратно. Сотовый долго и упорно не хотел включаться (ведь он отключился после падения). "Давай же, давай!" - усердно жал я на кнопку "включить". Наконец, экран загорелся, появилась всем знакомая заставка "Nokia", и сотовый, наконец, вновь заработал в нормальном режиме. Я зашёл в "Контакты" и отыскал там мобильный номер Ганса. Женский голос в трубке оповестил меня, что Ганс "временно недоступен или находится вне зоны действия сети". Тогда я набрал его домашний номер. Первый раз, потом второй, потом третий... На четвёртый раз, спустя сорок секунд длинных гудков, в трубке послышалось непонятное шипение. - Ганс! Алло, Ганс! Это ты?! Ганс, что ты там делаешь?! Чёрт тебя дери, Ганс, ответь! - истошно закричал в трубку я. Но тут послышался какой-то грохот, а после связь резко оборвалась. Я позвонил ему ещё раз, но из динамика раздавались лишь короткие гудки. Плюс ко всему, мой собственный сотовый, ввиду севшей батарейки, отключился. Не теряя времени, я побежал к дому Ганса. По домофону никто не отвечал. Тогда я позвонил в первую попавшуюся квартиру и представился почтальоном. Как ни странно, мне открыли. После я сломя голову понёсся по лестнице, окоченевшими руками хватаясь за перила, и, добежав до пятого этажа, стал трезвонить в дверь к Гансу. Никто не подходил. Даже шагов не было слышно. Но свет горел, я видел это через замочную скважину. Я звонил ещё и ещё, ломился в дверь, стучал соседям, коих дома не оказалось, дёргал ручку двери... И каким-то странным образом попросту вырвал её. Дверь распахнулась, и я вбежал внутрь. "Господи, Ганс, умоляю, пусть с тобой будет всё хорошо. Пусть ты просто решил оградиться от всего мира, сидишь сейчас у себя в комнате, обхватив колени... Умоляю, пусть всё будет так..." - молил я, пока бежал по направлению к комнате бывшего лучшего друга. Его там не оказалось. Я начал искать его по комнатам, и тут обнаружил, что дверь в ванную комнату была заперта. В самой ванной горел свет. Эту дверь мне долго выбивать не пришлось. Она слетела с петель практически мгновенно. - Ганс, какого чёрта ты не... - и тут я замер. - Не берёшь трубку, - на выдохе закончил я. Как это банально, а с другой стороны - страшно, вот так покончить с собой. Бледное лицо Ганса и его каштановые волосы неплохо гармонировали с целой ванной с, окрашенной в красный, водой. Какие-то лезвия лежали на бортике, а правая рука самого парня тянулась к чему-то, перекинувшись через край ванной. Из-за этого на полу тоже было какое-то кровавое месиво. Трубка домашнего телефона, лежащая на полу, была вся в крови. Я, за неимением собственного заряженного телефона, схватил её. Нажав кнопку "включить", я набрал номер "Скорой медицинской помощи" и объяснил им ситуацию. После я положил телефон на полку. Вся моя рука и левая половина лица (к которой я прикладывал трубку) были в крови. "Значит, когда я звонил, он был ещё жив... Видимо, я слишком долго... Бежал", - мелькнуло у меня в голове. Ганс не оставил ни записки, ни истории сообщений в своём сотовом... Ничего. Абсолютно. Разумеется, я понимал, почему он такое с собой сделал. Точнее, как понимал... Я видел причину, но не мог осознать, ради чего он на это пошёл. Видимо, я не любил Андреа так сильно, как он, раз не покончил с жизнью, узнав о её смерти. Или нет. Ведь не в том измеряется любовь... А, может, я просто не понимаю людей? Влюблённые же всё дураки... На той самой фотографии остались не замазанными только мы с Мартином. Все остальные, может, исключая только Михаэля, умерли. Причём... Знаете, как-то слишком быстро. Я не успел прочувствовать потерю каждого из них, всё легло друг на друга. Едва ли Михаэль лёг в клинику, умерла Реа, а за ней - Ганс. И почему всё случилось именно так? Почему в моей жизни постоянно все умирают?.. Мы с Мартином постояли на могиле Ганса, а после - на могиле Реа. Похоронены они были порознь. Точных обстоятельств смерти девушки я так и не узнал, ибо не хотел встречаться с её близкими. Увы, история "Ромео и Джульетты" в наше время не сильно вызывает сочувствие. Всё просрочено, испорчено, осквернено... Потому мне противно думать, как Реа корчилась в муках на больничной койке, когда ей делали аборт. И как Ганс подносил лезвие к своей руке, а потом, будучи уже весь в крови, трясущейся рукой ответил на мой звонок и, не сумев сказать ни слова, выронил трубку на пол... Да и Михаэль, наверняка, умрёт не намного красивее. Если умрёт, конечно. Хотя, я порылся в архивах и нашёл его диагноз. Вряд ли с таким заражением крови можно выжить. Он, прогнивая изнутри день за днём, тоже умрёт на какой-нибудь из больничных коек в Германии. И "Капут!", как говорят там. Тоже не особо приятное зрелище. А Хрис... Уже, наверняка, где-нибудь лежит её труп, если его ещё не нашли. В какой-нибудь канаве, замерзшая от холода и голода, она "додышала" свои пятнадцать лет и, верно, умерла со слезами на глазах, утопая в грязи, вспоминая самые ужасные моменты своей жизни. Можно ли, вообще, умереть красиво? Я не видел ни одной красивой смерти. Всегда кровь, искажённые страхом и ужасом лица... Как умру я? Так же, мучаясь, разрываясь на кусочки? Наверно, из всех моих друзей лучше умер Ганс, который даже не мучился особо. Я тогда понял, что главное для меня - это сохранить Мартина. Пообещав себе ни за что в жизни его не потерять, я продолжил жить дальше, не полагаясь больше на людей. Не привязываясь к ним и не доверяя им. Это, знаете, возможно, даже легче. *Иногда ненависти недостаточно, чтобы превратить всё в пепел, Вместе как один, против остальных. Сломайте им крылья, и крах станет неизбежным.