«Встречаешь сотни людей, и никто из них не трогает, а потом кто-то один меняет всю твою жизнь. Навсегда.» Джейми Рэйди «Любовь и другие лекарства»
Наши поступки имеют способность дарить самые разнообразные эмоции. Сначала боль погружает нас в состояние аффекта, когда ты не в полной мере можешь почувствовать и понять всю суть содеянного. Затем на помощь приходит совесть, которая упрекает тебе на каждом шагу за разбитые чьи-то мечты, обломки которых никогда назад не склеить. Вскоре воспоминания имеют способность отступать назад, оставляя следы ран, боли и непонимания. Проходит некоторое время. Мечты не возвращаются, раны упорно не хотят заживать и в какой-то момент, ты возвращаешь назад — до той же комнаты, стены которой помнят каждый твой неверный шаг, каждое прикосновение на ее губах, каждый миллиметр ее тела. И тогда ты начинаешь осознавать: от себя не убежишь, неприятностей не избежать, совесть никогда тебя на самом деле не покидала, и она ни в коем случае тебе не простит. Тогда остается погрузиться с головой под одеяло, сдавливая сильнее кулаки и потеряться среди миллионов причин себя ненавидеть. И даже там ты чувствуешь себя полным ничтожеством, неспособным оградить свои чувства от такой будничной действительности. Его мечты вдруг разлетелась пухом одуванчика, оставив только смешной голый стебель. Будто и не было никогда этого пушистого мягкого рыжего счастья с дредами на голове, будто никогда не стучало сердце взволнованно, непрерывно, свободно и часто. Хочется уйти от такого страшного своего «я», зарыться с головой в пропасть и избавиться от ненавистной пустоты. Она даже не обернулась. Просто молча вышла вслед за матерью, не взглянув на его сторону и не обратив никакого внимания на его умоляюще «Мари». А еще несколько секунд до того, этот взгляд каштановых глаз, который стоил все сокровища земного и внеземного миров, подарили такую маленькую, хрупкую, важную надежду. Он не мог ошибиться. Ее глаза отражали боль и тревогу. Она не осталась равнодушной. После всего случившегося, она продолжала его ждать. Почему же тогда не остановилось, не подождала, не обняла, не простила?.. Имеет ли право он сейчас бороться? За что? Ради кого? Зачем? Каждый уголок этой синей комнаты напоминал о грехе. К этой двери Пабло безжалостно прижал Мариссу. Здесь и осмелился сорвать с нее одежду, а затем безвозвратно стереть совместное будущее. Сейчас он чувствовал себя пустым и ненужным. У него больше не было души, она сгорела со стыда в тот самый миг, когда он предал свою мечту. Тело ныло болью, голова, покрытая рубцами и синяками, как будто хотела убежать от своего хозяина. Эмоции парализовали внутренний мир. Жизнь не имела никакого смысла. Самобичевание доводило до крайности и выхода не было. Только пропасть. — Ты еще долго будешь себя пытать? — Мануэль Аггире умел вовремя появляться в правильных местах. — Отвали. — Тебе еще раз врезать? Посмотри на себя. Ты стал похож на мешок грязного мусора. — Можешь и врезать, хуже не будет. — Хватит нюни разводить, на девушек стал похож. Вылитая Мия, только не говори ей, что я так сказал. — Мексиканец пытался изменить атмосферу несчастье на более привычный юмор. — Не скажу. Ты должен быть на уроке. Вот и проваливай. — Ну подумаешь, выгонят из школы из-за придурка Пабло Бустаманте. Мне не привыкать. А ты обещал Дуноффу принять душ и посетить врача. — Не выгонят, можешь возвращаться на урок, я не стою, чтобы из-за меня так рисковали. Последней реплики горячий мексиканский мачо просто не выдержал. Со всей злостью, которая только могла собраться в его душе, подошел к безжизненному мешку на кровати, схватил одной рукой за грязные волосы, а другой за окровавленные руки Пабло и дав пинка под зад, выставил за дверь комнаты, уверенным шагом приближаясь к душевой. Бустаманте не успел опомниться или просто у него не было сил сопротивляться. Первые эмоции в блондина появились тогда, когда холодный душ коснулся его ран и напомнил о бесчисленном количестве синяков и царапин. Мексиканец не обращал внимания на крики товарища, стянул грязные лохмотья и продолжал пытки ледяной водой, конечно же, намочив себя. После пятнадцати минут безапелляционных пыток, блондин наконец не выдержал и изо всех сил крикнул «Достаточно». Мануэль Агирре еще три минуты придержал бездыханное красное тело, выключил воду, нервно бросил в сторону сыночка мэра полотенце и сухие трусы, наконец произнес первые слова: — Жду за дверью. Вешаться не вздумай. Сил не хватит. Разве что еще раз опозоришься. У тебя ровно две минуты. Пабло Бустаманте молча оперся к стене, пытаясь отойти от ледяного шока. Раны каждую секунду напоминали о себе. Однако ровно через две минуты Паблитос появился перед другом. — Ну вот, теперь хотя бы видно, что ты блондин. Не такой красавец, как был раньше, но девушки будут продолжать вешаться на шею. — Издеваешься. Не смешно. — Может ты и прав. Рассказывай, где валялся столько времени? Кто тебя так? Такое количество синяков точно не мои кулаки оставили на твоем теле. Признаешься сам, или настольную лампу включать? — У какого дьявола ты так научился издеваться над людьми? — По-моему людей, кроме меня здесь нет. Есть только чудовище красного цвета со сломанными ребрами и избитой физиономией. К врачу обязательно сходи. Не выкручивайся, давай рассказывай. Прогул мне уже поставили, у меня много времени. — Нечего рассказывать. То, что я ничтожество ты и так знаешь. — В курсе. С кем подрался? — С двумя боксерами. Точнее, они меня били. Я только раз вмазал. — Интересно, где ты их нашел? — Просто зашел в бар, хотел напиться до потери памяти. Увидел двух пацанов с симпатичными блондинками модельной внешности. Сказал, что пусть не путают любовь с безумным сексом и что эти две сучки не способны на настоящие чувства. Вот здесь и понеслось. Откуда мне было знать, что они боксеры супертяжелого веса. — И они тебя так побили? А полиция где была? — Оказалось, что это их бар. Они меня вырубили, а затем вывезли в какой-то ров. Когда я проснулся, было уже утро. Провалялся больше суток. Я еле выбрался из того болота, оставив обувь и остатки своей гордости. Пришел в колледж. Дальше ты знаешь. — Ты хоть клуб помнишь? Может заявление написать? Там те двое от твоего отца еще вероятно в колледже. — Кому это нужно? Если бы не они, то я бы точно сошел с ума. Черт, голова раскалывается. — Давай дуй к врачу. Может у тебя сотрясение? — Забеспокоился о друге мексиканец. — Мне все равно. Скорее сдохну. — Не надо снова нюни разводить. Скажи лучше, что ты собираешься делать? — В смысле? — Боже, до какой степени вы оба тупые. Сначала одна, теперь другой. С Мариссой что собираешься делать? — А что я могу сделать? Она меня ненавидит. Это понятно. Пожалуй, оставлю ее в долгожданном покое. — Снизил плечами блондин и сразу же взвыл от сильной боли. — Просто делать вид, что ничего не произошло? Ты точно лох. И зачем я из-за тебя урок прогуливаю? — Я же сказал, что она меня ненавидит. Я сам виноват. — А ее ты спросил? Она сама тебе сказала? Ты знаешь, чего она хочет? Зачем тебе знать. Ты у нас несчастная жертва. Изнасиловал бедную девушку, а сам в кусты, легче валяться в грязной канаве. — Я знаю, что она мне скажет. Не имеет смысла. — Ты забыл одну важную деталь: тебе нечего терять. — И… — Недоумевал блондин — Ну как. Совесть ты потерял в тот день, когда коснулся ее без согласия. Гордость, сам сказал, что она валяется в канаве вместе с твоими ботинками. А морда — она и так избита. Если еще раз Марисса треснет, незаметно будет. — Лучше бы она меня таки избила. — Не волнуйся. К старости тебе точно не дожить. Марисса у нас горячая девушка. Думаю, что за все совместные годы она столько раз тебя треснет, что ты не рад будешь. — Наконец мексиканцу удалось вызвать улыбку на лице блондина. — Дал бы Бог. Ты действительно считаешь, что у меня есть шанс? — Умереть от рук Мариссы? Второго варианта здесь нет. — Продолжал в своем духе Ману. — Да нет, это я и сам знаю. Шанс, что она мне простит и позволит быть рядом. — Если бы у тебя не было шанса, я бы здесь не сидел. — С определенной загадочностью засветился товарищ. — Ты что-то знаешь? — Сорвался с постели Пабло и снова взвыл от боли. — Умоляю, скажи, что она тебе говорила. — Разогнался. Так я тебе и все тайны Мариссы выдам, ты за кого меня принимаешь? Я могу тебе сказать только одно — она к тебе не равнодушна. И пока у тебя такой побитый и несчастный фейс, ты должен этим воспользоваться. И еще одно, Марисса прекрасно понимает, что своим поступком ты сделал только хуже себе — Думаешь? Если честно, я сомневаюсь… — Ничего. Ну конечно, наша рыжая королева не простит тебе все сразу же, будет вертеть носом, дуть губки, может и строить глазки другим парням. — Последняя фраза вывела Бустаманте из себя, и его ойканья снова наполнили комнату. — Спокойнее, друг. А ты как думал? — Боюсь, я этого не вынесу. — А ты докажи, что ты не похотливая скотина и способен на нежные романтические чувства. Может и Марисса растопит лед в сердце. — Может? — Глаза блондина стушевались от боли и беспомощности. — Ну я не даю гарантию, но поговорить вам обоим надо. Конечно, сегодня она вышвырнет тебя за дверь. Чем меньше ошибок ты будешь делать, тем лучше. Поэтому сочиняй речь, и не забудь использовать слова «прости», «люблю», «ты мне нужна», «умру без тебя», короче, думаю ты сам знаешь. И к врачу сходи. — Мануэль уверенно дал последние наставления и направился к выходу. — Должен идти, еще один урок не рискну просидеть с тобой. Думай. Я в тебя верю. — Спасибо, ты настоящий друг. — Искренне сказал Пабло. — В будущем не забудь меня пригласить быть крестным для одного из ваших с Мариссой малышей. — Подмигнул Мануэль и закрыл за собой дверь. Бустаманте с трудом опустился на кровать. Казалось, что именно сейчас он нашел что-то очень ценное и этот бриллиант надо было склеить вместе, отшлифовать, придать драгоценную оправу и блеск, и тогда можно отправляться навстречу новым мечтам.***
Соня Рэй молча смотрела в лицо своей дочери, пытаясь найти ответы на свои материнские вопросы. Рыжая бестия сидела напротив, ковыряясь в тарелке и не поднимая взгляд на свою звездную маму. Казалось, чтобы обе играют в игру «кто дольше выдержит невыносимое молчание», и ни одна из них не хотела сдаваться соперницы. Совместный поход по магазинам в поисках новых вещичек для интерьера, который по прогнозам модели, должен был ее сблизить с дочкой, обернулся полным провалом. Руда фурия безразлично бросала взгляды на различные вазы, статуэтки и игрушки, время от времени глядя на часы. За весь период совместного пребывания, Марисса произнесла несколько фраз: «да», «нет», «не знаю», «наверное», «отстань», «все в порядке». Такой расклад вещей Соню Рей явно не устраивал. Актриса, набравшись сил и воздуха, наконец решилась прервать молчание: — Детка, ты можешь мне сказать, что с тобой происходит? — Ничего. Все хорошо. — Я сегодня это уже слышала. Вот только ничего хорошего я пока не вижу. Сначала ты изо всех сил бежишь с колледжа, прося тебя быстрее забрать с собой. Затем всю дорогу плачешь, глядя в окно. Тогда вообще перестаешь меня слушать. А теперь изучаешь состав своей тарелки, боясь поднять глаза. Я уже не вспоминаю тот случай, что ты всячески два дня избегаешь моих телефонных звонков. Марисса, я твоя мамочка, я все пойму. Позволь мне быть с тобой в трудную минуту. Скажи, что случилось? — Прости, я не могу. — Из-за Бустаманте? Ничего страшного не произошло. Подрался мальчик, с кем не бывает. Все будет в порядке. — Отстань, я по-человечески прошу. — Он тебя чем-то обидел? Ты побежала, как ошпаренная, когда он тебя позвал. Скажи, что натворил этот гад и я его сотру с лица земли. — Злобно произнесла Соня. Рыжая бестия отвела взгляд в сторону, закатив рукава. — Ничего ты ему не сделаешь, Бустаманте тут не при чем. — Ты его защищаешь? Мариссита, скажи мне правду. Разве я прошу о многом? — Я никого не защищаю. Бустаманте с недавних пор просто перестал для меня существовать. — Наконец девушка осмелилась взглянуть в глаза Сони и материнское сердце почувствовало много боли и обиды. Казалось, что ее верная опора пошатнулась и мир перестал дарить эхо уюта и красоты. Она молча подошла к дочери, завернула в свои материнские объятия, и что было сил просто разрыдалась. Дочь и мать научились различать границы, и сейчас не надо было лишних слов. То, чего так Марисса боялась, в этот миг, дарило новые чудеса и горизонты. Как важно знать, что есть в мире человек, который понимает из-пол взгляда. И зря, зря она боялась этих жарких объятий, в них так тепло и уютно. — Мамочка, прости меня. Я вела себя глупо. — Деточка, ты о чем? Ты имеешь право на свои эмоции, я это понимаю, но мне больно от того, что ты все держишь в себе. Поделись, я тебя пойму, поддержу, утешу. Обещаю тебя не ругать. Скажи, что так растревожило моего ребенка? — Прости, позволь мне самой разобраться со своими чувствами. Я еще не понимаю это состояние и мне плохо от того, что я не знаю, чего ждать в следующую минуту. — Мари, ты что… Беременная? — Ты уже окончательно с ума сошла? Вероятно это общение с Мией к добру не приведет, — покачала головой рыжая. — Господи, дай я тебя поцелую. Я уже испугалась, что эта скотина сделала тебе ребенка и умыла руки. Прости мне. Я сморозила глупость. — Мам, отстань уже от Бустаманте. Я сказала, что он ни к чему. — Хорошо. Как скажешь. — Соня применила свое актерское мастерство и сделала вид, что поверила своему сокровищу. — Но пообещай, что когда захочешь, то мне все расскажешь. — Обещаю. — Кивнула девушка. Весь остаток времени мать и дочь провели на славу, поскольку к новому интерьеру гостиной были удачно подобраны вещи: несколько современных цилиндроподобных ваз, двое ангелочков на камин, несколько свечей и безумную, на взгляд продавца, подставку для зонтиков. Теплые беседы «ни о чем» добавляли Мариссе смысла жизни. Несколько фотографий «не для прессы» оставят приятные воспоминания. Нежные объятия исцеляли наболевшее и отнимали усталость. Жизнь имеет способность воскрешать второе дыхание и желание творить новое и неизведанное. Лишь бы не упасть на полпути.***
Тихие спокойные коридоры встретили Мариссу сумерками и необычным спокойствием. Сегодняшний день подходил к концу, а это значит, что завтра на смену придет новый. Борьба за существование будет продолжаться. И где-то среди сотен случайных прохожих она встретит его. Что принесет эта болезненная встреча? Что заберет снова? Или что-то подарит? Как они себя поведут? Какие слова будут говорить? Сумеет ли она удержаться, когда снова увидит такие родные глаза? Или простить? Пожалуй, Марисса сама не понимала своих страхов и отчаяния. Глубокие упреки пробуждали ноты меланхолии. Ноги упорно отказывались идти дальше, и если бы не голос Лауры, она точно бы скатилась вниз по лестнице. — Мари, почему так долго? — Ты же знаешь Соню. Ты куда-то собралась? — Оценила подруга Лаурину дорожную сумку. — Да, родители звонили. Что-то с Долорес. Сегодня ее забрали в больницу. Дунофф, по просьбам моих родителей, меня отпустил. — Что-то серьезное? — Забеспокоилась Марисса. — Надеюсь, что нет. Кажется, пищевое отравление. Меня ждет такси. Я приеду только после выходных. Лухан сегодня напросилась ночевать в комнату Мии… Одним словом, ты сама. — Ясно. Не ожидала этого от Лухан. — Мари, она обижена, а ты не пытаешься что-то изменить. Поговорите, вам обоим станет легче. — Посмотрим. Хорошо, ты беги. Спасибо, что продолжаешь со мной общаться. Звони, расскажешь, как сестра. — Обязательно. Па. Настроение вновь упало до отметки «ноль». Ноги, как ватные, не хотели слушаться. Марисса на секунду присела на подоконник, анализируя последние разговоры с Лухан. С одной стороны, она понимала подругу, а с другой — Линарес забирала у нее драгоценное право выбирать. И если сейчас конфликт обострится, то будет труднее. Размышляя над тем, стоит ли рассказывать все Лухан или нет, Марисса направилась на девичью половину. Толкнув дверь комнаты, она застыла. На ее кровати, уткнувшись в подушку, лежал никто иной как Пабло Бустаманте. Девушка аккуратно положила сумку на стул, осматривая с ног до головы сопящее тело. Окровавленные косточки кулаков заставили вздрогнуть. Она молча, на цыпочках подошла к кровати, присев на край. Как бы и ничего не произошло, коснулась его волос, перебирая знакомые пряди. Пабло резко откинул голову, корчась от боли. Марисса встала и бросила сухое: — Зачем пришел. Убирайся. — Мари, выслушай меня. Хотя бы немного, — выдавил из себя парень, продолжая держаться за голову. — Ты к врачу ходил? — Нет. — Пабло наконец, преодолевая судороги встал с кровати. — Пожалуйста, выслушай меня. — Для чего? — Хотя бы ради себя. — Надо же. Я слушаю. — Не сбавляя сухости в голосе, ответила девушка. — Понимаешь, тогда, ну, там, в моей комнате. Я не понимал, что творю. Я был одержим гневом и безумием. — Ты пришел, чтобы оправдаться? — Нет, не перебивай меня. Я знаю, что ты считаешь меня последним человеком на этой земле. Ты права, да, я — полный ноль, никто, ничтожество, которое своей страстью сломало твою и свою жизнь. — Какие сравнения. Лучше даже бы я не придумала. И давно ты это понял? — Высокомерно спросила Марисса. — Наверное слишком поздно. Мне трудно сейчас сформулировать предложения и передать то, что я чувствую. Просто знай: я люблю тебя. — У нас разные представления о любви. К сожалению. — Любовь имеет разные оттенки, однако она остается особым чувством, которое способно дарить крылья. Не разрушай ее. — Боже, какие высокие поэтические слова. Ты Кармен это зачитай. Пятерка за год авансом гарантирована. — Издеваясь, ответила девушка. — Мне плевать на учебу. Прости меня и поверь. Сейчас мне другого ничего не надо. — Ты думаешь, что это легко? — Я знаю, что нелегко. Не пытайся понять мотивацию моего поступка. Мы оба задавали слишком много ран друг другу. Давай научимся их заживлять. Вместе. — Прости, я не могу. Слишком больно мне дались нанесенные тобой раны. — В шоколадных глазах задрожали слезы. — Марисса, я знаю. Прости меня, просто прости. — А забуду? Смогу ли я забыть момент, когда человек, ради которого я просыпалась утром, разрушил мир, оставляя шепот иллюзий и страха. Ты сможешь забыть? — Я никогда не забуду, как унизил тебя и мне из-за этого очень горько. Если бы ты знала как… Но разве так трудно попробовать. Просто попробовать, позволить мечтам вновь родиться, дать друг другу шанс. Марисса, единственный шанс. И я сумею доказать, что ты не ошиблась. Один шанс. Разве я так много прошу. — Его руки охватили ее хрупкое тело, сдавливая сильнее, как будто последнюю в этом мире надежду. Девушка чувствовала, как больно удаются ему эти объятия, с которой тяжестью он дышит, как сильно бьется его сердце. Он боялся ее трогать, чтобы не вызвать болезненных воспоминаний. Но страшнее было отпустить такую драгоценную ношу. Пабло молча опустился на колени, кутая в объятия ноги Мариссы. Как страшно было заглянуть в ее глаза и не увидеть своего отражения. Преодолевая боль в ребрах и голове, изо всех сил вздрагивая от слез, он просил о таком важном для себя шансе. — Я не могу. Хочу, но не могу. Я пытаюсь это преодолеть, но не могу. Я не знаю, смогу ли это когда-то. — Сквозь слезы произнесла Марисса, освобождаясь от его объятий. — Ну почему? Если тебе нужно время, я подожду. Мне никто не нужен, кроме тебя. Один шанс, пожалуйста. — Не сдавался Пабло. — Я чувствую, что ты меня не ненавидишь. Один-единственный… — Я не могу тебе что-то обещать. Я не уверена, что нам это нужно. Знаешь, ты прав ненависти нет, но есть нечто страшнее ненависти. Это пустота. Я не знаю, как с ней бороться. Понимаешь? Слева, где сердце… Там пусто. И я не знаю чем эту пустоту заполнить. Я не понимаю себя. — Мари, но почему? Пожалуйста, не бросай меня. — Прости, но мы никогда на самом деле не были вместе. — Да, но я ждал, когда однажды ты наконец поверишь в меня. Я изо всех сил этого ждал. Разве вот эти ожидания сейчас должны превратиться в прах? — Мы ошиблись. Мы оба ошиблись. Нам больше не нужно делать ошибки. — Клубок сжимал горло девушки. — Шанса не будет. Я не смогу. — Почему нам всегда было мало вселенной, чтобы понять, что мы любим друг друга? Почему так мало было вечности для совместных желаний? Я не верю, что все способно вот так угаснуть, как будто любви и никогда не было. — Его голос панически дрожал. Казалось, что он хватается за последнюю соломинку надежды. — А ее и никогда не было. Это не любовь, это боль. И вечность не способна ее побороть. Смирись. Начни новую жизнь. — Зачем мне такая жизнь, когда я знаю, что завтра меня не согреют твои поцелуи? Мари, зачем? — Налитые безумием глаза начали угасать. Пабло обернулся в поисках неизвестного. Эмоции переполняли эту комнату и сил бороться почему-то не было. Он молча взглянул в ее карие глаза, рукой снял слезу, которая катилась по щеке, губами коснулся напряженных губ и вышел из комнаты, бросив на прощание: — Я буду ждать. Что бы там ни было, я буду ждать. Мне важно знать, что ты есть. Я просто буду знать, что ты на свете есть. Как много боли звучало в последней реплике. Марисса, скрутилась посреди комнаты в клубок и что было сил, разрыдалась. Где-то по ту сторону двери, вслушиваясь в боль ее слез, к стене касался Пабло. Сейчас в его жизни должен появиться слуга, которого зовут «Я сам». И тогда вдвоем им гораздо легче будет идти по жизни. Выход есть. Светить в ее душу. Поступками. Мыслями. Музыкой. Словами. Светить постоянно… Только бы хватило огня…