История, рассказанная драконом

Эль теперь знает, что черный, упорно молчащий на любые призывы мастера меч – скорее всего, не откликнулся потому, что выковали его в иные, давние времена. И те мастера, чьи умения давно скрылись под пылью веков. Умения – но не сила… Ни преданий, ни рукописных свидетельств - осталось только оружие. На котором – по старой традиции, сохранившейся тут, - как и прежде, приносятся клятвы. Пусть память о мастерах древности вытерлась. Пусть сменились правители и династии. Пусть державу десятки войн с тех самых пор заново перекроили. Все равно тем, на кого опиралась корона, однажды – неважно, речь о первом министре, о наместнике целой провинции, или еще о ком-то, столь же важном и нужном – в знак дарованных полномочий и власти вручался один из пяти дошедших до этих времен мечей. С этим мечом никто и никогда - если верить, конечно, слухам - в бою не бывал. Он был не для воинов – и не для сражений. И не для жатвы жизней – что на ратном поле, что в руках палача. Он был власть – и ее воплощение. Он был долг. Он был суд. Он был закон. Случалось всякое – и человек, недостойный такого доверия, просто лишался сил и даже с места двинуть не мог дарованное оружие. Мог ли меч ошибиться? Никто бы не стал и спорить об этом. Те, кто знали его истинное предназначение, не сомневались. А всем прочим – и знать не положено, и словам их вера невелика. Нет, это не Эверсли от слова до слова выдал ей потаенное. Он рассказал лишь о том, что касалось лично его. Остальное стало понятным, как это бывает, когда разрозненные части, отрывки и эпизоды внезапно выстраиваются в четкий логический ряд. Как будто им для того не хватало какой-то малости. Воедино слились и пространные пояснения Редвина, и кое-какие слова наставника Марка, и собственные ее впечатления от попытки призвать меч к ответу. Да и найденное в книгах из замковой библиотеки лишним не оказалось. Если так… если все именно так – то понятно, почему на ее призыв меч не откликнулся. И понятно, о чем говорил ей Редвин. Артефакт сотворили руки более сильные, и отзовется он, скорее всего, лишь на зов, понятный ему. Разве дело, если каждый, любой мало-мальски сведущий мастер начнет перекраивать то, что оставалось во все времена неизменным? Например – такой, как она… Слова наместника давно растворились в тиши. Нет, он не знал, что значит рисунок печати, впаянной в крестовину. И не знал, был ли их разговор причиной – или зеркало вдребезги разлетелось из-за чего-то другого. Да и был ли этот случай единственным – тоже... Похоже, что кто-то пытался вмешаться и предотвратить, и если так – то череда неприятностей всевозможных едва началась. Но ведь это всего лишь предположение? По уму – ему бы сейчас полагалось вовсе не здесь, не рядом с нею и не в этом хлипком укрытии быть. Кто знает, что там еще случиться могло? - Не думаю, что дозорная служба настолько плоха, - слышно, как он пожимает плечами. – Все устроено именно так, чтоб неусыпный контроль был излишним. Так что… пожар там, или потоп… или что-то еще – а на все найдется решение. Эль не возражает. Где-то внутри пробежался, мелькнул, пробирая до дрожи, липкий навязчивый страх. И в подтверждение опасений – что-то брякнуло звучно о камень, громыхнуло раскатом, совсем как в грозу. Где-то там, в конце галереи. Или в одной из комнат покоев, в нее выходящих. Хоть обычно – ни единого звука расслышать ей тут не удавалось. Может, все именно так, как он говорит. Может, и впрямь настолько все хорошо обустроено. Не верить словам нет причины. От Эверсли отчетливо веет уверенностью, что все обойдется, - настолько же нерушимой, как земля под ногами или как камень Синих утесов. И не поддаться силе этого убеждения, лишенного всяких слов, – невозможно. Слишком сильно желание принять как данность: в любой страшной истории есть свои счастливые повороты. Почему бы не верить в лучшее? Эль знает ответ, «почему». Но все ее доводы и вся ее осторожность оказываются вдруг – в этот самый момент – не такими уж и непреложными. Может, все оттого, что за разом раз опасения и наихудшие ожидания не оправдываются? Ощущение, что она ходит по хлипкой корке из льда, под которой скрывается омут, все еще не отпускает. Но острота его сглаживается исподволь. - В конце концов, мы все-таки живы, - слова, которые она так часто сама себе повторяла, очень легко срываются с губ. Поворот головы в ее сторону и несколько недоуменный взгляд угадываются без труда. Видимо, Эверсли с ней согласен, ни единого возражения не последовало. Часы – будто бы издалека совсем – отмеряют привычное, вгрызаясь в потоки времени и поглощая их с размеренным щелчками. И минуты, должно быть, текут очень быстро. Просто этого не ощущается. Бег времени будто остался где-то там, где горят свечи, где пылают дрова в очаге. Где люди не вынуждены скрываться от угрозы, неразличимой обычным зрением. Когда дверь наконец-то распахивается, тишина, тьма и безвременье лопаются в одночасье, точно мыльный пузырь. Дверной проем ярче, чем обыкновенно. И багровый свет в нем – не только от факела в руках мага, ставшего на пороге. Редвин входит не сразу, он замирает, задерживается в дверях ненадолго, прислушивается к чему-то, но после – решительно тряхнув головой, бодро бросает в сумрак: - Чем порадуете? Выходите уже, нечего прятаться. Есть разговор. Как оказалось чуть позже, комнату Эверсли постигла почти точно такая же участь. С той только разницей, что зеркал у него не водилось, и разбиваться нечему было. Зато запах гари и черная копоть на полу и стенах вокруг камина, - который вот не иначе, как сам собой полыхнул, ибо к этому времени в нем должны были остаться лишь угли, - и то, и другое отчетливо говорило само за себя. - Попытка вторжения, - обронил, оглядевшись, Редвин. – Впрочем, удачной – я бы ее не назвал. Тот, кто не сумел пройти через зеркальный путь – и через огонь не прошел. Можно подумать, от способа что-то могло измениться! - дернув плечом, заключил он с неприкрытым сарказмом. Никаких других разрушений и даже происшествий помельче в замке не приключилось. Именно так и доложили те, кого Редвин отправил проверить дозоры. - Тянуть дальше нет смысла, - доносилось до Эль из угла комнаты. Редвин настаивал. Эверсли не соглашался, молча, и тем не менее – сопротивление ощущалось, читалось само собой, без особых усилий. Наместник терпеливо дождался, когда поток доводов мага иссякнет, и только тогда веско заметил: - Даже если я с тобой соглашусь… Тебе не мешало бы заручиться более важным согласием. - Если речь обо мне – я согласна, - вмешивается Эль, пользуясь паузой. Пусть бы уже все побыстрей разошлись. - Ты прав. Ее уболтать было гораздо сложнее, - «но мне удалось и это!» - А кроме того, что согласна, - что скажешь? - Доброй ночи скажу, - дежурной улыбкой проще всего закрыться. Но получается как-то не очень. Возможно, надо чаще пробовать улыбаться? – Эй, и вот не с утра, хорошо? - Хорошо, - Редвин уже получил, чего добивался, и теперь охотно идет на любые уступки. – Но это в любом случае было бы невозможно. Даже если до вечера справятся, уберут все и починят, как было – я удивлюсь. Да, я настаиваю, что надо именно в этих покоях. Эль попыталась еще раз спровадить обоих, но повторенное «доброй ночи» действия не возымело. Наплевав на хороший тон, которым и без того тут слишком часто пренебрегали, она направилась было в спальню – благо, разрушения ограничились только гостиной – как ее чуть не с порога вернули. Редвин, цепко схвативший ее за плечо, тоже с хорошим тоном был не в ладу. И без витиеватых или хотя бы вежливых формулировок – просто поставил в известность, что оба нужны ему целые и невредимые. По крайней мере – в ближайшее время. И, раз у героев невидимой битвы не хватает ума самим сообразить, что ничего еще не закончилось – не то чтоб это совсем исключено, но рассчитывать особо не стоит – то у него самого с головой полный порядок. Дослушав его до конца – Эль вместо того, что ругнуться мысленно, говорит все это вслух, не стесняясь. И не особо придирчиво выбирая слова. Напоследок – она с холодной яростью цедит «руки!» - и Редвин, опешив, ее отпускает. Когда дверь захлопывается за ней, маг приходит в себя. - Иногда я страшно жалею о том, что пообещал тебе не применять колдовства… - Но я прав. - Отлично, ты прав. А я ошибаюсь. Но раз так – сам и выкручивайся. Эверсли озадачен, но не настолько, чтоб заранее признавать поражение. - Эль, собирайся, - дверь он приоткрывает самую малость, но она в тот же миг пинком изнутри захлопывается обратно. – Собирайся, мы ждем, - повторяет он еще мягче. Вкрадчивый тон нелегко удается, даже если стараться вовсю. Возможно, стоило наоборот? - Вещи бери потеплее. - Брайс, ты здоров? – дверь распахивается почти настежь, Эль стоит на пороге. – Какие вещи? Здесь темень такая – хоть выколи глаз, - а что за странности с голосом она даже спрашивать опасается. - Я помогу! – Редвин протискивается в проем и затевает возню в дальнем углу комнаты. - Ты берешь что-то теплое – и мы отправляемся в Черную башню, - Эверсли, кажется, балансирует между желанием наорать от души - и сохранить хладнокровие. – Там можешь делать, что пожелаешь. Впрочем, можем остаться и здесь. Но придется тебя потеснить. Редвину, видимо, острожничать надоедает, шум и возня становятся еще громче, все же в темноте, как ни крути, но обойтись без разрушений не выйдет. Из неравного боя с кованым сундуком маг выходит безоговорочным победителем. И с добычей наперевес он тем же маневром выскальзывает из комнаты. - Эль, - зовет ее Брайс. И снова меняет тон. – Время и место выбора не оставляют. Что за детское поведение? Что, ты впотьмах превращаешься в нежить какую-то? Может, ты оборотень? Или оживший мертвец? Что такого ужасного в том… - Я возьму ястреба, - отвечать на заданные вопросы нет никакого смысла. А стоять на своем – так тем более. Все равно на словах получится полная ерунда. С чего бы считать ей эти покои наиболее безопасным местом из всех? Доказательства, что это не так, - захрустят под ногами, только шаг ступи за порог. Но нежелание уходить – сильнее любых доказательств. Почти неодолимое, оно оплетает сетями и путами, и чего только стоит их разорвать! - Ты ответишь? - Нежелание и предубеждение. - Такое же предубеждение – и против гостей? - Почти. Только хуже. - Если мы все не можем остаться здесь, значит – Черная башня, - заключает Эверсли. – Тем более, что она для чего-то подобного и предназначена. Идем, - он предлагает ей руку через порог. Первый же шаг заставил ахнуть от боли. Больно до слез. Даже сильнее, чем сразу после падения. Белая вспышка, как молния, ожигает от пятки до копчика. Если бы было хоть немного светлее, то в глазах непременно бы потемнело. Редвин попробовал обезболить своими обычным средствами, но ни одно из них не сработало. Впустую летели его заклинания, одно другого сильнее, а когда уж и безотказная формула Жницы снегов не повлияла на боль, он окончательно сдался. - Ничего. Как и было. Только холодно стало очень, - призналась Эль. Ее действительно пронимало насквозь, как на сыром ветру в самый лютый мороз. – И я не притворяюсь, если ты вдруг подумал… - Я так не думаю, - перебил ее Редвин. – Это что-то другое. И я более, чем уверен, что все неспроста. И пока мы тут остаемся – впустую теряем время. Путь до башни ей показался вечностью. Даже притом, что идти самой не пришлось. - Понимаешь, - пытался ее отвлечь разговорами маг, а других причин болтать у него не было ни единой. – Заклинание Жницы снегов – штука практически безотказная. Им остановить можно все, что угодно. Почти все. Но боль – это всенепременно. Даже в первую очередь боль. Или кровотечение. - Ты знала, что Жница – целительница? – не дожидаясь ответа, Редвин дальше частил словами. – Так вот, в этом заклятии – действительно заключена вся сила зимы. И стужа, которая сковывает реки. И снег, который землю скрывает, уберегая от окончательной гибели жизнь. И лед, который сохраняет от полного разрушения. Но все они в заклинании направлены не на тебя, а на рану, ушиб или вывих…Словом, тебе холодно быть не должно, если тот, кто заклинал твою боль, к этому не стремился. Я как раз такого намерения не вкладывал. Эль вспоминает внезапно о Марке. - Может, я тоже случай особый, - губы искусаны практически в кровь, потому-то вес каждого слова как никогда тяжел. - Вовсе нет, - возражает ей маг. – Ты самый обычный случай. Я уже применял заклинание – и всякий раз тебе оно помогало. Я даже думаю, что как только мы окажемся в башне – все само собою пройдет. В это очень хотелось верить. Редвин что-то еще ей говорил по пути, но слова проносились мимо, как птицы. А может быть – как облака. Или как волны, когда ныряешь в сине-зеленую глубину. Эль цепляется за это живое воспоминание и в какой-то момент оно становится главным. Воды глубин – холодны, но приятны. Течение плавно ее огибает, притираясь, ласкаясь, проводя по волосам, пробираясь под кожу. Вот разве что боль унять эти потоки не в силах, но они нашептывают, что все ненадолго. - Пусть спит, - Редвин с виду, казалось бы, озабочен совсем другими вещами. Светом. Огнем в очаге. Плотными занавесями на окнах, на которых едва угадываются какие-то знаки. Ножом, с которым обходит он круглую комнату по периметру, обновляя невидимую преграду. Но успевает и краем глаза следить за остальными. Эверсли его замечание ответом не удостаивает. Он и впрямь не собирался будить так кстати уснувшую Эль, но предпочитает смолчать. Пусть лучше Редвин займется действительно важным, а не отвлекается на разговоры.