Принцесса Селестия меняет профессию: том второй.

…Никем не разбуженная, Луна проспала полтора суток, очнувшись лишь глубоким вечером следующего дня. Принцессе снился странный сон: светлый праздник с морем пунша и других вкусных яств, безошибочно опознанный Луной как «день Кантерлота» – день, так почитаемый и любимый Её Высочеством. Широкие улицы столицы словно превратились в убегающую вдаль расписную скатерть-самобранку с пирующими на ней нарядными горожанами и гостями города. Жеребцы и кобылки, старики и старухи, жеребята – всех и не перечесть! Отовсюду слышны веселые голоса и песни, не смолкают задорный смех и торжественные тосты за здравие правящих принцесс-аликорнов. Луна спешит по мостовой, дабы поздравить своих поданных с великим праздником, но тут по ушам бьет в мгновенье установившаяся мёртвая тишина. Не доходя пары шагов до гуляющих, аликорн недоуменно останавливается…На неё смотрят пустые остекленевшие глаза серо-зеленого жеребца в богато расшитом кафтане. Луна в ужасе переносит взгляд чуть поодаль, где стоит молодая красивая кобылка цвета майского меда, смотрящая на принцессу точно такими же мертвыми очами. Куда бы не падал взор ночной принцессы, везде она встречала, казалось бы, совершенно безэмоциональные взгляды, абсолютно ничего не выражающие, но давящие незримой силой. Силой, заставляющей содрогаться даже бессмертных сынов и дочерей её родного мира… Проснувшись в холодном поту, Луна долго лежала с закрытыми глазами, не решаясь открыть их. Прислушиваясь к себе, Повелительница снов подробно вспоминала кошмар, вновь и вновь прокручивая в памяти фрагменты воспоминаний. – Байвиль! – через некоторое время принцесса в полудрёме подозвала к себе своего верного камергера, полноватого добродушного пони, по обыкновению спящего за дверью. – Извольте подать тазик с горячей водой! И не забудьте захватить пару кусочков «Серебряного аромата»! Байвиль? Но верный камергер, обычно прибегавший по первому зову, почему-то не появился. Привстав со своего скромного ложа, Её Высочество осмотрелась: перед ней предстала богато отделанная комната, обставленная красного и черного дерева шкафами, полками и этажерками, заставленными почтенными томами. Ближе к окну стоял массивный письменный стол, по всей вероятности тоже сотворенный из благородной породы. Из открытого окна уже дышало прохладой летней ночи, и последние лучики заходящего солнца играли на бронзовом пресс-папье. В углу стояли старинные часы с боем, показывавшие без двадцати минут десять. Видно было, что хозяин ценит это обставленное антиквариатом место, разделившее не одну его думу. Блуждающий взгляд Луны упал, наконец, на облезлый, обитый пошловато-розовым плюшем диван, служивший принцессе ложем, и смотревшийся на фоне роскошного и благородного интерьера комнаты откровенно убого, что заставило Её Высочество заметно поморщиться. «И что он тут вообще забыл – этот проклятый диван? – Будто в насмешку над принцессой, упомянутая тахта прогнулась, издав пронзительный пружинный скрип. – Да ещё и отвратительно-розовый…» Размышляя над бьющей в глаза броскостью и чрезмерной пестротою так не любимого ночной властительницей цвета, Луна, на секунду замерев, широко раскрыла глаза: только сейчас до неё дошла мысль, а затем и объяснение тому, почему Байвиль так и не вошел в дверь, в своей добродушной манере подгоняя служанок и раздавая приказания. Комната, где лежала принцесса Ночи, была отнюдь не комнатой королевских опочивален Кантерлотского замка, но кабинетом летней резиденции-дачи известного кинорежиссера Карпа Савельича Якина. – Значит это все реально… – пробормотала Луна. На бешеной скорости в голове принцессы промелькнули все её похождения минувших дней. Вновь недовольно поморщившись, ночная принцесса все же отметила, что нет худа без добра. Сладко потянувшись в последний раз, она слезла с доставляющего ей такой моральный дискомфорт дивана, попутно помянув недобрым словом Карпа Савельича за его дурной вкус. Решив не надевать королевских регалий, аликорн прошествовала в ванную. Приведя в порядок нечесаную гриву и умывшись, Луна, бодрая и выспавшаяся, спустилась вниз, где за кухонным столиком, беспечно попивая вечерний чай, сидела Зина. – А вот и наша соня! – приветствовала девушка принцессу Ночи. – Чай, кофе? – Кофе, – присаживаясь за стол, ответила ей пони. – Без сахара. – Ну как, хорошо спалось? – орудуя кофеваркой, поинтересовалась Зина. – Более чем. Бодра и свежа, хоть сейчас Селестиевы конюшни вычистить! Кстати, сколько я спала? И где Александр? – Ещё бы не бодра! Ты со вчерашнего утра дрыхнешь! – звонко рассмеялась актриса, разливая горячий кофе по чашкам. – Конфеты будешь? Остались только «Раковые шейки»… – Со вчерашнего утра?! – изумленно выдала принцесса. – Точно так. Я не решилась тебя будить, справедливо рассудив, что тебе после всего пережитого нужен отдых. А если ещё учесть, что твое время суток – ночь… Да и Шурик не одобрил, – помешивая ложечкой кофе, произнесла Зина. – Так что насчет «Раковых шеек»? – Что? – словно в прострации, произнесла Луна. – Что, не нравятся «Шейки»? Ну да не беда, тут ещё «Мятные» есть… – Нет-нет, Мы любим твои «шейки», – встряхивая головой и массируя копытами виски, пробормотала принцесса ночи. – Просто немного странно такое слышать… Мы никогда так долго не спали, с тех самых пор, как вернулись из тысячелетней ссылки… – Понимаю. Служба. У самой такое бывало, и не раз! – откинувшись, Зина мечтательно потянулась. – Помню, как на съемках «Собачьей печени» нас задержали на целых два часа, «Яблочко» петь. Ты только представь себе – на целых два часа! Я после такого двое суток спала не просыпаясь… – А что там с Александром? – осторожно прерывая не на шутку разыгравшиеся воспоминания актрисы, спросила кобылица. – И где он? – С Шуриком-то? Мы…в общих чертах, мы помирились на определенных условиях: он дал зарок, что, когда всё это закончится, больше так сильно наукой увлекаться не будет. Клятвенно заверил, но тоже с оговоркой: «Не буду больше – буду меньше!» – его слова! Что ж, отнимать науку у него означает лишить его чего-то важного; частички того, что делает его тем самым Шуриком, которого я люблю и знаю. Как бы я не отрицала всю эту одержимость изобретением «вечного двигателя» и прочей муры, стоит признаться себе, что без этих «заскоков» и науки в целом Шурик уже будет совершенно другим человеком, – вздохнула Зина. – Главное, чтобы опять не повторилась та же история… – Не повторится, это я знаю точно, – уверенно произнесла принцесса. – На это и надеюсь. А ты-то, откуда точно знаешь? – сузила глаза девушка. – Так, чисто из интереса. – А вот знаю и всё. Большего и не надо, – таков был ответ. И так просто это было сказано, что Зина, охваченная сомнением, тут же беспрекословно поверила принцессе, и по её беспокойной душе в первый раз за последнее время разлилось полное умиротворение и облегчение: так всё и будет. И не зря. Права была на этот счёт дальновидная принцесса, ибо после того, как закончилась эта странная и непонятная история, всполошившая многоэтажный бытовой дом на Новокузнецкой, деревню Богоборцево и множество других людей, волей-неволей втянутых в неё, Шурик больше никогда всерьез не вернется на ниву ученых знаний. Но случится это несколько позже, а пока… – Что до Шурика – в полдень он отправился в город, дабы починить машину, – после недолгого молчания, сказала девушка. – Уезжая, он просил поблагодарить тебя. – Не стоит благодарности. Он мой друг, а для друзей приятно делать добрые дела. – Верно! И все равно, ещё раз спасибо! Ведь именно тебе, как ни странно, мы благодарны своим воссоединением. Кто знает, что было бы, если его машина не сработала, и ты не оказалась в нашем мире? – Константы и переменные… – пробормотала Луна. – Что-что? – переспросила Зина. – Ничего, мысли вслух, – отшутилась принцесса ночного светила. – Ну и хорошо! – улыбнулась девушка. – Ладно, поздно уже, пойду я спать. Спокойной тебе ночи! – Спокойной, – улыбнувшись в ответ, проворковала пони. Проводив глазами актрису, Луна, выбравшись из-за стола, двинулась к входной двери. Сбросив щеколду телекинезом, аликорн вышла на улицу, вдыхая свежий ночной аромат и запах созревающих яблок. За домом, на большой зеленой лужайке, росло несколько ветвистых яблонь. К одной из них и направилась Луна. Устроившись поудобнее и облокотившись на древесный ствол, принцесса подняла свой взор на ночное небо, щедро усыпанное звездным покрывалом. Глядя в черную бездну, принцесса задалась вопросом: как там, в далекой Эквестрии? Даже здесь, в чуждом ей мире, она продолжала поддерживать со своим домом неразрывную связь, пускай только лишь через сны. И сегодняшний кошмар давал много поводов для опасения, ибо Луна, будучи Повелительницей Ночного мира и опытным, не знающим себе равных сноходцем, знала цену снам, зачастую являющихся отображением происходящих или грядущих событий. Ещё раз мысленно обдумав нынешнее сновидение, Луна остановилась на празднике – Дне Кантерлота, или, как его еще называли в Эквестрии,, «Дне новой Столицы». Что-то не давало принцессе покоя, а именно тот факт, что праздник чествовался в её сне. И тут, словно из табакерки всплыли сегодняшние Зинины слова, произнесенные на кухне: «…чего-то важного; частички того, что делает его тем самым Шуриком, которого я люблю и знаю… Без науки Шурик уже будет совершенно другим человеком…» Сейчас эти слова вспыхнули белым пламенем, обнажая самые дальние закоулки разума Ночной принцессы. Кантерлот и столица – навеки неотделимые понятия, но своим нынешним положением стольный град обязан трагедии тысячелетней давности, омрачившей чертоги Старого Замка…