(Не)случайные встречи

или Добро пожаловать в обычный мир*

      Я сглазила погоду. Нет, серьезно! Жаловалась в прошлый раз на жару, загар и выгоревшие на солнце волосы? Ну так вот тебе дождь, град и снег одновременно!.. Погода испортилась мгновенно: вот на небе ясное солнышко, а уже в следующее мгновение налетел холодный ветер, за которым набежали сердитые темные тучи. Впрочем, хмурость природа хранила недолго, устроив настоящий слезоразлив.       Терпеть дождь один день? Без проблем, дела найдутся и под крышей. Два-три? Тоже не беда, погода на моей малой родине порой и не такие фортели выкидывала. Но когда чертов ливень, меняющийся снегопадом и обратно, не прекратился и через неделю, я засобиралась в свой мир. — Прости, Марко! Помню, что обещала тебе не прерывать тренировок, — на подходе к комдиву начала говорить я, но поскользнулась на наледи, покрывавшей палубу, и едва не улетела за борт. Если бы не отменная реакция Феникса, мне бы пришлось купаться в ледяной воде, где — клянусь! — иногда проплывали небольшие айсберги. — Но? — Но у меня дома зима длится 9 месяцев в году, я не хочу еще и здесь мерзнуть. — Девушки… — закатил глаза мужчина и все-таки добавил: — Иди уже! — Спасибо! По возвращении обещаю притащить целую кучу интересных книг, — улыбнулась, махнула рукой на прощание и телепортировалась в свою квартиру, которая после гигантских размеров корабля казалась особенно маленькой и блеклой.       На часах потусторонним зеленым цветом светились две двадцатки — время детское даже для любителей ложиться спать пораньше. Есть не хотелось (от Сатча еще никто голодным не уходил!), пялиться в монитор — тоже, так что я, чуть подумав, достала планшет, вышла в Сеть и включила музыку, после чего взялась за кисти, благо летом темнеет поздно, а из балкона получилась не самая плохая студия. Девушка с приятным голосом (и в пиратском прикиде) восхваляла изумрудный остров, а на холсте, повинуясь легким взмахам кисти, появлялись очертания корабля, скрывавшегося в гроте за водопадом.       Солнце медленно опускалось за горизонт, отражаясь в окнах многоэтажек, и его последние лучи сказочным ореолом окружали все вокруг. Вечер был спокоен и тих, а легкий ветерок запутался в занавесках и не торопился возвращаться на жаркую улицу, где нагретый за день асфальт отдавал свое тепло застывшему в неподвижности воздуху. Пожалуй, я любила такие ленивые вечера, когда даже мысль о каком-нибудь более-менее активном действии нагоняла тоску, так что сейчас просто наслаждалась спокойствием, которого мне порой так не хватало на «Моби Дике».       Картина была закончена ближе к полуночи, когда на темный бархат неба были выброшены целые пригоршни звезд-бриллиантов, а на балконе пришлось включить свет, чтобы различать цвета. Ни один художник до конца не бывает доволен своей работой, но мне, пожалуй, нравился результат: плавность линий, приглушенность красок, законченность образа. Конечно, нужно будет взглянуть на картину утром и днем, чтобы подправить косяки с тоном, но это неизбежные доработки, которые вполне подождут до завтра.       На работу я приехала вовремя, но не раньше всех, как в тайне надеялась: там уже страдал Паша, которого взяла в оборот незнакомая дама бальзаковского возраста. Женщина демонстрировала черно-белые фотокарточки, восторженно вещала, каким был ее дом давным-давно, и надеялась, что наша контора сможет вернуть ему былой шик. Коллега профессионально улыбался, со всем соглашался и молниеносно кликал мышкой, что-то исправляя по ходу ее рассказа. Клиентка глядела в монитор, подслеповато щурясь, а потом, не выдержав, взмолилась: — Пашенька, — мне с трудом удалось удержаться от смеха, потому что мой коллега — этот шкаф с антресолями! — слабо ассоциировался с подобным уменьшительно-ласкательным обращением, — я в этих ваших новомодных штуках совсем ничего не понимаю! Нарисуйте мне лучше обычный эскиз, а?       Лицо парня обиженно вытянулось: он был непревзойденным знатоком компьютерных программ (за что и ценился начальством), но сам рисовал плохо, если не сказать — ужасно. — Вы не будете против, если эскиз нам нарисует Катюша? — выкрутился этот жук, воспользовавшись тем, что я еще даже компьютер не включила, задумавшись о посторонних вещах. Собственное имя, кстати, едва не вогнало меня в ступор — за последнее время я слишком привыкла откликаться на Рину.       Клиентка, разумеется, согласилась, так что пришлось искать ключ от подсобки (нашедшийся на особенно длинной и толстой кактусовой иголке), а потом долго вытаскивать из захламленного помещения все необходимое.       Паша развернул монитор так, чтобы мне были видны все дополнения, внесенные им в обычный шаблон. Перенести их на специальный разлинованный лист не заняло много времени, как и добавить детали, подсказанные заказчицей. От заштриховывания очередного квадрата, призванного изображать кресло, меня отвлек звонок одного из наших постоянных клиентов. Мужчина на том конце провода всегда флиртовал напропалую, но, надо отдать ему должное, всегда же подкидывал нам весьма денежные заказы. Вот и сейчас ему требовалась оценка и реставрация особняка начала XX века, который он прикупил по случаю и теперь собирался открыть там жутко пафосный ресторан. Пришлось ехать.       К сожалению, до самого вечера пятницы не происходило больше ничего интересного — сплошная рутина. Кто-то приходил, что-то говорил, а порой и требовал, но мои фантазия и навыки не были никому нужны. В последний рабочий день перед выходными я решила, что краска достаточно подсохла, а значит мою картину, отданную на сохранение Двойнишникову, не грех бы уволочь домой, а после — на корабль, в качестве подарка Эйсу, к примеру. Так что, закончив все дела и поставив рабочее место на сигнализацию, я направила свои стопы в альма-матер, надеясь, что подсобка Двойнишникова окажется открыта или что знакомые охранники под честное слово одолжат мне ключ от нее.       Впрочем, планы по уговариванию лиц, находящихся при исполнении, я строила зря — преподаватель, пребывающий в крайне взбудораженном состоянии, обнаружился в своем кабинете. — Дижак! — воскликнул он, стоило мне показаться на пороге. — С вами же связаться невозможно! Почему вашего телефона нет ни в личном деле, ни у вашего бывшего старосты, ни в социальных сетях? — А что стряслось-то? — опешила от подобного напора я. — Я всего лишь нашел покупателя на твою картину, — с самым спокойным видом пожал плечами Денис Александрович, и от этих простых слов сердце в груди забилось громко-громко. Не об этом ли я мечтала, будучи студенткой? Не ради этого ли участвовала во всевозможных конкурсах и выставках? Не к этому ли стремилась, рисуя ночи напролет?       Галерея называлась «Черный треугольник» и, хотя открылась всего пару лет назад, успела прославиться как место, где можно найти редкие жемчужины из шлака современного искусства. И вот в такое место, где все девушки поголовно неторопливо шествуют в платьях в пол, на высоченных каблуках и увешенные бриллиантами, мужчины щеголяют исключительно в дорогих костюмах, а бокал любезно предлагаемого в холе шампанского стоит сотню баксов минимум, меня и привез на деловую встречу Двойнишников.       В старых вылинявших джинсах, растянутой майке и без тонн макияжа я вписывалась в окружающую обстановку… никак. Пришлось вдохнуть-выдохнуть, натянуть на лицо маску скучающей аристократки, которой меня как-то научил Сабо, сказав, что подобное умение обязательно и не единожды пригодится в жизни, и, не обращая внимания на косые взгляды местной великосветской тусовки, следовать за бывшим преподавателем, уверенно лавирующим среди толпы.       Двойнишникова, как ни странно, вообще не интересовали взгляды окружающих. Либо он достиг максимального уровня мастерства при удержании «похер-фейса», либо, что более вероятно, как истинный художник обитал где-то в иных областях астрала, где нечто столь незначительное, как одобрение или неодобрение окружающих — всего лишь песчинка в вихре бытия.       Владелец галереи — герр Книсс, обрусевший немец, если я правильно помню старые газетные заголовки, — обнаружился в центре зала, где он со знанием дела расхваливал некую картину перед внимательно слушающими ценителями живописи. Заметив Дениса Александровича, молодой еще мужчина в рубашке и при галстуке, но с «возмутительным» отсутствием пиджака, извинился перед своими гостями и походкой уверенного в себе человека направился в нашу сторону. — Денис! — воскликнул он, привлекая всеобщее внимание. — Ален! — не менее громко поприветствовал его мой бывший преподаватель, заключая своего друга (знакомого? Коллегу? Ученика?) в крепкие объятия. — Вот, привел тебе Катеньку!       Сердце пропустило удар, а потом учащенного забилось из-за такого знакомого имени. И пусть тот человек, что не успел стать мне ни врагом, ни другом, звался Аланом, подсознание все равно начало искать сходства, хотя мозг еще не понимал, для чего. Голубые глаза, светлые волосы… Определенно, внешность у мужчины была знакомой, хотя и не такой идеально-анимешной, как раньше.       Видимо, я побледнела достаточно явно, потому что стоило нам дойти до кабинета, профессор незаметно наклонился ко мне и прошептал: — Не бойся, я уверен, что все пройдет просто прекрасно. Переговоры от моего имени вел, по большей части, Двойнишников: от меня потребовалось всего лишь пару подписей на договоре о долгосрочном сотрудничестве, да пришлось раза три подтвердить, что я полностью довольна гонораром. Уж как в нем сосуществуют талантливый художник с тонкой душевной организацией и меркантильный карьерист — не знаю (и знать не хочу), да и мыслями я была немного не там.       В голове без остановки все крутилась и крутилась одна и та же идея. А вдруг мир ВП — это мир, параллельный нашему? А вдруг здесь есть все те же самые люди, что и там, но в других амплуа? Думаю, Харута был бы счастлив узнать, что умершие «там» вполне счастливы «здесь». Но, пожалуй, я не стану говорить ему об этом, по крайней мере, пока не убедюсь… убеждусь… одним словом, пока не буду уверена в этом окончательно. — Что ж, теперь до конца месяца ты должна предоставить мне еще три картины, чтобы я мог принять окончательное решение по нашему сотрудничеству, — довольно заключил Ален, протягивая мне наполненный вином бокал. — Что? Какие еще картины? — осторожно уточнила я, выпадая из мечтательной созерцательности возвращаясь в обыденную реальность. — Вы все прослушали, Катенька, — неодобрительно покачал головой Ален, но в его глазах не было осуждения.       Собственное имя кажется совсем чужим, от его звучания я поморщилась, даже не пытаясь этого скрыть. — Если вы предпочитаете не обращаться по полному имени, то лучше называйте меня Риной. — О, у вас уже и псевдоним есть? — улыбнулся мужчина и вернулся к теме картин: — Подписав договор, вы обязались до конца месяца предоставить мне четыре своих работы любой тематики. Выставка, кстати, будет называться «Океан души».       Прекрасно, просто прекрасно! Июнь закончится через тринадцать дней, и один этот факт едва не заставил меня вслух воспроизвести матерные конструкции, услышанные на корабле Белоуса. Ладно я: во-первых, рисую довольно быстро, во-вторых, телефон забит классными идеями и очень, очень нетипичными лицами, в-третьих, имеется доступ в другой мир, где время течет иначе, а как, интересно, с подобным форс-мажором справляются обычные люди? Или… не справляются, а потом вынуждены рисовать чуть ли не за бесплатно, чтобы выплатить неустойку по контракту?       Двойнишникова, у которого можно было бы спросить совета, в кабинете не оказалось: несколько минут назад у него, кажется, зазвонил телефон, и он, извинившись перед нами обоими, покинул кабинет ради приватного разговора. — Хорошо, — согласилась я, мысленно прикидывая, что одной из четырех предоставленных мною картин наверняка станет недавно нарисованный маяк, а другой — в качестве мелкой и недоказуемой мести — портрет Харуты, да такой, чтоб непонятно было, парень на нем изображен или девушка!..       Дни до срока сдачи картин полетели, как сумасшедшие, причем не могу сказать, что я только и делала, что рисовала. Совсем нет! Рабочая рутина, обязательные вечерние прогулки или пробежки, наполовину неудачный поход в кино с подругой… Только представьте, подошли вы такие к кассе, попросили два билета в кино, а вам в ответ: «Покажите паспорта, фильм 18+». Но у вас не было с собой документов, потому что вы не собирались покупать алкоголь в каком-нибудь «Сине-Зеленом», где без них вам просто ничего не продадут. И даже обручальное кольцо на пальце подруги не убедило суровую кассиршу в том, что вам обеим за двадцать, так что вы были вынуждены, посмеиваясь, ехать в другой кинотеатр, где не такие принципиальные билетерши. А фильм, в итоге, оказался слабеньким боевичком с предсказуемым сюжетом, средней картинкой и отличными саундтреками, потому что Queen и прочие старички — прекрасны во все времена.       С каждым днем на улицах стало появляться все больше праздношатающегося народа, так что активизировались все вузы нашего города, алчущие поймать в свои сети как можно больше мальков-абитуриентов. Причем каждый университет, академия или институт старался сделать это не так, как конкуренты: кто-то ставил раздавать буклеты девушек в одинаковых коротеньких платьицах, кто-то, наоборот, привлекал к этому делу накачанных парней с практически голливудскими улыбками, а перед дверьми моей альма-матер сновали студенты по обмену (арабы, индусы, африканцы) в аутентичных костюмах.       Словом, когда к нам с коллегой, вместе возвращающимся с работы, подошли китайцы, я ничуть не удивилась, подумала только, что звать нас будут не на первый курс, а в аспирантуру, магистратуру или на какие-нибудь курсы повышения квалификации. Но вот когда они на неплохом русском (ошибки в употреблении падежей и чисел — не в счет) стали вещать что-то про сакральный смысл молитвы «Отче наш», Бога-Отца и отсутствующую в Библии Богиню-Мать — очень даже. Я была настолько деморализована (китайцы-христиане! Не буддисты, даоситы или конфуциане, чего ждешь от них подсознательно, а христиане!), что долго не могла найти слов. Послать их доставать других прохожих мне помешало воспитание и то, что основная волна агитации была направлена на Светлану, которая отчего-то заинтересовалась этой темой и возжелала прямо сейчас последовать на собрание, где более сведущие люди растолкуют ей все непонятные и спорные моменты.       Сектанты китайской национальности, совершенно неожиданно, обитали не в какой-нибудь заброшке у черта на рогах, а в центре города, на главной пешеходно-туристической улице, в двухэтажном доме, лет сто назад принадлежавшем уважаемому купцу. Я помнила старые, еще нечеткие черно-белые фотографии, на которых был запечатлен немолодой мужчина с черными усами и в шляпе-котелке, стоявший возле своего бакалейного магазинчика — наша группа любовалась на них в краеведческом музее. Сейчас, кстати, этот образчик архитектуры начала девятнадцатого века ремонтировался: по опасно шатающимся строительным лесам сновали гастарбайтеры без касок и хотя бы минимальной страховки и заделывали самые глубокие и явные трещины цементом или чем-то подобным. Вход, правда, был со двора, но это ничуть не умаляло того факта, что гипотетические лидеры сей странной общины сумели снять или даже купить это здание.       Внутри пахло пылью, деревом и лаком. Повсюду виднелись следы судорожного ремонта, так и не доведенного до конца: наполовину отодранные от стен панели, царапины на полу, как будто по нему тащили что-то громоздкое и тяжелое, капли краски тут и там. В просторном помещении с высоким потолком, куда нас в итоге привели, мебели не было совсем — ее заменяли многочисленные подушечки, в беспорядке раскиданные по полу, зато по периметру располагались строительные леса поменьше уличных, сплошь заставленные банками с краской и прочими принадлежностями для ремонта.       Я предпочла бы устроиться поближе к выходу, но Светлана, не слушая моего отчаянного шепота, протолкалась в первые ряды, так что мне пришлось последовать за ней. Мимо вчерашних школьников, парочки офисных служащих, компании каких-то неформалов с одинаковыми фиолетовыми прядями у левого виска, бабушек-божьих одуванчиков и нескольких пьяниц, привлеченных, похоже, обещанием халявной выпивки и закуски. Странная, в общем, публика здесь собралась. Разношерстная.       Понятно, почему сюда потянуло Свету: идиотизм не лечится, а эта секта, как вы уже догадались, — далеко не первый лохотрон, в который она радостно влетает, но мне-то эти неприятности на кой-черт сдались? Адреналинчику не хватает? По опасностям и приключениям соскучилась? А как же я раньше без них обходилась?..       Света выглядела довольной жизнью и, пока я предавалась размышлениям, успела перезнакомиться со всеми остальными людьми в зале и теперь предвкушала появление великого мастера, чинно устроившись на подушечках.       И духовный наставник явился, окруженный клубами специально нагнанного дыма и толпой молодых последователей-соотечественников. Больше всего этот пожилой китаец напоминал Конфуция, вернее, его самый растиражированный портрет: седые волосы при лысой макушке, седые же усы, тонкие и длинные, переходящие в бороду, традиционное одеяние в золотисто-зелено-желтых тонах. Весь его облик буквально кричал о благородной старости и безграничной мудрости мастера Джин-Джинга, а еще вызывал подсознательное желание довериться его словам и суждениям.       Хорошо хоть, что когда он начал вещать что-то о добре, красоте и свете, я отвлеклась на написание смс-ок. Паша, Марина и еще несколько сотрудников нашего офисного здания, чьи номера нашлись в моем мобильном, получили информацию о том, что Светочка в очередной раз вляпалась. На всякий случай, я скинула им и адрес, куда нас привели китайские подданные: я не думала, что нас здесь убьют (скорее уж, оберут до нитки), но береженого бог бережет.       Дедок, чье имя ассоциировалось то с обычным русским Жекой, то с небезызвестным джедаем, все продолжал говорить, как-то очень плавно свернув с обсуждения религии на презренный металл, которого так не хватает церкви Богини-Матери. В задних рядах, где устроились подвыпившие личности, на последних словах назрел конфликт: кажется, денег не хватало и им. Если опустить сплошной мат с редким вкраплением предлогов, то их перепалка звучала примерно так: — Вальдемар, скажите, с какой целью Вы слушаете речи этого жителя Поднебесной? И не соблаговолите ли Вы лучше отправиться со мной к прекрасной Елене для утоления низменных желаний плоти? — довольно громко предложил один мужчина другому, поднимаясь во весь рост и разминая затекшие с непривычки конечности. — Прошу меня простить, друг мой Димитрий, но сегодня я предпочту отдаться высоким материям, а не припадать к младому телу очаровательной Елены. Постройка храма — зело богоугодное дело, на которое не грех и пожертвовать малую копеечку, — вежливо постарался отказаться от его предположения второй. — Храм? Боюсь, Вы пребываете во власти заблуждений! Сей подозрительный тип, как мне представляется, приберет к рукам все деньги, отданные на это благое начинание, и вернется на свою историческую родину, где его день-деньской ожидают жена-красавица и большое число потомков. Так что выбросьте из головы эту идею — нас ждет развлечение иного толка! — не отставал названный Димой. — Ах, оставьте меня здесь, — не выдержал дружеского напора Вова, также поднимаясь на ноги, — а сами ступайте, куда только Ваша душа пожелает! — Я полагал, что наша дружба способна выдержать и не такие испытания, но даже предположить не мог, что на ее пути встанет ложная вера, — оскорбился зачинщик спора, слегка толкнув приятеля. Тот не стерпел обиды и толкнул его в ответ, после чего между двумя друзьями завязалась безобразная драка.       Разумеется, откровения мастера Джин-Джинга были тут же забыты.       Кулак Вальдемара, с неизящно выгнутым большим пальцем и сбитыми костяшками, описав широкую и почти идеальную дугу, финишировал аккурат под глазом оппонента. Второй джентльмен, разозленный нанесенным оскорблением и прилетевшим «приветом», возжелал восстановить справедливость, используя для этого прием из брачных игр носорогов. Окрыленный успехом, господин Димитрий не обратил внимания на Вальдемара, летящего к нему на крыльях мести, и был вынужден прилечь отдохнуть на неопределенный срок. К сожалению, место отдыха было выбрано им крайне неудачно, о чем окружающих известила звонкая мелодия падающих банок с красками, ритм которой задавали опасно потрескивающие доски строительных лесов.       Стадный инстинкт, что работает «на отлично» в любой ситуации, и тут не подвел. Едва леса начали крениться, сбрасывая с себя все, что оставили рабочие, люди, как по команде, побежали к одной-единственной доступной им двери (вторую благополучно заблокировал «Конфуций», предварительно обезопасив себя, любимого, и всех своих учеников), но организованность, как известно, стаду не свойственна, поэтому возле выхода образовалась сначала пробка, потом давка, а паника только закрепила результат. Забавно, кстати, но Вован, сообразивший, что натворил, выскочил из зала первым и друга вынести не забыл.       Из-за того, что с самого начала этого цирка Светлана затащила нас поближе к главному действию, сейчас мы оказались в непосредственной близости от «эпицентра взрыва». Зрелище перед нашими глазами открывалась… хоть картину пиши. Апокалипсическую. Это только кажется, что падающие с небольшой высоты предметы не представляют особой опасности, а на деле… Водопад из банок, пыльных мешков и различных металлических инструментов, накренившиеся почти на 45 градусов (Брук бы оценил) хлипкие даже на вид подмостки, много крови и раненых людей, пытающихся отползти в более-менее безопасное место.       Грохот, казалось, прозвучал на весь город. Деревянный каркас решил больше не медлить и стремительно обрушился вниз. От такого неласкового обращения недавно отремонтированный пол (как оказалось, отремонтированный только для виду) начал проседать и осыпаться, мгновенно и без всякой магии перенося нас на этаж ниже. Внезапность происходящего, гул, рокот, крики, неустойчивая почва под ногами совершенно не давали сосредоточиться на переносе. Моей единственной мыслью было не потерять подругу в этой суматохе и не забыть обматерить её же после того, как все это закончится.       Когда звуки падения утихли, мир вокруг перестал кружиться, а я, наконец, отплевалась от попавшей в рот пыли, стало возможным осмотреться вокруг. Удивительно, но в маленькой двухметровой комнатушке были только мы со Светой, причем она лежала без сознания, засыпанная обломками дерева и не особо крупными кусками потрескавшегося цемента. Впервые в жизни поблагодарив провидение за некачественный китайский ремонт, я перетащила коллегу по несчастью на более ровную поверхность и проверила дыхание: слабое, но размеренное, жить будет. Переломов у нее, кажется, не было тоже, а вот рука, ощупывающая чужой затылок, задела что-то липкое. Значит, что? Значит, нужно оторвать подол от длинной и угвазданной рубашки и осторожненько обвязать ей голову. И, поскольку вытащить ее отсюда самостоятельно мне было не под силу, я захотела осмотреться и, если повезет, найти выход.       Но для начала решила проверить сеть, потому что если можно обойтись без излишнего геройства и превозмогания — нужно обойтись без них. Вот только телефон, в который уже раз, не порадовал: сеть здесь не ловила от слова «совсем». Оставалось надеяться, что большой бум в центре города, на волне истерии по поводу терактов по всему миру, обязательно привлечет внимание, и нас вытащат из этой дыры в самое ближайшее время. Ну, а если нет — махнем со Светкой прямиком на «Моби Дик», и плевать на последствия. Там хотя бы врачи есть, а что именно наплести легко внушаемой подруге я потом придумаю.       Фонарик — самое полезное, к слову, приложение — добросовестно освещал ту дыру, в которую нам не повезло провалиться. Судя по всему, это был подвал, или, что вероятнее, погреб, где раньше хранили мед, сладости и прочие товары из лавки. Из плюсов: тут было сухо и безжизненно (не хотелось бы, знаете ли, соседствовать с какими-нибудь мокрицами, крысами и прочими тварями). Из минусов: темнота за пределами освещаемого пространства, пыль напополам с грязью и прочим строительным мусором и никакого выхода.       Раньше, в стародавние времена, сюда явно вела лестница, но с тех пор прошло без малого два века, и дерево сгнило. А потом сверху упали мы со Светой (и кучей тяжелых вещей в придачу), и доразрушали то, с чем не справилось время.       Телефон продолжал светить, а я — искать хоть что-нибудь полезное, потому что иначе недолго до паники и упаднических настроений. Кладка была добротная — ровная, каменная, однотонно-серая, но кое-что все-таки привлекло мое внимание: часть стены в самом дальнем углу обвалилась, приоткрыв потайную нишу. А какой же пират упустит сокровище или даже намек на него? Разумеется, я засунула туда руки (даже не подумав о том, что внутри могут оказаться ловушки) и, не смотря на наличие мерзкой, толстой паутины, вытащила на свет божий (ха-ха!) приятно-тяжелый, но очень пыльный ларец.       По закону нашего славного государства, клад, найденный без согласия собственника земли, отдается в полное владение все того же собственника. Против чего противилось все мое естество — естество настоящего пирата, пусть и промышляющего в ином мире. Да и отдавать мастеру Жеке честно найденное как-то не хотелось: мы, на минуточку, тут оказались и по его вине тоже — мог бы и закончить нормальный ремонт прежде, чем стричь народ!       Минуты на раздумья хватило, чтобы прикинуть, успею ли я махнуть с ларцом домой и вернуться незамеченной. Выходило, что успею. Еще минуту меня одолевали сомнения насчет бессознательной Светы, что лежала в уголочке и тихо-мирно наслаждалась сновидениями. Оставлять ее в одиночестве не хотелось, но я утешала себя тем, что вернусь быстрее, чем она очнется. В конце концов, алчная пиратская душа, сундучок, приятно оттягивающий руки, и желание хоть чем-то насолить мерзкому узкоглазому мошеннику, который мог бы спасти немало людей, а не закрывать дверь перед их носами, перевесило, и я, снова бегло осмотрев подругу, переместилась домой       Оказавшись в комнате, я, стараясь не смотреть в зеркало, быстро припрятала сундучок среди коробок из-под обуви, для надежности накидав сверху всякого хлама. Метнулась было за мазью от синяков, но вовремя сообразила, что вряд ли смогу объяснить ее своевременное наличие в собственной сумочке. Поэтому, глубоко вздохнув, вновь представила маленькую комнату, возвращаться в которую мне совершенно не хотелось. Но надо, ибо там Света.       Мои метания вряд ли заняли больше десяти минут, но когда я вновь оказалась в темноте, сверху явственно слышался звук бензопил, маты (самые что ни на есть родные — русские) и лай собак. Последние, кажется, разыскивали людей, которые не могли по каким-то причинам откликнуться на зов спасателей. — Эй! Мы здесь, внизу, — мгновенно сориентировавшись, закричала я. — Вытащите нас отсюда!..       Нас, разумеется, вытащили, а вот дальше все было не так радужно: Света так и не пришла в себя. — Доктор, что с ней? — закончив отвечать на вопросы дотошного полицейского, которого интересовало абсолютно все: от наших имен и причин прийти сюда, до деталей внешности Джин-Джинга и пошаговых действий каждого человека в зале, я смогла подойти к врачам, суетившимся вокруг моей знакомой и задать, наконец, весьма интересующий меня вопрос.       Молодой мужчина в хиркостюме приятного бирюзового цвета, тяжело вдохнув, поинтересовался: — Вам как, правду сказать или жизнеутверждающе соврать? — Правду. — Тогда все плохо, — пожал плечами он. — Мы подозреваем субарахноидальное кровоизлияние, так что вашей подруге светит реанимация. Не хотите поехать с ней? Внутрь вас, конечно, вряд ли пустят, но хоть знать будете, в какой больнице ее потом навещать. — Да, спасибо, — согласилась я, потому что ответственность за Свету не позволяла ответить что-либо иное.       Больницы мне никогда не нравились: в них всегда пахло медикаментами и отчаянием, и ни один из этих запахов не был мне по душе. Как и предсказывал давешний врач со скорой, внутрь реанимационного отделения меня не пустили: «Не положено!», и все тут. Зато словоохотливая девчушка-интерн с моих слов завела историю болезни на пострадавшую: мол, зовут ее Светлана Викторовна Темных (и у ее родителей было классное чувство юмора), родилась она 14 февраля 1990 года (и потому терпеть не может день святого Валентина), что живет она на улице N-ской, 41-17, а работает в отделе кадров. Если… когда очнется — проверит и сама добавит недостающую информацию.       Будущая врач, заполнив все бумаги, умчалась с ними куда-то вглубь коридора, а я, оставшись в одиночестве, пожала плечами и побрела в сторону выхода. Вот только старые советские здания — тот еще лабиринт для непосвященных, где ничего не стоит свернуть не туда, спуститься не по той лестнице и заплутать окончательно. Именно это со мной и произошло, причем сновавший туда-сюда медперсонал каким-то таинственным образом из коридоров испарился, так что даже спросить о верном направлении мне было не у кого.       С каждой минутой мне все больше и больше казалось, что я — потерянная во младенчестве сестра Зоро, это, по крайней мере, отлично бы объяснило «прекрасные» способности ориентирования на местности. Совсем отчаявшись, я решила поинтересоваться дорогой у кого-нибудь из больных: пациенты, конечно, повеселятся за мой счет, зато мне удастся покинуть больницу и отправиться, наконец, домой. Этот день, по моим ощущениям, и так был чересчур долог.       Я открыла дверь в ближайшую палату, шагнула за порог и замерла, пораженная.       На белых простынях, окруженная проводами и едва слышно пищащими аппаратами, спала Портгас Ди Руж.