Вечный огонь

Вернувшись домой, в темный пыльный домишко в Тупике Прядильщиков, Снейп упал в старое кресло и, откинувшись на спинку, закрыл лицо руками. Что-то идет не так. Что-то идет неправильно. Легкая свербящая где-то под кожей тревога не давала покоя. С ним было тепло. Находиться рядом, думать о нем, слышать его голос, кричать на него и язвить в его адрес – было тепло. Шагая в камин после его письма, он чувствовал необъяснимый жар, и это было не из-за зеленого огня вокруг. Это шло откуда-то изнутри, это было на коже, это было везде, в каждом его движении, в каждом вздохе. Врать себе Северус не привык. Называть вещи своими именами не всегда приятно, но обманывать себя – глупо. Поттер, этот невыносимый идиот, непроходимый тупица и бездарь, ему нравился. Сын чистокровного заносчивого придурка, каким был Джеймс Поттер. Сын отца, которым он гордился. Сейчас этот черноволосый и зеленоглазый парень, с такими же горящими глазами, как и в одиннадцать лет, был совсем другим – взрослым, незнакомым и разумным. Удивительно разумным и расчетливым, при этом умудряясь оставаться таким же невеждой и неосмотрительным остолопом. Это преображение было похоже на появление бабочки из тугого кокона. И с другой стороны, несмотря на ту притягательность, которая появилась в нем после победы, Северус с болью в сердце и комом в горле иной раз видел холодную жесткую злость в знакомых глазах. Чистая искренняя ненависть в нем была наивна и по-детски крепка и открыта, и профессор прекрасно знал, что отчасти она была сформирована и им самим, его язвительностью и равнодушием. Но ребенок есть ребенок, и даже повзрослевший, он оставался все тем же мальчишкой для профессора, который пришел когда-то на первый урок с абсолютно пустой головой. Все эмоции читались на лице так отчетливо, что лезть в его голову было бессмысленно. А сейчас его лицо было непроницаемым, столько всего перемешалось и столько всего изменилось за один год. В нем, прошедшем войну, ставшем ключевой фигурой в этой страшной шахматной партии, крепко сплавились безрассудство и смелость отца с добротой и жертвенностью матери. Эти качества достались ему от людей, которых он никогда не знал, и были любовно взращены в нем заботливыми манипуляторскими руками директора Дамблдора. Милый ребенок вырос, выполнил поставленную задачу и выжил, назло всем, наперекор судьбе и всем планам. И нечего удивляться, что из открытого доброго ребенка вырос недоверчивый кусачий мангуст. Северусу хотелось верить. Это странное полузабытое чувство, теплившееся в груди, не давало остановиться на месте. Он никогда не думал о том, что будет после победы. Потому что она казалась далекой и недостижимой, и все, что будет после либо никогда не наступит, либо… Он даже никогда не думал о втором варианте, просто знал каким-то внутренним звериным чутьем, что ему не суждено пережить последнюю битву. Поэтому все дела были завершены, долги – розданы, а все личное – лишнее – казалось, никогда и не существовало. И вот сейчас бремя ответственности и жертвенности спало с его плеч, и он был свободен. Только вот что делать с этой свободой, Северус пока не знал. И этот чертов Поттер снова здесь, своенравный, упрямый, бесстрашный и неудержимый. Молодой и сильный, гибкий, как и все в этом возрасте, и вместе с тем несущий в себе несгибаемый стальной стержень, что заставляет голову держать высоко поднятой, спину – прямой, а веру – непоколебимой. Даже если веру он заменил знанием, именно эта стальная закалка военного времени заставляет его закусывать удила и пробивать лбом стены. Этот невыносимый невозможный Мальчик-Который-Выжил нравился Северусу, несмотря на все, что было в прошлом, несмотря на его мучительное сходство с отцом. Снейп не знал, перестанет ли он когда-нибудь, глядя в лицо Гарри, видеть Джеймса и ненавидеть давно умершего человека. Одно-единственное страстное желание жить все переиначило. Других объяснений зельевар не мог придумать тому факту, что все случилось именно так. Ведь задержись Поттер на три минуты – и вся тонкая схема могла сломаться, и финал мог бы быть совсем другим. – Осторожнее со своими желаниями, – тихо произнес Северус, и его голос прозвучал неожиданно одиноко и жалко в темноте пустого ветхого дома. – Они могут сбываться. Назначенное на десять утра занятие начиналось для Гарри двумя часами раньше. Один час он посвящал разминке и физическим упражнениям. Стараясь не особенно усердствовать и не выматываться, он тренировался сбрасывать мышечное напряжение, контролировать мельчайшие движения тела. Следующий час он проводил в медитации, привыкая контролировать разум так же, как и тело. Первые несколько дней разгоряченное уставшее тело проваливалось в сон, а потом Гарри получал неслабый нагоняй от Мастера. Парень чувствовал резкий сдвиг в лучшую сторону. Вечером, падая в изнеможении на кровать, после очередного мероприятия или судебного процесса, требовавшего присутствия героя, он засыпал, как младенец, и ему совсем не снились сны. А утром голова была чистой и ясной, и это чудесное ощущение нравилось ему больше всего. В десять в камине вспыхивал зеленый огонь, и в языках пламени появлялся как всегда собранный и подтянутый Мастер. Гарри обычно встречал его улыбкой и внимательным зеленым взглядом. Лицо зельевара неуловимо смягчалось, и эта легкая перемена отзывалась где-то внутри тихой радостью. Украдкой глядя на Мастера, когда тот думал, что его никто не видит, Гарри замечал затаенную в уголках губ и глаз скорбь. Все бессонные ночи Мастера он узнавал не столько по резкости слов и движений, сколько по чуть более ярким теням под глазами, по острому взгляду и нахмуренным бровям, резче очерченной складке на лбу. Лишь один раз, когда Снейп был взвинчен до предела, настолько, что, казалось, если вылить на него кружку холодной воды, она зашипит и испарится, – лишь один раз Гарри положил ему руку на плечо и, молча сжав его, посмотрел ему в глаза. В первые мгновения он подумал, что тот его проклянет, но, увидев смятение, тревогу и – благодарность?.. – на лице Мастера, Гарри мягко улыбнулся и, замерев на некоторое время, отпустил его. Давая Снейпу время прийти в себя, Поттер вернулся к упражнению, и, мельком скользнув по его лицу, заметил улыбку на лице Мастера. Им было удобно вместе. Словно стерлось что-то, что причиняло им обоим неудобство, словно из механизма, слаженного и гармоничного, как часы, удалили лишнюю деталь. Снейп не раздражался, когда Поттер, отвлекшись на минуту, бросал в котел не тот ингредиент и даже объяснял, что делать, если в котел попало что-то постороннее. Как нейтрализовать неприятные последствия некондиционных ингредиентов, как влияют на качество зелья время суток, лунная фаза, состояние и сила магического ядра и время сбора тех или иных веществ. Рассказывал без злости, без ехидных подколок и пренебрежения, и Гарри видел, как в лице Мастера, в его интонации и жестах, в словах светится настоящая любовь к своему делу. – Почему вы не рассказывали нам такие вещи в школе? – как-то тихо спросил Гарри. – Клянусь, я в жизни не слышал ничего более захватывающего, чем протекание реакции нейтрализации шерсти единорога в сложных составах второго порядка. Я серьезно! – добавил он, увидев скепсис Мастера. – Первые несколько лет я пытался так преподавать, – неожиданно для Гарри и самого себя начал он. – Но практика показала, что тонкости ремесла интересуют такое ничтожное количество волшебников и в частности детей, что разливаться соловьем о принципах и механизмах зельеварения нет никакого смысла. Гарри медленно и методично помешивал зелье Легкого дыхания, по наручным часам отмеряя время добавления следующего ингредиента. – Те группы, которым я пытался объяснить логику зельеварения, так и не смогли её понять и в результате СОВ они сдали просто отвратительно. Следующим группам досталось мое неудовольствие первыми, я заставлял их все зубрить наизусть, что тоже не возымело никакого успеха. Время, – напомнил он внезапно и Поттер, бросив короткий взгляд на часы, кивнул: чутье опытного зельевара сработало лучше часов. Добавив шесть капель сока слив-цеппелин, Гарри убавил огонь и накрыл котел чарами. – На следующей неделе суд над Малфоями, – в наступившей тишине произнес Гарри. – Вы не пойдете? – Слушать этот бред? Ни в коем случае, – нахмурился Снейп. – И как ты собрался их вытаскивать? – Драко был заложником Лорда, расплатой за ошибки Люциуса. Так что с ним проблем возникнуть не должно, – сказал Поттер. – С Люциусом труднее. Вряд ли Визенгамот просто поверит мне на слово, что никакой угрозы для нынешней власти он не представляет. Сейчас он больше всего мечтает вернуться к семье и никогда не возвращаться в Англию. Гарри помолчал. – Нарцисса спасла мне жизнь, – от этой фразы брови Снейпа поползли вверх. – Как это произошло? – Тогда, в лесу, за информацию о сыне она сказала Лорду, что я мертв. Если бы подошла не она, а Беллатриса – исход был бы диаметрально противоположный, и от второй Авады меня бы уже ничего не спасло. Они никогда не говорили о событиях второго мая. Август катился к концу, как спелое яблоко, приближался сентябрь, и у Гарри почему-то не хватало духу спросить, вернется ли Мастер в школу после всего произошедшего. Хогвартс стал живым напоминанием о прошлом для них обоих, свидетелем трагедии и молчаливым участником их раздора. Возвращаться туда почему-то не хотелось, казалось, стоит переступить знакомый порог, и исчезнет повзрослевший и изменившийся Мальчик-Который-Выжил, канет в лету профессор Снейп, который умеет и шутить, и улыбаться, и вновь сомкнутся тучи над головой, как в войну. Все вернется на круги своя, но Гарри отчаянно не хотелось возвращаться. – Это наверняка пустая и глупая попытка отблагодарить Нарциссу, но я должен, просто должен, – сказал Поттер с силой. – И единственная помощь, которую она примет от меня – это освобождение Люциуса и Драко. – Она мудрая женщина, – проговорил Снейп с неожиданной грустью и теплотой. – Даже если ты вернешь ей только сына, она поймет. Мельком заглянув в котел, профессор отметил, что оно имеет нужный цвет и консистенцию. – Убавь огонь и разливай в колбы. – Да, Мастер. В последнее время приступы не случались совсем. Почти два месяца Гарри чувствовал себя просто отлично, когда перестал от каждой яркой эмоции и магического всплеска падать в обморок. Кричер кормил его на славу, так, что тем количеством еды, которую домовик впихивал в парня, можно было накормить как минимум двоих таких ребят, как он. Поттер и орал на него, и отказывался от еды, и уходил из особняка, но Кричер с неизменной гадской улыбочкой появлялся в точно назначенное время и возвещал скрипучим голосом: «Хозяин, кушать подано!» – и каким-то невероятным путем умудрялся скормить ему почти все приготовленное. Иногда домовик мог перестараться, и когда приходило время занятий, Гарри с возмущением жаловался на Кричера и спрашивал, не могут ли домовики сойти с ума, на что Снейп загадочно и хитро улыбался и извлекал из кармана флакон с зельем для желудка. На вопросы, откуда у него это зелье, Мастер отмалчивался и уходил в библиотеку, дожидаясь, когда подействует зелье. Через полчаса зеленоватый, но вполне живой и здоровый Гарри влетал в библиотеку и сообщал, что он готов к занятиям. За три месяца он прилично набрал в весе и больше не напоминал жердь, на которой болтается мантия. Поттер стремительно мужал, и Снейп незаметно для самого себя начал заглядываться на него, когда тот выполнял уже довольно сложные связки в тренировочном зале, с успехом пользуясь обеими руками и невербальными заклинаниями. Дуэльной техникой они пока не занимались, хотя Мастер понимал, что даже теперь, ещё неумелый и слишком эмоциональный Поттер являлся серьезным противником. За время скитаний Гарри привык не только фехтовать палочкой, но и довольно успешно уворачиваться и перемещаться по полю, не отвлекаясь от сражения. Видя, что это дает свои результаты, Мастер не отучивал его от этой привычки. К удивлению профессора, бывший студент оказался толковым учеником. Многие вещи он схватывал на лету, кое-что уже знал, а то, что не получалось, отрабатывал до изнеможения. Казалось, что он готовится к новой битве с другим, более сильным противником, когда с остервенением накладывал одно и то же заклинание по десять, двадцать раз подряд. Мастер удерживал его от переутомления, но, видимо, Поттер не умел иначе. Он жил на износ, работал до потери сознания, и день ото дня неуловимо менялся, превращался из нескладного подростка в гибкого и красивого молодого мужчину. Снейп замечал, что с течением времени мальчик смягчился, стал больше улыбаться. Почти два месяца после той битвы Мастер часто ловил на его лице ледяную ярость, и знал, что в этот момент мыслями он – там, в стенах школы, и вокруг все ещё гибнут люди, и Мальчик-Который-Выжил, живое воплощение Надежды, ничем не может помочь. Он должен умереть. Профессор останавливал его и давал другое задание, внимательно наблюдая за тем, как Поттер, глядя в лицо учителя, возвращается в настоящее, оттаивает и успокаивается. Зеленые глаза теплеют, и Гарри устало и чуть виновато улыбается. Летели дни, и Снейп с нарастающей тревогой чувствовал, как все больше прикипает душой к нему, как тянется к нему, словно невзрачный цветок к солнцу. Восемнадцатилетний герой постоянно появлялся в свете, неизменно в черном, бледный, суровый и молчаливый. Он неохотно говорил с журналистками, которые липли к нему как мухи, и с отстраненным выражением лица выступал на судах. Северус знал, что он все ещё скорбит, все ещё не может простить себя за то, в чем не виноват, и поэтому наказывает себя одиночеством, работой до изнеможения, общением с ним, Снейпом. Мастер был уверен, что его собственная персона вызывает у Поттера воспоминания о Хогвартсе, о годах взаимной неприязни и ненависти, и лишь отчасти является напоминанием о том, что не все было напрасно. Сам же профессор, глядя на ученика, победно вскидывающего кулак вверх, когда что-то получалось, не чувствовал, что этот молодой человек и безмозглый идиот Поттер – один и тот же человек. Однажды он перестанет нуждаться в Мастере и расторгнет связь. Найдет девушку, женится, остепенится. Освоит профессию колдомедика, или, может быть, займется чем-то другим. И тогда Снейп снова останется в темноте, в захламленной гостиной почти заброшенного старого дома в Тупике Прядильщиков, не зная, чем занять остаток жизни. Всегда можно вернуться к исследовательской деятельности, но, заполнив каждый день рутиной, все равно не получится забыть о том, что цели в конце пути нет. Мастер остро ненавидел бессмысленность собственного существования, но ничего поделать не мог. Он не мог даже оттянуть момент, когда связь будет прервана; даже зная, что произойдет после этого, профессор не мог замолчать ответ на вопрос, утаить какое-то знание от Поттера. Тот с сияющими зелеными глазами впитывал, как губка, каждое его слово, и от этого взгляда становилось немного не по себе. Но, с другой стороны, то самое теплое чувство, что росло и крепло каждый день из этих трех месяцев, грело его изнутри, придавая сил, возвращая эмоции. Он чувствовал радость и легкую гордость, когда Гарри справлялся со сложным составом или трудной связкой, когда у него получалось импровизировать на месте, находить более удобные точки и самостоятельно справляться с неудачами. Снейп гордился успехами своего ученика, несмотря на то, что они приближали его к одиночеству. Слушание дела Малфоев было назначено на двадцатое августа. К десяти утра Поттер отправился в зал суда, и занятие перенесли на вечер. Дожидаясь совы от ученика, Северус поймал себя на том, что бесцельно бродил по дому, мимоходом касаясь книг, предметов, чашек, журналов, не зная, чем заняться. Тупое ноющее раздражение поднималось в нем, но он был бессилен перед ним. Упав навзничь в кресло, он услышал жалобный надрывный скрип. Все в этом доме давно уже было таким древним, что, казалось, дунь – и все разлетится в труху. Время тянулось бесконечно. С гулко бьющимся сердцем Северус думал о Поттере, о горящих глазах и мягкой теплой улыбке, о его белых гладких плечах, под кожей которых перекатывались мышцы, и не мог выкинуть из головы его образ. Сосредоточенный зеленый взгляд, когда Гарри стоит над котлом, кошачья грация, когда потягивается или просто идет куда-то… Перебирать эти воспоминания было мучительно. Он вырастет, выучится и найдет себе девушку, красивую длинноногую девчонку или кого только захочет, и Снейп больше никогда не увидит его. Эта мысль неожиданно больно резанула по сердцу, но боль отрезвила. Это правильно. О том, что ему хотелось бы остаться рядом с Поттером, он даже не смел заикнуться, даже в мыслях. Видеть его рядом, изо дня в день, говорить с ним, помогать, оберегать – как отец сына, хотя то, что чувствовал Северус, было мало похоже на отеческие чувства. Неясное томление и тревога, разливающееся внутри тепло от его улыбки, голоса, тоска по нему, когда он далеко – профессор не был дураком или слепым, но сознаваться самому себе, что влюблен – дико. Вдруг это слово, «влюблен», вспыхнуло в его голове, как неуничтожимый надоедливый фейерверк Умников Уизли, и Северус ощутил животный иррациональный ужас от этого понимания. Не может быть, нет, невозможно, исключено! Влюблен в своего ученика, сына ненавистного Поттера, сына Лили, героя и молодого мальчишку, который при жизни стал легендой – нет, только не это! Задыхаясь от подступающей паники, Снейп распахнул глаза и одним движением взлетел из кресла на ноги и оказался у шкафа. Порывшись трясущимися руками на полках, он схватил флакон успокоительного и залпом опрокинул в себя. Когда по телу прокатилась прохладная волна, утихомирившая бурлящие в крови гормоны, он сделал два шага к дивану и рухнул на него, спрятав лицо в ладонях. Сердце билось в привычном ритме, но гулкая звенящая пустота внутри никуда не делась. Влюблен. Обречен, и некуда деться от этой пугающей ледяной правды. Он проснулся от энергичного стука в дверь, резко, вздрогнув всем телом, вынырнул из небытия. Голова закружилась, когда профессор слишком быстро встал с дивана, на котором задремал, но вскоре прошла. – Оправдали, Мастер! – с порога радостно сказал Гарри, шагая внутрь. Снейпу показалось, что на улице яркое солнце, которое ослепило на мгновение привыкшие к темноте глаза, но, приглядевшись, он понял, что на улице пасмурно и свежо. – Простите, кажется, я не совсем вовремя… Вы не ответили на сову, и я, признаться, начал беспокоиться… – Нет, все в порядке, Поттер, – хриплым спросонья голосом ответил Мастер. – Проходите. Кого оправдали? – Обоих, – тихо и с по-детски счастливыми глазами сказал сияющий Поттер. – Я даже не надеялся на успех, боялся, что даже Драко не выпустят. Но все прошло хорошо. Снейп улыбнулся уголком губ, глядя на почти такого же непосредственного, радостного и возбужденного мальчишку, которого помнил по Хогвартсу. Только этот все равно был неуловимо другой, лучше, чище, добрее, мудрее. Старше. Непослушные черные волосы – Северус точно знал это – были уже не такими черными, кое-где поблескивали искорки седины. Незаметно, потихоньку время брало свое. – Они уже пакуют вещи, и через час покинут страну. Если хотите – есть ещё время наведаться, попрощаться, – внезапно проницательно посмотрел Гарри на Мастера. Тот внутренне сжался и заставил себя покачать головой. – Не думаю, что я им сейчас нужен. Нарцисса хоть и была благодарна ему за все, а Люциус был довольно близким другом, Снейп почему-то так и не смог заставить себя появиться в их доме после победы. – Вы хорошо себя чувствуете, Мастер? Выглядите не очень, – с сомнением протянул Поттер, и Северус усмехнулся, а затем, не задумавшись, протянул руку и потрепал черные пряди. Спустя секунду сердце ухнуло в пятки, испугавшись содеянного, но Гарри, словно не заметив мелькнувшего в глазах Мастера испуга, шагнул навстречу и обнял его. Снейпу показалось, что это объятие длилось вечно. Сильные руки Поттера на спине, ладонь в его волосах, легкое прикосновение его дыхания, тепло тела казались такими долгими, нескончаемыми, так, что профессор, почувствовав, как колотится сердце в груди, поспешил отстраниться и, натянув маску безразличия на лицо, направился на кухню. – Чаю? – ровным голосом спросил Мастер, надеясь, что Поттер не услышит дрожи в нем и не догадается, сколько сил ушло на то, чтобы произнести одно слово с таким спокойствием. – Да, пожалуй, – легко согласился он. Неловкое молчание повисло в кухне, пока кипятился старенький чайник, пока Снейп привычным движением разливал чай в кружки, и возвращал чайник на плиту. На лицах обоих застыло непринужденное спокойствие, хотя обоим внутренне было неловко за эмоциональную вспышку. – Я… – начал Поттер, но в тот же момент, одновременно с ним начал говорить Снейп, и Гарри замолк. – Говорите, все прошло удачно? – спохватившись, он поморщился от своих слов, понимая, что не хочет ничего слышать о суде над другом. – Что дальше? – Ну… – протянул Гарри неуверенно. – Мне пришло письмо из Хогвартса. Северус постарался собраться и спокойно выслушать то, что последует. – Мне писала профессор МакГонагалл, она теперь директор… мне предложили закончить обучение, сдать экзамены… – Снейп уже отвык от косноязычного спотыкающегося на каждом слове Поттера, настолько, что едва сдержал себя от какой-то едкой гадости. Так и подмывало бросить что-нибудь небрежным тоном, но что-то останавливало. – И что вы решили? – ровно спросил профессор. – Я пока ещё ничего не решил. Письмо пришло в первых числах августа, срочного ответа не требовало, – опустив глаза, проговорил Гарри. – Это… это ещё не все, о чем я хотел с Вами поговорить, Мастер. Северус только вскинул брови. – Она каким-то образом прознала про мое ученичество под Вашим началом, – после этих слов Снейп незаметно хмыкнул. Она ворвалась в его дом, как разъяренная фурия, когда он одной ногой уже был в камине, отправляясь на занятие. МакГонагалл в гневе была страшна всегда, пусть и сдала немного в последние годы, она едва ли не за воротник вытащила его из камина и весьма красочно описала его бессовестное бегство и игнорирование писем. Суть была в том, что нехватка преподавателей в этом году была просто катастрофической, и директор хотела затащить Снейпа в Хогвартс. Ожидавшая однозначный положительный ответ, она страшно озадачилась, когда Северус обещал подумать и, воспользовавшись паузой, малодушно удрал в камин. – В общем, она хотела, чтобы я поговорил с Вами и убедил Вас вернуться. Профессор ехидно ухмыльнулся и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди: – Валяйте. – Нет-нет! – поднял обе руки Поттер и покачал головой с улыбкой: – Я не мастак уговаривать, да и не знаю, хотите ли Вы вернуться. Я вот не уверен насчет себя… – Не хотите возвращаться? – Страшно, – честно ответил Поттер, взглянув Мастеру в глаза. – Слишком много там всего произошло. Снейп молча согласился с ним, и вновь воцарилось молчание. – Я понимаю, что школе сейчас нужны честные и сильные люди. И понимаю, что Хогвартс нуждается в помощи. Может быть, я должен быть там с ними… – Ничего вы не должны, Поттер, – едко сказал Мастер. – В вас говорит гриффиндорский нрав, гипертрофированное чувство долга и стремление всем помочь и понравиться. – Я знаю! – повысил голос Гарри, хлопнув ладонью по столу. – Меня вырастили на убой и вбили в меня это гриффиндорство слишком глубоко. Теперь уже поздно с этим бороться. Северус замолчал и вгляделся в лицо ученика. Глупый школьник испарился, исчез, как мираж, и за столом перед Мастером снова сидел умудренный горем и битвами мужчина с серьезными зелеными глазами. – Я знаю это и поэтому в замешательстве. Я хочу услышать Ваше мнение, возвращаетесь ли Вы в Хогвартс и если да – я поеду тоже. Если нет – то там мне делать нечего. Мастер глубоко и медленно вздохнул, посмотрел на насупившегося молчащего ученика перед собой и, помолчав, сказал: – Я думаю, что Вам нужно закончить обучение, мистер Поттер. Поэтому отправьте сову Минерве, то есть для вас – профессору МакГонагал и сообщите, что я соглашаюсь на должность, а вы – на седьмой курс.