Почему не стоит красть детей, находящихся в пубертатном возрасте

Они всего на мгновение встретились глазами: Саша – полными животного ужаса, парализованный страхом, так как вполне осознавал, что последует за этой любительской постановкой картины Репина «Не ждали», а Максим – еще ничего не подозревая, в глубокой задумчивости. Но потом его взгляд метнулся к Сашкиной руке над светящимся экраном забытого им телефона, и лицо мужчины резко преобразилось из задумчивого в свирепое. Одним молниеносным броском Максим оказался около кровати и безжалостно выбил ни в чем не повинный аппарат из-под трясущейся руки подростка. Ал отдернул конечность, телефон с силой врезался в стену и разлетелся на части, экран мертвенно погас. Сашка шарахнулся прочь, задыхаясь от сковавшего легкие ужаса и отталкиваясь от постели трясущимися, слабыми, непослушными руками. Вот и кончилось везение! Он в панике рванулся вверх по изголовью кровати, напрочь позабыв о том, что прикован. Запястье больно резануло металлом наручников. Не вырваться! Сейчас ему как вмажут!.. - Сученыш! – разъяренно выплюнул мужчина, кидая на вжавшегося в стену пленника такой выразительный взгляд, что Саша живо и в красках представил, как его разделывают живьем прямо на этих самых роскошных белых простынях. – Я предупреждал тебя? Говорил сидеть тихо? А ты со мной в эти игры играешь, сучонок маленький?! Саша на полном серьезе испугался, что вот сейчас его точно побьют, да что там – безжалостно поколотят, разобьют лицо, отобьют почки, и он трусливо заверещал, когда мужчина темной горой надвинулся на него, ступая на жалобно скрипнувшую кровать и сверкая бешеными глазами, с перекошенным от негодования некогда красивым ртом. Ал бухнулся на корточки и закрыл голову руками, зажмурился, как ребенок. Как будто это могло помочь! Максим грубо схватил его за запястья и встряхнул, оставляя на коже красные следы. Развел руки в стороны и опалил горячим, мятным от зубной пасты дыханием сморщенное бледное лицо. - Что молчишь?! За дурака меня держишь?! – гремел над головой подростка разгневанный голос. – Надо быть полным имбецилом, чтобы выкидывать такое! А если бы я пристрелил тебя, что, если я прямо сейчас достану пистолет и пущу в твою пустую голову пулю? Ты хоть соображаешь вообще, что делаешь, а? Кого пытаешься наебать? Я не твой одноклассник и не твой папочка! Ума у тебя совсем нет, один гонор и тупая упертость, как у барана. Ты мою симпатию за слабость принял, не так ли? Ты сильно ошибся, мой мальчик! Если я иду тебе навстречу и делаю уступки, это вовсе не значит, что можно вешать мне на уши свою дешевую фальшивую лапшу и надеяться, что прокатит! Мало тебя отец по жопе лупил! Так я это исправлю! Саша и сам не успел понять, как оказался вдруг грубо перевернут задом кверху. Никогда раньше не понимал этого выражения «кровь стынет в жилах», а сейчас прочувствовал на собственном опыте – кровь действительно будто застыла, замерзла, и руки и ноги почти что отнялись, онемели, как на морозе, и не слушались. Пальцев он не чувствовал вообще, и сердце – словно льдина, сжалось и колет, колет в груди... Он попытался сжаться в неприступный комочек, но получил звонкий шлепок по заднице, затем Макс прижал его за шею к подушке, дернул за ноги, распластав по постели, и уселся сверху, придавливая своим весом. Ал продолжал судорожно дышать и извиваться, запищал протестующе, когда чужие пальцы неласково дернули вниз резинку трусов. Было страшно – никакого сексуального подтекста в действиях мужчины Ал не видел, он боялся, просто боялся, что сейчас будет больно, что его побьют, что он не сможет дать отпор и что никто не вступится... Еще рука эта прикованная! Он даже в другой конец комнаты не убежит, прикован, как раб, как собака! А вдруг он совсем все испортил?! Вдруг Максим передумает его возвращать, вдруг, накажет... еще страшнее! Из-за охватившей его паники Саша не совсем понимал, что вообще происходит. Он не знал Максима, никогда прежде не видел его таким взбешенным и не знал, чего от него ждать. А если не остановится, войдя в раж? Забьет до крови, до смерти... и никто уже не спасет, не поможет. - Нет! – отчаянно вскрикнул подросток, и тут же судорожно схватил ртом воздух – тяжелая сухая ладонь звонко опустилась на левую ягодицу, обжигая нежную кожу. – Ай! Удары посыпались один за другим, меткие, жалящие, с оттяжкой. Макс не жалел силы и лупил со всей дури то с одной, то с другой стороны, перехватив свободную руку мальчишки и заломив ее за спину. Ягодицы вскоре покраснели и пылали так, что Саше казалось – еще один шлепок, и кожа попросту лопнет. Он выл и слюнявил подушку, кричал «Хватит!», просил остановиться. А Макс лупил и лупил, от души, звонко, не отводя взгляда от упругих, красных, как помидоры, подрагивающих истерзанных ягодиц. Через целую вечность, как ему показалось, Ал плакал, спрятав лицо в подушке, и больше не вырывался, только поджимал в страхе перед новой болью ягодицы и кусал губы. И вот удары прекратились. Максим остановился и выпрямился, глядя на результат своих трудов, все еще прижимая руку подростка к оголенной пояснице. Мужчина дышал тяжело, как будто не одной рукой работал, а мешки с картошкой таскал, причем на время. Они оба молчали, Сашка даже не выл, просто грыз мокрую насквозь подушку и ждал, когда с него слезут, когда все это уже прекратится наконец. «Что он там делает, чего застыл?» - вяло поинтересовался подросток спустя несколько минут, немного успокоившись. Вроде, мучить его дальше не собирались. «Не просто же так сидит, семейный бюджет прикидывает. Смотрит... прямо в дырку же смотрит!» Сашка тут же сжал многострадальные половинки в надежде хоть как-то прикрыться, но получилось не очень из-за подушки и куска одеяла, что забились как раз под бедра. Так и лежал с оттопыренной задницей. А сверху же не только промежность видно, но и яички... Лицо Ала в считанные секунды стало таким же пурпурным, как и его отодранная в воспитательных целях филейная часть. - Хватит пялиться, - тихо пробормотал смущенный подросток. А Максим... Максим его даже не услышал, положил горячую ладонь на ягодицу и легонько сжал пальцами, большой палец скользнул к промежности и отодвинул в сторону половинку. Саша чуть не задохнулся от возмущения! Ну ничего себе натуралы нынче борзые пошли! - Хватит, не смотри! – окрикнул мужчину Ал охрипшим от рыданий голосом. Его вновь охватила паника: а что, если?.. Что если Максу просто сорвет крышу, если он просто возьмет и сделает это?.. Его палец так близко ко входу, щупает неуверенно сморщенную кожу у самого ануса... и слегка надавливает, будто проверяет – раскроется тот приветливо или нет. Ала еще никто там не трогал и никогда прежде он еще не чувствовал себя настолько беспомощным, уязвимым и... настолько возбужденным. - Извини, - надорванно раздалось сверху. Максим все еще дышал тяжело, как после бега. – Перестарался. Сейчас принесу полотенце. Пальцы, рука, чужой вес – все вдруг исчезло одновременно, Максим торопливо скрылся в ванне и заперся там на несколько несколько долгих минут. А Саша растерянно пялился на дверь, из-под которой пробивалась тонкая полоска света, и хлюпал носом. Все как-то... странно. И непонятно. Что теперь-то? Макс еще сердится или уже нет? Опасность миновала? Его погонят в подвал? Вернут родителям? Ал судорожно натянул на горящую попу сползшие трусы и накрылся одеялом, отгораживаясь от всего вокруг. Как будто одеяло (чужое, кстати, принадлежавшее обидчику), могло защитить его от разозленного взрослого мужчины, который был здесь хозяином, как будто это пуховое одеяло могло спасти его от дурацких и пугающих мыслей. Резко захотелось обратно в подвал, на свой матрас: там его хотя бы никто не трогал и все было просто. Он маялся от скуки, ждал часа освобождения... теперь же ему скучно не было. Сам ведь себе это устроил, дурак. Максим вышел из ванной с холодным влажным полотенцем и протянул его насупленному подростку. - Положи на жопу свою, ищущую приключений. И не играй больше со мной, понял? Всему есть пределы, Саша. Он забрался под одеяло и отвернулся, а Саша снова приспустил трусы, приложил полотенце к горящим ягодицам и старался больше не двигаться. Не спалось ни одному, ни другому, но оба делали вид, что этого не замечают. Саша пытался осознать, что это сейчас произошло: Максим разозлился на него, это понятно, а дальше начинались непонятности и странности. Вместо того, чтобы «согнать пинками обратно в подвал», как и обещал, устроил настоящую порку по голой заднице (натуральный мужик до такого бы не додумался даже, не то, чтобы в исполнение сие действие привести), при этом возбудился (хоть на Максиме и были темные трусы, Саша все же заметил краем глаза, когда он вернулся из ванны, нехилый стояк), и облапал за зад, чуть ли не засунув в дырку пальцы. Нормальный мужик, да?! Натуральный, как йогурт Данон! И теперь они лежали в одной постели, как разругавшаяся супружеская пара, и думали о случившимся, повернувшись друг к другу спинами. Вместо того, чтобы отправить провинившегося пленника обратно в подвал, Максим разлегся рядом и гневно сопит, как оскорбленный в лучших чувствах муж. Как это понимать? Конечно же, как слабость... как слабость к человеку, который нравится. Ведь если бы Саша Максиму не нравился, тот не стал бы с ним сюсюкаться и делать такие поблажки, фактически закрывая на проказы глаза. Порка – это ерунда, был бы на месте Макса кто-то другой, или какой-нибудь другой пленник на месте Саши, то ничего подобного не произошло бы. Повторись ситуация с телефоном – быть пленнику битым, как пить дать. И другой пленник никогда не оказался бы в постели своего похитителя, и Максим не пялился бы зачарованно на его голую задницу, не щупал бы пальцами полужопинки и дырку. Осознать это было удивительно приятно. И все же Сашку сотрясала мелкая нервная дрожь: а ну как Макс решит продолжить начатое? Способен ли он на изнасилование? Ал не знал наверняка. А способен ли он сам взять и отдаться в первый раз при таких обстоятельствах, такому человеку, как Максим? Насчет этого Саша тоже не был уверен, хоть и был непривычно возбужден. Непривычно – потому что и хотелось, и боялось. Хотелось близости, чувствовать жар и твердость большого тела, хотелось подчиниться старшему мужчине, быть «взятым», зацелованным, смятым в уверенных руках. И боялось, потому что Макс ни хрена моржового не знает о сексе между мужчинами и вряд ли будет разводить романтику и прелюдии, в первую очередь от того, что постесняется (хоть никогда в этом и не признается даже самому себе). А с другой стороны – когда еще Саше выпадет шанс потерять девственность с мужчиной, от одних мыслей о котором разливается тепло внизу живота? Стоит ли весь этот мандраж воспоминаний и опыта, который останется с ним на всю жизнь? Саша кусал и без того распухшие губы и мучился, чувствуя, как по коже бегают щекотные мурашки. Кстати, ведь если подумать – то он, оказывается, тот еще извращенец. Макс только что выпорол его чуть ли не до крови, фактически совершил насилие – а Саша лежит тут и мажет чужие трусы выступающей смазкой. Зашибись они парочка, конечно, просто созданы друг для друга! - Хватит страдать уже, как девчонка, – вдруг проговорил в темноту Максим, видимо, приняв стенания подростка за муки обиды. Саша притих, затаил дыхание, опасаясь разозлить мужчину еще больше. – Если облажался – имей храбрость за это ответить. Саша тихонько вздохнул, соглашаясь, и прикрыл глаза. Все же, Макс и в гневе прекрасен, прям сердце замирает от его напряженного глубокого голоса. Неуемная Сашкина голова никак не хотела успокаиваться и подкидывала внутреннему взору картины их первого секса в самых разных вариациях. В каких-то Максим был осторожен и сдержан, в каких-то набрасывался на него и лихорадочно и немного бестолково мял в руках, где-то он тоже боялся, наверное, не меньше самого девственника. Ал все думал – каким же на самом деле будет их первый раз? И будет ли?.. Если он не возьмет сейчас все в собственные руки? Ал косился на обнаженную спину мужчины рядом и отчаянно трусил. Нет, ему яиц не хватит сделать первый шаг. И он не переживет, если Максим ему откажет! А в таком взвинченном состоянии он запросто может послать. Или взбеситься еще больше и все испортить. Больше никто ничего не говорил. Саша боялся, что от волнения и возбуждения не сможет заснуть, но незаметно для самого себя соскользнул в глубокий сон, которому способствовала нормальная пуховая подушка, качественный матрас и человеческое одеяло. Снилось Алу... всякое. Быстрое, тревожное, что-то важное, чего он не мог запомнить, но волнительное, и от ярких снов оставались только смазанные чувства и обрывки воспоминаний. Наверное, он всю ночь вздрагивал и метался по кровати, мешая Максиму спать, а проснулся от чувства возбуждения и щекотного томления в сосках. Саша вздохнул, просыпаясь, и накрыл грудь свободной рукой, чтобы избавиться от этого ощущения, и, столкнувшись пальцами с чужими, резко открыл глаза. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, где он находится и кто это лежит рядом с ним, чуть тревожа пряди волос тяжелым дыханием. Чьи горячие пальцы юрко выскальзывают из-под его руки. - Ты что делаешь? – хрипло вырвалось у подростка. Максим что-то неопределенно хмыкнул и перекатился по кровати, садясь спиной к нему на самом краю. Выглядело это как трусливый побег, и никак иначе. Сашка непонимающе схватился за торчащий в боковом вырезе просторной майки набухший сосок. Спросонья до него доходило медленно, как до жирафа. - Ты щупал мои соски? – неверяще спросил Саша у широкой голой спины, в ответ на что ее обладатель тяжко вздохнул и поспешил ретироваться в ванную. Ал уронил тяжелую спросонья голову обратно на подушку и так и лежал с открытым ртом все время, пока мужчина не вернулся в спальню. - Ты щупал мои соски, - бросил он обвинительно в сторону Максима, как только тот показался на пороге ванной в одном полотенце, повязанном вокруг бедер. Мужчина недовольно поджал губы. - Я не виноват, что они у тебя такие розовые, как у бабы. - Сам ты как у бабы! – оскорбился до глубины души Ал. И все же тот факт, что Макс не удержался и потрогал его грудь, весьма обнадеживал. Саша задумчиво наблюдал за тем, как Максим рылся в ящиках комода, достал свежее белье, футболку и штаны, а затем небрежным движением сбросил на пол влажное полотенце и, светя аппетитной голой задницей, принялся одеваться, ничуть не смущаясь невольного зрителя за спиной. Саша забыл, как дышать, и таращился на широкую крепкую спину, узкую талию, подтянутые округлые ягодицы и стройные ноги с приоткрытым ртом, в котором активно скапливалась слюна, и было бы неплохо ее иногда сглатывать... И без того твердый с утра член дернулся под одеялом и болезненно заныл в предвкушении того, чего не случится. Или?.. Макс ведь специально это делает, дразнит подростка, красуется перед ним, прекрасно зная, что Саша к нему неровно дышит. Нагло! Очень нагло для убежденного натурала. Саша все таки сглотнул вязкую слюну и незаметно сжал себя рукой под одеялом. Что ж, пусть зверь думает, что это он загоняет жертву. На деле-то это жертва заманивала зверя в капкан... - Ты просто запутался, - проронил Ал чуть хрипло, все еще таращась на постепенно скрывающееся под одеждой тело. - Это ты запутался, - парировал Макс, абсолютно уверенный без лишних слов, что говорят они об одном и том же. - Напротив – я-то точно знаю, чего хочу, в отличие от тех, кто никак не может решить, хочет ли вместо надоевшего молока попробовать немного сметаны. - Я? Нет, я в себе твердо уверен, - ответил Максим, задвигая ящик, и наклонился, чтобы поднять полотенце. Тут-то Сашка его и припечатал: - Мужчина, который твердо в себе уверен и не запутался, не станет тайком щипать другого парня за соски. Максим выпрямился и медленно обернулся к подростку. Саша с затаенным восторгом, с упоением следил за его лицом – как сдвинулись к переносице брови, как заходили гневно желваки, четче прорисовывая скулы, как вспыхнули живо глаза и поджались губы. Красив, ох, красив! Повезло Алу втюхаться в такого мужика – на сей темный образ век не надрочишься. Макс все стоял и испепелял его взглядом, но, увы, так и не нашелся, что сказать. Молча вышел и прикрыл дверь, оставив Сашу наедине с утренним стояком. А Саша крепко сжал себя под одеялом и шипяще выдохнул сквозь зубы – и не снимешь напряжение, в комнату в любой момент может кто-нибудь зайти, да и вытереться нечем, не марать же простыни – Макс его потом засмеет. Саша провалялся так, изнывая, наверное, с полчаса, пока в спальню не вернулся Максим, неся в руках поднос. - Ого, завтрак в постель, - воспрял духом Сашка и подскочил, подбивая подушку. - Сначала умыться и зубы почистить, - скомандовал мужчина, расстегивая наручники. И добавил, как нечто малозначительное: - Возможно, уже ночью вернешься к родителям, так что не дури. Немного осталось.Сашку от этих слов будто закоротило. Он застыл на постели, раскорячившись – одной босой ногой уже на полу, другая подогнута под себя; одна рука повисла в воздухе, освобожденная, другая держит приподнятым одеяло. Максим отступил от него, пряча в кармане брюк ключ от наручников, и посмотрел иронично, наслаждаясь ответной реакцией. - Ну, чего ты? Дуй давай, - подбодрил Сашку мужчина, но подросток еще несколько мгновений не двигался с места, а потом закопошился и пошел в ванную как сомнамбула, выпав из реальности, на как-будто чужих ногах и в чужом теле. Дверь ванной закрылась за ним с тихим щелчком, Саша смотрел на свое отражение в зеркале над раковиной, но не видел или не узнавал человека по ту сторону холодного стекла. В голове набатом бились последние слова мужчины: «немного осталось». Немного осталось. Немного осталось. Немного времени тебе осталось быть с Максимом. Саша вздрогнул от этого чужого голоса в голове и посмотрел своему отражению в глаза, очнувшись от ступора. Уже сегодня ночью он может вернуться к родителям. Все закончится через какие-то двенадцать часов, Максим отпустит его и они больше никогда не увидятся. Скорее всего. Саша отчетливо понял, что у него есть времени только до вечера, чтобы хоть что-то сделать, чтобы хоть что-то изменить между ними, чтобы, расставшись, они не смогли так просто забыть друг о друге. Чтобы Максим, спустя месяц, не забыл его, как какого-то заурядного мальчишку, которого держал в заложниках три дня. Максим должен был помнить его, вспоминать все время... Ал плеснул себе в лицо холодной воды, отчаянно соображая, что именно и как он должен сделать, чтобы оставить глубокий желанный след в душе, в сердце и в памяти мужчины своей мечты. Но как мало было времени! Как сложно было придумать, как подступиться, как все обыграть, предугадать реакцию Макса... Подросток машинально чистил зубы одноразовой щеткой и смотрел на бегущую воду. Нет, с Максом сложно что-либо планировать, с ним надо полагаться на интуицию и импровизацию, по крайней мере, в такой неопределенной ситуации. То, что он подолгу залипал на его попу и дважды не удержался, прикоснулся к самым интимным местам, то, что он подыгрывал Алу и сам откровенно провоцировал его – нифига не говорило о том, что Максим готов вступить в настоящую связь. Тем более зная, что мнит он себя закоренелым натуралом и за эту мнимую натуральность будет бороться до конца. Сашка был не по годам умным мальчиком и догадывался, что Максим скорее всего просто играется, самого себя дразнит, но на что-то серьезное не решится, испугается. И голову ему не снесет от страсти – страха и предубеждений будет больше. Рассчитывать на то, что Макса просто «поведет» нельзя. Как и на то, что он осознанно решит переспать с заложником. Соблазнять его дальше? Максим уже раскусил его, выпорол за такую игру, на мелкие уловки больше не попадется. Значит... значит надо идти напролом. В дверь громко и раздраженно постучали, да так, что Сашка, погруженный в себя, вздрогнул и глотнул отвратительно мятной зубной пасты. - Ты долго там? – спросил Максим, стоя под дверью. Саша быстро отплевался, прополоскал рот и горло. - Я в душ еще! - Еда стынет, - напомнил Макс и, по-видимому отошел. Ал наскоро принял душ, помылся во всех местах, избегая лишних прикосновений к полувозбужденному органу. Подрочить бы, но если все выгорит, был шанс, что к члену прикоснется не его рука – и тогда оргазм будет просто крышесносный, не чета торопливой утренней дрочке. Так что ради этой призрачной надежды Саша стерпел и вышел из ванной в полотенце, стараясь на замечать того, как махровая ткань трется о чувствительный орган. Он ловко проскользнул мимо Максима, что стоял, задумчивый, возле балкона (видать любимое место для размышлений у него там), сел на кровать и поставил поднос на колени. Ал нервно уминал яичницу, то и дело потирая красную от наручников кожу запястья, и кидал на неподвижную фигуру мужчину короткие любопытствующие взгляды. В каком он настроении? Можно ли переходить в наступление прямо сейчас, или стоит подождать немного?.. - Значит, отец согласился на все твои условия? – спросил Ал в перерывах между жеванием. Решил, что сначала надо разведать обстановку. - Разумеется, - с ноткой самодовольства ответил Максим. Так, это хорошо – объект пребывает в отличном настроении! - Это ты хорошо придумал, конечно, не поспоришь, - продолжал умасливать Сашка. – Малой кровью... и спасибо, что хорошо со мной обращался. Я это ценю. - Да не за что, - Максим обернулся, почувствовал, видимо, что благодарности и комплименты лучше всего принимать лицом. - Ты все-таки благородный, хоть и бандит. - Ты так думаешь? – с неизменной усмешкой. - Да. Это криминал, конечно, кого-то похищать и шантажировать... Но это ведь для того, чтобы не разводить больше грязи? Меньшее из зол, так сказать – зато все целы, живы. И ты мне ничего плохого не сделал. Наоборот даже... кормишь, разговариваешь со мной, держишь в тепле и комфорте. С тобой весело. - М, даже так... - И у меня еще не было секса с мужчиной, - счел необходимым оповестить Ал. Реакция Макса пока была ожидаемой – лениво-удивленно приподнятая бровь и снисходительный смешок сквозь дрогнувшие в улыбке губы. - Зачем ты мне это говоришь? - Думаю, что тебе интересно, - рассказал Сашка, - просто спросить стесняешься. - Стесняться – это не про меня, - снова усмехнулся мужчина. - Да, я уже заметил, - заметил Саша многозначительно и игриво подергал бровями. Максим тут же посуровел, как будто вдруг опомнился и осознал, что опять позволяет пленнику слишком много. - И когда это мы перешли на ты? – спросил мужчина строго, на что Саша, ничуть не испугавшись напускной серьезности, ответил с детской непосредственностью: - Когда ты впервые потрогал мои соски. Ал думал, что после такого Макс точно взбесится, но вместо этого мужчина отвернулся, тщетно пряча улыбку, и прикрыл рот рукой. - Саша, - выдохнул он спустя несколько мгновений, - ты просто невообразимое чудо... Вот оно. Лучшего момента быть не может – надо брать от него все! Ал осторожно опустил на поднос вилку и, помедлив всего несколько секунд, тихо проговорил: - Максим, я могу попросить тебя об одном одолжении? - Это смотря каком, - ответил Макс, глядя на него заинтересованно и все еще улыбаясь. - Ты ведь знаешь, что нравишься мне. По-настоящему нравишься! - По-настоящему? – игриво передразнил мужчина. – А не для того, чтобы позвонить отцу, пока я, несчастный, мечусь в любовных сомнениях, и не для того, чтобы свистнуть сейчас из моего кармана ключ? - Он мне не нужен, - Саша поднял вверх руки, напоминая, что Макс сам его освободил несколько минут назад. - Ну, допустим, - Максим кивнул, с его губ не сходила легкая улыбка, а в глазах сверкали смешинки. Это хорошо, пусть лучше он смеется, чем злится на него – так думал Саша. – Так в чем состоит одолжение? Саша попытался придумать что-то, подобрать слова, попросить о том, о чем нормальные люди не просят – но так и не смог. Все-таки, он действовал по наитию, и это наитие не спешило подсказывать ему нужные реплики, оно просто сверлило в районе солнечного сплетения, подавая яркие импульсы «давай, действуй, вставай, иди!» Ал сдвинул поднос с коленей и поставил его рядом на кровать, поднялся на непослушные ноги – вот, сейчас он это сделает! – и пошел к Максу, придерживая на бедрах полотенце. Максим все еще лыбился, наблюдая за его нервной трясучкой с искренним любопытством. Ну, право, что за дивный зверек! Саша приблизился к нему, взмахнул ресницами, встречаясь с мужчиной неуверенным, немного напуганным взглядом, и тут же его отвел, опустил виновато голову, закусил нижнюю губу. Максиму стало еще интересней – что же там за просьба вертится у него на языке? Но вместо того, чтобы озвучить свое дело, Саша молча бухнулся перед ним на колени и схватился обеими руками за пуговицу на брюках. Макс тут же изменился в лице и дернулся, сдавил руками проворные хрупкие пальцы, что уже тянули вниз язычок молнии. - Эй-эй! Стоп машина! Фу, отбой, притормози! Саша опять взмахнул своими длиннющими ресницами и посмотрел на него – с испугом, с мольбой, с похотью и надеждой. Максим опешил от того, как много всего намешано было во взгляде красивых, честных глаз подростка. Саша резво дернул брюки вниз – а Макс тут же потянул их вверх. - Это что еще? – прошипел Максим, вжимаясь всем телом в стену у балкона и путаясь ногами в слишком длинных шторах. – Ты что удумал! - Разреши мне! Всего один раз, обещаю... позволь тебе отсосать! - Какого хрена?! – опешил Макс, от улышанного одновременно и уши вяли, и прострельнуло возбуждением в паху. Отсосать! Откуда слова-то такие знает? И отсосать кому – ему?! – Ты головой стукнулся? Александр, а ну отцепись от меня! - Разреши, всего один раз, пожалуйста... – причитало это невинное создание, чей подбородок еще не знал бритвы, упорно стягивая с мужчины штаны. Максим отчаянно сопротивлялся, удерживая одежку на одном месте, но не мог дернуть слишком сильно, ударить – боялся сделать мальчишке больно. Он же мелкий, хрупкий – оплеуху дай, будет сотрясение мозга. - Ты ебанулся что ли, Осипенко?! – прикрикнул Макс. – Отвалил от меня, живо! - Тебе ничего не надо делать, ты просто глаза закрой и представь... - Ничего я представлять не буду, я сказал отвали от меня! – Макс снова рванулся в сторону, но запутался в шторине, запнулся, наступил на край Сашкиного полотенца. Полотенце медленно, как в какой-то дешевой порнушке, соскользнуло с худых бедер и опало на пол. Максим поперхнулся воздухом, глядя на торчащий к потолку ровный, небольшой мальчишеский член с блестящей от смазки пурпурной головкой. Ал же не растерялся и безжалостно воспользовался его секундным замешательством. Одним бешеным рывком он стащил брюки вместе с бельем чуть ли не до самых коленей. - Стоять!!! – воскликнул Макс почти истерично – его собственный член весело выпрыгнул из трусов прямо в лицо подростка, шлепнув его по щеке. Все еще пытаясь натянуть обратно штаны одной рукой, он попытался оттолкнуть парня другой. – Саша, не вздумай! Но было поздно. Сашка уже приоткрыл рот и высунул вперед кончик языка. Было видно, что он и сам дрожит, боится того, что сейчас сделает, - и все равно Макс с сжавшимся болезненно сердцем наблюдал, как чужие губы смыкаются на головке его члена, как юркий, но пока неуверенный язычок трепетно касается самым кончиком плоти раз, другой. Максим понимал, что должен сейчас прекратить все это, немедленно, любой ценой – даже если придется толкнуть сильно, сделать больно, опрокинув мелкое тельце на пол. И не мог. Руки словно отнялись, мозг перестал посылать телу команды, он только получал сигналы оттуда, снизу – о необычном, раскатывающемся горячими сокрушительными волнами удовольствии, о небывало острых ощущениях. Здравый смысл трагично помахал ручкой, когда Макс задрожал, пытаясь не толкнуться в обволакивающий его рот сильнее. Саша заглотил слишком большой для него член глубже, облизал с одной стороны, с другой, провел по стволу ладонью. Все неуверенно, со страхом, что делает неправильно, что мужчине не понравится. «Для него же это все в первый раз!» - осенило Макса, и от этой мысли к паху подступила еще одна теплая волна, вознося его почти что на самый пик удовольствия. «Ох, нет, нет...» Ал очевидно не умел сосать: знал об этом только в теории, фильмов наверняка насмотрелся, но практического навыка не было. И все равно Макса скручивало от острого удовольствия, когда Саша проводил вокруг головки языком, когда щекотал уздечку, скользил своими невинными губами. Все так старательно и так... черт, как можно сосать чей-то член «невинно»? Макс уже и сам не заметил, как его рука оказалась на склоненной к паху голове, как пальцы жадно зарылись в пряди и потянули на себя, насаживая глубже. Он толкнулся бедрами в маленький жаркий рот, Саша подавился его членом, закашлялся – пришлось выпустить. - Не надо, Саша, нельзя, - пробормотал Максим, на секунду опомнившись, а потом Ал снова жадно присосался к нему, и Макс шумно втянул воздух, прикрыл глаза и чуть не застонал в голос. Оргазм уже бродил рядом, подкатывал волнами – но не достигал той самой грани. Пришлось накрыть неловко дрочащую руку своей и крепко сжать, сдавить ствол и водить по нему в своем ритме, головкой толкаясь в мягкий язык. «Боже, как хорошо... и от чего так хорошо? Он же не умеет нихрена, девственник... никогда в рот не брал... только у меня... первый...» Макс понял, что думает о чем-то совсем не том, и что мысли эти его только больше заводят. И от вида Сашки, мелкого проказника, усердно отсасывающего свой первый в жизни член, пустела голова, щекотало в груди и скручивало сладкой судорогой пах. Макс замычал сквозь плотно стиснутые зубы, задышал часто-часто, задвигал быстрее Сашкиной рукой по стволу, но не успел оттолкнуть его – с жадным хрипом излился, выплеснулся прямо в приоткрытый рот, на пухлые влажные губы, подбородок, грудь. Оргазм был до того мощный, что у Макса потемнело в глазах и уши заложило, пришлось опереться всем телом о стену, чтобы не упасть. И все же сил хватило, чтобы взволнованно взглянуть на подростка и как раз увидеть, как тот тянется к себе испачканной в чужом семени рукой. Сдавил себя, застонал, задрожал – и Макс в бессознательном порыве сунул в его маленький похабный ротик пальцы, прихватил за подбородок, стал трахать, ласкать язык... Саша нехило прикусил его, когда кончал, содрогаясь всем телом и жалобно всхлипывая. Максу правда стало его нестерпимо жалко, захотелось прижать к себе, приласкать, пригреть, успокоить – и подарить еще раз такое яркое удовольствие, только самому. И крепко держать, пока он бьется, плачет в оргазме. «Анисимов, стоп, стоп!» Макс одернул себя, вынул из ослабшего рта пальцы. Саша устало оперся о пол, еле держась на ослабших дрожащих руках. На Макса же медленно и неумолимо наваливалось осознание того, что они только что сделали. Что он только что допустил! Мимолетная вспышка злости – захотелось ударить кого-нибудь или что-нибудь, кричать, - угасла слишком быстро. Он не мог по-настоящему разозлиться на Сашу, на детей нельзя злиться, он сам во всем виноват. Это его развели, это он, как неопытный малолетка, поддался на провокацию, поддался своей похоти, неизвестно откуда нахлынувшему жадному желанию. А мелкий теперь страдать будет, вбил ведь себе что-то в голову... просто так никто не будет падать на колени и за член хватать с таким взглядом, как будто это первый и последний раз в жизни. - Саша... - Макс, давай это сделаем. - Что? – не понял сначала Макс. Голова еще немного кружилась, хотелось прилечь и отдохнуть, желательно, тискаясь с кем-нибудь ласковым и податливым под боком. - Займемся сексом! Пожалуйста! Ты же меня хочешь? И я хочу... – Саша снова посмотрел на него с пола тем взглядом, только теперь в нем было больше решимости. Макс сглотнул, собирая себя из ванильной лужицы в привычное состояние уверенности и контроля. - Нет, - твердо ответил он. - Макс... - Нет, Саша. Это и так зашло слишком далеко. Он наклонился, подобрал с щиколоток сползшее шмотье и натянул обратно, застегнул ширинку, пуговицу. Саша продолжал сидеть на полу и смотрел на него глазами, полными злых слез. Максим почувствовал укол совести и медленно выдохнул, смягчая тон и подбирая слова, чтобы объяснить свой отказ. Он вообще не привык объясняться в чувствах, с подружками расставался просто, вручая прощальный подарок, мол, милая, извини... Перевозбужденному почти ревущему подростку сережки с брильянтами не вручишь и не ограничишься одним «извини и прощай». - Ты же меня потом винить во всем будешь, Саша, - пояснил Макс. - Это сейчас ты так в себе уверен, ты паникуешь, ситуация стрессовая, боишься, что не подвернется больше такой случай... а потом злиться будешь и винить во всем меня, потому что я взрослый, я старше, должен был остановить тебя. Ты и за это, - Максим коротким жестом обвел мизансцену, - скоро меня возненавидишь... Расскажешь отцу – мне не жить, но это будет твое право. - Я не расскажу, - Сашка от неожиданности даже забыл, отчего заплакал. – И не буду тебя ненавидеть... почему вообще я должен? - Потому что так работает человеческая психика, милый. - Я сам тебя выбрал! Причем тут это? - Прости, но последние двое суток ты не мыслишь объективно. Не расстраивайся и не злись, я тебе не пара даже для секса. Ты юный, привлекательный, заводной – у тебя будет еще куча потрясающих любовников, не чета мне... - Хватит мне тут эту чушь заливать! – Сашка разгневанно вскочил на ноги, подхватил полотенце, прикрылся. – Прибедняется еще он! Думаешь, я не знаю, что ты сейчас делаешь?! Попользовался и сваливаешь, утешаешь меня еще... - Я ничем не пользовался, это ты на меня накинулся, этого вообще не должно было случиться. Видишь, ты уже сейчас начинаешь злиться, что я тебе позволил... Я просто хочу предостеречь нас обоих от дальнейших ошибок. - Ошибок!.. – воскликнул Саша, захлебываясь обидой и возмущением. - Еще скажи, что тебе не понравилось! - Понравилось, - спокойно признался Макс. Сашка стоял напротив него, взъерошенный, разозленный, обиженный, и мужчине было жалко так отвергать его, но другого выхода не было. Может быть, в другое время и при других обстоятельствах он и допустил бы мысль о каких-то романтических отношениях, но не здесь и не сейчас, хотя Саша, хоть Макс и знал его всего двое суток, уже стал ему как родной. – Но это не значит, что надо продолжать. - Почему это? - Потому что есть вещи гораздо сложнее и важнее простого сексуального влечения, - с трудом выдавил из себя Максим. Ох, как сложно все это! И Саша совсем не слышит его, слышит только собственную обиду. Макс смотрел на него и ему самому становилось больно... хотя, если задуматься, от чего? Анисимов не понимал, что с ним происходит, но знал одно – он должен взять ситуацию под контроль и проследить, чтобы не стало еще хуже. - Хватит тут умничать! - Кто-то один из нас должен мыслить здраво... Саша, не обижайся, у меня нет намерений ранить тебя. Я сам виноват, что все так далеко зашло, не надо было подыгрывать тебе и поддаваться. Ты еще очень молод, ты не должен думать о таких подонках, как я. - Ты не подонок, ты не такой плохой, как о себе думаешь... ты умный, интересный, красивый... Ты же знаешь, что нравишься мне. По-настоящему, серьезно! И я тебе тоже нравлюсь, я знаю, иначе не было бы этого всего, - Саша обвел взглядом комнату. - Я не стану тебе лгать, даже если это ради твоего же блага. Учись сам думать и принимать решения. Да, ты мне нравишься. Но этого недостаточно. Чего ты хочешь, просто потрахаться? Один раз? И после этого ты все забудешь? Я до этого не опущусь и тебя марать не стану. А если это все вправду так серьезно, как ты утверждаешь – то тем более делать этого нельзя, будет только хуже, все равно вместе нам не быть, так что лучше даже не начинать. - Потому что ты не захочешь быть с мужчиной? – выпалил Саша. - Потому что мы с тобой не сможем быть вместе. Мне тридцатник скоро, а ты еще школу не закончил! Что за Санта Барбара, ё-мае... – устало вздохнул Максим. - Значит, как отсосать тебе, так я достаточно взрослый, а для отношений я, получается, не дорос? - Саша, какие отношения, опомнись! Мы знаем друг друга два дня и две ночи! И как мы видеться будем? Ты после этой истории на толчок без присмотра не сядешь. Меня к тебе на пушечный выстрел не подпустят. Пораскинь мозгами! - Да ты даже не хочешь ничего сделать для того, чтобы они были… - обвинительно бросил Саша, прекрасно понимая, что ведет себя, как истеричная брошенная девственница. По сути ведь так и было, наверное... если не брать на рассмотрение тот факт, что это Саша первый на Макса набросился, а тот честно пытался его остановить. Сам же набросился – а теперь требует чего-то, как-будто это Максим на нем жениться обещал, пока Саша ему минетил. Но держать внутри все то, что горело, пылало, рвалось наружу – не было сил, и Ал выплескивал обиду и разочарование в глупых обвинениях и нелепых словах. Не мог он молчать, признавая правоту мужчины и свое поражение, и тот факт, что он не настолько интересен Максиму, чтобы бороться. Не мог гордо молчать и ждать расставания, а потом реветь в подушку и винить себя за то, что ничего не сказал, когда была такая возможность. - Я тебе не нужен? Развлекся, да? - Хватит сопли разводить, как кисейная барышня! Блин, Саш, ты мне все нервы вымотал… - Максим неуверенно положил руку на хрупкое плечо подростка, намереваясь вроде как поддержать морально, но в контексте последних событий этот жест выглядел как-то двусмысленно. - Тебе шестнадцать, я вообще перед законом выгляжу как совратитель малолетних. - С каких это пор тебя волнует закон? – уже спокойней спросил подросток, глядя мужчине в глаза. В них, к счастью, не было ни насмешки, ни снисходительности, Максим был серьезен. И это утешало. - С тех самых… Саша, ну подумай сам. Что я тебе сейчас могу предложить? Мы даже встречаться не можем. Ну, не реви. Нам было хорошо вместе. Но придется расстаться. Давай так сделаем: когда тебе исполнится восемнадцать, приходи. Если все еще будешь испытывать те же чувства. Но лучше подумай хорошенько, надо ли оно тебе, так жизнь себе ломать? Потом тоже будет сложно и все вокруг будут нам мешать, но это будет уже твое собственное, осмысленное и взвешенное решение. А сейчас ты весь на эмоциях, прости, в таком состоянии, да и вообще в нашей ситуации лучше не давать никаких обещаний. - Ты понимаешь, что это звучит, как дешевая отмазка? - Да, наверное. Только я на полном серьезе говорю. Они помолчали, глядя друг другу в глаза. Саша тихо удивлялся себе – надо же, Максим вправду серьезен, не убалтывает его, и не послал куда подальше сразу, как только кончил, а успокаивать принялся, еще и чувствует себя виноватым, хотя виноват один только Саша. В том, что наивный дурак, в том, что так отчаянно самонадеян, что бросился Максу сосать, в том, что еще верил, что после этого они будут вместе всю оставшуюся жизнь. Прав Максим – он сейчас не соображает ни фига, истерит и делает какие-то нелепые выводы, основываясь на переживаемых эмоциях. Но как сложно было смириться, как сложно было перестать бороться дальше и отпустить красивую выдумку. А реальность стучалась в хрустальные двери воздушного замка спокойным уверенным голосом Максима Анисимова – нет, вместе им не быть, по крайней мере сейчас, и это чистая правда. И чистая правда то, что Макс надеется, что за долгое время до совершеннолетия подросток опомнится, ну или просто переключится на кого-то другого, забудет его. Не верил, что описанное Алом чувство настоящее, или что оно настолько сильно и проживет в его сердце семьсот тридцать дней. И все же, сколько в нем мудрости и благородства, несмотря на то, что бандит... - Ты сам это предложил. Макс, если через два года ты при виде меня сделаешь удивленное лицо, я тебя сам в асфальт закатаю, понял? - Слезы-то утри, сладкий мой, когда людям угрожаешь – а то не солидно выглядишь совсем, - Максим тепло улыбнулся, все еще сжимая его плечо, и пальцами второй руки вытер с мягкой розовой щеки соленую влагу.