Смутные дни

Марта с раннего детства знала, что выйдет замуж не по своему желанию. И супруга ей выберут родители – богатого, из древнего рода, наверняка почтенного возраста. Она даже готовилась полюбить его всем сердцем. Потому что не растраченная за юные годы влюблённость будто жгла изнутри. Практически все дни Марта проводила за книгами. Она ужасно завидовала героиням романов: тут тебе и любовь, да так, что сердце замирает, и светлое будущее. И почему в жизни всё не так? Вернее, в жизни было не так. Ровно до тех пор, пока она не встретила Чужестранца. И хотя о господине Красном шарфе по городу ходили самые жуткие слухи, Марта не верила ни единому слову прохожих. Этот человек не мог быть убийцей, нет. Он такой благородный, такой скромный, такой... «Ты замечталась, Марта, – сердито обрывала она саму себя. – Ты его идеализируешь. А его нельзя любить: ты уже обручена с лордом Къяррэ». Осознание этого факта возвращало к реальности. Но влюблённость никуда не девалась, оставалась верной спутницей ночных мечтаний. А после того как Мотылёк по секрету сообщил, что Чужестранец и сам к ней неравнодушен... А после того как они друг другу признались... Марта решила, что настало время действовать. Если хочешь жить так, как в мечтах, хватит со всем соглашаться. Но первые – робкие – попытки разговоров с матерью не дали ровным счётом ничего. «Ты же понимаешь, всё уже решено», «Мы ничего не в силах поменять, мы договорились», «Брак с Къяррэ – самая выгодная сделка для решения наших проблем». И финальным аккордом, конечно, слова: «Поговори с отцом, если так неймётся!» С отцом – почему бы и нет? Отец, он не такой уж страшный, хоть и суровый. А кто знает, вдруг повезёт? Марта собирается с духом и выходит в комнату – медленно, стараясь не выдать волнения. – Отец, мне нужно с тобой поговорить. Как водится, голову поднимает не только он, но и вся остальная семья. Марта робеет, сжимает за спиной похолодевшие руки. Тише, тише, только бы голос не дрогнул. – Я считаю, что я достаточно взрослая и могу сама решать, за кого мне выходить замуж. – Неужели? – холодно интересуется отец. – Ты нашла более подходящего кандидата, чем лорд Къяррэ? Марта опускает глаза. При их материальном положении следует, конечно, в первую очередь думать о выгодности брака. – Я не совсем... – Он богаче? Его род древнее? – Нет, но... – Полагаю, на этом наш разговор окончен? – Отец смотрит на неё поверх очков. Марта поворачивается и делает пару шагов в сторону комнаты. Она ожидала, что всё произойдёт именно так: натянуто и быстро, без лишних эмоций. Но подожди, неужели ты так просто сдашься? Не скажешь ни единого слова в защиту, не попытаешься настоять? Марта вдыхает и стискивает кулаки. – Да, он небогат. Да, он не знатного рода. Но я его люблю – в отличие от этого типа Къяррэ! Отец хмыкает и откладывает газету – верный признак дурного настроя. – И как же зовут твоего избранника? Марта оторопевает. Чужестранец так и не назвал своего настоящего имени – а она и не выспрашивала: каждый имеет право на тайну. – Господин Красный шарф, – с готовностью откликается Тон, разматывающий для бабушки пряжу. – Красный шарф? – Мама отрывается от шитья. – А ты слышала, что о нём говорят? – О Къяррэ говорят не меньше! – с жаром возражает Марта. – Он сменил уже стольких жён, об этом даже в газетах пишут! А разве за то время, пока Ч... Красный шарф здесь, пропал хоть один человек? – Это вовсе не показатель. – По голосу отца ясно, что менять своё мнение он не намерен. – А что касается жён... Неужели лорд виноват, что вы так слабы? Марта едва не заливается слезами и поспешно прикусывает губу. – Но я же... Я же люблю его. – Ты думаешь, в нашем положении можно думать о чувствах? Марта зажимает рот и стремительно исчезает в комнате. За такую дерзость её могли бы наказать, но отец молчит – хоть на том спасибо. Она зарывается лицом в подушку и беззвучно рыдает. До свадьбы с лордом Къяррэ остаётся три дня. Уже пошито платье, уже выбрано место, уже приглашены гости. Ничего не изменить. Зачем было пытаться? – Почему... так... несправедливо? – всхлипывает Марта. – Почему нельзя как... как в книге? Казалось, что до счастья остаётся такая малость, только руку протяни. Что же, вот оно, только дырявое-предырявое, никакими заплатами не исправишь. Когда слёзы кончаются, она лежит не шевелясь, мечтая раствориться, исчезнуть из этого мира. Сон проскальзывает в комнату через приоткрытое окно и накрывает мягкой ладонью – до самого утра. Отец с ранних часов пропадает на работе, матери нездоровится – поэтому Марта завтракает в компании бабушки и Тона. Горестные мысли всё ещё держат в плену, аппетита совсем нет. Она старательно улыбается, пытаясь скрыть все переживания. Но у бабушки Вали слишком большой жизненный опыт, чтобы её можно было обмануть. – Зачем же ты неволишь себя, девочка? У тебя целых три дня, можешь провести их с кем угодно и где угодно. Марта всё понимает и едва не подскакивает от радости. – Правда? – Конечно, – улыбается бабушка. – Неужели ты думаешь, что я никогда не была влюблена? – Спасибо! – Марта чинно кланяется и торопливо, боясь упустить мгновения, выходит из дома. Чужестранец встаёт с первыми лучами солнца, поэтому она не разбудит его звонким стуком в дверь и осторожными объятиями: «Здравствуй, я пришла». Три дня пролетают ветром. Счастье, когда оно так близко, убыстряет ход реальности. И хотя Марта была с Чужестранцем практически с самого утра до позднего вечера, чем заставляла родителей ужасно переживать и сердиться, ей мало. Хочется ещё чайных бесед, прогулок по городу и за его пределами, тёплых сплетений рук. Но завтра, ровно в три пополудни... Завтра всё кончится. Марта, будь её воля, всю ночь просидела бы с Чужестранцем. Но тот непреклонен: родители, мол, будут волноваться, а зачем вам лишние разногласия? Марте хочется вцепиться ему в плечи и крикнуть: «Как ты не понимаешь?! Мы ведь навсегда расстанемся!» Но она молчит: с ним спорить бесполезно – и, как обычно, позволяет проводить себя до дома. Думай, не думай – предстоящее всё равно сковывает в тиски. Марта останавливается и прижимается к Чужестранцу. От него веет холодным морем, пыльным дождём и свежей травой. Стука сердца в груди почему-то совершенно не слышно, но Марта не задумывается об этом. Чужестранец обнимает её и осторожно касается пушистых волос. Какое-то время они стоят в абсолютном молчании – потому что слова просто не требуются. Им хорошо вдвоём. А потом Марта, набравшись смелости, шепчет: – Поцелуй меня, пожалуйста. – И замирает в страхе, что сейчас получит отказ. Чужестранец склоняется к ней, глядит в глаза, будто спрашивая: «Ты уверена?» Марта уверена. И первый свой поцелуй она дарит отнюдь не будущему мужу – от осознания этого и сладко, и горько. Чужестранец на прощание легко сжимает её руку и желает: – Спокойной ночи. Однако ночь выходит вовсе не спокойной. Марта расхаживает по комнате, снова ложится в постель и пытается заснуть, то открывает, то закрывает окно. Ей хочется стать птицей и улететь прочь. Потому что не нужна никакая свадьба. То есть нужна, конечно, но не с лордом Къяррэ. Уйти бы вместе с Чужестранцем далеко-далеко, на другой конец света. «Ради семьи, – напоминает она себе. – Ты делаешь это ради семьи». В душной комнате, прижимая к груди холодные руки, Марта наконец засыпает. И сны снятся не менее душные и беспокойные: жертвенный алтарь из ледяного мрамора, железные кольца, не дающие пошевелиться, занесённый над сердцем нож и едкий шёпот: «Быть вместе до самой смерти. До чьей смерти, а, Марта?» Она просыпается, едва дыша от страха, и уже не смеет сомкнуть глаз. Всеобщее волнение заставляет сердце учащённо биться. Марта не находит себе места, пытается отвлечься с помощью книги, но верное средство не работает: буквы расплываются и перескакивает, смысл прочитанного ускользает, как ни вцепляйся. Ожидание гложет изнутри, и новость о том, что пора собираться, она воспринимает почти с радостью. Мама помогает застегнуть платье – Марта чувствует себя как в клетке: зажатая, обездвиженная. Бабушка протягивает ажурные перчатки, которые она вязала в последние дни, – и Марта едва не плачет от нахлынувшей нежности. Но слёз уже нет; есть лишь тугой ком, застывший в горле. Дорога до церкви – будто в тумане: Марта старается не глядеть по сторонам и ни о чём не думать. В себя она приходит, оказавшись в небольшой комнатке с одной-единственной дверью – в главный зал. Даже не сбежать никак, хотя об этом вздорно даже мечтать. Мама расправляет ей подол платья и ещё раз причёсывает короткие волосы. – Можно мне побыть одной? – едва дыша от волнения, просит Марта. Ей требуется хотя бы пара минут полного одиночества, чтобы высказать вслух тяжёлые мысли. – Конечно, милая. – Мама целует её в щёку и выходит, мягко притворив дверь. – Нехороший он человек, лорд Къяррэ, – шепчет бабушка. – За ним тёмные силы, тёмные, будто ночь. – У меня нет выбора, – вздыхает Марта. – Ради семьи. Ради будущего Тона. Ради денег. – Жаль, что никто не верит в чувства. Но ты не бойся, тебя не оставят. – Бабушка сжимает её холодные руки и, кивнув, тоже уходит. Марта остаётся одна. Сцепляет пальцы в замок, ходит туда-сюда, присматривается к комнате. Она мучительно тёмная, выцветшая, будто вывернутая наизнанку. И без единого намёка на ещё одну – спасительную – дверь. Волнение давит на грудь, кружит голову. Марта останавливается и глубоко вдыхает. Слова застревают в горле вместе со слезами. Где же они, те, кто не оставят? В каком виде явятся? До начала церемонии несколько минут. Некстати вспоминается ночной кошмар: прикосновение мрамора к коже, скованные железом руки и ноги, – и фраза «вести к алтарю» приобретает уже иной смысл. Вместо главной с тихим шелестом приоткрывается дверь в стене. Марта, обернувшись, несколько раз моргает, прежде чем поверить своим глазам: секунду назад её здесь не было, – и застывает в паническом ужасе. На пороге стоит... почти Чужестранец. Серое лицо, плотное пальто, тёмно-красный шарф. Он – и не он. Галлюцинация? Заметив испуг в глазах, незнакомец кивает: – Да, я весьма похож на твоего друга. Но об этом потом. – Что вам нужно? – берёт себя в руки Марта. Поблизости нет никакого оружия. Чем отбиваться? Букетом? – Ты не хочешь замуж за Къяррэ, – даже не спрашивает, а утверждает незнакомец. – Расстроить вашу свадьбу – отличная возможность насолить. Я помогу тебе убежать и спрячу у себя. – А вам-то я к чему? – Есть одно дельце, – он не скрывает довольной ухмылки, – но и это подождёт. Марта в сомнении закрывает руками лицо. Бежать – так заманчиво. Но куда? И как же семья, как же деньги – ведь всё совершается исключительно ради них? А почему ты должна вечно думать только о других? «А почему я должна вечно думать только о себе?» – возражает Марта. Но нить, ведущая от этого типа к Чужестранцу – недаром они похожи! – так заманчива. Незнакомец обшаривает взглядом комнату, приоткрывает главную дверь и недовольно шипит: – Ну? Марта вдыхает, трясёт головой и тут же торопливо кивает: – Я согласна. Эти же слова она должна была произнести на церемонии через несколько минут. Но насколько легче они даются здесь и сейчас. – Блестяще. – Незнакомец торжествующе потирает руки в перчатках, оглядывает Марту и морщится: – Нет, белое платье – слишком заметно. Надевай, быстро! – Он снимает пальто. Марта поспешно закутывается: рукава длинны, а само пальто широко. Незнакомец, оставшийся в потрёпанной рубашке, снимает с неё фату и внимательно прислушивается к происходящему в зале. – Скажите хоть, как ваше имя? – просит Марта. Всё-таки бежать неизвестно куда – одно дело, а вот неизвестно куда и неизвестно с кем – совсем другое. Незнакомец недобро усмехается. – Можешь называть меня Часовщик. А твоё, Марта, я уже знаю. В зале всё затихает и раздаются шаги. Марта застывает; ей кажется, что лучше передумать и отказаться от побега. Часовщик хватает её, остолбеневшую, за руку и тащит туда, откуда пришёл, – в полную темноту за неприметной дверью. *** Знаете ли вы последние новости, господа? О них уже наслышан весь город. Сегодня, в три часа пополудни, очередную невесту лорда Къяррэ похитили буквально из-под алтаря.