Север помнит / The North Remembers

В глухой тьме, прижимающейся к нему, как ребенок прижимает нос к стеклу, он слышал спотыкающиеся шаги и сбивчивое дыхание призраков, которые охотились за ним. Он знал, что это его собственные шаги и что призраки не дышат, но все равно боялся. Здесь точно есть призраки, печально вздыхающие и истекающие кровью. Мечи, которые удерживали их в гробницах, исчезли. Я видел, когда спустился сюда с Барбри Рисвелл. Бессчетные тени, вечно бодрствующие духи давно почивших Старков. Все, кто были мне дороги, погибли. Осталась только Аша, но ему больше никогда ее не увидеть. В первые несколько лет после того, как Теон приехал в Винтерфелл, он иногда воображал, что когда-нибудь будет погребен в этой крипте. Лорд Старк отдаст ему в жены Сансу, а он устроит так, чтобы унаследовать замок от ее имени. Тогда, встретив достойную смерть, он будет лежать здесь. Лорд Грейджой, волк-кракен. Он понимал, что это совершенно невозможно, даже в самом словосочетании есть противоречие. Глупые детские мечты. Я никогда бы не смог править Севером, будучи мужем Сансы. Только если бы Робб, Бран и Рикон умерли, не оставив потомства… Робб, Робб, я не хотел, я не думал… Теон был рад тому, что сам Робб не покоится в крипте. Вряд ли бы ему хватило духа взглянуть на его гробницу, на то, что она символизирует, - насмешки судьбы и несчастья. Хоть он и страшился этого, но все равно оказался здесь. Ему хотелось упасть на колени и взмолиться о прощении, которое Робб не мог ему дать. Ему хотелось покорно лечь на камни и ждать смерти рядом со своим королем или пустить в ход нож, который дал ему Тормунд, когда почувствует, что храбрость изменяет ему. Я бы хотел, чтобы так и случилось. Я бы так и сделал. Возможно, мертвые Старки скоро придут за ним. Наконец мои мечты стали явью. Теону хотелось и смеяться, и плакать. Но так уж вышло, что он не мог поступить по своему желанию. Ему нужно было спасти Манса. Чем дальше они углублялись в крипту, тем меньше Теон был уверен в том, что он спасает, а не убивает его. Лорд Мандерли сказал правду – Короли Зимы были их единственной надеждой, но зима, как убедился Теон, это жестокий спутник. В этом темном студеном лабиринте время как будто исчезло, поэтому он не знал, как долго они здесь находятся, но Мансу было так плохо, что им приходилось часто останавливаться. Они засыпали и просыпались на холодных камнях, прижавшись друг к другу, стуча зубами от холода, словно в лихорадке. И обоим снились одинаковые кошмары. Теона сильно тревожило то, что из них двоих он был самым сильным. Это он, со своей нетвердой кривобокой походкой и слабыми сутулыми плечами, был вынужден тащить Манса вниз по бесконечным узким ступеням, которые в течение многих поколений не тревожила нога Старка. Они брели под древними низкими сводами, почти касаясь головой потолка. Стены блестели от инея, на них рос какой-то морозоустойчивый зимний лишайник. Теон отломил хрустящую веточку и сунул в рот – лишайник оказался съедобным. У них не было другого пропитания, ведь эти чертоги предназначались для мертвых. Мандерли сказал, здесь что-то есть. Нужно это найти. Теон даже под страхом смерти не мог предположить, что бы это могло быть. Может, ему нужно каким-то чудом получить власть над духами Старков и убедить их вступить в битву, чтобы освободить их родовое гнездо от гнусных захватчиков? Он глупо захихикал, такой дикой показалась ему эта мысль. О боги, Робб, где же ты? Тебе бы следовало прикончить их всех. Робб Старк и Рамси Сноу, две половинки его жизни. У них одинаковые инициалы, у одного женой была Жиенна, у другого – Джейни, а это, по сути, одно и то же имя, и обе эти женщины их погубили, каждая по-своему. Но Старк – это не Сноу, а Сноу – это не снег. Один – король, другой – чудовище. Я загнан в ловушку между ними, и сейчас еще хуже, чем раньше. Я служил тебе, Робб, мне не следовало… Я найду это, найду… Боги, смилуйтесь, смилуйтесь… Теон смутно припоминал имена, высеченные на могильных камнях. Короли Севера, правившие задолго до Завоевания. Мейстер Лювин когда-то рассказывал ему про их деяния, но все забылось. Манс помнил о некоторых и рассказывал о них Теону, пока силы вновь не покидали его. Теон не спрашивал Манса о том, что с ним делали во время его пленения, ведь это оживило бы его собственные воспоминания, которые были для него невыносимы. Кроме того, все было предельно ясно по тому, как Манс шатался и стонал, как кровоточили его раны, как его тошнило. К счастью, кругом было темно, поэтому, когда Теону приходилось отходить в уголок, чтобы отлить, Манс не видел его увечий. И по этой же причине, хорошо, что у них было мало воды; они облизывали сырые камни, чтобы увлажнить пересохшие глотки. Нужно найти выход наружу или запас еды, иначе – голодная смерть. Судя по их состоянию, это не займет много времени. Они были уже глубоко под Винтерфеллом. Теон разглядывал окружающие их камни – когда ему удавалось что-нибудь разглядеть, - но не видел следов работы каменщика, только гладкие цельные каменные блоки, слишком большие, чтобы их могли выдержать самые крепкие строительные мостки. Он вспомнил легенду о возведении Винтерфелла: якобы фундамент замка сложили великаны под руководством Брандона Строителя. Он всегда отмахивался от этих историй, считая, что все это выдумки Старков, хотя ему самому хотелось верить, что чертог его семьи на Пайке был построен на остове самого огромного кракена, который когда-либо всплывал из морских глубин. Но теперь, оглядываясь вокруг, Теон почти верил старой легенде. Но как же Брандону удалось подчинить себе великанов? Обычно Старая Нэн пугала Сансу, Брана и Рикона сказками о том, что великаны перемалывают кости маленьких северных детишек в муку, а потом из этой муки пекут хлеб. Но иногда она рассказывала, что великаны были диким и гордым племенем, сами себе хозяева, напоминание о том времени, когда магия была еще сильна. Но их больше нет. - Они исчезли, - вслух сказал Теон, как будто подтверждая свои мысли. - Кто? – В последнее время Манс начал дышать с присвистом. Даже просто открыть глаза было для него испытанием. - Великаны. – Теон махнул рукой в сторону гробниц. – Говорят, они построили все это. Но они исчезли. Манс засмеялся было, но тут же вымученно застонал. - Нет, Перевертыш. Нет, они не исчезли. Скорее ты исчезнешь, чем они. Во время битвы за Стену. Лорд Сноу и его люди. Подстрелили по меньшей мере полдюжины. И Мег Могучий. Погиб в туннеле. Вместе с одноруким кузнецом. Доналом Нойе. - Битва? – Теон был удивлен. Он слышал разговоры, которые ходили между людьми Болтонов и северянами, да еще Станнис упоминал о какой-то битве, но у него сложилось впечатление, что это просто какая-то стычка в лесной глуши, отбитая превосходящими силами более цивилизованных людей, на чьей стороне было дарованное богами право. Понятное дело, у одичалых на этот счет свое мнение, но правдивое слово из уст Тормунда Громового Кулака – такая же редкость, как честный Фрей. И все-таки, похоже, на этот раз Манс говорил нечто похожее на правду. - Ага. – Манс ухмыльнулся и сплюнул кровь. – Настоящая битва. Достойная песни. Ты знаешь какую-нибудь хорошую песню, Перевертыш? - Я… знал. Когда-то. – Единственной песней в подземельях Дредфорта были вопли. Манс замолчал, а потом откашлялся и запел глухим, надтреснутым голосом: «В горах моих горны пылают И молот тяжелый стучит, А я все брожу, одинокий, Тоскую и плачу навзрыд. Затравленный, всеми гонимый, Я слышу собак за спиной – Ведь мелкий не станет великим, Чтоб честно сразиться со мной, О‑о‑о, я последний из великанов, Услышьте же песню мою. Умрет она вместе со мною В украденном вами краю». - Не надо, - Теон задрожал, в страхе оглядываясь. Он не хотел, чтобы к призракам присоединились еще и великаны, это окончательно лишит его рассудка. – Пожалуйста, не надо. Манс озорно взглянул на него и продолжил петь. Он отдал последние силы припеву, завывая: «О-О-О, Я ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ВЕЛИКАНОВ», и, казалось, сами камни содрогнулись, пробудились и ответили ему. Теон был сам не свой от волнения; он вдруг услышал, как пение Манса отдалось эхом под низкими сводами, но не как обычно, а как-то иначе. Эхо отразилось не от камня, а от чего-то… открытого. Манс тоже это услышал. - Сюда, - прохрипел он, схватив Теона за рукав. – Идем. Теон почувствовал дуновение воздуха; тишина стала еще глубже. Он понял, что настало время столкнуться с тем, что кроется в тенях. Вдохнув так глубоко, что даже отрезанные пальцы ног свело, он перекинул руку Манса через плечо и побрел через темный зал. Если они собьются с пути, Мансу достаточно будет еще раз спеть. К тому времени как они наконец, пройдя под низкой аркой, оказались в небольшом круглом зале, оба еле дышали от усталости. Все время, что они прятались в крипте, им приходилось проводить во тьме, лишь иногда зажигая факелы, если им удавалось их найти. Но этот зал был освещен слабым красноватым светом, отбрасывающим кроваво-красные тени. В конце зала над резным саркофагом стояла высокая статуя; свет шел оттуда. У Теона волосы встали дыбом. Он не понимал, что происходит, отчего появилась странная ломота в костях, откуда взялся вкус ртути и пламени во рту, но он чувствовал, что это свыше человеческого понимания, нечто, пережившее тысячи людских поколений. Им двигала некая сила, она заставляла идти все дальше вперед, пока он не приблизился к статуе. Этого лица он никогда не видел, этого имени он никогда не слышал. Он не мог прочесть руны, вырезанные в камне; этот язык был забыт задолго до людской памяти. Глупо думать, что песня Манса каким-то образом оживила эти руны, пробудила их… но он слышал истории о воскрешении, о чудовищах со знакомыми лицами… Манс шепотом выругался и остановился как вкопанный. - Что? – Поскольку Теон тащил его, ему тоже пришлось остановиться. Он с тревогой взглянул на своего спутника. – Что это? Что здесь написано? Манс не ответил. Он отпустил Теона и поковылял вперед. Подойдя вплотную к гробнице, он положил на нее обе ладони и принялся ощупывать камень разбитыми пальцами. Их тоже было меньше десяти, но впервые Теон заметил, какие отсутствуют. У короля одичалых на левой руке не было большого пальца, а на правой – среднего и мизинца. Учитывая, как он поступил с Рамси, хорошо еще, что ему не отрубили руку. Но Рамси любил пытать своих жертв мучительно медленно, отрезая кусок за куском. Просто отрубить руку – это недостойно мастера. Теон с силой тряхнул головой. Я должен быть сильным. - Что там? Манс все еще молчал. Он поднял левую руку и ощупал руны уцелевшими пальцами, пытаясь разобрать написанное. Его губы шевелились, как будто бы ему явилось божественное видение. Наконец он хрипло выдохнул: - Ахаи. - Будь здоров. – Теон слабо хихикнул. - Да нет. – Манс затравленно огляделся. Седеющие волосы упали ему на лицо. – Ахаи. Об этом говорил твой жирный друг? Должно быть, об этом. Вряд ли он знал наверняка. Разве что слухи. О том, что таится в крипте. Всего лишь слухи. Просто шепот. Ахаи. Холод, более жуткий, чем смерть, коснулся шеи Теона. Это слово часто произносили в лагере как северяне, так и люди Баратеона. В этом была причина, по которой Станнис оказался здесь, именно поэтому ему удалось преобразить Арнольфа Карстарка и с помощью колдовства красной ведьмы отвести Рамси глаза. Теон слышал истории о возрожденном герое и волшебном мече. Если это был обман, подделка и пустые разговоры… но может быть, он просто не расслышал Манса? В конце концов, ведь все возможно. - Ахаи, - бессмысленно повторил Теон. – Азор Ахаи? Манс долго смотрел на него, потом кивнул. - Я… ну нет. – Это уж слишком. Почему из всех существующих в мире усыпальниц Азор Ахаи похоронен именно здесь? И вообще, это просто старая сказка, это все равно что утверждать, будто здесь похоронена Лебяжья Королева или еще какое-нибудь сказочное существо, это все равно что утверждать… что великаны возвели стены Винтерфелла. Теон плохо знал легенду, да и то, что знал когда-то, давно позабыл, но в памяти всплыло, что Азор Ахаи - это герой Рассветной Битвы, полководец, который повел Ночной Дозор в битву против Иных и загнал их далеко на север. Старки всегда были тесно связаны с Ночным Дозором, но почему же, во имя… Брандон Строитель возвел не только Винтерфелл. Он возвел еще и Стену. Но… говорят, что Станнис – возрожденный Азор Ахаи… хотя, подумал Теон, это не исключает того, что настоящий Азор Ахаи где-то похоронен. Если, конечно, он мертв. Это никому не известно. Вообще, всю эту историю можно считать всего лишь занятным эпизодом, не имеющим практического значения, если бы не это мерцание. Если бы не этот свет. Конечно, Теон видел Светозарный, волшебный меч, который служил подтверждением прав Станниса. Он видел его, когда висел в цепях на стене, слушая, как Станнис беседует со своими людьми, и вникая в мельчайшие детали его стратегических планов. Он собирался сжечь меня заживо. Он ни за что бы не позволил мне присутствовать, если бы считал, что у меня есть хотя бы малейшая возможность сбежать. И снова Теон Грейджой задумался о природе безумия. Любой умный человек, да и не слишком умный тоже, сразу заметил бы, что Станнис, последний представитель дома Баратеонов, на грани помешательства. Роберт и Ренли мертвы, у них нет законных наследников, а значит, Станнис остался один. Вполне возможно, что у Роберта есть побочные дети, которых Серсее Ланнистер не удалось уничтожить, но о них ничего не известно. А вот Станнис… он действует все более неблагоразумно, коварно и отчаянно, он стал в высшей степени упрямым и гордым. Ему внушили, что он – истинный король, да еще и герой-спаситель, и теперь он скорее сам себя доведет до смерти, чем отступит. Светозарный. Меч, который Азор Ахаи выковал и закалил, пронзив им сердце своей любимой жены. Красный меч, оружие героя. У Станниса его нет и никогда не было. Его меч, его оружие, подтверждающее пророчество, – все это лишь красивая ложь. - Нужно открыть эту гробницу, - севшим голосом сказал Теон. – Нужно… Он не договорил, потому что Манс внезапно навалился на него сзади. Теон открыл было рот, чтобы закричать, - да только вот зачем? Кто его здесь услышит? Даже если кто и услышит, вряд это будет тот, кого Теон хотел бы увидеть, - но Манс ткнул его лицом в холодный камень. Теон знал, что внутри мертвец, ощущал его близость, чувствовал странный жар – а еще руки Манса, искалеченные, но жесткие и сильные, прижимающие его к этому жару. Он отдаст меня тому, кто внутри. И оно сожрет меня. Он был… теперь он был… Теона охватил неведомый доселе ужас. Он вырывался и бился, точно рыба на крючке. «Нет, - скулил он. – Нет, пожалуйста, прошу, не надо. Я буду улыбаться, я счастлив, пожалуйста, не убивайте меня. Я буду служить вам… я Вонючка… я знаю, знаю, где мое место… Вонючка…» Нет, не забывай, не надо, иначе ты не сможешь вспомнить, ты Теон… но остатки сил покинули его, он почувствовал себя хрупким, словно яичная скорлупа, хрустящая в кулаке. Он убьет меня здесь, и никто не найдет мое тело, даже призракам оно не достанется. Его лицо так сильно впечаталось в крышку гробницы, что он чувствовал на камне свои слезы, ощущал разбитыми губами их вкус. Соль, подумалось ему. Соль, обжигающая раны, стекающая по камню. Вот и все, это конец… Вдруг давление исчезло. Манс отпустил его, как будто лишившись последних сил, и Теон, задыхаясь, упал на спину. Он поднялся на ноги, гневно повернулся к королю одичалых, едва не потеряв равновесие… И забыл все, что хотел сказать. Крышка гробницы двигалась. Теон тут же представил оживших мертвецов, простирающих иссохшие руки в попытке сдвинуть каменную плиту и выбраться на волю, но тут же отметил про себя, что крышка движется гораздо более плавно. Ей управляла какая-то невидимая сила. Все происходило настолько естественно, как будто так и было задумано. Красный мерцающий свет стал ярче. Манс снова схватил его, на этот раз за руку, словно пытаясь удержать. Не понимая, что на него нашло, Теон шагнул вперед и заглянул в саркофаг. Внутри было пусто – по крайней мере, тело отсутствовало. Ни костей, ни обрывка одежды, ни праха, так что Теон усомнился, точно ли Азор Ахаи был погребен здесь. То, что мертво, умереть не может. Он снова почувствовал на губах вкус соли, вспомнив, как его дядя Мокроголовый проводил над ним обряд после его возвращения на Пайк. Но все воспоминания быстро улетучились, когда он увидел меч. Это оружие не могло быть сделано из обычной стали, иначе от него бы остались лишь пятна ржавчины, как на могилах древних Старков. Меч был целехонек – и рукоять, и эфес, и клинок. Он слабо мерцал, словно догоревший костер или тлеющая полоса торфа. Казалось, все оттенки красного и золотого переливаются на поверхности необычного клинка, колеблются внутри него, сливаются на кончике, таком остром, что он способен разрезать сам воздух или подброшенный вверх лоскут шелка. Не просто меч – само совершенство, оружие для воина, достойного владеть им. Теон отшатнулся. Глазам было больно смотреть, хотя свет был слабым и тусклым. Он желал этот меч, он жаждал заполучить его, ибо понимал, что этот меч может дать: жизнь, спасение, свет, шанс. По сравнению с ним нож Тормунда был детской игрушкой. Мой выбор. Воистину так, но этот выбор таков, что страшно даже думать о нем. Манс завороженно смотрел на меч. Он сотворил какой-то знак, который, должно быть, служил у одичалых оберегом от зла. Там, за Стеной, им нужно много оберегов, но всех оберегов на свете недостаточно против Рамси. Пока Теон все еще стоял в оцепенении, Манс подошел к гробнице, наклонился и схватил Светозарный за рукоять. И тут же издал такой вопль, что Теон метнулся к выходу, не осмеливаясь оглянуться. Манс упал на колени, сжимая рукоять меча; Теон почуял запах горелого мяса. «Он горит, - в панике подумал он. – Нельзя взять меч, не принеся жертву. Нужно заплатить цену. Нужно знать, кто ты такой. Нужно знать свое имя». Крик Манса преследовал его, пока он бежал по темному коридору. Наконец Теон упал. Он вспомнил, как пытался бежать вместе с Кирой, как метался по лесам вокруг Дредфорта, слыша лай сучек и смех бастардовых ребят. И Рамси, всегда Рамси. Рамси и сейчас поджидает его где-то во тьме. Теон замер, трясясь всем телом. Он постарался унять дрожь, но все равно его продолжало колотить. Он обернулся, гораздо более спокойно, чем было у него на душе, и, в буквальном смысле смертельной хваткой сжав свой нож, вернулся к гробнице Азора Ахаи. Манс все еще стоял на коленях, сжимая меч. Он перестал кричать, но дышал так тяжело, что у него дрожали плечи. Светозарный мерцал неверным светом, словно факел на ветру. Клинок еще раз ярко сверкнул – Манс при этом придушенно всхлипнул, - а потом погас. Когда глаза Теона привыкли к освещению, он едва мог поверить тому, что увидел. Манс казался… невредимым. У него по-прежнему не хватало нескольких пальцев, и его раны все еще были открыты, но кровотечение прекратилось. Из его лица исчезла болезненная слабость, кожа стала более гладкой, а в глазах горел огонь. Дым окутывал его пальцы и неспешно поднимался к сводчатому каменному потолку. Теон стоял как вкопанный, не веря своим глазам, как вдруг снова услышал скрежет камня. Статуя Азора Ахаи, которая стояла над пустым саркофагом, медленно начала поворачиваться на своем постаменте, как будто сработал какой-то потайной механизм. Наверное, это произошло, когда Манс взял в руки меч. Никто бы сюда не пришел без крайней нужды. И никто бы не смог взять меч, если бы здесь не было… У Теона перехватило дыхание, как будто его ударили… …выхода наружу. Статуя сделала полный поворот, величественно, словно танцор на балу. Там, где она стояла, обнаружился узкий темный проход; крутая винтовая лестница вела одним богам известно куда. Лаз был узким, по нему едва мог протиснуться один человек; им придется ползти друг за другом. Внутри пахло землей и плесенью, а не гнилью и разрушением. Это самое начало и самый конец тьмы. Манс с трудом выпрямился, весьма непочтительно опираясь на Светозарный, как на костыль. Меч продолжал мерцать и переливаться; Теон был поражен этим блеском. Не только блеском - еще и тем, что, по его мнению, меч сотворил с Мансом. Огонь очищает, так же как и разрушает. Это он исцелил его. Теону так хотелось тоже исцелиться, ведь всю свою жизнь он был сломлен, но ему было слишком страшно взять меч в руки и подвергнуть себя неизбежному и, скорее всего, гибельному испытанию. Я слишком слаб, чтобы его выдержать. - Перевертыш, - голос Манс был похож на раскат грома. – Ты видишь ножны? Теон хотел было ответить, что им не до ножен, но решил, что это действительно разумная мысль. Им придется протискиваться по чрезвычайно узкому проходу с мечом, который не только светится, но еще и смертельно острый, так что он побрел по катакомбам в надежде найти что-нибудь подходящее. К его величайшему удивлению, ножны действительно нашлись – самые обыкновенные на вид. Когда Манс вложил в них меч, зал погрузился в почти кромешную тьму. В наступившей тишине было слышно лишь хриплое дыхание короля одичалых. Наконец Теон заговорил: - Нужно идти. - Ага, - согласился Манс. Он сделал несколько шагов вперед, все еще нетвердо, но уже увереннее, чем тогда, когда Теон практически втащил его в этот зал, и указал на узкую лестницу. – Ты первый. Подавив желание возразить, Теон подчинился. Он осторожно пересек зал и, пригнувшись, шагнул внутрь; древние ступени оказались достаточно крутыми, так что ему пришлось схватиться за них ободранными руками для устойчивости. Встав на четвереньки, он пополз вверх. И снова время исчезло. Было только здесь и сейчас. Манс бесшумно двигался следом; одичалый в совершенстве отточил свой навык, годами скрываясь от патрулей Ночного Дозора и от всего прочего, что может подстерегать в лесах. Теону стало как-то спокойнее от мысли, что Манс прикрывает ему спину. Он так и не понял, зачем Манс напал на него у гробницы, но, по крайней мере, тот не пытался это повторить. В конце концов, именно благодаря этому крышка открылась; их жалких усилий точно бы не хватило, чтобы ее сдвинуть. Все вверх и вверх. Они спустились глубоко вниз, теперь им предстояло проделать путь обратно. Теон все ждал, что лестница окажется перекрыта или что появится еще какой-то повод остановить этот безумный подъем, но он вспомнил о крипте и содрогнулся. Здесь мне удалось спастись, зато я насмотрелся на гробницы на всю оставшуюся жизнь. Сколько бы ее ни осталось. Наконец он почувствовал на лице морозный поцелуй зимы. Воздух. Холодный воздух. Они наверху. Прямо перед собой Теон разглядел призрачный контур решетки. Он думал, что ему не удастся сдвинуть ее, но оказалось, что железо проржавело, и при первом же толчке решетка легко сломалась. Теон прополз сквозь нее в сточную трубу, полузасыпанную камнями и обломками льда, и вылез наружу посреди шелестящих деревьев. Богороща. Он сразу узнал ее. Здесь он стал мужчиной, здесь он видел лицо Брана, здесь он смотрел, как Джейни выходит замуж за Рамси. Могучие черные деревья согнулись под тяжестью мерзлого льда. Вдалеке на стенах Винтерфелла горели факелы; богороща занимала три акра и вплотную примыкала к замку. Снег перестал падать, но воздух был колючий и морозный. Горячие источники дымились, словно костры Станниса. Манс выполз следом и встал на ноги. Он тяжело дышал, вокруг его носа и рта клубился серебристый пар, и Теон забеспокоился. Нас заметят. Единственный выход из богорощи – мимо сердце-древа, через ворота, которые ведут к замку. Теон подумал, что Манс вряд ли захочет здесь остаться. Король одичалых приложил палец к губам. Теон кивнул. Во всяком случае, я не струшу. Пригнувшись, они быстро пробрались через густо растущие деревья к западной стене рядом с Охотничьими воротами, через которые он когда-то выехал, чтобы найти Брана и Рикона. Благодарение богам, я их не нашел. Здесь была караульная башня, которую, на счастье, Болтоны оставили пустой. Когда Манс начал карабкаться по ступеням, чтобы оглядеться, – в том состоянии, в каком он был раньше, ему бы точно это не удалось, - Теон заметил нечто странное. У стены лежал бочонок, от него отходила промасленная пеньковая веревка, которая вела к другому такому же бочонку. В его душу закралось страшное подозрение, но прежде чем он смог облечь его в слова, оно улетучилось. Теон тревожно взглянул на Манса, который залез повыше и вглядывался в лес за стеной. Как он собирался что-то там разглядеть, Теон не знал; месяц только поднимался, звезды слабо мерцали, словно сквозь дымку. И все-таки, хорошо было смотреть на них и чувствовать, как ночной воздух ласкает лицо. Впервые с тех пор, как он попал в плен к Болтонам, Теон Грейджой чувствовал себя почти мужчиной. Тишину ночи прорезал вой. Еще раз, и еще. - О боги, - пробормотал Манс. - Что? – К Теону вернулся страх. - За стеной волки. – Видимо, увидев все, что хотел, Манс повернулся и начал поспешно спускаться. – Больше одного. Может, я спятил, но кажется, я видел… - Что ты видел? - Не простого волка, а здоровенного. Просто огромного. Вожака. Теон сжал кулаки. - Говорят… в Речных землях появилась такая волчица, но это же в Речных землях. Она… не могла дойти сюда. Это невозможно. - Неужто? – Манс криво улыбнулся. – И не такое бывает. Например, великаны. А теперь, пока мы не растеряли наше преимущество, мы должны… В ночи раздался еще один вой. Но это был не волк. Раз, другой, третий. Долгий, низкий, холодный гул, этот звук Теон хорошо знал. Боевой рог. Северный боевой рог. И на его фоне - резкий, пронзительный визг волынок. Горцы. Манс замер. Затем повернулся и начал снова карабкаться на стену, так быстро, что едва не соскользнул с амбразуры. Он на четвереньках добрался до верха стены, притаился, словно хищник во тьме, и смотрел так долго, что Теон понял, да и сомнений в этом не было, что он не ошибся. Они идут. - Это люди, - шепотом произнес король одичалых. – Целое войско. Нас атакуют. - Нет. – К Теону, казалось, вернулась храбрость. – Не нас. Снова раздался звук рога, а еще крики, топот тяжелых сапог, проклятия и вопли. Вдали был виден свет факелов. Болтонам дали понять, что их враг уже здесь. Теон гадал, кто возглавляет атаку – должно быть, сам Станнис. Поддельный король гнил в клетке где-то рядом, но это все обман. Если он схватит меня, то убьет. Нет, и это тоже неправда, ведь теперь у него есть нож. Теон беспечно вздохнул, раскинул руки в стороны и засмеялся. Соль и железо. И снег, снег, снег. Наверное, он никогда не был настоящим Грейджоем. Так сказал отец. Но сейчас люди Станниса Баратеона штурмуют Винтерфелл, а Болтоны собирают силы, чтобы отразить атаку, в руке Манса красный меч, а в его руке бронзовый нож – и в этот момент он снова стал целым, настоящим. Впереди вечность. Мысленным взором он увидел, как Робб повернулся к нему и улыбнулся. «Не уходи, - прошептал Теон. – Побудь со мной еще немного. Это недолго. А потом я приду к тебе». Улыбка Робба растаяла, осталась лишь скорбь. «Ты бросил меня», - ответил он и пошел прочь. Когда он снова обернулся, у него на плечах не было головы, она исчезла, а вместо нее Теон увидел печальные золотистые глаза Серого Ветра. Робб рассыпался в прах, и Теон едва смог подавить вопль. Вокруг него по-прежнему была ночь, и он все еще был жив. Теон побежал, оставляя глубокие следы. Он упал в снег, разгреб его руками, зарылся в него, как ребенок, как собака, спущенная с поводка. Его смех переходил в плач, а потом снова в смех. Он слышал, как засвистели стрелы, как ударил требушет. Похоже, Болтонов не удалось застать врасплох, но это уже не важно, не важно. Он лежал в снегу, раскинув руки, и смеялся. - Ты рехнулся? – Позади него появился Манс. – Вставай, Перевертыш, давай вставай. Это наш шанс. Они идут со стороны Охотничьих ворот. Если мы вернемся к восточной стене, то сможем открыть сквозной проход. И тогда мы… - Нет. – Теон внезапно сел, стряхивая снег с волос. Теперь мои волосы такие же белые. Его тревожили те бочонки, была у него какая-то мысль, какое-то воспоминание. Рамси не удалось сравнять Винтерфелл с землей после его разграбления, он не смог разрушить каменные стены. Это оскорбило его как мастера. Именно поэтому он не хотел просто отрубить Мансу руку или ногу. Он все у меня забрал, но я все еще здесь. И это самое большое оскорбление. Но главное все равно ускользало, и это сводило Теона с ума. Теон встал на ноги. - Бочонки, - сказал он Мансу, который с недоумением смотрел на него. – Нужно убрать эти бочонки от стен. - Вот и займись этим, Перевертыш. А я тем временем пойду к восточным воротам. - И как ты выйдешь наружу? – В Теоне полыхнул гнев. – Прогрызешь стену зубами? Я спас тебе жизнь, мать твою. Мне кажется, за тобой должок. Манс уставился на него и вдруг расхохотался. Теону показалось, что одичалый на грани истерики, как и он сам, и понял, что впервые за долгое время рискнул ответить кому-то. Даже и не вспомнить, когда он это делал в последний раз. Манс не может отрезать мне за это палец. То есть, конечно, может, у него есть Светозарный, а у Теона – всего лишь нож, но Манс – не Рамси. Теон уже и забыл, какое облегчение может принести здоровый сарказм. - За тобой должок, - повторил он, на этот раз не с сарказмом, а с отчаянной яростью. - Может, и так. Только я не понимаю, что тебе нужно. - Рамси… ты его не знаешь так, как я. Для него ты был просто предателем, а я был его… зверюшкой. – Да, лорд Рамси, конечно, я хочу угодить вам… делайте со мной, что хотите, я весь ваш… если вы пустите мне кровь, я буду только рад… пожалуйста, лорд Рамси, конечно, я люблю вас, всей душой… - Он собирается… не знаю точно, что он собирается делать, но это ловушка. Если войско Станниса прорвется внутрь… Манс покачал головой. - Они оба нас прикончат. Что Баратеон, что Болтон. - Я… знаю. Но Винтерфелл – это мой дом. Мой дом. Я не могу… не могу еще раз подвести. Не могу подвести Робба. - Робб мертв. И мы тоже скоро умрем, если не… - Давай помоги мне, перевертыш! – закричал Теон. Манс пристально посмотрел на него, снова покачал головой и пробормотал что-то на старом языке. Теон догадался, что это не комплимент, но ему было все равно. Звуки битвы стали громче, эхом отдаваясь от ворот. С глухими ударами и хлопками стреляли требушеты. Волнами накатывал звон стали. «Станнис!» - раздавались крики, разносимые холодным ночным ветром. Послышался жуткий треск ломающегося дерева – видимо, войско Баратеона и горцы сломали ворота и уже ворвались в Винтерфелл. «Рглор и Станнис!» - Если Владыка Света – настоящий бог, он должен послать молнию и сокрушить их всех, - равнодушно заметил Манс. – Взорвать их всех на хрен, и дело с концом. И тут до Теона дошло. Он понял. Он повернулся и побежал. Но они были на другом конце богорощи, и Теон в глубине души понимал, что не успеет вовремя. Он продирался сквозь деревья, не в состоянии даже вздохнуть от ужаса. «Старые боги! - взмолился он. – Помогите мне!» Отец презирал бы его, он всегда говорил, что Грейджоям нет дела до богов, которым молятся Старки. Но отец поклонялся Утонувшему богу и сам утонул. Впереди показался просвет. Теон понимал, что времени не осталось; возможно, Рамси уже зажигает факел. У него должен быть план, как унести ноги, – он ведь не мученик, в конце концов. Должен быть выход… Перед ним показалась крепостная стена. Звуки битвы становились все громче; войско Баратеона уже было внутри стен. Взорвать их всех на хрен, и дело с концом. Ну да, точно. «Я вовремя», - подумал Теон и возблагодарил богов. Он весь подобрался, готовясь сделать последний рывок. И только в этот момент понял – что-то не так. Он бы и не заметил, если бы не знал. На секунду воцарилась тишина. Этой секунды было достаточно, чтобы его прошиб холодный пот. А потом раздался взрыв.