История, рассказанная драконом

Эль шла по отражениям, будто бы проживая заново всю свою жизнь, а та – развернулась перед нею причудливой головоломкой, вереницей разрозненных эпизодов, собранных в каком-то диком порядке, без видимой связи, логики или резона. Смешались в единое места, времена и события… Невидимой, никем не замеченной гостьей скользила она по зеркальной дороге, а отражения сменялись одно за другим. Какие-то помнила превосходно, те, которые не забываются, даже если очень захочешь: отметины, перекрестки, на которых решалась судьба, как повернешь – так и будет. А каким-то искренне удивлялась, тем, которые не зацепили и стерлись из памяти напрочь, и все ж, по какой-то причине, оказались настолько важны, что встретились ей еще раз, в колдовском лабиринте. Но случались и совсем незнакомые. Невероятные. То, чего не было никогда… Дверь, еще одна, и еще… старые, скрипящие ржавыми петлями… тяжелые, окованные полосами металла… новенькие, с ажурной резьбой, вскрытые лаком, только-только из-под руки мастера… грубо сколоченные из какого-то хлама, из старых и новых плохо зашкуренных досок… изъеденные дождями, рассохшиеся, с облупившейся краской и почерневшими щелями-ранами… Каждая дверь служила входом и выходом одновременно – но исчезала, как только Эль пересекала порог. Обратного пути не было, только вперед. Возможность продолжить путь появлялась всегда. Что в домах, что среди открытых просторов. Выглядело это порой нелепо до крайности, и даже пугающе. Дверь в чистом поле, к примеру, без рамы, замка, без петель, была настолько же жуткой в своей неуместности, как и похожая на нее – но служившая выходом из каменного мешка, где однажды ей довелось просидеть неведомо сколько. Сколько точно – часов? дней? недель? – Эль так и не знает. Знакомая тьма. Тошнотворная, гнилая и скользкая. Настоящая западня. Тьма, которая вопреки всем запретам просачивалась из прошлого, донимала настырно – и только совсем недавно оставила Эль в покое… эта самая тьма – ринулась диким разбуженным зверем навстречу, узнала, обдала своим неровным затхлым дыханием... Эль наугад бросилась к выходу, выскальзывая из почти осязаемых лап. Двери там наяву не было, и быть не могло. Но то наяву, а в колдовских отражениях еще и не такое найдешь. Рука коснулась холодного камня. Глухо. Кто-то в углу зашуршал. Дно уверенно чвакнуло под ногами. В затылок влажно вздохнула тьма. И снова бездна безвременья. Как тогда. Хищник зачем-то медлил, будто ему и самому было до крайности любопытно, чем обернется дело. Или же попросту наслаждался каждым мгновением власти. А на Эль вдруг сошла полная отрешенность. Не с ней. Не сейчас. Она – только прохожий. Странник, идущий своей дорогой. Для таких, как она – открываются двери. Везде. Всегда. И во все времена. Дверь тут же нашлась, подалась без усилий – и выпустила ее, ослепляя полуденным солнцем нового отражения, оглушая рокотом голосов. Серо-зеленая мостовая… толпа – многолюдная, бурлящая гомоном и окриками на все лады, от радостного приветствия – до площадной ругани, переходящей в драку… эти серо-зеленые камни брусчатки и слова языка, которого – страшно подумать, как давно она не слыхала… Арденгат! Дневной, Солнечный город. В Лунном городе в такое время даже ветер не смеет шуметь – точно так же, как здесь, только дневное светило скроется за горизонтом, воцаряется сон. Два лика столицы попеременно сменяли друг друга. Пришлые удивлялись, а коренным обитателям этот уклад казался удобным и самым обычным. Дети играли прямо на улице, беззаботно резвились между повозками, прохожими, всадниками, - обычная для дневной стороны кутерьма. Как ребятне, увлеченной игрой, удавалось не угодить под копыта местных коренастых лошадок или – того хуже – под колеса тяжелых телег? Это ведь запросто, только замешкайся... Среди детских голов всевозможных рыжих оттенков мелькнула темная шевелюра, ребенок метнулся в сторону, обернулся – и Эль замерла, сраженная сходством. И ясностью сожаления. Тем, чего уже не вернуть. Чего никогда не случится. Не надо были им уезжать отсюда. Не стоило. Наследие там родовое или все сокровища мира – такой цены не стоило ни одно. Рука прошла сквозь воздух – а ребенок уже мчался стремглав, не замечая ее. И сил не хватило, чтобы окликнуть. Да и к чему это все? Другая она, недовольно нахмурив брови, шла навстречу ватаге, затеявшей догонялки, решительно выдернула из толпы заигравшегося беглеца – и все, кроме него, ринулись дальше… Это был далеко не первый ее двойник, встреченный в отражениях. Но первый, кто вызвал такую острую зависть. Зависть горчила – куда там настойке полыни! А другая не выглядела счастливой. Две продольных морщинки между бровей, следы бессонницы и тревоги, что заострили черты лица и залегли тенями вокруг глаз. Хмурилась, сердито отчитывала мальчишку… И даже не понимала того, что пусть бы что там случилось – у нее все равно, много больше, чем нужно. И уж точно ее богатство несметно, недостижимо для непрошеной гостьи, остолбенело застывшей посреди мостовой. А потом Эль попала куда-то еще. Только мало что поняла – глаза застили слезы, а горло сдавило так, что ни выдохнуть, ни вдохнуть. Опьяненная горечью, она не заметила ничего. Кроме новой двери. И это новое отражение оказалось до крайности тихим, даже уютным. Резные красные листья медленно опускались на землю, шелестя о скорой зиме, утренних приморозках и о том, как хорошо им было весной, в ту пору красивым, сильным и юным. Поредевшие кроны и закат на блеклом осеннем небе обещали скорый покой. Прохлада ее сперва остудила, а потом принялась потихоньку баюкать. В том вымученном полусне тревожно бился набатный колокол, но как-то издалека. И некто невидимый трепал ее по плечу, уговаривал просыпаться. Потом ожгло резким окриком: «Уходи!» Не словами, чем-то другим, чему нет названия, смешанным с неутоленным, больным «Останься!», словно сам говорящий себя принуждал говорить одно, а мыслил другое… - Нехорошо, - насильно выдворенная из сумбурного полусна, Эль в сумерках различила сгорбленную фигуру. – Шла бы ты своей дорогой, девица, - прошамкал беззубым ртом старик. Цыкнул неодобрительно и поковылял себе дальше, оставив в полном недоумении. С ней говорили? Ее заметили? Может, даже выручили этим внезапным вмешательством, кто знает, что может случиться, если уснуть? На камне, у которого Эль прикорнула, теперь горела лампада. Не иначе как старик ее и принес. И камень как-то иначе выглядел, словно вырос и поменял свою форму. На идеально отшлифованной лицевой стороне проступило три имени. Сын. Муж. Третье было ее собственное. И цифры. Даты рождения. Дата же смерти у всех троих совпадала. Та самая дата. Похожие камни, подсвеченные огоньками, виднелись по всей округе, куда только ни глянь. С первым лучом луны местность пришла в движение. Тут и там, повсюду засуетились люди, кто чем был занят: кто-то полировал камни замусоленным рукавом, кто-то с лопатой наперевес ковырял каменистую землю, стоя уже по колено в вырытой яме... И Эль поспешила убраться, даже не пытаясь понять, откуда взялись все эти люди, чем они заняты и что вообще происходит. Желание задержаться в этом «тихом» углу само собой испарилось. Искомая дверь маячила поодаль, но тут, наконец, ее осенило. Отражения… Лабиринт был подобен создателю, тому, кто придумал его и воплотил наяву. Хотя – так уж и наяву? Но сколь бы азартен он ни был, сколько б ни забавлялся, играя с другими драконами и людьми, - Нэш нисколечко не походил на безумца. В нем было, пожалуй, не меньше холодной расчетливости, чем у других. Каждый прятался, заслонял свою теневую сторону каким-то прикрытием. Кто – сердечностью и пониманием, кто – выдержкой и снисхождением. Кто вообще не таился, а чуть ли не с гордостью предъявлял свою сущность во всей ее многогранности. С прозорливостью вместе… Как ни крути, а бардак был здесь только для вида. Или даже нарочно устроен таким хитрым образом, чтоб блуждающий в отражениях шаг за шагом прошел нужный путь. Или сделал какие-то выводы, наталкиваясь на подсказки. Гадать для чего и к чему можно было сколько угодно. И обижаться, и злиться, и сетовать на судьбу. Хоть и сетовать-то особо не на что, попадались и вполне приятные отражения, где хотелось остаться, если б такое было возможно. Но точно не здесь. Не здесь - даже в образе имени, высеченного на камне. На надгробии, если точней. Ее имя стерлось легко, чуть только она коснулась его рукой с четким намерением перечеркнуть. Оно просто истаяло, растворилось. Два других стереть у нее не вышло. Власти над прошлым отражения не имели. Но попытка стоила свеч. Уже потому даже, что стали понятней правила, граница между данностью и выбором. Лабиринт играл неисчислимым множеством, бесконечностью «было» и «не было», путал – и предлагал решения, уводил в далекие дебри – и давал возможность выбраться. Доставал потаенное, страхи, мечты, облекал их в события и в почти настоящих людей – и не скупился ни в крупных жестах, ни в мелочах. Щедрость его могла простираться так далеко, что даже выбор, куда отправиться дальше, мог оказаться в ее руках. Мог? Как ответ на непроизнесенный вопрос – вместо одной-единственной двери перед Эль предстало сразу четыре. Обернувшись, она обнаружила еще столько же за спиной. И они расступались, освобождая место, где тут же являлись новые, которые можно было уже не считать, их число потеряло значение… Наконец, лабиринт угомонился и замер. И даже, казалось, дыхание затаил, ожидая ответный ход. Ожидание длилось недолго. Эль сразу отбросила в сторону мысль испытать на себе, что скрыто за каждым предложенным выходом. Нет, все должно быть гораздо проще. Ей ведь нужны место, люди, в конце концов обстоятельства – не вообще, а те, что дадут внятный и однозначный ответ. Кто она. Или что. Будь он неладен, Нэш, с его заковыристыми загадками. Двенадцать ударов сердца. Ровно столько длилось молчание и неподвижность. На последнем – дверь, что была по левую руку от Эль, распахнулась сама. Приглашение выглядело красноречивее некуда. Вот тогда, в темном, всеми забытом домике лесника, она и получила ответ на вопрос, ради которого сунулась в эту безумную круговерть. Ведьма не удивилась визиту. Коротко глянула через плечо – узнала, видать, если не прогнала, как прочих бывало не раз, если те не вовремя беспокоили - и кивнула на лавку напротив двери, проходи, мол, и не мешай, пока я тут свои колдовские дела не доделаю. - Ри… если б ты знала! – не вытерпела Эль. Но натолкнулась на запрещающий жест хозяйки хибары и осеклась. - Обожди, мне надо закончить. Деловито шуршала травами и шептала, бросая щепотью их в огонь. Помешивала в котле свое колдовское варево и щелкала пальцами. Пела вполголоса над котлом на древнем северном языке, всеми забытом, кроме таких как она, почти стертых с лица земли. Ри, добрая старая Ри, как шутя называла сама себя, обряжаясь в старуху. - Ну, спрашивай, - потребовала она, присаживаясь напротив, когда дочитала последнее заклинание и прикрыла тяжелой чугунной крышкой котел. – А то у меня времени не особо. Работу затеяла, не до гостей. - Ри, ты же помнишь меня? – почти невероятно, что среди обманчиво живых, почти настоящих людей, которых встретила Эль на зеркальном пути, случилась именно Ри. Настоящая Ри! Или почти настоящая – хрен поймешь. Но все, кроме ведьмы и того старика, который не дал Эль уснуть, все как один, в упор не замечали ее, что есть – что нет, разницы никакой. А Ри – не просто случилась, она… вела себя как обычно. И дом ее – как тогда, разве что в мелочах отличается. Столешница вот, заново отполированная, и в окне вместо подслеповатой мутной слюды - почти безукоризненное стекло. Ведьма фыркнула, в глазах заискрилось веселье. Лицо без возраста, моложавое, свежее, румянец на всю щеку, игривая ямочка на подбородке – Ри светилась юностью, и лучше даже не спрашивать, сколько ей лет. Эль такой ее помнила, сколько знала – и десять, и пять лет назад, и в этом году – время не оставляло следов. Может, даже и раньше когда-то видела, в детстве – но Ри упорно отнекивалась всегда: не было ее там, нет, нет и нет. - Жива-здорова, с ума не сошла, на память не жалуюсь, еще бы не помнить. Так что за беда привела? – Ри все время поглядывала на котел, но тот вел себя смирно, булькал едва-едва, так что ведьма все меньше на него обращала внимания. - Ты ж просто так ни за что не явилась бы. - Беда – так себе, поправимая. «Не то что тогда» - добавила про себя Эль, но Ри верно ее поняла. Был уговор: ничем, ни словом, ни делом, прошлое не тревожить. Достаточно и того, что обе знали и помнили. Так и сейчас, ни к чему. - Очень надеюсь, что ты знаешь и скажешь, кто я на самом деле. Или поможешь узнать, это уже как получится. - Договаривай, не тяни, - поторопила Ри. - И давай начинай с главного. У тебя удивительная способность тянуть дракона за хвост, а я просто лопну от любопытства, пока ты… да что я такого сказала? - Я совсем забыла твою поговорку, - Эль подавилась смешком. А Ри наблюдала с немой укоризной. – Но ты в точку попала, зришь прямо в суть. Мне один дракон заявил, что я – заклинание, видишь ли. Колдовство какое-то, а не человек. То есть, уже человек, конечно, но… - Не трудись, я уже поняла, - ведьма быстро метнулась к огню, который вдруг встрепенулся под ее драгоценным котлом. Лить воду в огонь было против всех ее правил, так что Ри принялась выгребать угли из очага. Тем, что под руку подвернулось. А подвернулась на этот раз старая закопченная дочерна сковорода. Ри, старая добрая Ри. - Чушь твой дракон говорил, - Ри, как всегда, говорила без обиняков и намеков. – Ну, хоть понятно, как ты сюда попала. Ведьма вытерла руки, пригладила волосы и вернулась к столу: - Вранье. Не бывает такого. - Хочешь сказать, вообще не бывает? - Я не о том, - Ри не сиделось без дела. Теперь она принялась раскуривать трубку, но нить разговора по-прежнему крепко держала в руках. - Чудес великое множество, самых разных. Но подмен не бывает таких, чтоб совсем никто не учуял. Например – чтоб сейчас не учуяла я. - А если очень старались с подменой? – ох, ей ли не знать, сама ведь в одном таком деле увязла по уши. Но, в общем-то, Ри права. Близких – кроме братца Эгберта разве что – подмена и мнимое сходство не обманули. - Уймись. Видела я таких. Не заметишь, если раньше не знал человека. И «знал» - не значит, что просто знакомы, или видел вблизи. Как же тебе пояснить… Давай на простых понятных вещах разложу. - Я примерно себе представляю, как отличают настоящее от подделок, - не надо ей «на простых и понятных», об этих самых «простых и понятных» она и сама много чего смогла бы порассказать. - Но это будут только слова. И прости, что не верю. - Понимаю, - согласилась с ней ведьма. – Можешь не извиняться. Я и сама не отстала бы просто так. Но у меня кроме слов – моих слов – никаких других доказательств. - Я не слышу тебя… это самое главное, Ри. По-настоящему, и ты знаешь, о чем я, - Эль только сейчас поняла, что ее гложет. Хотя, вроде бы, всё достоверно, не придерешься. И дело совсем не в защите или в чем-то другом, за чем прячутся, чем можно отгородиться, если чужое внимание не по душе. - Ты и драконов не слышала, - насмешливо фыркнула ведьма. – Так что из того? - Откуда? – опешила Эль, хоть проницательность Ри вовсе не новость, да на то и ведьма она. - Если ложь приняла за правду – как могло быть иначе, - Ри пожала плечами и принялась раскуривать трубку заново, за разговорами та, покинутая на столе, просто угасла. - И много тебе известно о них? - О драконах? – Ри выдохнула облачко дыма и вдруг закашлялась. – Дрянь этот новый табак, напрасно только потратилась. А про драконов… Достаточно. Чтоб знать свое место и не соваться, куда не просили. В сущности, это все, что требуется понимать. Но мы отвлеклись. Каких тебе доказательств?.. Ри ожидала ответа. А Эль, хоть бейся, хоть плачь, и рада бы что предложить – но стоит в окончательном тупике: откуда ей знать, чем опровергают или доказывают колдовство? Как подтверждают правдивость своих слов друзья? И разве само по себе «друг» - не означает полного и окончательного доверия? - Хотя – черт с тобой, не хочешь – не верь. Мне-то что? – добродушия Ри как не бывало. - Очень прошу, только не злись! – Эль постаралась вложить в эту просьбу всю свою кротость, какая была. Ну, может, не так уж много и было, кротости этой. Или же Ри, как обычно, в упор не видела и знать не желала каких-то полутонов или уступок. - Я только собираюсь начать злиться, не отвлекай! – она словно только этих слов и ждала, чтоб разъяриться. - И забери свои извинения в… да хоть в драконовы горы их забери! - Ри… - Чего ты хотела? Услышать, мол, да, так и есть? Всё чистая правда? Ну что ж, получай! И почему я все время забываю о том, что люди слышат лишь то, чего сами хотят? – ведьма отшвырнула в сердцах опять погасшую трубку. – Ну, услышала, что хотела? Эль кивнула, не смея хотя бы словом прервать гневную Ри. Как можно было забыть, что это больная мозоль? Она теперь сама себе удивлялась, что уподобилась прочим. - Услышала – уходи! – Ри вскинула руку и указала на дверь. Гнев ее быстро таял, но ведьма из образа не выходила, уже больше играя, чем гневаясь по-настоящему. - А как же «мой дом всегда открыт для тебя»? - обернулась с порога Эль. - А это не мой дом! – Ри отвернулась даже. Якобы от обиды, но было заметно, что беседа уже начала ее развлекать. – Тут жил какой-то лесник до меня, я так, по нахалке сюда заявилась. Дом пустовал. Так что слово мое крепко. Мой дом – открыт. А из этого – выметайся! И, чтоб совсем уже достоверно, Ри еще и притопнула. Эль вернулась с порога, быстро метнулась и обняла ее со спины, пока ведьма не начала возмущаться заново. - Я все услышала, Ри. Спасибо тебе. И не представляю, чем тебе отплатить. За твою помощь тогда, и за этот наш разговор… - Я тоже не знаю, - согласилась с ней Ри уже совсем другим тоном, устало и как-то почти равнодушно. – У меня есть все, что мне надо. А чего нет – так оно или так, ерунда, или тебе не по силам… Но, между прочим… ты могла бы остаться. Если хочешь, конечно. Не в оплату, само собой. Я ведь уже предлагала. Да, предлагала. Только Эль, отлежавшись и окрепнув достаточно, чтоб отправиться в путь, решила иначе. Ри и так прилично досталось, когда страну захлестнула охота на магов и ведьм. Верхом неблагодарности стало бы подвергать угрозе еще и ее. Где-то кто-то как-то увидит, узнает – и можно считать, что пропали. Но что сейчас, что тогда укромный, глухой уголок в глубине заповедного леса – это Ри таким его сделала, оставила только дорогу от озера… уединенность этого места, тишина и безлюдность окрестностей… живи как тебе вздумается, делай что хочешь, только на глаза не попадайся редким клиентам да под руку ведьме не лезь… Ри, ко всему, обещала ей показать, где и чем делится лес в обмен за такую защиту, голодать не пришлось бы… Обуза? Возможно, тогда. Не сейчас. Довериться шаткому равновесию, жить сегодняшним днем, оставить весь мир за пределами, отгородиться от всех… Искушение не утратило остроты. Только теперь ей пришлось бы отгородиться еще и от новой судьбы. От того, что казалось сперва случайностью, недоразумением, а теперь все сильней и прочней прорастало, принятием и пониманием…От себя же самой. Хотя… о чем вообще речь, если всё это – плод отражений? И думать нечего. Ри обижать, само собой, это не повод. Даже ненастоящую. Тем более, что она – не спрашивайте, как такое возможно! – вполне может статься и самой обычной Ри, из плоти и крови, ведьмой, которая и в отражениях как у себя дома. Попробуй тут разберись! - Дверь, - Эль отстранилась и указала рукой на выход из домика. - Если я ступлю за порог – то окажусь где-то еще. Но точно не здесь… Так что в любом случае… Ведьма хмыкнула и коснулась пальцем виска, видимо, обозначая степень невежества гостьи: - В моем… кхм.. в этом доме? Чтоб там, где я живу, кто-то устроил бардак, меня не спросив? К твоему сведению, это возможность выбраться. Не единственная, конечно. Но возвращаться обратно не обязательно. Эль погрузилась в раздумья, а Ри тут же нахмурилась и переспросила: - Что, снова не веришь? - Думаю, так и есть, - Эль согласилась отчасти из нежелания спорить, но не в последнюю очередь и потому, что все-таки допускала… – Но мне уже хватит. Набегалась. И спасибо за все, я никогда не забуду. -- Эль перебирает в уме до мельчайших подробностей всё, что ей удалось вынести из лабиринта. Полусон-полуявь, хрупкая грань, на которой она балансирует. Как же все-таки странно… Ведь она – почти дословно повторит слова Ри, предлагая Марку сбежать. Потом, когда зеркальные коридоры окажутся позади. А Марк, в свою очередь, озвучит ее же отказ. Набегались. Оба. Вот они каковы, отражения. Кто б мог подумать! Занятно, что эта игра больше не раздражает, как раньше. Что-то есть в этом, определенно. Что-то, что будит в ней странную радость чистого созерцания, недоступную прежде. Даже само переплетение образов завораживает. В другое время она бы лезла на стенку, изнывая от вынужденного бездействия. Или попыталась бы отрешиться от всех воспоминаний, отгородиться глухой стеной, не пропускающей ничего. Или же с головой погрузилась бы в радость удачного завершения дела – ведь ей удалось! Темное пламя – перекованный, обновленный, избавленный от всей наноси, от клятв на крови и неумелого колдовства мастеров – ждет своего посвящения. Она теперь знает, что делать и как это будет. Даже не надо спрашивать Иннис, чтоб убедиться в своей правоте. - Доверься, - шепнула хранительница, подводя ее к кругу огня. – Закрой глаза и слушай внимательно. Этот знак, который впечатан в твою ладонь, - проводник. Все, что тебе однажды понадобится узнать или сделать, - все уже было. Тебе нужно лишь слушать – и доверять. Отступи на шаг. Посмотри на себя. Со стороны посмотри. Вот она ты, Эль, человек из плоти и крови. А вот она, сила, проявленная в тебе. А вот проводник, и его знак на руке. Это он воедино сплетает и человека, и силу. И это он ведет, когда ты приступаешь к работе с оружием. Тебе – нужно только задать направление. Выразить волю. Показать конечную цель. Ты как стрелок. Твое дело – прицел и полная отрешенность. Все остальное случится само по себе, как только отпустишь натянутую тетиву. Это с виду настолько просто, что кажется невероятным, чтоб оружейные мастера в подобных делах могли ошибаться. А вот ведь – ошибались не раз, и не поспоришь. Место мастера – у огня, там, где священный круг, сложенный из камней. Камни те – опыт и мудрость времен. Камни те – понимание справедливости и стремление к совершенству. Ни единого не нарушь. Уйми свое сердце. Молча внимай шепоту древних. Слейся с огнем, когда он к тебе устремится. Слейся с ветром, когда он станет твоим дыханием. Слейся с землей, когда камни заговорят. Стань единым с оружием, которое взял в свои руки. Напои его силой, текущей через тебя. Вложи свою волю – и дай совершиться рождению. И пусть вода завершит твое дело, тогда клинок обретет свою душу. Это и был шепот древних, она его слышала. Слова были знакомы. Как же, устав оружейников. Их повторяли как заклинание, возможно, уже и не помня, откуда все началось. Или воспринимая как сказку, как одну из древних легенд – может, было такое, а может, и нет. Но если б помнили – наверное, было бы все по-другому. Потому как во всем, с чем она сталкивалась до того, - не было даже тени хранящей огонь. Эль не знает, какими словами облечь снизошедшее понимание. Все, что вокруг нее, здесь – не просто стены, камни и пламя. Иннис – самая суть. А все остальное – ее отблески, отражение. Может, даже этот огонь как-то связан, перекликается с сердцем, с пламенем Иннис. Так, как холодная воля и чистое знание, подобные ветру, – самая суть и отражение Сибил. Как мудрость и опыт времен, – камни, собранные отовсюду, запечатлевшие все, что видели, из которых созданы и сама твердыня, и каменный свод и границы священного пламени, – воплощение Гейрса. У каждого свой удел и свои заботы. Наверное, здесь можно найти их всех семерых. И она непременно поймет, кто, к чему и зачем. Даже если не прямо сейчас… И пусть вода завершит твое дело, тогда клинок обретет свою душу. Это и есть посвящение. Оно случится потом. Тогда работа и будет закончена. Иннис уже ушла, заверив, что скоро вернется. Но Эль как-то совсем без волнения приняла эту новость. Она нашла способ, как выдернуть Марка, а что придется еще подождать, пока драконы закончат свои таинственные дела, не позволявшие Гейрсу отвлечься… так в любом случае, с ним будет быстрей. Непонятные железяки вместе с ремнем тихо лежат где-то в сумке и если к ним не прикасаться – ни словом, ни мыслью – можно и вовсе забыть, настолько они безвредны. С ними Эль еще разберется. Возможно, что Гейрс ей подскажет, но Эль почему-то уверена в том, что сторонняя помощь не обязательна. Найдет она способ. В конце концов, неразрешимых загадок нет. Так что Эль просто ждет. И тем временем перебирает в памяти все, что она здесь узнала. И старается не поддаваться зудящему беспокойству, не думать о том, что происходит – или еще только может случиться – с другим невыносимым мальчишкой. Ей бы только успеть. Пока это еще возможно. Пока не случилось чего-то непоправимого. И это так важно, как если бы речь шла о том, чтоб отвести беду от утраченных близких. Кого больше нет и не будет. Чьи имена навеки прописаны на обелиске. Страшная, непрошенная и нежеланная ноша. С плеч ее… да побыстрей! С Марком Эль очень надеется справиться. Вдвоем они могут успеть. Ключ ее проведет обратно, в Эверсли. Кому, как не Брайсу в первую очередь следует знать? А если Седьмой им подскажет, где Квинт попал в передрягу, то есть смысл просить Гейрса о помощи. Какая разница, кого ему, Эль или Марка нести? Марк, в самом лучшем случае, сможет Квинта перехватить заранее. Если же место останется тайной, резонно отправиться в крепость, где Квинту положено быть. Пусть не его самого там найдет, так хотя бы главных, кто отвечал за ребенка, пнет и расспросит. Уже больше, чем ничего. Но вообще – Марк, пожалуй, придумает что-то получше. Она и сама видит, что в ее размышлениях непозволительно много всяческих «если». Ей всегда было проще действовать по обстоятельствам, сразу подстраиваясь под них. А точный подробный расчет, откровенно признаться, совсем не ее стезя. Появление Марка она учуяла издалека. Сперва как легкое напоминание, а следом сразу послышались и шаги. Одетый во все черное, словно по случаю траура, и в доспехах, которых не было в прошлую встречу, Марк воззрился с неприязненным интересом и прямо с порога спросил: - Мой отказ обратиться в бегство вас не устроил? Я правильно понимаю? - Помолчи, - попросила Эль, невольно скривившись. Весьма сомнительно счастье общаться с худшей из худших его ипостасей. – Это была только просьба. Ты можешь и отказаться. - Уже не могу, - парировал Марк с недоброй усмешкой. – Да будет вам об этом известно. - А помолчать? Это ты можешь? Или молчание без помощи колдовства теперь тебе не по силам? Враждебность – странная, непонятная, которой не было никогда – ощутимо провисла сейчас между ними. Как если б они были противниками и вот-вот готовились к настоящем бою, а не к обычному спору.