DA-драбблы

Во взгляде — любовь и такое восхищение, что становится почти неловко. Сложно будет подобное однажды забыть и отпустить. — Что ты как смотришь? — шепчет Дориан, расслабляя руки и опускаясь на Максвелла сверху. Горячий, гладкий, твердый. Это лучшее в мужчинах: крепкое, подтянутое тело, как доска, как каменная плита. — Любуюсь, — отвечает Максвелл в губы Дориану. — Ты сияешь. — Надеюсь, это фигура речи, а не галлюцинации от счастья, — мимолетом бросает Дориан, проводя носом по щеке Максвелла. Устраивается между его ног поудобнее, дразнится, проезжаясь по его члену своим. Максвелл порывисто вдыхает. — Но я действительно счастлив. Его признание отдается в голове гулким эхом, словно кто-то ударил в грузный колокол. — И что же мне с тобой таким делать? — Дориан запускает пальцы в волосы Максвелла, неспешно надавливает кончиками пальцев ему на висок и затылок. — Делай все, что угодно, — отвечает Максвелл темным, низким голосом. О. Это возбуждает гораздо больше его невинности в отношениях с мужчинами. Это слова не ласкового и неопытного любовника. Это слова Инквизитора. Сильного, наделенного абсолютной властью человека. И этот человек сейчас полностью в его распоряжении. Этот человек разводит ноги шире и приглашает делать с ним все, что заблагорассудится. Дориан замирает. Его резко бросает в жар. — Я много чего хочу с тобой сделать, — мурлычет он, приподнимаясь на локте. — Выдержишь? — Проверь, — улыбается Инквизитор одними глазами. В прикосновениях рук — запредельная нежность. Подушечки пальцев невесомо лежат на талии, словно на стане гитары. Инквизитор готов подчиняться. Он чуть шире в плечах, не такой изящный, как Дориан, крупный, и это кружит голову. Дориан все еще осторожничает. На пробу проводит ладонью по щеке Инквизитора, следит за реакцией. Осмелев, касается пальцами его губ и проталкивает их в рот. Инквизитор послушно обхватывает его пальцы губами, лижет. — Да, правильно, — хрипло одобряет Дориан. — Оближи получше, иначе тебе будет больно. Он не собирается причинять Инквизитору боль. Но хочет поиграть с ним. Показать, что не станет осторожничать с ним и лебезить, как остальные. Он возьмет то, что хочет. Он обладает телом и душой Инквизитора. Инквизитор прикрывает глаза и стонет, прикусывая Дориану пальцы, стискивает его за талию и прижимает теснее к себе. Едва не потеряв самоконтроль, Дориан ловит меж пальцев язык Инквизитора, грозит: — Я не разрешал кусаться и тискать. Но, — добавляет он, как только зубы разжимаются, — можешь продолжать, мне понравилось. Он играет, но терпение уже на пределе. Быстро вынув пальцы изо рта Инквизитора, Дориан тут же сменяет их на губы, целует его, забывая дышать. Он пьет поцелуй, словно вытягивает жизнь, до дна. Скользит рукой между их телами, проводит по рельефному прессу Инквизитора. Поза неподходящая, никакого пространства, да еще и Инквизитор начинает возиться. Разорвав поцелуй, Дориан грозно нависает над ним на руках. — Можно? — одними губами спрашивает Инквизитор и тянется рукой куда-то вниз. Прищурившись, Дориан кивает. К его удивлению, Инквизитор извлекает из-под кровати баночку, тепло блеснувшую в отсветах огня. Боги, да он готовился! Дориана так и подмывает спросить, как долго Инквизитор это хранил. Сколько ждал? Мялся в стороне, смотрел влюбленным взглядом, мечтал… Все это щекочет самолюбие. Возбуждает. Быть желанным — это так возбуждающе. — Ты все предусмотрел, — шепчет Дориан и забирает бутылочку из рук Инквизитора. Тот — одна сплошная благодарность. Радуется одобрению или их единению? Скорее, всему сразу. Дориан подтягивается выше, касается губами губ Инквизитора, упершись лбом в его лоб. За его головой неторопливо открывает бутылочку. Ему не хочется прелюдий. Хочется, чтобы сразу, остро, чтобы выломало и разорвало на части. Они оба должны сгореть здесь, на этой постели, в объятиях друг друга. Инквизитор не целует его, только трется о губы своими, дышит на них. Глаза закрыты. Трепещет от близости. Дориан сдвигается вниз, скользит губами по подбородку Инквизитора, целует шею. Лижет соски. Инквизитор стонет, мечется, хватает за плечи. Вот он весь, открытый, подает себя на блюдечке. Бери и пользуйся. Царапнув бедро, Дориан проводит скользкими пальцами между ног. Инквизитор замирает лишь на секунду, но сейчас, Дориан это понимает предельно ясно, все и решится. Или Инквизитор поймет, что все это для него слишком, а влюбленность была лишь наваждением, или… Второй вариант. Инквизитор дает к телу полный доступ. Принимает в себя пальцы. Дориан плавно перетекает, садится между его ног на пятки. Закинув согнутую ногу Инквизитора себе на плечо, Дориан целует его в колено, покусывает бедро, отвлекает и украдкой любуется. Он хочет видеть, как проникает в Инквизитора. Он в нем первый. В нем, узком, горячем, податливом… Это все равно что трахнуть всю Инквизицию. Весь мир. Просто взять и насадить на себя. И все это по доброй воле. Инквизитор ахает, изгибается, насаживается на пальцы. Мечется. Дориан гладит его по простате, внимательно следя. Да, дорогой. Это безумно приятно. За это можно отдать всего себя. У него самого уже стоит так, что сил нет терпеть. Навалившись сверху, Дориан сгибает Инквизитора чуть ли не пополам, подхватив его под колени. Смотрит в широко распахнутые глаза. И все меняется. В один миг наваждение исчезает. — Тебе хорошо? — спрашивает Дориан шепотом. Он замирает, ткнувшись головкой между ягодиц Максвелла. Не двигается дальше. — Мне продолжать? Он готов остановиться сейчас же, если Максвелл попросит. Он остановится. — Я умру, если ты сейчас прервешься! Дориан прячет улыбку в поцелуе. Игры закончились. Инквизитор уступил место любимому человеку. И Дориан хочет иметь безграничную власть именно над ним, над Максвеллом. Другого ему не надо.