Север помнит / The North Remembers

Почти три дня он провел в кошмарном тумане снов, яви и холода, который обжигал словно пламя. Порой он видел красную женщину, а порой – свою Марию и четырех сыновей, которых он привел в водяную могилу на Черноводной. Он видел Девана на Стене вместе с Мелисандрой, но все не мог разглядеть его лицо, а когда сын наконец повернулся, его глаза были голубыми, словно смерть. Маленькие Стефф и Станни промелькнули как видения, от них осталось лишь смутное воспоминание. Наконец, напоследок он увидел короля. Станнис, как всегда, стоял, стиснув зубы, и когда он повернулся к своему деснице, его лицо было словно посмертная маска. «Что так долго, Луковый рыцарь?» – проворчал он. – «Думаешь, я могу ждать вечно?» - Нет, - лихорадочно пробормотал Давос. – Нет, конечно нет. – Чувство вины терзало его хуже, чем удар клинка. Иногда он приходил в себя и слышал шепот скагосских старух. Он вспоминал, где находится, и понимал, что еще жив, что ему удалось спастись. А потом темнота вновь накрывала его с головой, и ему грезился снег. О своем спасении он почти ничего не помнил. Помнил только, что наносил удар за ударом ножом из черного стекла, и некоторые из белых призраков таяли и превращались в ледяной дым. Внезапно Давос понял все, что лорд Мандерли рассказывал ему о кинжале, но в то же самое время со всей ясностью сознавал, что врагов просто слишком много и скоро ему конец. В какой-то момент он вспомнил о Станнисе, и ему захотелось плакать. Как может живой человек, даже тот, кого называют возрожденным Азором Ахаи, противостоять этому злу? Давос был уверен, что эта мысль станет для него последней. Но вдруг краем глаза он заметил вспышку, а потом – яркий огонь. И пока он смотрел, со стороны горы появилась одичалая, держа в обоих руках по факелу, а рядом с ней бежал огромный черный волк, который мог принадлежать только Рикону Старку. Они оба без колебаний ворвались в толпу упырей. Через мгновение ночь наполнилась пылающими мечущимися мертвецами. Давос опустился на одно колено, чувствуя холод в спине. Его посетила шальная мысль, что это Семеро услышали его и ответили на его молитву, но потом он вспомнил, что Семеро не имеют здесь силы. Он никогда не видел ничего более первобытного, чем огромный лютоволк, разрывающий упыря почти напополам, чем жуткое пламя, когда Мелисандра сжигала Семерых на берегу Драконьего камня, чем свет факела в его темнице, куда его заточили Овсянка и Угорь после попытки убить жрицу, – и все померкло. Когда Давос пришел в себя, он обнаружил, что лежит обнаженный под шкурами в шатре старух. Спина горела от холода. Он вспомнил, что был ранен стрелой, когда скагосцы взяли его в плен, но боль была совсем другая, куда хуже. От этой боли он потерял сознание, и это стало облегчением, но даже в бреду видениям не было конца. В моменты просветления он пытался утешаться тем, что если Оша не позволила ему умереть, то наверняка она захочет продолжить переговоры. Если же нет, то ей не стоило покидать безопасный круг факелов, она могла бы просто прийти утром к его расчлененному трупу и забрать стеклянный кинжал. Наконец к вечеру третьего дня Давос окончательно очнулся. Одна из старух, которая знала несколько слов на общем языке, сказала ему, сколько он пролежал, и велела не шевелиться. Один из упырей ранил его, поэтому он балансировал на грани жизни и смерти, и не было ни питья, ни снадобья, чтобы удалить лед из тела. Там был порез, покрытый холодной коркой, и когда Давос прикоснулся к ране, то тут же с шипением отдернул руку. Старуха неодобрительно покачала головой, что-то сказала на древнем языке, а потом помахала у него перед лицом искривленным грязным куском кости. После неуклюжего обмена жестами Давос наконец уяснил, что это рог единорога, известный своими целительными свойствами, и что несколько молодых людей из племени отправились охотиться на единорога, чтобы помочь Давосу. Давос был тронут, услышав это. Какая необычайная забота о том, кого изначально собирались просто прикончить. Он спросил себя, знают ли скагосцы и Хьяльмар Бьернссон, какую роль в его спасении сыграли Оша и Лохматик. Может быть, пережив ночь на горе, он получил какой-то почетный статус, и теперь ему нужно как-то объяснить, что произошло, не разрушив их заблуждений. Он попытался было сочинить какую-то более или менее правдоподобную историю, но тут в палатку вошла Оша собственной персоной. Она отпустила сиделку, сказав ей несколько отрывистых слов, и подлила в жаровню побольше тюленьего жира, от которого повалил зловонный дым. Давос дрожал от холода даже под целой грудой шкур, и он подвинулся к огню поближе. Он заговорил только тогда, когда уверился, что они остались одни. - Спасибо. Наградой ему был недовольный взгляд. - Если б у меня была хоть капля мозгов, я бы оставила тебя умирать там. – Оша села на место старухи. Смотрела она цепко и внимательно, словно ястреб. – А вместо этого я вломилась в толпу долбаных Иных, словно я долбаная воительница. - Тем не менее, ты сделала это, - сказал Давос. – Почему? Одичалая тряхнула головой. - И правда, почему? Ты поклонщик, южанин, тебе не было никакого смысла приезжать сюда. Но ты здесь, и я не уверена, что хотела бы видеть, как ты умираешь от рук этих мертвых говнюков. А еще я думала над твоими словами. Мальчику не стоит проводить всю жизнь на Скагосе, и боги свидетели, Болтоны заслуживают наказания. Но даже если это и так, Рикон здесь счастлив, и… - В безопасности? – закончил Давос, усмехнувшись. – И давно упыри приходят по ночам? - Если он остается внутри огненного круга, ему гораздо безопаснее здесь, чем там. Но что здесь, что там, он лишь младший сын лорда Старка. По вашим поклонщицким законам, у него появятся права на наследство только если все остальные мертвы. На самом деле мертвы, а не прячутся, как он. И еще одно. Может, тебе удастся заманить Рикона в лодку – да, может, и удастся, если ты не боишься быть малость покусанным. Но хотела бы я посмотреть, как ты управишься с Лохматиком. Зверь совсем одичал, и он питается не только тюленями. Давос с беспокойством воспринял ее слова. В других обстоятельствах он предпочел бы повесить волка и забрать ребенка. Но в данном случае волк был так же важен, как и мальчик, если даже не важнее. Может, Рикон Старк и похож на свою леди-мать, но доказать его подлинность без волка невозможно. И все же Давос не намеревался сдаваться из-за каких-то пустяков. - Волк ведь делает то, что говорит ему мальчик? - Может, да, - сказала Оша. – А может, и нет. Лучше тебе взять на борт старых богов, контрабандист. Давос удивленно взглянул на нее. - Почему? Она криво усмехнулась. - Потому что твои ссаные семь богов не помогут тебе, если Лохматик решит, что ему что-то не по вкусу. Итак, я должен взять на борт пятилетнего ребенка, который сам стал наполовину одичалым, и вконец одичавшего лютоволка, который не брезгует человечиной. Мы отправимся на маленькой лодке в опасное плавание к Белой Гавани, питая слабую надежду, что лорд Мандерли еще жив и готов сдержать свое слово. Давоса посетила предательская мысль, что это просто не может, никак не может сработать. Но раз уж он зашел так далеко и вынес так много, он возьмет на борт хоть Иного, если понадобится. - Что ж, - наконец сказал он. – Надеюсь, наш нынешний разговор означает, что у меня есть шанс. Могу я увидеть мальчика? Оша внимательно посмотрела на него. - Ты упрям, беспалый сир, этого у тебя не отнять. Ну ладно, - Она швырнула ему длинную шерстяную рубаху, плащ из тюленьей шкуры, пару меховых унт со шнуровкой до колена и его потертые кожаные бриджи. – Одевайтесь, а там посмотрим. Давос очень старался, но его руки двигались словно деревянные, а спина все еще горела, поэтому у него ушло некоторое время на то, чтобы надеть даже такую простую одежду. Наконец он вышел из шатра вслед за Ошей. Был холодный ясный день, и казалось невероятным, что он все еще здесь и что он видит обыденные вещи – два старика раскуривают костяную трубку, женщина расшивает бусинами платье, а другая свежует и потрошит горного козла. Он раньше думал, что скагосцы – дикие, кровожадные, не способные мыслить людоеды, а теперь он понимал, что это просто люди. Я видел лицо истинного врага. Давос представил себе, как рыцари Станниса, так же кичащиеся своей честью, как и сам король, живут в своей новой обители на Стене, окруженные воронами и одичалыми. Конечно, если там вообще кто-нибудь остался. Он сожалел, что так мало знает о планах и передвижениях Станниса. Вдруг ему пришло в голову, что король, возможно, считает его мертвым. Лорд Мандерли выставил просмоленную голову и руку с укороченными пальцами на воротах Белой Гавани на всеобщее обозрение, и некому сообщить Станнису, что это обман. Эта мысль заставила Давоса ускорить шаг, хотя теперь каждое движение причиняло боль, и он был вынужден постоянно хватать Ошу за руку, чтобы избежать позорного падения. Она смотрела на него с раздражением, но терпела. Наконец они дошли до заснеженного поля, где несколько детей, мальчиков и девочек, увлеченно играли в какую-то игру с мячом. Один из старших мальчиков сильно ударил более маленького, тот отскочил и разразился потоком ругательств (по крайней мере, звучало это как отборная брань). Мальчик был высокий для своего возраста, крепкий и сильный, со спутанной шевелюрой, которая в солнечном свете отливала красным, совсем как у Мелисандры, и Давос не удивился, когда Оша позвала: - Раудур минн, иди сюда. Удивленный и явно недовольный тем, что ему не дали преподать обидчику урок, Рикон подбежал к ним. Давос склонил голову. - Милорд Старк, доброе утро. Малыш подозрительно посмотрел на него голубыми глазами, нахмурив густые брови. Он тут же повернулся к Оше и спросил ее о чем-то на древнем языке, а та ответила подчеркнуто на общем: - Это сир Давос Сиворт, он приехал по поручению лорда Вимана Мандерли из Белой Гавани. Помнишь его? - Ага, - сказал Рикон. – Толстый такой. – Он хихикнул. - Я пришел не только от лорда Вимана, - Давос решил, что должен сказать правду. – В основном, по поручению моего короля, я его десница. Меня послал Станнис Баратеон, законный наследник Железного Трона, он сражается на Севере против Болтонов, которые разорили ваш дом в Винтерфелле. Если вы вернетесь домой, на свое законное место, лорд Мандерли признает Станниса своим королем. Я надеюсь… я надеюсь, что в благодарность, милорд, вы сочтете возможным сделать то же самое. - Не-а, - с жаром ответил Рикон, тряхнув головой. – Король Севера – Робб. Робб, а не Станнис. - Ваш брат мертв, милорд. – Давос постарался говорить спокойно и ровно. – Я уверен, лорд Мандерли говорил вам. Он сам потерял сына на Красной Свадьбе, поэтому… - Нет! – пронзительно выкрикнул Рикон. – Ты врешь, ты толстый врун! Ты как Теон! Теон тоже врун, он все время врал и всех убивал в Винтерфелле. Он и Робба предал. Ненавижу его! Ненавижу! Давос подавил желание отступить назад, напомнив себе, что глупо пугаться выходки пятилетнего ребенка, даже такой яростной. Он снова припомнил слова лорда Мандерли. Север помнит, лорд Давос. Север помнит, а этот балаган почти уже подошел к концу. Рикон потерял все, что у него было, а здесь, на Скагосе, он нашел хоть и ненадежное, но убежище. Он не по возрасту взрослый. И все-таки Давос не собирался это так оставить. - Милорд, я понимаю ваш гнев, но я не Теон Грейджой. А Станнис – не тот человек, который… - НЕТ! – взвизгнул Рикон, стиснув кулачки и покраснев. – НЕТ, НИ ЗА ЧТО! – С этими словами он бросился на Давоса и сильно пнул его в голень. На этом терпение Давоса иссякло. Может быть, Рикон Старк – законный лорд Винтерфелла, и от него зависит дело Станниса, но он всего лишь своевольный избалованный ребенок и ведет себя соответственно. Кроме того, Давос был отцом семерых сыновей, и у него был опыт обращения с непослушными мальчиками. Он нагнулся, схватил Рикона за шкирку и перекинул его через колено. А потом, пока мальчик был слишком ошарашен, чтобы сопротивляться, Давос дважды сильно ударил его по мягкому месту. Оша с насмешливой улыбкой наблюдала за ними. - Не могу сказать, что ты этого не заслужил, раудур минн, - заметила она Рикону. – И он еще раз это сделает, если будешь досаждать ему. - Я приехал не в игры играть, - сообщил ему Давос. – Я собираюсь уехать как можно быстрее, а вы, ваш волк и Оша – если она пожелает – поедете со мной. - Не поеду, - сказал Рикон, но гораздо менее уверенно, чем раньше. - Меня не интересует ваше мнение, милорд. Только ваше сотрудничество. – Давос оглянулся на Ошу, стараясь не думать о ее словах про морское путешествие с Лохматиком на утлой лодке. – Я договорюсь обо всем с Хьяльмаром и остальными. Отведешь меня к ним? - Видно, придется, - согласилась Оша и слегка подтолкнула Рикона. – Иди поиграй с друзьями. Постарайся, чтобы тебя не убили. – Она повернулась и быстро пошла прочь. Давос последовал за ней, его походку можно было назвать «доблестной хромотой». Голень болела от удара Рикона, и это только укрепило его мрачную решимость. Хватит с меня игр. Когда Оша, не спрашивая разрешения, вошла в шатер, вождь и шаман сидели рядом и оживленно беседовали. Они встретили ее недовольными взглядами, но потом заметили воскресшего Давоса и с удивлением уставились на него. Шаман сотворил знак, отпугивающий духов, а Хьяльмар сказал Оше нечто одновременно и обвиняющее, и потрясенное. Она пожала плечами и что-то ответила, совершенно не смутившись. Давос вышел вперед. - Полагаю, я прошел испытание? – Он не мог винить их за остолбенение. В конце концов, когда посылаешь человека ночью в глухое место, на холод и снег, даже не упомянув, что кругом кишат ожившие мертвецы, вряд ли ожидаешь, что этот человек три дня спустя вломится в твой шатер и будет выглядеть не сильно хуже, чем раньше. По крайней мере, будет живым. - Хьяльмар говорит, он помнит о твоей просьбе, - сказала Оша, после того как вождь произнес небольшую, но выразительную речь. – Он рад, что нож так тебе помог. И он говорит, ты должен помнить, что ему нужно больше такого стекла. И побыстрее. - Когда мой король выиграет войну, - ответил Давос, - я буду рад выполнить мое обещание. – Если возвращение Рикона домой хоть немного приблизит Станниса к победе, он вернется на Скагос с целой грудой драконьего стекла. - Это слишком долго, - передал Хьяльмар через Ошу. – Они становятся сильнее с каждой ночью. Скоро огня будет недостаточно, чтобы сдержать их. - Мой король ведет такую же тяжелую войну, как и ваши люди. – Давос отказался менять тему. Он не мог сражаться с целым племенем, чтобы забрать Рикона, но чувствовал, что времени почти не осталось. – И я должен быть рядом с ним, что бы ни случилось. Потом я вернусь. Даю слово. - Ты дашь слово, - в голосе Оши была та же угроза, что и в голосе Хьяльмара. - Ты дашь больше, чем просто слово. Ты оставишь здесь мальчика и принесешь кровную клятву. Тогда и только тогда мы позволим тебе уйти. - Мальчика? - Давос испугался, что речь идет о Риконе. - Векса. Кальмарьего оруженосца. Он останется с нами, пока ты не привезешь черное стекло. - Векс ни в чем не виноват, - запротестовал Давос. – Он немой. Только благодаря ему я и попал на Скагос. Оставьте его у себя, если хотите, только не причиняйте ему вреда. Он ни при чем. Оша и Хьяльмар одарили его загадочными взглядами. - Посмотрим, беспалый, - сказала Оша. – Все зависит от того, как быстро ты вернешься с этим стеклом. Если путь до Скагоса к тому времени будет открыт. Между сегодняшним днем и будущим была тысяча возможных событий. И единственный способ проверить – это начать действовать. Давос вынул стеклянный нож из ножен; придя в себя, он с удивлением обнаружил, что оружие все еще при нем. Как будто одичалые боялись трогать его, не зная всех подробностей его битвы в горах. - Хорошо, - сказал он. – Я поклянусь на крови. Хьяльмар сделает то же самое? Вождь одичалых пожелтел и уставился на Давоса налитыми кровью глазами. Потом он зарычал, снял у Давоса с пояса его собственный кинжал и полоснул по ладони. Он изо всех сил пытается спасти своих людей, противостоять неизбежному злу и самым тяжелым обстоятельствам. Давос почти почувствовал к Хьяльмару симпатию. Он поднял руку и порезал ее черным лезвием. И тут же рухнул на колени от невыносимой боли, которая пронзила его насквозь, - не руку, а спину, ледяную рану, нанесенную клинком Иного. Боль была такова, что Давос на мгновение словно вышел из собственного тела, и когда посмотрел самому себе в глаза, они были голубыми. Прежде чем он смог понять, что происходит и что это значит, он пришел в себя. А потом до него дошло. Драконье стекло их убивает, а теперь во мне есть что-то от них. Если я умру, я стану упырем – может быть, я уже становлюсь упырем, ведь этот медленный яд теперь во мне. От ужаса Давос лишился дара речи. Он словно услышал шепот красной женщины о том, что огонь – это единственное исцеление. Эта болезнь словно серая чума, она распространяется медленно, но неотвратимо, пока он не превратится… нет, не в камень, в лед. Ни Хьяльмар, ни Оша, похоже, не поняли, что с ним происходит. На их лицах было написано удивление и даже участие. Они ждали, пока он встанет и произнесет клятву. Он должен был ее сдержать. Чего бы это ему ни стоило – от пальцев до сыновей, свободы и самой жизни, - Давос Сиворт всегда держит слово. Вечером ему дали собственный рог единорога: видимо, молодым охотникам сопутствовала удача. Старухи вручили ему рог с большой помпой – нужно беречь этот талисман как зеницу ока, ведь он оградит его от зла. Зла, похоже, приходится ожидать в избытке. Сам единорог, мохнатый зверь, похожий на козла, покрытого мехом, воняющим перезрелым сыром, и с зазубренным наростом на лбу, откуда был отломан рог, был съеден на ужин. Давос нашел мясо жестким и сухим, но лучше уж это, чем что-нибудь другое. Тем не менее, есть ему не хотелось. Его слегка мутило, и он чувствовал себя таким слабым, что порыв ветра, казалось, может сбить его с ног, но он решил не тратить драгоценное время и поскорее покинуть Скагос. Только богам известно, во что я могу превратиться. Все было улажено, и он, Оша, Рикон и Лохматик должны были выйти из деревни завтрашним утром, чтобы к закату дойти до моря. Даже при самых благоприятных обстоятельствах это будет тяжелое и опасное путешествие, и это несмотря на то, что Хьяльмар согласился дать им пони, чтобы ускорить путь. В обмен он потребовал, чтобы Давос оставил ему стеклянный нож, но Давосу удалось его отговорить. Если его убьют по дороге, пригрозил он вождю, ни одного стеклянного клинка им не достанется. Когда после переговоров Давос вернулся в шатер к старухам, он погрузился в неглубокий сон; ему снился лорд Мандерли, с лица которого содрали кожу. Придя в себя, он лежал и смотрел на спящего Векса. Интересно, что мальчик думает о нем, ведь он так просто продал его свободу. Векс храбро заверил Давоса на языке жестов, что с ним все будет в порядке, но Давос не мог избавиться от чувства вины. Что касается Рикона, тот был чрезвычайно недоволен исходом дела, и Давосу пришлось пригрозить, что он опять его отшлепает. Только тогда юный наследник дома Старков неохотно подчинился. Разумеется, Давос не собирался плохо обращаться с мальчиком, но он также и не намеревался задабривать его. Насколько можно было судить, Рикон – в буквальном смысле взращенный волками - чрезвычайно нуждался в твердой мужской руке и дисциплине. Может быть, пара уроков поможет мальчику уяснить важность его возвращения домой. Давосу никак не удавалось уснуть, и он просто лежал без сна и думал о том, что за твари сейчас разгуливают за пределами огненного частокола. Его спина все еще пульсировала от боли. Это пугало его почти так же сильно, как и целая толпа оживших мертвецов. Наконец рассвело. Слабый, измученный и печальный, Давос натянул на себя одежду, застегнул пояс с мечом – ему удалось уговорить Хьяльмара вернуть меч, - и решил было разбудить Векса, чтобы попрощаться, но передумал. Будет только хуже. Нельзя оглядываться назад. Он вышел из шатра и обнаружил, что Рикон и Оша уже ждут его. Лохматик расхаживал взад и вперед, вздыбив шерсть и оскалив зубы, но, по крайней мере, он не попытался вцепиться Давосу в глотку. Рядом были привязаны три крепких приземистых пони, почти таких же мохнатых и вонючих, как единорог. Они нервно переминались, напуганные присутствием лютоволка, и Давос не мог винить их за это. - Милорд, - сказал он Рикону. – Вы позволите волку бежать впереди? - Лохматик останется со мной, - упрямо ответил Рикон. Решив не начинать путешествие со ссоры, Давос не стал настаивать; у них еще будут другие, более важные споры, в которых он должен будет одержать верх. Отвязав пони, они отправились в путь. Давос хотел было спросить, может ли Рикон ехать один, но увидев, как мальчик уверенно сел в седло, решил не спрашивать. И действительно, когда они выехали из деревни, Рикон припустил вперед, словно кентавр, а Лохматик бежал рядом с ним. - Не уезжай далеко, раудур минн, - крикнула ему Оша. – Солнце еще не встало над долиной. Рикон уехал слишком далеко и не слышал – или, скорее всего, благоразумно притворился, что не слышит. Давос решил, что позже обязательно объяснит мальчику, что подчиняться приказам совершенно необходимо – не только для Рикона, но для каждого из них, - чтобы выжить в пути. Нужно припомнить все старые контрабандистские трюки, чтобы незаметно пробраться к берегу, и даже придумать несколько новых, чтобы безопасно проскользнуть в Белую Гавань. Вернулся ли Мандерли со свадьбы Рамси Болтона? При этой мысли Давос почувствовал тянущую боль в животе. Оша знала более безопасную и укромную тропу через горы, чем та, по которой пробирались Давос и Векс, и путь оказался легче, чем Давос предполагал. После полудня они остановились, чтобы быстро перекусить. Лохматик учуял что-то интересное, и Рикон убежал с ним, а потом дулся на Давоса, когда тот отругал его за задержку. Когда они наконец прошли по каменистому ущелью и спустились к берегу, солнце пугающе низко опустилось к горизонту. Последний спуск был такой крутой и узкий, что им пришлось спешиться и вести пони в поводу. Взять на борт животных, за исключением Лохматика, не было никакой возможности, поэтому пони должны были последовать природному инстинкту и сами найти дорогу домой. Давос и Оша приказали Рикону оставаться на месте. Они добрались до трещины в скале, где была спрятана лодка, и стали разбирать укрывающие ее ветки. Пока они работали, Оша сказала: - Надеюсь, ты хорошо знаешь, что делаешь, сир. - Знаю. – Давос не готов был признаться ей в своих предательских сомнениях. – Я обещал Хьяльмару, и я обещаю вам, миледи. Я обеспечу, чтобы вы безопасно добрались к лорду Мандерли в Белую Гавань, а потом и в Винтерфелл, или умру. - Миледи? – Это ее позабавило. – Мне почти кажется, что ты действительно хочешь сдержать слово, беспалый. Если бы еще у тебя получилось. Мальчик – не спаситель, он всего лишь ребенок, и его брат, возможно, еще жив. Если это окажется правдой, лучше бы нам остаться здесь. - Возможно. Если. Лучше бы, - сказал Давос. – Опасные слова. - Да, это так, - признала Оша. Она отбросила последнюю ветку и недоверчиво оглядела лодку. – Твою ж мать, это что, твоя лодка? Я могу разломать ее пополам голыми руками и потом ковыряться в зубах обломками. - Она крепче, чем кажется. – Давос отвязал конец и вытащил его наружу. – Помоги мне. Оша молча послушалась, и они вдвоем подтащили лодку по песку к воде. Карра покачивалась на снежно-белых бурунах, бьющихся в берег. Одичалая махнула Рикону. - На борт, раудур минн. Давай. - Пойдем, Лохматик, - Рикон свистнул, и черный волк перемахнул через борт с такой силой, что вместе с ним в лодку плеснула холодная соленая вода. За ним залез Рикон. Он уселся на корме под пологом из шкур и смотрел по сторонам, широко улыбаясь, уже забыв свои возражения и приготовившись к новым приключениям. Давос смягчился по отношению к мальчику. Он очень скучал по сыновьям. Оша тоже села в лодку, Давос вытолкнул карру в море, а потом забрался сам. Ветра почти не было, так что он вставил весла в уключины и начал грести. На мгновение, несмотря ни на что, он почувствовал надежду. Учитывая, с чем ему пришлось столкнуться пять дней назад, это просто чудо, что он еще жив, да еще и нашел младшего Старка. Оша взяла вторые весла. Она гребла сильнее, чем Векс, и даже сильнее, чем сам Давос; испытания дали себя знать. Он не мог не оглянуться через плечо на Скагос. Остров казался призрачным в сгущающихся сумерках. Скалы черные, словно чернила, распухшее кроваво-красное солнце оставляло на воде темно-алый след, уходящий за горизонт. Все-таки у него получилось, он забрал их, а теперь нужно найти лорда Мандерли, и… Что-то ударилось в днище лодки. Давос тут же встрепенулся. Это мог быть камень или тюлень, но… это просто разыгралось воображение. Он твердо приказал себе собраться и продолжать грести. Когда они поймают прилив, то смогут… Снова что-то ударило в лодку. Снова и снова. Они качались из стороны в сторону на зыбких волнах, и Давос краем глаза заметил, что рядом что-то движется. Что-то слишком медленное и неуклюжее для тюленя. - Что это? – Рикон с интересом перегнулся через борт. – Там лица. Лица в воде. - Отойди, - сказала Оша напряженным голосом. – Отойди оттуда, раудур минн. - Почему это? – нахмурился Рикон. – Это что, русалки? Русалки не настоящие, они только в сказках бывают. И… Лохматик оскалил клыки и низко, угрожающе зарычал. - Поднимай парус, - приказал Давос Оше. – Постараемся идти как можно быстрее. – Спина пульсировала, мерзла и горела. Если он позволит себе поддаться панике, все пропало, поэтому он погреб быстрее. Оша вскочила и достала парус. Это вряд ли сильно поможет: у карры была всего лишь одна мачта. Но парус хлопнул и запел на усиливающемся ветру, пока она неумело вязала узлы. Одичалые не были мореходами. - Проверь, как у меня получилось, сир, - сказала Оша, запыхавшись. – Давай, я возьму весла, и ты сможешь… В это мгновение из-под воды вырвалась истлевшая рука. Рикон взвизгнул, метнулся назад и упал на Лохматика, который зубами схватил своего хозяина за воротник и оттащил подальше. За рукой показалась вторая, и еще, и еще. Вокруг лодки начали всплывать упыри. Прогнившая плоть мокро блестела, из-под разорванной одежды проглядывали кости. Мертвяки таращились пустыми глазницами и лязгали зубами. Некоторые вцепились в лодку, а другие начали карабкаться на нос. Мертвецы в воде. Боги, смилуйтесь, смилуйтесь, смилуйтесь. - Одичалые, - выдохнула Оша, пытаясь веслом спихнуть одного обратно в воду. – При жизни они были одичалыми. В деревне рассказывали… четыре тысячи одичалых, даже больше… направлялись в Суровый Дом… на побережье за Стеной… А теперь все они мертвы. Давос не мог позволить себе думать, только действовать. У него все еще был стеклянный нож, но на упырей он действовал меньше, чем на Иных. Огонь, тут нужен огонь. Но на утлой лодке посреди ледяного океана, когда враги окружают со всех сторон, добыть огонь было невозможно. Но нужно как-то прогнать их, нужно… Один из мертвецов слепо потянулся к Рикону. Мальчик снова взвизгнул и ударил упыря, а Лохматик прыгнул вперед так сильно, что едва не перевернул лодку. Волк схватил сопротивляющегося мертвяка зубами, а тот яростно брыкался и бился, словно насекомое, насаженное на булавку. Оша сражалась на баке, а Давос ударил ножом упыря с перерезанным горлом, который карабкался на корму. Тот упал с сильным всплеском, так что рябь пошла на дюжины ярдов. Их тут сотни. Это нечестно. Нечестно! Времени на раздумья не было. Лодка качалась и поднимала брызги, все больше рук высовывались из-под воды. Если они пробьют днище, все пропало. Еще один упырь полетел за борт, Давос полоснул ножом другого, Лохматик разорвал третьего, и они все еще сражались, а мертвецы все лезли и лезли. Лодка оказалась крепче, чем выглядела, а потом… Потом Оша исчезла. Вот она опасно балансировала на носу, изо всех сил отбиваясь от мертвых одичалых, а потом раздался приглушенный вскрик и тяжелый всплеск. Рикон выскочил туда, где она стояла, но Лохматик утащил его обратно, хотя на этот раз мальчик яростно сопротивлялся. - Оша! – кричал он. – Оша, Оша! Она мертва, я не могу спасти ее, она погибла. Но Давос очень хорошо знал, где бы он был сейчас, если бы Оша в тот раз так же подумала о нем. И прежде чем он успел сказать себе, что это самоубийство, он прыгнул за борт. Вода сомкнулась над ним. Было так холодно, что он сразу закоченел, а тяжелая одежда тянула ко дну. Он открыл глаза, чувствуя, как их жжет соль, и увидел Ошу в десяти или пятнадцати футах внизу, в руках мертвеца, утягивающего ее на дно. Ее глаза тоже были открыты, изо рта вырывались пузыри от крика. Давос примерился и нырнул. Он яростно греб ногами, вокруг него кишели бледные трупы. Упыри нависали над ним, злобно ухмыляясь. Он уворачивался, не теряя Ошу из виду и протягивая к ней обе руки. Человек может выжить в такой холодной воде не больше четверти часа, а у него точно не хватит сил продержаться под водой так долго. Но он ее не отпустит. Он оттолкнулся от воды еще сильнее. Оша билась все слабее, глаза ее закатились. Еще один мощный рывок – и Давос схватил ее и потянул за собой. Черные пятна замелькали у него перед глазами. Вверх, выше и выше. Давос вынырнул наружу, захлебываясь и хрипя. Сердце бешено колотилось, дыхание со свистом вырывалось изо рта. На одно мгновение он оцепенел от шока, но потом рывком встряхнулся и поплыл. Оша была еще жива, когда Давос втащил ее на палубу, но едва дышала. Ее кожа была мертвенно-бледной, глаза закрылись, дыхание выходило медленным журчащим свистом. Он перевернул ее на спину и нажал кулаками на живот, выталкивая из нее воду, но ее тело оставалось безжизненным, словно тряпичная кукла. Лохматик остался их единственным защитником от упырей, которые – возможно, это было лишь распаленное воображение Давоса, - похоже, начали отступать. Рикон спрятался под шкурами на корме. Хоть он был и очень храбрым для своих пяти лет, но кругом царил сущий кошмар. Давос повернул Ошу лицом вверх и прижался губами к ее рту, пытаясь вдохнуть воздух в ее легкие. Это не помогло, воздух просто вышел наружу, когда он оторвался от ее губ. Давос попытался еще раз, отказываясь терпеть поражение, и вновь безуспешно. Они определенно набирали скорость. Над головой показались звезды. - Она не может умереть, - жалким голосом сказал Рикон. – Не может умереть. Как мало ты знаешь, летнее дитя. Давос снова попытался вдохнуть в нее воздух, и еще раз, и еще, потом сжал ей сердце, как много раз делали его товарищи моряки, чтобы вернуть к жизни тех, кто казался захлебнувшимся насмерть. Но все было бесполезно. Изо рта у Оши вытекла струйка воды, голова запрокинулась, и она вытянулась, глядя в небо такими же пустыми глазами, как поверхность поднимающейся луны. Она умерла. Давос бессильно сел в лодке, оплакивая женщину, которую узнал только недавно. Она спасла мне жизнь, а я не смог ее спасти. Он про себя поклялся духу Оши, что ее жертва не будет забыта, что Станнис назовет ее в числе героев, когда взойдет на трон. - Оша? – сказал Рикон, все еще надеясь. – Оша? - Она умерла, малыш. – Голос Давоса звучал глухо и невнятно. Он сильно дрожал под мокрой, обледеневшей одеждой. Более того, нужно было выбросить тело за борт, и немедленно. К ней прикасались упыри, и конечно, она восстанет после смерти. - Нет. Нет, не умерла. Я не позволю! – Рикон вскочил на ноги и попытался подбежать к телу своей защитницы, но лодку качнуло волной, и он упал. Давос поймал его, а Рикон яростно сопротивлялся, колотя его маленькими кулачками и крича, чтобы Оша проснулась. Но она не проснулась. Тогда он заплакал и рухнул на Давоса, лягаясь и колотя его, злясь на мир, который отнял у него все на свете. Давосу ничего не оставалось, как крепко обнять его. «Ночь темна и полна ужасов», - чарующе прошептала Мелисандра. – «Еще не поздно, луковый сир. Спасайся. Ты не должен становиться одним из них. Тебе не нужно жертвовать мальчиком». «Но вы бы это сделали», - ответил ей Давос про себя, и его сердце обливалось кровью. – «Вы бы принесли в жертву Эдрика Шторма, если бы я не отослал его прочь». «В королевской крови есть сила», - ответила она, как и всегда. Он увидел ее глаза, так же неестественно красные, как у упырей – голубые. Но наваждение исчезло, остались только луна и звезды, плачущий Рикон и воющий Лохматик. Ветер раздул парус, мертвяки и Скагос исчезли вдали, и они поплыли в сердце надвигающейся ночи.