Север помнит / The North Remembers

Джон Коннингтон никогда в жизни не был так горд, как в тот день, когда увидел над массивными черными башнями Штормового Предела знамена Таргариенов. Принц сдержал свое слово и поднял их сразу после окончания битвы и взятия крепости. Трехголовый дракон, реющий над родовым гнездом дома Баратеонов, казался первым вестником грядущего возмездия. Лорд Джон с самого начала противился решению Эйегона лично возглавить штурм замка, но теперь это было уже не важно – результат говорил сам за себя. Однако долго наслаждаться успехом не придется. Они не намеревались задерживаться здесь надолго; Штормовой Предел станет отправной точкой для наступления на Королевскую Гавань. Подкрепление подоспело как раз вовремя – наконец появились три отставших в пути корабля Золотых Мечей с боевыми слонами. Капитаны кораблей объяснили, что сбились с курса, их прибило к Летним Островам, и они с радостью вкусили местного вина и красавиц, - и того и другого на островах было в изобилии. Все наемники охочи до вина и женщин, но Коннингтон все равно презирал их за это. Его глубоко оскорбляла история, которую придумал Варис, что якобы он спился насмерть. За пятнадцать лет службы в наемном братстве он вел целомудренную жизнь, словно септон. Нам нужно завоевать целое королевство и короновать короля, а они отлучились, чтобы сунуть член в ближайшую теплую щель. Коннингтон был рад, что никогда не обращал внимания на женщин. Даже самая непривлекательная из них способна заставить мужчину сбиться с пути истинного. Тем не менее, он не стал устраивать наемникам сильный разнос, ведь они все-таки доплыли, – хотя он позаботился, чтобы они как следует прочувствовали его неудовольствие, прежде чем их допустили до участия в военных советах. Согласно новому плану, Эйегон намеревался возглавить наступление на столицу; войско отправится на север по Королевскому тракту, а флот пойдет вдоль берега следом. Принц принял во внимание пример Станниса Баратеона, который согнал все корабли в Черноводный залив, и там они стали легкой мишенью для катапульт с диким огнем, поэтому он решил не использовать в бою весь свой флот, а постараться как можно более эффективно применить могучую наземную боевую силу – слонов. Эти огромные звери совершенно бесполезны в лесу, не говоря уж о воде, но в чистом поле им не сможет противостоять ни один боевой конь. Как только Эйегон и его небольшое войско вынудят мальчишку-короля вступить в бой за пределами высоких стен Королевской Гавани, Золотые Мечи вместе со слонами высадятся на побережье и будут ждать. Как только дойдет до открытого боя, с Ланнистерами будет покончено. Они отправили половину оставшегося у них флота на север, чтобы разрешить какой-то незначительный спор в Белой Гавани, и с тех пор этих кораблей никто не видел. Как и прежде, основная задумка принадлежала принцу, и у Коннингтона не было серьезных возражений; по его мнению, это была взвешенная и эффективная стратегия. К тому же урожай писем, разосланных Эйегоном, начал давать всходы: его поддержали с полдюжины западных домов, а также несколько речных лордов. По слухам, Эдмар Талли необъяснимым образом исчез из Бобрового Утеса, и это раздуло пламя вражды еще сильнее, а в сочетании с поддержкой из Дорна, у Эйегона есть союзники на всех направлениях. Как только Королевская Гавань падет, за ней последует и все королевство. Наконец-то Джон Коннингтон почувствовал вкус победы. Он ни в коем случае не забыл тревожный разговор с принцем в Грифоньем Насесте, когда Эйегон намекнул, что Варис и Иллирио происходят из побочной ветви дома Таргариенов, но он решил пока не думать об этом. Боги свидетели, он не питал расположения к жеманному евнуху и его лживым речам, не говоря уже о проклятом торговце сыром и его бесполезным интригам, но какую бы игру они ни вели, скоро она закончится. Действительно, отряд Золотых Мечей был основан Блэкфайром, и наемники возили с собой оправленный в золото череп Эйегора Риверса; может быть, возможность восстановить дракона на Железном Троне все-таки перевесила застарелые распри. Если Варис захотел бы пресечь род Таргариенов, ему не нужно было ничего делать, - всю грязную работу за него выполнил бы сир Грегор Клиган, а убийцы, посланные Робертом Баратеоном, прикончили бы Визериса и Дейенерис. Вряд ли все наемные убийцы настолько неумелы, хоть один бы да справился с заданием. Скоро. Уже скоро. Каждый раз, как он закрывал глаза, колокола в голове звонили все громче. А за ними стоял призрак каменного человека на мосту и его собственная серая мертвая рука. Коннингтон сидел в просторном кабинете, склонившись над кипой скомканных карт и пытаясь разобрать многочисленные пометки, нацарапанные Эйегоном. Стол был завален перьями, чернильницами, наполовину оперенными стрелами, полупустыми тарелками, деревянными корабликами. А еще там лежала брошь, украшенная драгоценными камнями, и это совсем не радовало Коннингтона. Брошь принадлежала Арианне, и то, что украшение лежало здесь, свидетельствовало о том, что Эйегон пытался произвести на дорнийскую принцессу впечатление широтой и глубиной своих планов. Лорд Джон не боялся, что Арианна донесет секретные сведения кому не следует, но для всеобщего блага было бы лучше предотвратить ее более близкое знакомство с принцем. Не говоря уже о незаконнорожденной кузине Арианны, Элии Сэнд, которая несколько дней назад прибыла в Штормовой Предел со вторым отрядом дорнийцев. Без сомнения, эта девица рассматривала Эйегона как поощрительный приз. Несправедливо с моей стороны все время его ограничивать. Он еще молод и не знал праздной жизни, роскоши и приятной компании. Но именно по этой причине Коннингтон не мог одобрить связь Эйегона с дорнийками, пусть даже пока и невинную. Если бы Золотые Мечи дольше предавались плотским утехам на Летних Островах, они могли сорвать всю кампанию, а если Элия и, возможно, Арианна будут играть чувствами принца, любой неверный шаг может привести к провалу, как случилось с Роббом Старком. Это еще больше подогревало застарелую неприязнь Коннингтона к Мартеллам, но он понимал, что сам настоятельно советовал Эйегону не оскорблять принца Дорана, чтобы не потерять его поддержку, поэтому теперь и у него нет права на ошибку. Лорд Джон вздохнул и повернулся к следующей карте, пробежав затянутым в перчатку пальцем по извилистой линии пути подвоза провианта, которая шла по берегу Штормовых земель почти до реки Путеводной. Как только они завладеют рекой, не нужно будет посылать корабли вокруг опасного Крюка Масси, и тут окажется как нельзя кстати союз с Мутонами из Девичьего Пруда и Ригерами из Ивовой Рощи. Мутоны и Ригеры, оба речные лорды, во время восстания Роберта оставались верны дому Таргариенов, и обиды, нанесенные Ланнистерами их лорду и их землям, были последней каплей, побудившей их встать под знамена Эйегона. Лорд Уильям Мутон только что выдал свою дочь Элеанор за Дикона Тарли в благодарность за то, что лорд Рендилл отстроил его город, но когда Тарли, получив весть об аресте и заточении Маргери Тирелл, установил на юге власть террора, лорд Мутон тайно присягнул Эйегону. «Слабак», - подумал о нем лорд Джон, отмечая расположение караванов с провиантом. Судя по последним известиям, лорд Мутон не изменился: его издавна презирали за трусость, излишнюю полноту и немощь. Он провел большую часть войны, запершись в башне и позволив своим землям пылать, поэтому неудивительно, что теперь он желает воспользоваться возможностью искупить свою вину. Коннингтон надеялся, что к речным лордам присоединится и дом Дарри, ведь раньше они были верными вассалами короны. Но теперь этот дом состоял из бастардов, женщин и Фреев, а в довершение всего, номинальным главой дома стал Лансель Ланнистер, так что не имеет смысла рассчитывать на их верность. Они столько сделали и получили столько откликов из разных концов страны, что Железный Трон должен уже знать о готовящемся наступлении. И у Ланнистеров есть что противопоставить Эйегону, хотя они слабеют с каждым днем. Вера, должно быть, донельзя взбешена преступлениями Серсеи Ланнистер, а что касается Тиреллов… - Милорд? Коннингтон раздраженно обернулся. - Я занят. - Не настолько, что не можете спуститься и поприветствовать новых гостей. - Новых гостей? - Ну да. Их двое. Бастард из Морского Рубежа и Рыцарь Цветов. Последнее имя привлекло внимание Коннингтона. - Лорас Тирелл мертв. - Разве? Что ж, в мире не так уж много парней, похожих на него, даже несмотря на обожженное лицо. Они приплыли около часа назад, что-то наплели портовой страже, те их пропустили, и Эйегон уже принимает их. Вместе с девушками. Да уж, это взрывоопасная смесь. Коннингтон сбежал вниз по ступеням в главный зал, ожидая, что Тирелл и Мартеллы уже пытаются выцарапать друг другу глаза, но вместо этого стал свидетелем примечательной сцены. Принц в компании Арианны и Элии радушно общался с сереброволосым молодым человеком, который, если смотреть со стороны, так был похож на Рейегара, что у Коннингтона замерло сердце. Пока он приходил в себя, то заметил второго молодого человека в белом плаще с капюшоном, на дублете у него была роза Тиреллов. Но слухи об ожогах… - Милорд, - принц Эйегон с улыбкой взглянул на него. – Удача сегодня как никогда благосклонна к нам. Позвольте представить Аурана Уотерса, Бастарда из Морского Рубежа и бывшего мастера над кораблями у королевы-Ланнистерши. Он только что объявил, что боевые корабли, построенные по ее приказу, теперь находятся в моем полном распоряжении. - Неужели? – Может, этот Уотерс и похож на Рейегара, но Коннингтон с подозрением отнесся к такому щедрому предложению. – Почему? Уотерс пожал плечами. - Я наемный моряк, м’лорд. После того как с Серсеей случилась небольшая неприятность, Тиреллы меня перекупили. Ну да, еще бы. Нет смысла жаловаться на людей, чью верность можно купить за золото, особенно учитывая само название и род занятий отряда, который составляет основную часть их войска, но Коннингтон с нетерпением ждал того дня, когда найдутся люди, которые присягнут Эйегону не из корысти. - А Тиреллы, семья королевы Томмена Баратеона и десницы короля, разрешили вам приехать сюда? – Он пристально посмотрел на второго молодого человека. - Разрешили. – Сир Лорас Тирелл сделал шаг вперед и снял капюшон. – Лорд Коннингтон, нам с вами, двум мертвецам, о многом нужно поговорить. - Сир Лорас. – Коннингтон склонил голову. – Мне всегда казалось, что кипящее масло более смертоносная вещь, чем вино. - Милорд может убедиться, что, в отличие от вас, это не просто слухи, - Лорас с горечью указал на обожженное лицо. Метнув вызывающий взгляд на принцессу и Песчаную Змейку, он добавил: - Я предпочел бы поговорить в уединении. Арианна и Элия с неприязнью посмотрели на него, но Эйегон кивнул. - Конечно, сир. Вы проделали долгий путь и вправе ожидать любезного приема. Оставьте нас, будьте добры, - обратился он к своим кузинам. - Я поужинаю с вами позже. Арианна сделала реверанс и вышла более или менее послушно, но Элия перед уходом наградила Эйегона поцелуем, который никак нельзя было назвать сестринским. Хоть лорд Джон и не рад был это видеть, но он преисполнился гордостью от того, как деликатно и ловко Эйегону удалось уладить это дело, учитывая давнюю вражду между Хайгарденом и Солнечным Копьем. Это умение ему очень пригодится, когда он станет королем. Еще бы удалось отвадить от него эту бастардку. Принц никогда не возьмет в невесты девицу, рожденную вне брака, а эта к тому же еще и носит имя его матери. Элия. Опять Элия. - Ваше величество, - сказал сир Лорас, когда они с Эйегоном и Коннингтоном остались одни. – Мне… приятно снова посетить Штормовой Предел. Как же вам удалось покорить его? Эйегон скромно улыбнулся. - В основном это заслуга Золотых Мечей. Думаю, вряд ли вы ожидаете услышать, как я буду восхвалять собственные достижения. «Разумно, - заметил Коннингтон. – Он и словом не обмолвился о военной стратегии, но это вовсе не выглядело как оскорбление». И тем не менее, он почувствовал укол обиды от того, что за ним не послали незамедлительно после приезда Уотерса и сира Лораса, что Эйегон счел нужным единолично принять их предложение, а его известить уже о свершившемся факте. Нужно привыкать. Если он будет спрашивать моего совета, когда станет королем, это не право, а честь. Впрочем, я вряд ли проживу долго и не смогу увидеть, как он правит. От этой мысли лорд Джон опечалился. В иные дни он почти примирялся со стремительно надвигающейся смертью, а иногда он проклинал все на свете, мечтая вырезать серую отраву из своего тела. Сколько времени он потеряет. Сколько деяний, совершенных Эйегоном, не увидит. Хотя, может быть, это не так плохо. Скоро я встречусь с Рейегаром. Коннингтон тряхнул головой и сосредоточился на переговорах. Впрочем, он не много пропустил. Эйегон выражал вежливые соболезнования увечьям сира Лораса, а сир Лорас отвечал что-то столь же малозначительное. Но ни один из них не отличался терпением, поэтому они быстро перешли к сути дела. - Полагаю, вы приехали сюда не только для того, чтобы оживить детские воспоминания? – спросил Эйегон. - Разумеется, нет, - натянуто ответил сир Лорас. Коннингтон поначалу решил, что рыцарь так напряжен и насторожен из-за ожогов и свойственной ему резкости характера, но потом понял, что сир Лорас изо всех сил старается не потерять самообладание. В юности он был оруженосцем Ренли Баратеона, и о них ходили непристойные слухи, которые Варис, четыре раза в год посылавший Эйегону отчеты из Красного Замка, с удовольствием пересказывал. Но… «Он любил Ренли, так же, как я любил Рейегара», - внезапно понял Коннингтон. Его сердце болезненно сжалось – от сочувствия к товарищу по несчастью, а еще от зависти, потому что Лорас, по крайней мере, обрел свою любовь, - по словам Вариса, Ренли весьма пылко отвечал рыцарю взаимностью. Но не стоит больше думать об этом. - Нет, - отвечал сир Лорас, взяв себя в руки. – Я приехал от имени моего брата Уилласа, моей леди-бабушки Оленны, моей сестры Маргери и, конечно, моего лорда-отца Мейса. Вашему величеству, без сомнения, известно, что моя сестра, трижды бывшая замужем и дважды овдовевшая, находится в заключении и, возможно, уже приговорена Верой к смерти. Кроме того, мой отец обвиняется в чудовищной беззаконной казни лорда Гавена Вестерлинга, его семьи и леди Рослин Талли. Если вы сдержите данное вами в письме обещание оправдать доброе имя Маргери и доказать миру, что мы невиновны в этих преступлениях, я прямо здесь и сейчас готов присягнуть вам на верность от имени моей семьи и отдать в ваше распоряжение всю мощь Хайгардена и Простора. При упоминании Вестерлингов Эйегон слегка вздрогнул, но больше ничем не выдал себя. - Сир Лорас, благодарю вас и вашу семью. Ваш дом всегда был нам верным и надежным другом. От всей души обещаю вам, что ваши родственники будут оправданы, а наш союз будет крепким, как в те времена, когда наши отцы сражались бок о бок. - Рад слышать слова вашего величества. – Сир Лорас преклонил колени. – Я хотел бы попросить о еще одной милости. - Все, что угодно. - Позвольте мне сегодня вечером посетить могилу короля Ренли. Я похоронил его здесь, в тайном месте, которое он указал мне. Менее деликатный человек ответил бы, что Ренли Баратеон был таким же королем, как ряженая шлюха – септой, но Эйегон великодушно улыбнулся. - Я знаю, что вы любили его и что вы никогда не предадите его память. Вы можете свободно передвигаться по замку, сир. - Благодарю вас, милорд, - глухо произнес сир Лорас. Он тут же склонил голову, поцеловал Эйегону руку и произнес клятву верности. Эйегон, в свою очередь, произнес ответные слова, затем поднял сира Лораса на ноги и поцеловал его в обожженную щеку. - Когда Томмен Баратеон будет мертв, место лорда-командующего моей гвардии будет вашим. На лице сира Лораса показалась тень улыбки. - Томмен славный мальчик, несмотря на свое происхождение. Мне будет жаль, если с ним случится что-нибудь дурное. Что же до Королевской Гвардии, я приму эту должность, только если ваша милость не возьмет в жены дочь Мартелла. - Я женюсь только на королеве Дейенерис, - убежденно заверил его Эйегон. – Но Мартеллы – мои близкие родственники и верные союзники, и при моем дворе следует забыть о старых распрях. Нельзя снова развязывать войну в Семи Королевствах. - Как угодно вашей милости, - Лорас опустил глаза. – Однако я уверен, что у вас много забот, а я хотел бы отдохнуть после долгого путешествия. - Вы правы, - согласился Эйегон. – Завтра мы с вами и с Уотерсом поговорим подробнее. Сир, милорд, - и, коротко кивнув Лорасу и Коннигтону, он удалился. Некоторое время оба молчали. Наконец сир Лорас сказал: - Должно быть, он очень похож на него. На Рейегара. У Коннингтона вдруг сдавило горло, и он лишь кивнул. - Нужна была исключительная преданность, чтобы разыскать его. И исключительное везение. – Несмотря на изуродованное лицо, взгляд золотисто-каштановых глаз молодого человека был проницателен. – Если я правильно помню уроки истории, к тому времени как Королевская Гавань пала, вы уже были в изгнании, лорд Челстед сожжен заживо, а это значит, что… десницей короля Эйериса был Россарт. Вернуться в город, который вот-вот должен быть захвачен Ланнистерами, - воистину, это великий подвиг. «История, - подумал Коннингтон. – Вот кто я для него: старик, сошедший с пыльных книжных страниц. Когда Роберт и Рейегар встретились на Трезубце, он еще барахтался в пеленках». - Я… не руководил спасением принца лично, сир. Я был уже за пределами королевства, служил в отряде Золотых Мечей. - Тогда понятно, почему они сейчас сражаются за вас. Но разве они не считают всех королей, правивших после Дейерона Доброго, узурпаторами? – Сир Лорас пожал плечами. – Странный выбор для ближайшего друга принца Рейегара. - Если бы я вернулся в Вестерос, Роберт укоротил бы меня на голову, - резко ответил Коннингтон. - Он со многими так обошелся, - заметил Лорас. – В те времена было невыгодно сохранять верность Таргариенам, поэтому мой лорд-отец принес присягу Роберту, как только представилась благоприятная возможность. Зато вам было ради кого жить. Уверен, смелый спаситель принца Эйегона передал его из разгромленной детской комнаты прямо в ваши руки. Коннингтон замялся. - Нет. Я пять лет провел среди Золотых Мечей. Лорас приподнял бровь. - То есть, вы полдесятилетия даже не знали о том, что принц жив? А если знали, то опять же странно, что вы ничего не предприняли. Следи за словами, чтоб тебя. Сир Лорас явно пытался что-то выведать и начал довольно успешно. - Нет, я не сразу узнал о том, что Эйегон выжил, - был вынужден признать Коннингтон, – пока не получил послание от В… наших общих друзей. Меня пригласили в Пентос, чтобы я сам увидел принца. Мне дали вполне удовлетворительные ответы на мои вопросы, леди Лемора поручилась за происхождение мальчика, и я согласился вырастить его как собственного сына в надежде возвести на трон, принадлежащий ему по праву. - Как благородно с вашей стороны, - сказал Лорас. – А кто эта леди Лемора? Коннингтон снова заколебался. - Не важно, - сказал Лорас, заметив его смятение. – Я просто хотел сказать, что она, должно быть, выдающаяся женщина. Выходит, эти ваши хитроумные друзья ждали целых пять лет, а потом достали из ниоткуда светловолосого мальчугана и убедили вас, что это Эйегон Таргариен, шестой носитель своего имени, законный сын принца Рейегара и истинный король Вестероса. Впрочем, вам ведь очень хотелось в это поверить, не правда ли? Коннингтон потянулся за мечом. - Следите за словами. Вы принесли присягу. - Уберите вашу сталь, милорд, я сдаюсь. – Лорас отбросил с не тронутой огнем половины лица каштановые локоны. – Да, я принес присягу, и поверьте мне, эту клятву я не нарушу. Ваш паренек может называть себя хоть Флорианом-дураком, если ему так угодно. Мне глубоко наплевать, Таргариен он, Блэкфайр или мужицкое отродье. Меня интересует только то, как он намеревается поступить с врагами королевства. Эти слова смутили лорда Джона. - С Ланнистерами? Заверяю вас, принц… - С ними тоже, - сказал Лорас, - но не только. – Он помолчал, а потом продолжил: - Как раз перед тем, как я покинул Драконий Камень вместе с лордом Аураном, я получил ворона от моего брата Гарлана. У него есть… некоторые новости. - Что за новости? - Довольно любопытные. Как вам известно, он руководит обороной побережья от железнорожденных. Эти сукины дети Грейджои убивают и трахают все, что движется, но моего брата беспокоит не это. Он пишет о странных вещах, которые происходят на севере, вдоль Каменного берега и в других местах, которые опустошают ручные чудовища Вороньего Глаза. Но если верить слухам, речь идет об опустошении иного рода. По спине Коннингтона пробежал холодок. - Бабьи бредни. - Неужто? Гарлан был бы очень рад, если это так. – Лорас дернул ртом. – А еще он видел… вещи, которые нельзя объяснить присутствием вражеских кораблей. Смутные тени. Блуждающие огни. Он слышал голоса. И страшные крики. - С теми, кто участвовал в битвах, такое случается. - Думаете, он рехнулся? – Лорас зло рассмеялся. – Конечно, сам я этого не видел, но Гарлан считает… - Что считает? На этот раз Лорас немного подумал, прежде чем ответить: - Гарлан считает, что, как бы невероятно это ни звучало, Эурон Вороний Глаз продал душу Иным. И снова Коннингтон почувствовал холодное прикосновение к затылку. - Даже если Иные существуют, они – не наша забота. Стена простояла восемь тысяч лет и простоит еще несколько тысячелетий. Кроме того, они в любом случае не зайдут так далеко на юг. Иные – порождение холода и снега, им здесь не выжить. - Может, вы и правы, но, если верить Гарлану, Иным и не нужно идти на юг. Вороний Глаз делает всю работу за них. Именно поэтому, милорд, сейчас нам как никогда нужен Таргариен. Но три дракона, о которых ходит столько слухов… - Они в Миэрине, - неохотно ответил Коннингтон. – Это еще одна задумка наших друзей. - Но если Эйегон – законный наследник, то непонятно, почему они не отдали драконов ему. Вспомнив резкий разговор принца с Варисом на эту же тему, Коннингтон ответил не сразу. - Она придет, - наконец произнес он с гораздо большей уверенностью, чем чувствовал. – Она должна. А когда она придет, у нас и так множество врагов, которых… - Следует сжечь заживо? – продолжил за него Лорас. – Ей нужно будет действовать осторожно. Но опять же, мне все равно. Если вы оставите Станниса мне, пусть поджаривает всех остальных, я не возражаю. - Лорд Станнис не вернется с севера. - Видимо, вы плохо его знаете, - сказал Лорас, криво улыбнувшись. – Что ж, милорд, больше не буду вас беспокоить. Прошу меня извинить. С этими словами он удалился. Коннингтон остался один. В просторном чертоге начало темнеть. Уже настала пора ужина, но лорд Джон не был голоден, к тому же Эйегон будет развлекать дорниек, а это зрелище определенно не прибавит аппетита. Сир Лорас, конечно, ушел, чтобы посетить могилу Ренли, и Коннингтон надеялся, что его никто не потревожит. Если бы у Роберта хватило совести хотя бы похоронить Рейегара… но этот сукин сын сжег его и развеял пепел по ветру, а потом захватил его трон и его королевство. Ничего, осталось недолго. Наконец, не найдя для себя другого занятия, Коннингтон поднялся по лестнице наверх и вернулся в свои покои – Штормовой Предел был столь велик, что лорд Джон только недавно запомнил, как добраться до своей комнаты. В любом случае, скоро им предстоит покинуть замок, и он был этому рад. Несмотря на то, что крепость впервые за свою тысячелетнюю историю покорилась врагу, она все равно оставалась родовым гнездом Баратеонов; Коннингтон смог спокойно спать в своей постели только после того, как сжег все черно-золотые покрывала. И все равно, колокола звонили еще более оглушительно, чем раньше. Он закрыл дверь и развел огонь в камине. Снег еще не добрался так далеко на юг, но с каждым днем воздух становился все холоднее. Еще одна причина поскорее выступить на Королевскую Гавань, пока погода позволяет. Время неумолимо работает против них. Лорд Джон налил себе дрянного вина, снял перчатку с окаменевшей руки и с опаской осмотрел пальцы. Уже почти не осталось надежды, что заразу можно как-то остановить: жесткие серо-черные чешуйки добрались до последних суставов, но пальцы пока гнутся, и он, может быть, еще дотянет до великой битвы. Он снова потянулся к картам, провел здоровой рукой по чернильным пятнам, которые обозначали лес, реку, берег, замок. Как только они превратят их в реальные цели, а не просто каракули на пергаменте… Коннингтон, отвлекшись, смотрел на огонь. Он чувствовал себя очень усталым. Ему хотелось, чтобы все уже закончилось. На высоких черных стенах плясали слоны, драконы и олени, зловеще ухмылялись оправленные в золото черепа с жуткими голубыми глазами, а кровь на снегу была такой красной… - Милорд? Коннингтон резко выпрямился, его сердце бешено заколотилось. Он и не заметил, что грезит наяву. Только он выпустил из руки кубок и спрятал ее под стол, как Эйегон захлопнул за собой дверь. Принц выглядел удивленным. - Прошу прощения, - сказал он. – Вы спали? - Нет. То есть, да. Не совсем. – У Коннингтона шумело в ушах. О боги, он едва успел. – Что вы делаете? - Пришел посмотреть, удалось ли вам разобраться в моих пометках. – Эйегон придвинул стул. – Я надеюсь добавить к нашим войскам галеры Аурана Уотерса. Они могли бы сопровождать Золотых Мечей по морю или пойти в наступление куда-нибудь еще. Коннингтону был хорошо знаком этот взгляд. - На Бобровый Утес. - Точно. Я взял один неприступный замок, думаю, смогу справиться и со вторым, - заявил Эйегон с самонадеянностью восемнадцатилетнего юнца. – Кроме того, разве не забавно будет отправить флот, оплаченный Серсеей Ланнистер, штурмовать ее собственный дом? - Да уж, было бы неплохо. Но ведь вы не будете возглавлять эту атаку? - Нет. Я отправлюсь на Королевскую Гавань. – Эйегон побарабанил пальцами по столу. – Зато это отрежет Ланнистерам путь к отступлению и, скорее всего, привлечет на мою сторону западные дома. Хотя я не могу понять, что им препятствует примкнуть ко мне прямо сейчас. - Некоторые люди смелее, чем остальные. - А некоторые – Фреи. – Эйегон пожал плечами. А потом, к величайшему ужасу Коннингтона, принц взял кубок с вином, в которое он окунал пораженные серой хворью пальцы, рассеянно отхлебнул, и тут же выплюнул, сморщившись от отвращения. - Фу! Вам не следует пить эти помои! - Я… - Лорд Джон запаниковал. – Это… знаю, вино неважное. Зато помогает уснуть. Хотя, возможно, мне и не стоило его пить… вы пришли так неожиданно… вы сказали, утром нужно поговорить с сиром Лорасом и Бастардом из… Эйегон с любопытством посмотрел на него, но не стал делать замечаний насчет его бессвязной болтовни. Однако он понял намек и встал. - Оставлю вас до утра, милорд. - Да, ваше величество. – Сердце Коннингтона, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. О боги, нет, он не подхватил серую хворь, он не мог, он ведь сразу все выплюнул, хвала богам, он выплюнул. Как только Эйегон вышел из комнаты, лорд Джон упал обратно на стул, задыхаясь от волнения. Боги, какой же я дурак. Проклятый, проклятый дурак. План меняется. Прежде чем Коннингтон смог сам себя отговорить, прежде чем смог придумать оправдание тому, что едва все не погубил, он достал кинжал. Еще несколько часов назад он надеялся сохранить руку, чтобы участвовать в штурме Королевской Гавани, но сейчас решил, что отправится с флотом Аурана Уотерса к Бобровому Утесу; ему не придется сражаться на палубе галеры. А если и придется… не имеет значения. Давно следовало это сделать. Он наденет перчатку, сочинит какую-нибудь историю про несчастный случай. Все, что угодно. На мгновение лорд Джон заколебался. Можно попросить Халдона Полумейстера; одно из звеньев, выкованных им в Цитадели, было из серебра. Но Коннингтон тут же передумал: никто не должен знать. Главное, избавиться от них. Лорд Джон положил каменную руку на стол, сделал глубокий судорожный вдох, поставил кинжал на пораженные болезнью пальцы и с силой резанул по ним. В тот же миг его ослепила чудовищная, ошеломляющая боль. Чтобы полностью избавиться от заразы, ему пришлось резать там, где пальцев еще не коснулась серая хворь. Хлынула алая кровь, под мясом показалась белая кость. Коннингтон несколько раз резко вдохнул, стиснул зубы и снова ударил кинжалом. В самом конце ему пришлось закрыть глаза. Если бы только можно было не слышать этот мерзкий звук, когда нож перепиливал кости. Лорд Джон дернулся так сильно, что рука, сжимающая кинжал, едва не соскользнула. Коннингтон рыдал, словно дитя; он видел, как закаленные в битвах мужчины падали на колени от боли в раздробленном пальце. Краем сознания он понимал, что вот-вот упадет в обморок, но в конце концов услышал тошнотворное хлюпанье и треск, когда пальцы наконец отделились от руки, которая вся пульсировала от боли. Коннингтон опустил голову между колен, и его вырвало. Когда мучительные судороги стихли настолько, что ему удалось выпрямиться, он обмотал изувеченную руку льняной тканью и неловким движением швырнул отрубленные пальцы в огонь. Потом промыл обрубки, пока вода в кубке не стала красной, и приготовился к следующему этапу. Он опустился на колени перед камином, накалил кинжал, всхлипывая, набрал воздуха в грудь и приложил раскаленное железо к открытой ране. На этот раз Коннингтон потерял сознание; он не чувствовал и не осознавал ничего, кроме мучительной боли. Во тьме он услышал смех Безумного короля и вспомнил, что в те времена в Красном Замке пахло точно так же – горелой плотью. Рейегар, прости меня, прости меня… Колокола бешено звонили. Я должен был быть с тобой на Трезубце, я должен был умереть там, я должен был сжечь город… Теперь он всю оставшуюся жизнь будет чувствовать этот запах. Лорд Джон со стоном открыл глаза. По щекам текли слезы, во рту чувствовался вкус рвоты, а обрубки обуглились и почернели. Ему придется тщательно ухаживать за раной, чтобы не возникло воспаления (седьмое пекло, что за злая шутка). Как бы он ни скрывал изувеченную руку под перчаткой, кто-нибудь обязательно заметит, но, по крайней мере, продвижение серой хвори замедлится. Может быть, ему удастся выиграть еще несколько лет. И не нужно будет бояться того, что он едва не натворил. Он как следует перевязал руку и с трудом добрался до постели, но заснуть ему так и не удалось. Руку дергало, и лорд Джон пребывал в лихорадочном полузабытьи, все время чувствуя боль. Время прошло незаметно. Свет за окном стал темно-синим, а потом серым. Наступило утро. Коннингтон сел, чувствуя себя разбитым и больным. Едва он сделал шаг, как у него закружилась голова и подкосились ноги. Но он был нужен своему принцу. Уже пора. Он оделся, надеясь, что никто не поинтересуется несвойственной ему смертельной бледностью, и спустился вниз к завтраку. Есть ему хотелось еще меньше, чем всегда, но это не важно. Осталось недолго. Совсем недолго. Когда лорд Джон вошел в чертог, он обнаружил там Эйегона, Арианну и Элию. Как ни странно, они не флиртовали и не кокетничали друг с другом. Арианна держала в руке письмо, которое, видимо, получила ночью, и что-то тихо говорила Эйегону. Сира Лораса и Аурана Уотерса не было видно. Коннингтон мучительно откашлялся. - Милорд. - Что с вами? – Эйегон потрясенно смотрел на него. – Вы выглядите как живой труп. Что случилось? - Я то же самое хотел спросить у вас. Я… плохо спал. - Понятно. – К счастью, Эйегон был слишком озабочен, чтобы продолжать расспросы. – Что ж… если раньше и были какие-то сомнения, что война развернулась в полную силу, то теперь этот вопрос решен окончательно и бесповоротно. - Что это? – Коннингтон перевел взгляд на письмо. – Что там? Арианна Мартелл выглядела почти так же скверно, как и он сам, и это было странно – ведь, кажется, все, что хорошо для Эйегона, должно быть хорошо и для нее. Наконец принцесса отшвырнула письмо, словно в нем пряталась змея (такое вполне могло случиться, учитывая нравы ее семейства), и вперила взор куда-то в стену поверх плеча Коннингтона. Мертвым тихим голосом она произнесла: - Это касается Мирцеллы.