Работорговец с большой дороги

Больно. Боль пронзает моё тело множество раз. Нескончаемый поток боли. Облегчите мои страдания… смертью. — Здравствуй, Эврал, я рада, что ты снова здесь со мной. Твой гневный взгляд при первой и последующих встречах… Приходить и смотреть в эти глаза стало маленьким ритуалом вместо бокала крепкого алкоголя. Мне нравится всё, что я с тобой делаю. Кровь, стекающая по твоему обнажённому телу, когда ты дёргаешься от прикосновения моего пальца, когда я рисую твоей кровью по твоему телу одной мне известные картины. Вкус твоей плоти со спины, бёдер и вкус твоей крови, что я слизываю с ножа, — нет ничего слаще. Единственное, что цело на твоём теле, — это лицо и твой член, но это только пока. Боль и страдания, что я тебе причиняю, вскрывая твои недавно зажившие раны, делая новые глубже, шире. Как я всё это люблю, ты не представляешь, наслаждаюсь каждой минутой, секундой, судорожным вздохом, шипением, руганью и проклятьями в мою сторону. Мрачное помещение, металлический запах крови, пота, испражнений так возбуждают меня. Как я понимаю стражу, что охраняет тебя, если бы не моя воля, ты бы превратился в очередную секс-игрушку и пристрастился к этому, и мне самолично пришлось бы тебя убить. Но я подожду ещё, моё терпение пусть и не вечно, но тебя хватит его сполна. Подчинись мне, сломайся под напором моей воли, сделай так, как я хочу. А пока тебе стоит проснуться, наше время не пришло. С нетерпением жду нашей встречи, любимый. Я слышу голоса где-то вдалеке, прислушиваюсь, качаясь на волне сознания. — Я его спасти пытаюсь, а он сопротивляется, гад, щиты ставит, — сказал мужской голос, что ближе всего. — Франц, неси демонического перца и много воды, тазик, думаю, этого должно хватить. — Ты уверен? — тихий ровный голос, тоже мужской. — Это проверенный способ. — Он выживет? — сказал обеспокоенный густой голос, он принадлежал орку, как его там, Рык, Шок, Шах — да, как-то так. Но ему не ответили. — Вот, возьми, Долан, твой перец. — Спасибо Франц, а теперь мне нужна ваша помощь, держите его крепко, он сильнее, чем кажется. Я начинаю. Дальше последовала боль, жжение, которое нарастало, такое ощущение, что я горю заживо. Я хотел избавиться от этого как можно скорее. Я кричал, бился в конвульсиях. — Шрарх, держи сильнее, ты не навредишь ему сейчас. — Почему он хрипит, всё точно под контролем? — сказал Шрарх где-то над головой. — Это он так кричит, но это потом, если он переживет эту ночь. — Воды… Это всё, что я услышал, после чего отключился. На следующее утро я проснулся в кровати по привычному одетый в бинты, решил не накручивать себя и немного подумать. Мне просто интересно: это будет происходить каждый раз, когда со мной что-то случается? Меня не прельщает находиться без сознания часть своей жизни, за этот период много чего могло произойти, но не произошло, потому что я валялся не пойми где. Но никому нет до этого дела и не должно, ведь это только мои проблемы, по идее. Но, как выяснилось, нет: есть ещё Шрарх, который мог просто забить на меня и не отправляться на поиски, а когда всё же нашёл, убить меня, чтобы не мучился. Но нет, он в первый раз меня выходил, но я потом в последующем напал на него и сбежал, снова пострадал, и вот он опять спасает меня, да ещё и незнакомых людей привлёк ради мой никчёмной тушки. Ради чего? Зачем ему этот геморрой в виде меня? А больше всего меня раздражает, что я вроде как прожжённый армией и войной, пусть и одной. Несчётные вылазки, тренировки должны были сделать из меня вояку, рейнджера, правую руку Вьелара — так и было, но почему-то сейчас я веду себя как сопливая девчонка. Оказывается, каким я попал в этот мир, зелёным, таким и остался. Будет это хорошо или, напротив, плохо — посмотрим. Мои размышления прервали, я постарался взять себя в руки, поудобнее, как мог, устроился в кровати. Вошёл золотоволосый мужчина, эльф, я где-то видел его раньше. Я открывал рот и закрывал, как вытащенная на берег рыба, так как я вспомнил его: это Долан Лоона, бывший фельдмаршал до Вьелара, посмертно приговорённый к награде. Он увидел, что я узнал его, и только криво ухмыльнулся. Его портрет висит в зале выдающихся эльфов, он погиб при нападении на дворец, тела его не нашли, только отсечённые конечности с фамильными браслетами. Его тело предали сожжению, как и всех в этой битве, но не забыли. Сколько я слышал историй про него: какой он великий стратег, дипломат, вояка до мозга костей. Но люди, знавшие его, так же знали, что лучше не переходить ему дорогу, а в остальном его за глаза называли ехидной сволочью и необычайно прямолинейным эльфом, и он, как говорили, знал об этом и даже гордился этим. Он умудрялся подшучивать над Эрзалем, но тот ничего не мог противопоставить своему хорошему другу и смирился с этим. И вот он, живая легенда, стоит передо мной, живой, ещё как. Только стоял он практически прямо облокотившись на трость, казалось, что даже, если выбить её из-под него, он бы продолжил так стоять. Передвигался он медленно, но упорно, прыгая, помогая себе пострадавшей ногой. Всё это происходило в молчании. Вот он добрался до стула, который стоял возле моей кровати, он элегантно сел туда, отставив трость в сторону, перевёл дух, прежде чем молвить; спина была настолько прямая, что могла служить эталоном линейки или любого предмета, который должен быть прямым: — Представляться нет необходимости, я сразу понял, что ты узнал меня, этого и следовало ожидать, ведь ты Кронпринц Драгониэль, подумал я, как только тебя увидел. Но у меня было достаточно времени, чтобы применить свои техники дознания, если можно так выразиться, не к тебе лично, а к твоему телу с потрохами и так называемой душой. И что же я обнаружил? Переселенца, захватчика, телесного узурпатора, хоть ты практически и сросся с телом, но для меня это ясно как день. Эрзаль, как я понимаю, знает, и раз ты ещё трепещешься, то смирился. Я закивал, и это было зря: в голове раздался гул, звон, я перестал слышать, что происходит вокруг, но не надолго. Поморщился от неприятного ощущения и втянул голову в плечи. — А что насчёт… Но в дверь постучали. — Входи, — сказал Долан, повернувшись к открывающейся двери. — Прости, я не хотел тебе помешать, — сказал вошедший дроу с подносом в руках. Я инстинктивно напрягся, нахмурился. Он увидел мою враждебность, его лицо не претерпело никаких изменений, всё такая же неподвижная маска, только глаза выглядели или казались виноватыми. — О, солнце и звезды, ты ни коим образом не помешал нам, а наоборот разнообразил мой монолог своим своевременным появлением, проходи, не стой в дверях, поставь поднос на тумбочку. Я как раз хотел попросить принести воды или чая для нас и какую-нибудь тетрадь и карандаш, а ещё снадобье, что я вчера готовил, если тебя не затруднит. Спасибо, дорогой, и не обращай внимания, я с ним поговорю по этому поводу. Дроу кивнул и незамедлительно ушёл, но не успел Долан возобновить разговор, как дроу снова появился с кувшином с водой и пузырьком с зелёной жидкостью. Украдкой посмотрел на меня, но его лицо снова было похоже на непроницаемую маску; глаза, только они выражали в нём хоть что-то, на этот раз это были интерес, сменившийся печалью, сожалением. Ко мне? Дроу меня жалеет? Мда… дела. Долан поблагодарил дроу страстным поцелуем, заявляя, помечая свою территорию. Тонкие руки дроу, упёртые в плечи, заставили отстраниться от поцелуя. Лёгкий румянец окрасил тонкое лицо дроу, прикрыл полусжатым кулаком покрасневшие влажные губы. Взгляд его красных глаз, слегка затуманенных желанием, был обращён на меня и выглядел слегка виноватым, но он это переборол, почти. Выходя из комнаты, он столкнулся с препятствием в виде косяка, а затем и самой двери. Надо вспомнить, как его зовут. Пока я был в полуобморочном состоянии, я помню что людей было двое, нет, трое: Шрарх, Долан и ещё, по всей видимости, это он. Но как же его зовут? Помню, что необычно, как город, но не придал этому значения. Ф… ф, Ф-франц, как будто сокращённо от Франции, на самом деле от Франциска, но мило, ничего не скажешь, ему идёт. Я немного успокоился насчёт Франца: он и не думает мне как-либо навредить, тем более он спит со своим кровным врагом, светлым. По мне, он слишком молод, ему бы находиться в кругу семьи, а не на другом континенте в объятиях светлого, ещё и прислуживая ему или помогая. На что они живут? Ну, точно не на подаяния, значит, кто-то из них ведёт деятельность, теперь мне интересно какую, как на них вообще смотрят вокруг? Ладно, это потом, успеется. А с Лоона мне спокойно, кто бы что не говорил. Может, это потому, что он светлый, как и я. Даже его претензии насчёт души и тела меня несильно волнуют, если бы он увидел в этом что-то неправильное, то я не лежал в этой постели, а мой хладный валялся бы в ближайшей сточной канаве. Так что всё более менее меня устраивает. Разговоры, небольшая плата, но всё равно с ними надо быть осмотрительным. — Только попробуй что-то сделать Францу, и я самолично… — но я остановил его рукой и слегка улыбнулся, давая понять, что со мной легко иметь дело. — Так, и на чём мы остановились? А, точно, что-то по поводу престола и власти? Как я понимаю, раз ты здесь, то был проведён ритуал, и наш «замечательный» Моэль займёт твоё место. Он всё такая же заносчивая заноза в заднице Эрзаля и кому попало давалка? А я ведь Эрзалю говорил: отправь его в монастырь, пока не поздно, но он меня не послушал. «Как же, это мой ребёнок, ни о каком монастыре не может быть и речи», — вот что он говорил. И сейчас из-за этого страдает, монастырь — это не приговор, всегда же можно прислать его обратно, если бы мы нуждались в правителе. Эх, ладно, не будем о плохом. По поводу твоего лечения… У меня три плохих новости и четвёртая так себе, это завит от того, как на неё посмотреть. Начнём с плохих. Во-первых, шрамы на твоём теле я не смогу вывести никаким зельем и снадобьем, ты останешься с ними навсегда, извини. Во-вторых, твои укусы очень сложно вылечить, но не невозможно — и маленький плюс, и минус одновременно. Мазь долгого действия, можно мазать раз в две недели и мотаться в бинты, нельзя надевать стесняющую одежду на этот период, но я не могу доверить твоё лечение кроме как себя и Шрарха никому, точнее, не хочу доверять. Так вот я отпадаю, так как мы любим уединение, а ты туда не вписываешься, тем более ты привлекаешь ненужное внимание к себе и к нам, а я хотел бы этого избежать. Так что Шрарх — твой лучший вариант, тем более ты ему должен как минимум полторы жизни, но с этим вы сами как-то разберётесь. В-третьих, ожог голосовых связок, вот сука, извини… мы вылечим в течение недели, как раз до отбытия каравана. Увидев немой вопрос, застывший на моём лице, он тяжело вздохнул, убрал прядь волос с лица. — Ведь Шрарх тебе говорил насчёт Хозяина каравана, ну, рабы там, припоминаешь? Вижу, что да, и не надо злиться, они вовсе не хотели тебя продать, но это будешь узнавать у Джона, там и работает Шрарх наёмником, тем более это твой шанс узнать наш мир, тебе ещё и доплачивать будут за вредность, конечно. Вот, — он протянул мне пузырёк, который принёс Франц. — Дыши им, пока он весь не испарится, потом можешь поесть, тут каша и фрукты, и пей как можно больше воды. Ты можешь вставать, но лучше не выходи из комнаты, если что-то понадобится, то постучи об пол ногой, и не переживай, мы услышим. Так, вроде ничего не забыл? Я киваю головой. — Забыл, и что же? — я поднимаю руку и показываю цифру четыре, объединяю три пальца и показываю, что плохо, затем указываю на мизинец — так себе. — А, точно, четвёртая новость такова: лаур, который тебя укусила, она присягнула тебе на верность. Могу сказать, что это редкость, чтобы дикий лаур пожелал отдать свою жизнь за кого бы то ни было, нонсенс. Шрарху почти пришлось сражаться с этой девчонкой за твою жизнь, и ты правда снова пострадал… точнее, твой зад, она не хотела тебя отпускать и вцепилась в твою пятую точку, тем самым снова отравив тебя. Долан долго смеялся, да так заразительно, что и я не преминул улыбнуться. Он взял свою трость и постучал ей об пол, через минуту пришел Франц и помог ему выйти. Проведённая неделя мне не казалась сахаром: вечный сарказм со стороны Долана, неподвижное лицо Франца, по которому нельзя определить эмоции, только если замечать, как меняется взгляд и/или голос, что очень сложно, особенно в начале. Франц, на чьи плечи взваливалась участь заботиться об этом невыносимом парне, как оказалось, был кузнецом, его ремесло приносило основной доход, ещё он оказался великолепным кулинаром. А к Долану обращались за травами, зельями и прочим. Голос вернулся где-то к пятнице, но всё равно иногда прерывался или срывался на фальцет. На мумию я стал походить меньше, только укусы были забинтованы. Время пришло уходить из этого гостеприимного дома. Они снабдили маня мешковатой одеждой, плащом, достигающим мне щиколоток, с капюшоном, который мне сказали носить не снимая, холодным оружием, луком, деньгами на первое время, картой, как пройти к бирже труда. Расставались мы друзьями. Шрарх за это всё время не пришёл ни разу. Как мне сказал Долан, у него помимо меня есть заботы.