Из тени в свет перелетая

- Обратите внимание, господа экскурсанты - школа, в которой учился наш знаменитый земляк и просто прекрасный человек Кристиан Конорс. Вот только памятной таблички что-то я опять не вижу. Я подвел Ларса поближе, и он уставился на красивое кирпичное здание, в котором ваш покорный слуга когда-то провел десять лет своей жизни. В связи с рождественскими каникулами, во дворе было абсолютно пусто, а огромные узорчатые ворота были заперты на новомодный магнитный замок. Мне вдруг безумно захотелось попасть внутрь, пройтись по расчищенным дорожкам, подойти к засыпанному снегом дереву, под которым я сто лет назад не только прятался и курил, но даже сдуру попытался поцеловаться с блядовитой блондинкой-одноклассницей. Прямо как сейчас помню, звали ее Миранда Купер и... - Как красиво. А мы можем туда попасть? - Был раньше один способ. Пойдем, проверим. Мы медленно пошли вдоль длинного кованого забора. Двадцать первая, двадцать вторая, вот! Двадцать третья секция! Я присел на корточки и с силой дернул вверх один из толстых витых прутьев. Как ни странно, он довольно легко вытянулся из своего гнезда. - Видишь, это - заводской дефект, двадцать лет прошло, и на охранные системы у них мозги и деньги есть, а на замену решеток то ли первого, то ли второго не хватает. - А ты пролезешь? - Ларс окинул взглядом мою фигуру и скептически покачал головой. Я презрительно фыркнул и щедрым жестом предложил ему лезть первым. Он точным и экономным движением мгновенно просочился через оставшиеся прутья, живо напомнив мне истинно арийскую модель Т-1000 из самого прорывного фильма 80-х годов прошлого века. Я, небрежным жестом скинув куртку и незаметно втянув живот, решительно сунулся следом. Черт! Надо было и свитер снимать... Проклятая Мария со своей кашей! Еще немного... Фууу... - Элементарно, Ватсон, а ты не верил. Есть еще филлёры в носогубках! Ларс запрокинул растрепанную голову, с которой во время акробатического этюда съехал капюшон, и громко засмеялся. И в ту же секунду в разрыве между низкими облаками показалось чахлое зимнее солнце, холодными искрами бенгальского огня вспыхнул засыпавший деревья снег, а я внезапно снова ощутил себя юным и полным надежд подростком. Засмеявшись вслед за ним, я обнял его за плечи и повел через парк в сторону центрального входа. - А ты когда понял, что ты - гей? В школе? - вдруг спросил он. - Да. - А как? Трахнулся с физруком? - Ларс слегка отклонился вправо и с любопытством уставился мне в лицо. - Что за стандартные фантазии? Физкультура не имела к этому ни малейшего отношения. Просто у меня тогда постоянно стоял практически на всё - на картинки, на фильмы, на собственную правую руку, а вот когда я стал целоваться с девчонкой, кстати, вооон под тем деревом, у меня сразу упал. А поскольку аналитический склад ума с детства являлся моей сильной стороной, то я сразу всё понял. И, как видишь, не ошибся. - Круто. Ну, а все-таки? С кем был первый секс? - Почти тогда же, в летнем лагере, я переспал, но уже с вожатым. - Тебя трахнул вожатый? - он снова засмеялся. - И чем же это более оригинально, чем физрук? - Тем, что это я его трахнул. Я пару секунд полюбовался его ошарашенной физиономией, с трудом удержавшись от симметричного встречного вопроса - "а когда, мой милый мальчик, ЭТО понял ты?". Ведь упёртый мальчишка вполне мог ответить, что ничего такого пока не понял. А я еще не придумал, как бы помягче объяснить ему, что испытывать противоречие между тем, что тебе должно нравиться, и тем, что нравится на самом деле - есть одна из самых унизительных форм врожденного ханжества. Хотя, конечно, объяснить все равно придется, но... не сегодня. И не завтра. Огромные дубовые двери были полуоткрыты, и изнутри доносились звуки мелкого ремонта. В отделанном мрамором вестибюле не было ни души, только на грязном полу были разбросаны какие-то строительные инструменты. В последний раз я был здесь на десятую годовщину нашего выпуска, но с тех пор тут мало что изменилось. Дирекция тщательно оберегала высокомерный псевдо-британский стиль и некую ауру элитарности, которая и позволяла драть с родителей три шкуры за сомнительную честь обучаться в якобы самом лучшем, но, по сути, просто самом дорогом заведении города. - Ого! А ты говоришь, нет таблички! А это что такое? - Ларс ткнул рукой в большую доску, на которой, насколько я помнил, всегда висели изображения особо отличившихся по жизни выпускников. - Черт! Какая кошмарная фотография! Хуже, чем в загранпаспорте... Не смотри! Я закрыл его глаза ладонью и потащил подальше от этой настенной ярмарки тщеславия. Мы побродили по гулким, ностальгически пахнущим мастикой коридорам, полюбовались на новые парты со встроенными мониторами, помахали рукой многочисленным камерам наблюдения и, наконец, очутились в огромном музыкальном классе. И да, так и есть! Разумеется, я привел его сюда не случайно. - Охренеть! - привычно невозмутимое лицо Ларса оживилось, а бледные щеки слегка порозовели. - Это же - концертный Стейнвей! Глазам своим не верю, неужели на нем позволяют играть школоте? - Нет, конечно. Это только, чтобы родителям пыль в глаза пускать. Но сейчас-то кто нам запретит? - и я широким жестом указал ему на великолепный инструмент. - Нууу... Я давно не играл, а на таком и вовсе никогда. Может, не стоит? - Не прибедняйся, пожалуйста, я этого не люблю. Садись! - Молодые люди, кто вас сюда пустил? - внезапно раздался за нашей спиной слегка надтреснутый голос, и мы с Ларсом разом обернулись. - Господи, Крис... Кристиан Конорс! - Добрый день, мистер Нойманн! Ларс, это очень важный для меня человек - мой учитель физики! - А ты так и остался самым лучшим моим учеником, - он улыбался, а с покрытого морщинами лица оживленно смотрели совсем молодые синие глаза. - Наслышан, наслышан о твоем новом назначении! Кстати, с интересом слежу за вашей исследовательской группой, мне казалось, у вас намечался прорыв, но что-то давно не было публикаций. Какие-то сложности? - Нууу... Просто у меня сейчас очень много административной работы, и я как-то... - Ясно. Жаль. А я-то, дурак, надеялся, что жизнь прожита не зря, и хотя бы один из моих учеников... А впрочем, не слушайте старика, молодые люди, отдыхайте, развлекайтесь, счастливого Рождества! - его яркие глаза потухли, резко состарив худое лицо на добрый десяток лет, а сам он, слегка ссутулившись, медленно побрел к выходу. - Мистер Нойманн! - не знаю, зачем я дернулся следом, но он только махнул рукой и тихо прикрыл за собой дверь. Да... Вот так-то, господин великий канцлер! Оказывается, бросив науку, ты разочаровал не только самого себя, но и одного из немногих людей, мнением которых всегда дорожил. Дьявол! А Мистер Нойманн всегда умел резать правду-матку по самой убойной траектории. Это... это... на удивление больно... Я и в школе патологически боялся его критики, и Ларс молча стоит за моей спиной, а мне совсем не хочется оборачиваться и проверять, что именно он понял из нашего двухминутного диалога. Вдруг сзади что-то негромко стукнуло и роскошный рояль ожил, заполняя звуками гулкое пустое помещение. Ларс играл один из салонных вальсов Шопена, тот самый, расслабленно-лиричный, с какими-то вздыхающими нотами, идущими прямо из сердца. Я тихо подошел к окну и, прижавшись лбом к скользкому холодному стеклу, уставился на кружащий в воздухе снег. Странно, но я совершенно не мог сейчас понять, хорошо или плохо он играет. И поэтому просто смотрел на танцующие бальными парами снежинки и наслаждался долгой мелодической линией, знакомо и плавно взлетающей восходящим скачком от форшлага. Я всегда любил вальсы именно за это ощущение полёта и какой-то странной предвоенной расслабленности. Да, завтра всё переменится, но сегодня... Тут музыка резко оборвалась, и я в недоумении обернулся. - Ларс, в чем дело? Мне показалось, что было неплохо. - Тебе показалось. Пойдем отсюда! Я хотел возразить, но его светлые глаза внезапно сузились так, что зрачки встали почти вертикально, и я счел за лучшее пока не связываться. Тем более, что у меня был другой повод для гипотетического конфликта. Я ведь непременно хотел, чтобы он сходил со мной на семейные смотрины в самый роскошный ресторан нашего города. Это было непростой задачей, куда сложнее, к примеру, чем уговорить его сюда поехать. Тогда-то он, с присущим ему спокойствием, сразу уточнил, где я собираюсь остановиться? И когда услышал, что, разумеется, в отеле, то сразу согласился. Я, признаться, даже слегка опешил. Но вот смотрины! Ладно, до вечера еще полно времени. В кипящем каникулярным весельем центре города мы оба постепенно расслабились. Кругом сияли празднично разукрашенные витрины, доносились обрывки веселой музыки и звон колокольчиков, и так одуряюще пахло ванильно-сдобной выпечкой, что ни о каких диетах не могло быть и речи. Мы даже не дотянули до приличного ресторана, прямо на ходу купив себе латте в высоких бумажных стаканчиках и длинный французский багет. Один на двоих. После чего продолжили слоняться по забитым народом улицам, тесно прижимаясь плечами, жадно отхлебывая горячий кофе и попеременно откусывая от хрустящего соблазна. Последний глоток, последний кусочек... Возьми его себе, малыш. Он доел хлеб, зачем-то быстро лизнул пальцы и, нахмурившись, внезапно спросил: - А ты случайно не знаешь, почему люди так жестоки? - Случайно знаю. Потому что все мы потомки тех, кто сумел выжить на этой планете. Это - результат эволюции. - Круто. А может, тебе известно, зачем существуют богатые и бедные? - он остановился и с непонятным выражением уставился мне в лицо. - Разумеется. Затем, что в противном случае, бедными будут все. Это тоже результат эволюции. - Херовая какая-то у тебя эволюция, не находишь? Вот этого-то я и боялся! Его настроение, хотя и было довольно ровным, но всегда держалось где-то около нуля, с устойчивой тенденцией при любой возможности начать скатываться ниже. Я уже даже как-то привык жить в этом пасмурно-морозном климате и не делал особых попыток его изменить, опасаясь нарваться на незапланированные последствия. Но только не сегодня! И крепко обхватив Ларса руками, я буквально затолкнул нас обоих в первую же открытую парадную дверь и прижал его спину к кошмарной зеленой стене. Он от неожиданности уперся ладонями в мою грудь, но я только навалился сильнее и нагло полез к нему целоваться. Произошла молниеносная кошачья потасовка, с фырканьем, шипением и подергиванием невидимым хвостом, но потом он сдался и даже позволил мне забраться руками под свой мягкий свитер и поскрести там горячую нежную спинку, заставляя ее изгибаться и покрываться бодрыми мурашками. И когда Ларс совсем расслабился и размяк, я приблизил губы к его виску и пальнул туда вопросом: - Ты пойдешь на ужин со мной и моей семьей? - С какой это стати? - мгновенно очухался он. - Отец хочет познакомить меня и брата со своей невестой, а брат хочет познакомить меня и отца со своей. - А я тут при чем? Или ты тоже хочешь поддержать почин и выдать меня за свою "невесту"? - Нет, не хочу, - покривил душой я. - Просто мне бы хотелось потом с кем-то всех этих невест обсудить, поперемывать кости, в общем, перетереть, как говорят у нас в универе. А ты - единственная кандидатура. Или ты боишься? - А мне-то чего бояться? Это же не мои смотрины! Ладно, как скажешь. Только мне надо будет купить другие ботинки. Мы прошатались по городу до самого вечера, наслаждаясь общим праздником и почти не разговаривая, и, не знаю, о чем все это время думал Ларс, а я размышлял над одним безумно интересным вопросом. А именно, почему я до такой степени его боюсь, если смелость всегда была одной из основ моего характера? Я всегда верил, что смелость не имеет привязки к полу, возрасту, физической силе и статусу. Человек или смелый, или нет. И до Ларса я никогда никого не боялся. Хотя... я ведь боюсь не самого Ларса, я боюсь того, что с ним связано. Боюсь, когда он о чем-то мрачно задумывается, боюсь предлагать ему деньги (даже на ботинки), боюсь, если он опаздывает домой, да всего и не перечислишь! В общем, так счастливо живу в постоянном страхе, что по-настоящему боюсь только одного - что рано или поздно всё это может закончиться. Например, как эта прекрасная прогулка, потому что пора возвращаться в отель и начинать готовиться к приему. По прибытии в номер, мы на пару приняли душ, разбавленный легким петтингом, и разошлись по разным комнатам, чтобы привести себя в порядок. Посмотрев пару минут на привезенный с собой шикарный костюм, я все же решил одеться в темные брюки и кашемировый пуловер, чтобы лучше гармонировать со своим юным партнером. И ровно в тот момент, когда, стоя перед зеркалом, я раздумывал, достаточно ли демократично выгляжу, позади раздалось легкое покашливание. Я обернулся. На Ларсе были те самые брюки и рубашка от Валентино, которые я обнаружил, когда недавно, в полном соответствии со своей теорией моральной относительности, беспардонно рылся в его немногочисленных вещах. Эти благородные и дорогие вещи сидели на нем идеально и до такой степени усиливали его природную красоту, что она в буквальном смысле обожгла мне глаза. Не в силах произнести ни слова, я просто молча таращился на прекрасное видение, когда оно открыло рот и озабоченно спросило: - Посмотри, пожалуйста, мне ничего не малО? - Да нет, нормально все, - ответил я слегка севшим голосом. - А почему может быть малО? - Просто это мой выпускной костюм, два года уже прошло. Ну, тогда отлично! - и он грациозно развернулся и вышел из комнаты. Выпускной костюм. От Валентино. Еще одна туманная подсказка к разгадке интерактивного квеста-головоломки под названием "Ларс Норберг". Просто супер. А теперь пора на смотрины невест. И женихов.