«Я не огорчаюсь, если люди меня не понимают, — огорчаюсь, если я не понимаю людей.» Конфуций
В стены элитной современной школы снова ворвалась пятница, которая, как обычно, прогнозировала шумный день для учеников и еще более беспокойный для учителей. Обычно по пятницам уже никто не проявлял желание учиться. Точнее — желание учиться вообще отсутствовало, а в последний день рабочей недели им даже не пахло в воздухе. Модницы демонстрировали свою одежду, которой наконец-то можно было похвастаться. Парни мечтали о бурных выходных. Учителя — о покое от учеников, а обычно от этих ненормальных четверокурсников. Сами же ученики четвертого курса хотели, наконец, довести ненавистных учителей к инфаркту и завтра всем составом пойти на концерт знаменитой группы Erreway. Подготовка к концерту продолжалась полным ходом. Сабрина Гусман устроила выступление для мятежников в самом Гранд Рексе, о чем мечтают все аргентинские начинающие звезды. Мии Колуччи и Мариссе Пиа Спирито не нравилась эта красавица, было в ней что-то горькое и непонятное, однако отрицать тот факт, что брюнетка умело организовала шоу было бесспорным. Фелиситас Митре, Виктория Пасс, Пилар Дунофф активно помогали с костюмами. Гидо Лассен, Томас Эскурра, Диего Урколла били баклуши, однако четко планировали, где бы взять какую-то симпатичную курочку на вечер. Рокко Фуентос Эчагуа снимал весь процесс подготовки к концерту. Хавьер Аланис также проявил инициативу помочь четверке в роли «старшего, или куда пошлют», чем очень раздражал Пабло Бустаманте. Супермен разозлился, когда узнал, что это недопонимание с конским хвостом на голове в курсе всех событий группы. Блондин нервно сжимал кулаки при появлении ненавистного брюнета, особенно тогда, когда тот подходил слишком близко к рыжей бестии. В душе Мариссы Пиа продолжалась внутренняя борьба. Девушка упорно игнорировала все телефонные звонки Сони и визиты звездной мамочки в учебное заведение. Было что-то утомительное, то, что не позволяло расправить крылья, то, что не пускало в сердце трепетные колокола любви. Время летело, а покой в душе не появлялся. Невидимая пропасть отчаяния над горизонтом пытала мысли и от этого широкого мира надежды переворачивались, заставляя кутаться в забвение. Подготовка к концерту забирала пустоту и дарила что-то другое. Казалось, что проходят недели, а не часы. Ученики действительно успевали многое: и обсудить, и провести репетиции. И где-то между ними Марисса случайно касалась рук блондина, искала слова поддержки в его небесных глазах, училась впускать в свою жизнь его заботу и постоянное желание быть рядом. Рыжая бестия понимала, что это не случайно им придется петь дуэтом, что это не просто так кто-то позаботился сегодня о ее обеде, что недаром Пабло наконец научился молчать, когда нужно, не ища сладких слов покоя или объяснений нелепых красок жизни. Еще раз поссорившись с розовым бомондом Мии и ее компанией таких же ненормальных подруг, Марисса решила не пудрить себе мозги относительно концертных костюмов и немного отдохнуть. К большому удивлению в комнате рыжей девушки ждал сюрприз: небольшой букет белоснежных полевых цветов и приглашение от Пабло посидеть на подоконнике какого-то тихого класса, исполняя совместную песню. Перспектива девушке показалась заманчивой. Ну, не киснуть же из-за гарпии Барбиты в четырех стенах?! Кто же виноват, что крокодилы также бывают розовыми и учатся в элитных колледжах? Мечтательница понюхала букетик, поставила его в воду и направилась искать голубоглазого супермена. Надо же, этот парень повзрослел. Может, стоит прекратить добивать его и себя и попытаться быть собой — переплетать судьбы, замыкать круг непонятных чувств, оторваться от земли и наконец понять себя. Возвышенные мысли вырывали сердце из сетей, стремились почувствовать дыхание свободы, между звезд и планет искали свою судьбу, в которой обязательно должны быть глаза цвета неба с оттенками радости и весенней грозы. Марисса в очередной раз сбросила входящий вызов от Сони. Мир раздражал. В конце коридора девушка услышала голос Бустаманте. Наконец-то! До ушей доносился родные ноты, которые сейчас наказывали ее за неизвестную вину: — Октавио, то есть, Мартин … Не волнуйтесь вы так. Ей сейчас непросто, старайтесь дать Мариссе время. Я, как и обещал, буду рядом. Не позволю ей киснуть, — острые слова обидами резали сердце. — Спасибо, Пабло, за информацию. Приятно знать, что рядом с Мариссой есть настоящее надежное плечо. Береги ее, она и так достаточно через нас с Соней настрадалась. — Думаю, могли бы и не просить. Я как раз должен с ней встретиться, обещаю беречь ее от дурных мыслей и настроения. Верю, что она сменит гнев на милость и у вас будет все хорошо. — Ты, правда, так думаешь? — с надеждой спросил учитель Андраде. — Конечно, это же Марисса. У нее один день белый, другой — черный. Максималистка, но она умеет прощать, знаю по себе. — Спасибо, Пабло. Должен бежать, меня Дунофф вызывает. Пабло Бустаманте улыбнулся про себя, наконец, у него что-то получается. И каждый свой шаг в этот момент он считал правильным, обдуманным, таким, из-за которого не стыдно смотреть самому себе в глаза, такой, который не заставляет прятать лицо в ладони, из-за которого не болит в висках и груди. Мысли прервались холодом, этот холод дул, как снег с пронзительного взгляда ее глаз. Доля секунды — и Марисса снова остается одна. Мир навеки разрушен всесильным чувством, жизнь снова устает от одинокого существования и это одиночество блондин, наконец, начинает понимать. «Нет, только не это!» — Что, Бустаманте, не надоело быть проституткой и крутить на несколько фронтов? — Судя по реплике Мариссы, Пабло не ошибся. — Мари, ты не так все поняла. — А что я должна была понять «так»? То, что ты крутишься возле меня, будто показывая свою поддержку и заинтересованность, а на самом деле действуешь от имени этого чудаковатого старика, который придумал, что он мой отец? Может, ты и Соне успеваешь обо всем докладывать? — Марисса, за тебя волнуются. Я рядом с тобой не потому, что тебе плохо, и не потому, что я тебе нужен, а просто потому, что мне важно, чтобы ты улыбалась и не ошибалась. — Боже, какие высокие поэтические слова, — язвила бестия. — Бустаманте, ты ошибаешься. Мне не плохо, и более того, — я в тебе не нуждаюсь, не тешь себя иллюзиями. — Мари, сейчас в тебе говорит злость. Давай мы просто поговорим. Ты упорно не хочешь замечать очевидного, тебе так проще, но менее больно не станет, если ты закроешься в себе и будешь страдать в одиночку. — Ваше величество, не беспокойтесь о простых смертных. Я не собираюсь страдать. В другой раз обрывай клумбы для кого-то другого, кому действительно нужно твое фальшивое милосердие. — Марисса, а что я сделал плохого? Сказал людям, которые тебя любят, что с тобой все в порядке. — Людям? Значит и Соне успел сообщить. Я тебя действительно недооценила. — Ты ведешь себя как малолетняя девчонка, которая обиделась на весь мир только потому, что кто-то смеет любить ее и заботиться о ней. Твои поступки не говорят о взрослости. Я понимаю твой негатив по отношению ко мне. Да, я скотина. Я заслужил, даже не возражаю. Но я день за днем стараюсь все исправить. Я борюсь за тебя. Но бороться с тобой против самой тебя, которой так трудно признать, что этот недоносок посмел ее полюбить, я не буду. Сколько можно? Что тебе плохого сделал Андраде? То, что он лучше Спирито? Или то, что он вообще появился в твоей жизни и захотел там остаться? А Соня? Потому, что она может бросить все ради твоих выходок? Ты ищешь боль, забывая, что люди могут дарить радость и счастье, стоит лишь их пустить в свою жизнь. Я не понимаю этого, Марисса. Я могу понять твои страдания, эмоции, но понять поведение ребенка младшей группы детского сада я не могу, — Пабло изучал реакцию рыжей бестии, пытаясь понять мир, который бушевал в на дне ее девичьего разбитого сердца. — А не надо меня понимать, — подпрыгнула девушка, не пытаясь спрятать свою злость. — Не надо относиться ко мне, как к ребенку. И бегать за мной также не надо. Если ты меня не понимаешь, то катись к черту. Мне не нужен подкаблучник, который на каждом углу дает советы и сдает меня моим врагам. Я думала, что ты действительно изменился. А изменилась лишь обертка, внутри как было все гнилое, так и осталось. Не понимаешь, — кто-то другой поймет лучше. С меня хватит. Знаешь, я на днях думала, что подарю тебе еще один шанс. Я ошиблась. Шанса не будет. Никогда! — резко отрезала девушка, глядя прямо в глаза блондину, тем самым как бы страхуя себя от еще одной атаки. В глубине души она понимала, что Пабло прав, но судьба сегодня их разделяли не надвое, а на двоих. — А кого ты называешь своими врагами? Родителей, которые подарили жизнь и пытаются понять тебя. Все мы ошибаемся, вспомни хотя бы себя. Кто понимает тебя лучше, чем я? Диего? Хавьер? Я не сдамся, когда-то ты поймешь, что я прав. Вот только тогда пустота может заполнить все внутри и дать шаг назад будет очень сложно. — Тебе то, какая разница? Хотя бы Хавьер. И знаешь, что? Ты прав. Пустота давно во мне, с того дня, как ты меня унизил и растоптал, — как в насмешку Марисса вспомнила непоправимое, пытаясь всеми силами уколоть блондина за живое. — Более того — я поняла, где я ошиблась. Ты — моя самая большая ошибка, жаль, что ее больше не исправить, — девушка развернулась на сто восемьдесят градусов и направилась в противоположную сторону. Переплетены судьбы маревом недоразумение сегодня до полуночи будут крутиться на кровати в своих комнатах, пытаясь понять и почувствовать друг друга. Сколько встреч, сколько прощаний, сколько выброшенных на ветер фраз «просто друзья» не могут оторваться от болезненных воспоминаний. У каждого из них — за спиной свое молчание, которое разделяет и умножает одиночество. Как дожить до завтра? Как завтра заглянуть друг другу в глаза? Каждый из них пытается спрятать сердце под стражу, а оно упорно убегает на волю в поисках того, кого сегодня успели обидеть словам, не пытаясь услышать друг друга. Завтра новый день и в нем они снова будут чужими. Только бы не потерять себя и свой мир из-за гордости, которая уже уничтожила общее будущее, оставляя на тротуаре собственного «я» разбитые вдребезги мечты.***
До концерта остались считанные минуты. Четверка нервно давала друг другу наставление, пытаясь собрать все силы и желание вместе. Через некоторое время перед ними откроется мир, который постоянно будет бушевать различными эмоциями. Вико и Фелиситас весело щебетали Мии о моментах славы, которые ждали блондинку на расстоянии нескольких шагов к сцене. Хавьер Аланис зашел пожелать Мариссе успеха, не скрывая восторга от ее фантастического образа в новом, несколько откровенном костюме. Пабло молча проглотил колючий ком ревности и злости. За целый день они и Мариссой не обмолвились даже лишним словом. Все репетиции, подготовка происходили как на автомате. Рыжая бестия открыто демонстрировала блондину «свое фе» в любых его попытках оказаться рядом и заговорить о чем-то другом, среди чего бы не было фраз «какая песня», «бери на октаву выше», «спроси у Мии». Холодный пот выступал на лбу, бледная коварная изморозь сжимала душу, забирая все живое. — Хавьер, убирайся отсюда. Тебе здесь не место, — не удержался Бустаманте, показывая парню на дверь. — А ты кто такой, чтобы мне приказывать, — темные глаза брюнета загорелись злобным огоньком. — Хватит! — Воскликнула Марисса, понимая, что напряжение может обостриться до кулаков. — Хавьер, тебе действительно следует покинуть кулисы. Сабрина не слишком рада, что столько посторонних сюда пробралось. Аланису замечания рыжей бестии не понравилось, однако выбора не было. Увидев, что Вико и Фелиситас вежливо попрощались, не забыв поцеловать Мию с ног до головы, брюнет, не сказав ни слова, вышел из душного помещения. Пабло улыбнулся про себя, радуясь небольшой победе. Марисса сразу же оценила мысли блондина и показала язык, пытаясь спустить его с небес на землю, а лучше — в какую-то канаву, чтобы его симпатичная белобрысая морда не была такая довольная. Бустаманте не обиделся на поведение Мариссы, а наоборот — радовался хотя бы таким странным эмоциям. Все же это лучше, чем делать вид, что они не знакомы. — У нас проблемы! — Крикнула запыхавшаяся Сабрина, забежав в открытую дверь. — Какие проблемы?! — Спросила нервная Мия, кто-кто, а она точно была уверена, что от этой Гусман ничего хорошего ждать не стоит. Молодая продюсерша не успела ответить, — в дверях появился мэр города Серхио Бустаманте, и что-то спрашивать не было смысла. В четверки округлились глаза и последние не искалеченные нервы крошились на мелкие кусочки. — Папа … Ты, что здесь делаешь? — Едва тихо спросил Пабло, понимая, что риторические вопросы не требуют ответов. — Ты еще смеешь меня спрашивать, отморозок?! Ты уже совсем потерял страх и разум. А все из-за кого? Уверен, что это из-за ненормальной дочери дешевой актрисы погорелого театра! — Не смей! — Смело крикнул Пабло, защищая самое дорогое, что жило в сердце. Марисса не на шутку испугалась. Мануэль Агирре и Мия Колуччи боялись худшего. Сабрина Гусман нервно смотрела на часы, считая минуты до выхода на сцену. — Давай поговорим! — Предложил Пабло, трезво оценив ситуацию и притихших друзей. Даже его смелая рыжая девочка не проронила ни слова. — Выйдем, — Бустаманте-старший сразу же подумал о предстоящих выборах и решил набить морду своего сына наедине, вдруг из-за двери появятся журналисты. Мариссу пробирал панический страх. Она хотела заскочить на плечи этого пожилого старикашке-мэра и свернуть ему шею, чего ей терять, но глубоко в душе понимала, что блондин должен сам взрослеть, сам выбирать правильную дорогу жизни и учиться не блуждать в мире, где недоразумений значительно больше, чем правды. Честно признаться, ей понравилась реакция Пабло на комментарий Серхио, но сейчас, в ожидании неизвестного вердикта непростого разговора, было как-то не по себе. Мия с Ману молча обнялись, ища в шоколадных глазах рыжей бестии ответы на какие-то вопросы. До начала оставались две минуты. Сабрина пыталась уговорить музыкантов сделать небольшое лирическое музыкальное вступление, Марисса не выдержала: — Я так больше не могу! — Девушка твердо взяла курс на выход. — Я не опоздал? — Пабло Бустаманте, как будто и ничего не произошло, перегородил собой Мариссе дорогу и взял в руки микрофон. К большому удивлению всех присутствующих, даже намека на следы кулаков не имелось. Времени на вопросы не было, Спирито улыбнулась блондину и радостные участники группы выбежали на сцену. Какое это неожиданное счастье дарить музыку другим. Вселенная переполнялась, горизонты исчезали, о землю дико ударялись различные чувства, в тишину попадали надрывные ноты, уверенными шагами рядом шли слава и желание бежать только вперед. Не было свободных минут для размышлений, воспоминаний, проблем. Только дикий адреналин наполнял сердца и выдавал все лучшее, что было в юных возбужденных душах. Энергию невозможно остановить, когда она жива, когда рвется на волю, когда дышит бесконечным потоком людей из зала. Ключи от рая прятались где-то между влажными ладонями и микрофонами. Только на отдельных медленных душевных песнях участники группы смогли услышать тишину. Это такая красота, когда мир учится с тобой молчать, потому что каждое следующее слово несется мелодией. В такой момент Пабло и Марисса в глубине души давали себе обещания учиться понимать друг друга. В такие неповторимости Мия успокоила себя относительно своего видения странного поведения Сабрины по отношению к Мануэлю. Сам мексиканец думал, как изменить мир за несколько минут пения. Было все так просто: крики, овации, счастья, желание творить новое, открывать неизведанное, ценить простые истины. Несколько часов блаженной усталости подходили к концу. Счастливые участники еще раз вышли на бис, и покинули сцену, мечтая об отдыхе. Однако Сабрина Гусман думала иначе: — Вы чего? Не расслабляйтесь. У вас еще пресс-конференция и автограф-сессия. — А завтра этого сделать нельзя? — Осведомилась наглая Марисса, незаметно для себя опираясь на плечо Бустаманте. — Вы хотели быть звездами, вот и учитесь ими быть. Это непрофессионально с вашей стороны не выполнять обязанности контракта, — упрямо настаивала на своем брюнетка, толкая уставшую четверку в конференц-зал. Пабло Бустаманте тихо что-то шепотом сказал Сабрине на ухо и, набирая номер телефона, направился к выходу. Брюнетка с недовольным выражением лица кивнула и злобно порекомендовала тройке «не ляпнуть ничего лишнего». Вопросы заменялись новыми вопросами, комплименты сыпались непонятными дозами, вот только Пабло так и не появился. Марисса нервно избегала вопросов, желая быстрого окончания общения с журналистами. Наконец каторга закончилась и можно было намертво разлечься на удобном диване в гримерке. — Я ног не чувствую, — жаловалась Мия, сбрасывая по пути обувь. — Это было фантастически, — делился своими впечатлениями Мануэль, поддерживая любимую. — Марисса, а ты почему молчишь? — Поинтересовалась блонда. — Ничего. Просто удивительно, что Пабло пропустил вторую часть выступления и еще более странно, что ему это позволила Сабрина, — анализировала последние события рыжая девушка, пытаясь сложить все пазлы вместе. — Может это из-за Серхио? — Предположил мексиканец. — Да ничего с твоим суперменом не будет. На последнюю реплику Марисса не ответила, спорить было бесполезно, да и зачем? Девушка открыла дверь в гримерную и включила свет. — Что это? — Вскрикнула блондинка, прижимая голову к Мануэлю, пытаясь выбросить увиденное из головы. Мексиканец ужаснулся и сразу перевел взгляд на рыжую подругу. Марисса была в ступоре, молча смотрела на жестокий мир с широко-открытыми глазами. Что-то страшное парализовало сердце, губы засыхали, лицо становилось бледным, мир бежал из-под ног, приступ тошноты крутился в горле. Оставались только страх и непонимание, и больше ничего …