Север помнит / The North Remembers

Из низко нависшего черного неба сыпался снег; ветви чардрев, стеная, гнулись под шквальным ветром. Земля вся замерзла; изморозь проникла и под холм, так что даже глубоко под землей было холодно. Он сидел на троне из корней, по его жилам теперь тек алый сок чардрева, а крови почти не осталось. Он отчаянно пытался с помощью разума, чувств и души управлять ходом битвы. Сердце билось медленно-медленно, ведь он освободился от оков времени и своего смертного тела. И с очередным ударом, гулким, словно рокот боевого барабана, у него открылся третий глаз. И тогда он с обреченной неизбежностью увидел Миру. Она была мертва, ее тело иссохло, словно охапка листьев. Ему захотелось плакать, кричать, подползти к ней и умолять, чтобы она проснулась, но он не мог. В последний миг, когда Красный Ворон превратился в дым, а древние заклятья разрушились и исчезли, так же как и лед Стены, она поцеловала его, так что он не сразу понял, что она погибла вместе с ними. Теперь он понял, как это произошло. Он увидел, как Дети Леса забирали бронзовым ножом ее кровь, создавая на этой крови новые заклятья, спасая его жизнь ценой ее жизни. Ему хотелось крикнуть, что они лгали, что они не сказали ему, что он не знал, но он с ужасом понял, что это неправда. Мира погибла. Теперь он стал Трехглазой вороной. Он должен был ею стать. Против воли на него нахлынули видения. Он снова увидел Джона, вспомнил, как говорил с ним совсем недавно, перед тем как прозвучал Рог и настал конец света, как велел ему проснуться. Потом он почувствовал, как из-под земли выходят великаны, как горят Иные, а дальше – невыносимый хаос, обрушившийся на него, словно пылающие звезды, падающие с небес. Мира погибла. Он в страхе сбежал из этого морока. А потом, словно из ниоткуда, появилась его сестра Санса, - она была далеко отсюда, под другим полым холмом, среди корней другого чардрева. Рядом с ней стояла мертвая женщина в капюшоне, а еще банда оборванных разбойников и высокий человек с обожженным лицом. Мира погибла. Он будто бы увидел своего брата Рикона, но уверенности в этом не было. Мира погибла. Его сестра Арья слишком далеко, чтобы можно было расслышать хотя бы эхо ее голоса. Мира погибла. Даже его волк Лето то появлялся, то исчезал, и разлука с ним была непривычна и тяжела, ведь он очень долго жил в душе Лета. Но Лето был волком Брана Старка. Для Трехглазой вороны он лишь одна шкура из многих. Бран боролся с видениями, накрывающими его с головой, словно волны. Он уже не понимал, есть ли у него тело или разум, осталось ли от него хоть что-нибудь. Вскоре он почувствовал, что не может обуздать тысячи образов, лиц и голосов, и они вонзились в него, как холодные лезвия ножей. Мира погибла. Он должен был сделать что-нибудь, ведь нельзя оставлять ее здесь просто так, и тогда он призвал воронов. Он послал стаю на юг и увидел их глазами Сероводье. Увидел горящий замок и дымящиеся остовы строений среди черных болот. Услышал крик молодой женщины, приводящей в мир новую жизнь, увидел слепого ребенка без правой руки, еще одного сломанного мальчика, и в тот же миг узнал его. Робб Старк. Он теперь твой наследник, зеленый принц. Твой. Твой. Твой. Возьми его. С тех пор как Бран пришел под холм, он и не вспоминал, что является наследником своего старшего брата, законным королем Севера. И только сейчас он понял, что это действительно так, - его право на Север гораздо более сильное, гораздо более потустороннее и вечное, чем просто корона из стали и бронзы. Он теперь Трехглазая ворона, повелитель Детей Леса и других древних существ, - и в то же время их раб. А этот мальчик по имени Робб, сын его брата и теперь его сын… может, он и слеп, но однажды он будет видеть лучше и дальше любого смертного. Все, что мне нужно сделать, - привести его сюда и лишить всего, что ему дорого. Бран уже целую вечность не видел Ходора. Лето исчез. Жойен погиб. Мира погибла. Бран заплакал. Соленые слезы сползали по холодным щекам и исчезали в иссохшем клубке корней; при этом последнем проявлении человеческой слабости деревья еще сильнее сжали его. Он попытался сломать корни, но они обвились вокруг его запястий и завели руки ему за голову. И конечно, ноги по-прежнему сломаны; он-то думал, что наконец узнает, как починить их, но они остались такими же безжизненными и бесполезными, как и раньше. Красный Ворон сказал, что нельзя проникать в людей и заимствовать их тела, но Красный Ворон мертв, и теперь он устанавливает правила, никто не сможет помешать ему… Брана захлестнуло горячее, сумасшедшее, приятное чувство собственной мощи, стирающее все то, что делало его самим собой. Каждая шкура, каждая тайна, каждая истина мира, заключенная в памяти безмолвных наблюдателей-чардрев, теперь принадлежит ему. Теперь он может по собственному желанию сдирать шкуры, разоблачать тайны, познавать истины, воздавать милосердие или отмщение… Что-то сильно ударило его по лицу, и наваждение прошло. Проморгавшись, он увидел, что прямо перед ним стоит Листочек и глядит на него с выражением, которого он никогда раньше не видел. Бран взглянул в ее широко распахнутые золотистые глаза, дикие, шальные, почти что чудовищные, и все его иллюзии о том, что Дети Леса – это дружелюбные, загадочные духи, тут же испарились. Дети Леса – древний народ, как само время, они держатся за свое святилище, в то время как мир снаружи с каждым днем становится все мрачнее и холоднее. Они не потерпят здесь безумцев или дураков. Они выбрали его, привели его сюда, убили всех, кого он любил. А теперь… Бран съежился. - Простите меня! – прошептал он. – Простите, я больше не буду… нет, пожалуйста, не надо… Листочек не обратила на его слова внимания. Оглядевшись, Бран увидел, как из тьмы один за другим выходят Дети Леса, напевая тихую, гулкую погребальную песнь, от которой у него мурашки пошли по коже. Корни крепко стиснули Брана, удерживая на месте, Листочек шагнула вперед, склонилась над ним и вырвала зубами кусок плоти из тощей груди Брана. Его тут же пронзила ослепляющая боль. - Нет! Листочек, не надо! – Он беспомощно задергался, в ужасе глядя на рану, вокруг которой свисали клочки кожи, и заметил на ее губах свою кровь. Где-то очень далеко, у входа в пещеру, он увидел неестественное голубое свечение и понял, что последняя защита против Иных исчезла, что они идут сюда, а когда придут – убьют всех. Чтобы не пустить их, Бран должен позволить Детям Леса есть свою плоть, пить кровь новой Трехглазой вороны, принять участие в этом древнем таинстве, принести себя в жертву, построить ворота заново. Но как это сделать? Как согласиться умереть? Мира погибла. Она умерла ради него. Всхлипывая, Бран закрыл глаза и перестал сопротивляться. Второй укус был еще больнее, чем первый. Он чувствовал, как зубы вонзаются в его плоть, рвут мышцы, скребут по кости. Его сердце отчаянно колотилось, гоня по жилам кровь-сок, вытекающую наружу, окрашивающую белую древесину чардрева в цвет листьев, - Бран наконец понял, отчего они такого цвета. Он вспомнил, как мейстер Лювин истекал кровью под сердце-древом в богороще Винтерфелла, и в этот миг Лювин оказался рядом с ним, невысокий седой мейстер с печальными глазами и глубокой раной на груди, - это Оша подарила ему удар милосердия. «Я здесь, дитя, - прошептал он, - возьми меня за руку. Умереть не так уж плохо. Быстрее и проще, чем уснуть». Бран терял сознание. Он не чувствовал ничего, кроме боли, но, увидев мейстера, ощутил прилив сильной, неистовой любви. Он протянул руку и нащупал пальцы Лювина. Старик улыбнулся с такой гордостью и верой, что у Брана защемило сердце. А потом были лишь тьма и падение. Лети или умри. Лети или умри. - Чего не сделаешь ради любви, - сказал золотой человек на вершине башни. - Зерно, - прокаркал ворон. - Бран-калека, - дразнился Уолдер Малый. - Просыпайся, - шепнул Джон, как раньше говорил ему Бран. - Мой принц, - прошелестела Мира. – Зеленый принц. - Мое славное летнее дитя, - говорили отец, мать, Старая Нэн, мейстер Лювин и все те, кому он был близок и дорог. - Ходор, - сказал Ходор. - Я, - подумал Бран. – Я, я, я. Умирая, веря, живя, любя, он полетел. Он замерз. Под щекой было что-то колючее. Вокруг стояла могильная тишина, - ни слова, ни шепота, ни намека на грохочущие видения прошлого. В таком случае быть мертвым гораздо приятнее, чем живым. Бран услышал что-то похожее на отдаленный шум прибоя, почувствовал, как вздымается грудь и с мучительным, обжигающим усилием вздохнул. Он ожидал, что тьма опять накроет его с головой, но за первым вздохом последовал второй – вдох и выдох, и на этот раз Бран не помнил, как это получилось. Покрытое шрамами сердце билось непривычно медленно и равномерно. Бран открыл глаза. Он лежал, раскинув руки, на большой куче листьев. Единственным источником света в кромешной тьме был слабый, далекий золотистый луч, словно где-то среди бури горит фонарь, освещающий дорогу к дому. Бран лежал на обнаженной груди земли, где-то очень глубоко, в самом сердце пещеры. Он вытянул руки, непроизвольно пытаясь подняться, и, словно новорожденный жеребенок, неловко встал на ноги. Встал. На ноги. У Брана закружилась голова, и не только от чудесного воскрешения. Он ахнул, ущипнул себя за руку так сильно, что закусил губу от боли, и принялся ощупывать бедра, ноги, ступни. Это его ноги. Он стоит на них. Он сделал шаг и упал, едва не грянувшись лицом оземь; затекшие ноги закололо, словно в них вонзились тысячи булавок. Бран встал на четвереньки, потом на колени, потом встал во весь рост и побежал. Но тут же потерял равновесие, упал в ворох листьев и остался лежать, плача, смеясь, пиная воздух ногами, ерзая, словно собака, спущенная с поводка, радуясь, не веря своему счастью, рыдая так сильно, что даже дышать было больно. Наконец, утомленный, опустошенный, выплакав все слезы, Бран снова встал на ноги, и, тяжело опершись о стену пещеры, пошел на свет. Он ничего не видел в темноте, но чувствовал, что все его тело покрыто запекшимися ранками, из некоторых еще сочилась кровь. Его восторг сменился холодной, зловещей уверенностью. Ему вернули ноги, но за это он больше никогда не покинет полый холм. Никогда, никогда. Не в этом ли самое убедительное доказательство того, что он чудесным образом преобразился, преодолел себя, изменился навсегда? Само его существование связано с заклятиями Детей Леса, охраняющими это место, созданными из его крови и плоти, из его сердца и души. Теперь он – Красный Ворон, и ему предстоит жить здесь до скончания веков. Бран ускорил шаг. Голова кружилась так, будто вот-вот сорвется с плеч и улетит. Он все смотрел себе под ноги, чтобы удостовериться, что это его ноги, что это его шаги хрустят по перегною. Видела бы ты меня, Мира. И ты, Жойен. И ты, Ходор. Тропа под его ногами стала круто подниматься вверх, и Брану пришлось карабкаться, помогая себе руками. Он карабкался наверх впервые с тех пор, как упал. Тело еще помнило, как это делается, и лезть оказалось легче, когда он представил себе, что камни, за которые он хватается, - это стены Винтерфелла. Луч света стал ближе. Он выходит на свет из темноты. Он еще жив. Бран подтянулся, вылез наружу, осторожно вытянул за собой ноги и поднялся. Тишина вокруг казалась живой, ощутимой, и он почти уверился в том, что больше до конца времен не увидит другого лица, пусть даже не человеческого. Но в золотистом свете, тонкими лучами разрезающем тьму, он увидел, что в дальнем конце высокого каменного зала стоят две фигуры. Одна – это Дитя Леса. А другая – женщина. Настоящая, живая женщина.. Сердце Брана молнией пронзила надежда. Он понимал, что этого не может быть, но все равно поспешно побрел к ним, оступаясь на скользких мокрых камнях. Наконец он остановился и присмотрелся. Женщина была закутана в меха, кожу и шерсть, ее плечи были покрыты черным плащом, а на поясе висел бронзовый кинжал. На ногах у нее были сапоги с шнуровкой до колена, со странными костяными шипами на носках и каблуках. Серые глаза, высокие скулы; по спине спускалась длинная пепельно-русая коса. Лицо раскраснелось от холода, тяжелый капюшон был спущен. Она всячески избегала любопытного взгляда Листочка, переминалась с ноги на ногу и что-то ворчала себе под нос. - Ты, - Бран вздрогнул от звука собственного голоса. – Кто ты? Женщина не видела, как он подошел, поэтому вздрогнула от неожиданности и резко повернулась к нему. На нежном горле пульсировала жилка. Наконец она раздраженно встряхнулась, словно собака после купания, и холодно кивнула ему. - А ты кто? – спросила она. – Ты ворона? Трехглазая ворона? - Да, это я. – Бран почувствовал себя неловко. – Что ты здесь делаешь? Здесь опасно. Женщина улыбнулась. - Я одичалая, ворона. Я не боюсь. Храбрые слова, но ей было страшно. Бран чувствовал запах ее страха, ощущал его вкус, видел, как под белой, словно фарфор, кожей, стучит кровь, будто бабочка трепещет крыльями. - Как твое имя? Одичалая с подозрением взглянула на Листочка, которая молча поклонилась и отошла в тень. Только после этого женщина произнесла: - Вель. - Как ты сюда попала? - Мы вошли под холм. В богороще, там… где раньше была Стена. – Вель принялась ходить туда-сюда, словно чувствуя, как это потустороннее место жадно смыкается вокруг нее. – Там есть круг, вход внутрь, он провел нас. Но мы не можем пройти дальше, если ты не откроешь Древний Путь. Здесь наложены заклятья, и мы не можем пройти. Он не может пройти. - Кто? Вель повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. - Джон. У Брана замерло сердце. Он не был уверен, что правильно расслышал ее слова. Ему ничего так сильно не хотелось, как увидеть брата. Он снова почувствовал себя всего лишь мальчиком, который боится даже надеяться. - Джон? Джон здесь? - Он ждет снаружи, - ответила Вель, невесело улыбнувшись. – Вы поставили защиту против Иных, и он тоже не может пройти. Бран готов был бросить все и побежать к Джону. Но они оба уже не мальчики из Винтерфелла, тот мир остался в прошлом. - Почему не может? Неожиданно вместо Вель ответила Листочек. - Потому что он жив благодаря силе красного бога, - сказала она. – Убит во льдах, возрожден в пламени, не живой, но и не мертвый. Обладатель Рога Зимы и повелитель великанов. Принц, который был обещан, и истинный хозяин Светозарного. Кто же он, как не Великий Иной во плоти? Вель побледнела. Она хотела было возразить, но передумала. - Согласна, он не такой, как прежде, - через мгновение произнесла она, стараясь казаться снисходительной, - но он говорит, что мы те, кем стали сами, а не кем были рождены. Вы должны нас пропустить. Мы идем на север за драконом. - Драконом? – В своих видениях Бран ни разу не видел дракона. - Так он говорит. Он покончил с красной женщиной, так что на карту поставлена его жизнь. И наши тоже. – Вель умоляюще посмотрела на Листочка, но та даже не шевельнулась. – Вы ведь знаете, у нас нет времени. - Нет, - ответило Дитя Леса. – Мы только что выковали заклятья заново и дорого за них заплатили – и мы, и Трехглазая ворона. – Листочек мельком взглянула на Брана. – Если Джон Сноу сможет войти сюда, смогут и другие мертвецы. Он – Иной. Он не должен пройти. - Именно поэтому он и разрушил проклятую Стену! – взволнованно заявила Вель. – Он никогда не смог бы вернуться к нам, не смог бы сжечь Иных, стоящих у ворот, если бы не подул в Рог Зимы. Вот что происходит. Все должно рухнуть. Все должно погибнуть. Мне это нравится не больше, чем вам, но это так. Листочек снова покачала головой. - Дети Леса удерживали это место тысячи и тысячи лет. Против андалов, против Иных, и из льда, и из пламени. Мы не выживем рядом с таким, как он. Джон Сноу не должен пройти. Бран хотел было возразить, но внезапно подумал, а выживет ли он рядом с Джоном, ведь он обязан жизнью силе Детей Леса. Он не вполне понял, что имела в виду Листочек, но он видел преображение Джона и понимал, что не стоит недооценивать то, во что он превратился. Но как Джон может быть Великим Иным? Они говорили друг с другом, они увидели и узнали друг друга, он сам велел Джону пробудиться и восстать. А я ведь не Великий Иной. Неужели Джон им стал? - Но ведь можно что-то сделать, - настойчиво произнес Бран. – Должен же быть способ. Листочек посмотрела на него почти с жалостью, как на неразумного младенца. - А кто удержит заклятья, если мы снова их разрушим? Чьей кровью они будут написаны? - Моей. Бран и Листочек удивленно обернулись. Вель стояла перед ними, сжав кулаки и вздернув подбородок, ее глаза горели огнем. Никто из них не ответил, и тогда она сделала два шага вперед, стащила с руки перчатку и резко отвернула рукав, обнажив предплечье. - Если все, что нужно, - это кровь, давайте делайте свои заклятья. Я не допущу, чтобы весь мир рухнул из-за того, что были пролиты реки крови, но в самом конце не хватило одной капли. - Ты не понимаешь, о чем просишь, человек, - зловеще произнесла Листочек. – Нельзя обернуть вспять то, что уже сделано. А если ты отдашь наш холм Иному, чудовищу… - Да, Джон – чудовище, но он не демон. И вы сами сказали, что он убит во льдах и возрожден в пламени. Разве после этого он не стал красным богом? - Рглор и Великий Иной – две стороны одной монеты. В этом месте… Бран не успел даже моргнуть, как Вель вытащила из-за пояса бронзовый кинжал. Резким, жестким, коротким движением она провела им по обнаженному запястью. Хлынула темно-алая кровь. Стиснув зубы, Вель повернула руку так, чтобы кровь начала капать на листья, капля за каплей. - Делай свои заклятья, - приказала она Листочку. – Давай. Дитя Леса на миг застыло, словно раздумывая, а потом Листочек шагнула вперед, присела на корточки и сделала странное движение пальцами, рисуя в крови какие-то фигуры и что-то вполголоса напевая. Бран завороженно смотрел; до него донесся далекий звон колоколов, золотой свет мигнул и заметался, словно от сильного ветра. Глухой гул, который он уже слышал, когда Дети Леса пожирали его плоть, становился все громче и громче. Из ушей потекла кровь; Бран упал на колени, тяжело дыша и зажимая уши, и вдруг шум прекратился. Он поднял голову. Вель осталась стоять, но она была бледна как полотно. Девушка кутала раненое запястье в плащ. Листочек явно выглядела недовольной тем, что ее перехитрили. Наконец она резко произнесла: - Идемте. Бран и Вель последовали за ней к выходу из пещеры. Бран все еще не мог поверить, что может ходить. Он так расхрабрился, что даже предложил руку Вель, которая шла чуть позади, но та насмешливо улыбнулась и сказала: - Не стоит, ворона. Я не собираюсь падать в обморок, как в обычае у женщин поклонщиков. Мира не упала бы в обморок. Брану стало невыносимо грустно. Его душили слезы, но он ухитрился выговорить: - Джон здесь? - Да, - Вель слабо улыбнулась. – Уверена, он тебе обрадуется. Ты ведь его брат. Обрадуется? Я его брат? Бран не знал, кто он теперь и кто теперь Джон. Он вскарабкался вверх, подтянулся и вылез из прохода в новый зал. Внезапно ему стало страшно. Он сможет быть с Джоном, пока кровь Вель удерживает заклятья, а если заклятья рухнут… Джон теперь так далек, он так изменился… Вокруг них извивались корни, в воздухе витал запах земли, воды и древней силы. Теперь это его трон, его холм, его сила. Он расправил плечи и высоко поднял голову. В дальнем конце пещеры его ждал Джон Сноу. Бран заморгал, не в силах поверить. Точно, это Джон, но он выглядел совсем другим и в то же время таким знакомым. Длинные каштановые волосы, серые глаза, плотно сжатые губы… но теперь он стал выше, мрачнее. Джон стоял тихо, не мигая, и Бран почувствовал, что он не совсем человек. На правой щеке у него был шрам, а руки… Брану сперва показалось, что на них перчатки, но вскоре он понял, что это не так. Руки были черные и блестящие, как у разведчика Холодные Руки, о котором Красный Ворон говорил, что это дядя Бенджен. Бран не понимал, как такое возможно, но ему было все равно. В глазах и в носу у него защипало. - ДЖОН! Джон вздрогнул от неожиданности и обернулся. Сначала он посмотрел не в ту сторону, а потом увидел Брана. На его лице отразилось почти забавное выражение величайшего удивления, когда он понял, что Бран стоит, нет, бежит к нему, а потом он лучезарно улыбнулся. Это не чудовище, не демон и не Иной, это просто Джон, его брат. Они побежали навстречу друг другу. Наконец они встретились и со слезами обняли друг друга. Руки Джона были обжигающе холодными, и Бран чувствовал, как они забирают тепло его тела, но ему было все равно. Он обнял Джона за шею и почувствовал, как Джон обнимает его крепко-крепко. Невозможно поверить, что он мертв, что он погиб. Бран не видел, как Джон покинул Винтерфелл, он тогда лежал без сознания. А теперь, преодолев все, что их разделяло, пусть даже став скорее полубогами, чем людьми, они снова вместе. Это он. Это он. - Бран, - наконец произнес Джон срывающимся голосом. – Ты ходишь. - А ты живой, - Бран тихо хихикнул. – Думаю, мы оба удивили друг друга. - Точно. – Джон обнял его еще раз, а потом поставил на землю, пожирая взглядом его лицо, словно никак не мог наглядеться. – Как же ты… как же я… - Благодари свою женщину, лорд Сноу, - сказала Листочек. Она стояла в отдалении, не делая попыток приблизиться. – Тебе лучше поспешить. - Мою женщину?.. – в недоумении спросил Джон. Он повернулся к Вель. – Что ты сделала? - Ничего особенного, ворона. – Брану показалось, что ее глаза печальны, хотя она пыталась казаться невозмутимой. – Ты слышал это… создание. Нам надо идти. Джону не понравился ответ, но он не стал продолжать расспросы. Вновь повернувшись к Брану, он сказал: - Мы хотим пройти Старым Путем под холмом далеко-далеко на север. На край света. Покажи нам вход. Бран поколебался. - Вель сказала, там дракон. - Вель права, - ответил Джон, как будто речь шла о чем-то заурядном. – Если мне позволено пройти сюда, за мной могут пройти Иные. Пойдем. Бран хотел было возразить, что не знает, где вход, но это было не так. Он знал. Он молча вскарабкался на трон из корней и почувствовал, как они смыкаются вокруг него, змеями обвиваясь вокруг его тела. Через пятьдесят лет они прорастут сквозь меня. С каждым видением он все дальше и дальше уходил от своей памяти, от настоящего себя. Вспомню ли я, что меня зовут Бран Старк? Вспомню ли я, зачем Джон приходил сюда? Бран прикусил губу, но не остановился. Он почувствовал, как корни сворачивают и разворачивают свои кольца, ощутил холодное дыхание небытия. Открыв глаза, он увидел позади себя темную нору. - Вот, - сказал он тонким голосом. – Это здесь. Невдалеке раздался тихий топот неживых ног. Джон взглянул на вход, потом кивнул Брану. - Пойдем с нами, - сказал он. – Боюсь, нам без тебя не удастся пройти последнюю часть пути. Человек и… - Казалось, он не смог подобрать для себя подходящего описания. – Древние силы не пропустят нас. Ты должен пойти с нами. Открыть нам путь. - Но я уже открыл путь, - удивленно ответил Бран. – Это прямо здесь, Джон. Иди. – Он понимал, что если пойдет с ними в эту темноту, то лишь кровь Вель сможет удержать защиту от Иных, толпящихся у входа, а память о Мире была еще слишком жива. Хотел бы я забыть эту боль. Но пройдут дни, сливающиеся в месяцы и годы. И в один из этих дней, незаметно для себя, он не сможет вспомнить ее улыбку, звук ее смеха, простую и чистую радость, которую он испытывал, когда был с ней, с Жойеном, с Ходором и Летом. Забыв все это, он перестанет понимать всю глубину своей потери. - Трехглазая ворона остается, - резко сказала Листочек. – Он и так сделал больше, чем следовало. Ваше безумие нас не касается. Можете разрушить мир людей, но не наш мир. Джон посмотрел на нее, и в его взгляде был такой холод, что Брана пробрала дрожь. - Если Иные победят, если все покроется льдом, вашего мира не будет. Думаете, если все люди – мужчины, женщины и дети, - погибнут, то вернутся зеленые времена и все будет так, как до нашествия андалов, которые явились к вам с огнем и железом и загнали вас в это мрачное место? Мир уже слишком стар для этого, и час волка наступил. Все, кто не желает увидеть, как наш общий дом превратится в ничто, должны объединиться. - Дитя, - Листочек покачала головой, – тебе уже не нужно об этом думать. Тебе придется пожертвовать собой, принести себя в жертву. Ты никогда не вернешься. - Если такова цена, я заплачу ее. – Голос Джона не дрогнул. – Но мы должны попасть на север, к дракону, а без Брана… И Джон, и Листочек вопросительно посмотрели на него. Бран не знал, что сказать. Он отчаянно хотел пойти с Джоном, ему была невыносима мысль о том, что он снова должен его потерять, и на этот раз, может быть, навсегда. Но он не мог заставить Вель нести его ношу, а еще он понимал, что не сможет покинуть полый холм. Его жизнь навеки связана с этим местом, эти узы скреплены кровью, костью и древними, мрачными, жестокими таинствами. Я – Старк. Я должен исполнить свой долг. - Джон, - наконец произнес он. Ему хотелось крикнуть: «Не бросай меня!» Он должен будет провести здесь целую вечность в одиночестве, пока – если – не придет его наследник. Сломанный мальчик, слепой мальчик. – Я не могу пойти с тобой. - Почему? – разочарованно спроси Джон. – Бран, ты должен… я не знаю, как мы… Шаги все ближе, ближе, медленная мертвая поступь. Вель содрогнулась. Бран видел, как сквозь плащ, туго обмотанный вокруг запястья, проступило кровавое пятно. - Мы справимся, - сказала одичалая. По ее голосу было слышно, что ей очень больно, но она первая шагнула в темноту. – Бран сделал все, что мог. Торопись, лорд Сноу. Торопись. Джон помедлил мгновение, не сводя глаз с Брана. Они оба мечтали о том, чтобы этот миг никогда не кончался, чтобы они встретились где-нибудь в другом, лучшем месте. Но они оба понимали, что этого не будет. Джон коротко кивнул, отвернулся и двинулся ко входу. Тропа уходила вниз, в еще более неизведанные глубины, чем сердце холма. Древний Путь, их последнее рискованное дело, их единственный шанс. - Я люблю тебя, - сказал он Брану. - Я тоже тебя люблю. – Сквозь слезы Бран мог разглядеть лишь расплывчатые контуры их лиц. – Хотел бы я… - Мы справимся, - ответил Джон, повторив слова Вель. Он сделал несколько шагов вниз по тропе, предложил ей руку, и она с готовностью приняла ее и крепко сжала. Бран знал, как холодна эта рука. Вель накинула на голову капюшон, Джон тоже, и оба стали похожи на призраков, закутанных в черное. Медленно, но верно они начали спускаться все глубже и глубже. Вскоре Бран мог слышать только плеск воды и дыхание бездны. Вель и Джон окончательно скрылись из виду.