Разница между тогда и сейчас. Сейчас

Сентябрь 1995 года — Ты опоздал. — Ну? Он нахмурился в ответ на дерзкое пожатие плечами. — Значит… ты пропустил урок. Еще Раз, Брайан. — Но ты же записал его для меня, верно, Джесс? — Джесси вздыхает долгим, протяжным, сильно наигранным вздохом, отточенным в ходе многих подобных сцен. Брайан, как обычно, игнорирует этот взгляд и сам вздох, улыбается, медленно и лениво. — И на этот раз им лучше быть хорошими. — Он игриво хлопает его по руке, поза бойкая, «а я-вчера-трахался». Джесси отталкивает его одним плечом и фыркает (еще один отработанный и отточенный маневр). Он чувствует раздражение и нет, он определенно не собирается спрашивать о прошлой ночи. Не в этот раз, несмотря на то, что каждый жест тела Брайана кричит об этом: «спроси меня, спроси меня, спроси меня об этом, поразись удивительному чуду, которое есть я». Он не собирается спрашивать. — Ну и как он? Блондин? Черт. — Он всё-таки спросил. Брайан снова улыбается, на этот раз с непристойным блеском в глазах. — Это было… хорошо. Что-то бьётся в груди Джесси, из уст Брайана это действительно похвала. — О. Это настолько хорошо? — У парня оказалась большая выносливость. — Брайан пожимает плечами. — Он почти измотал меня. — Тебя? — Брови Джесси взлетают вверх, Брайан все еще ухмыляется, что само по себе странно, не обычной дерзкой ухмылкой высокомерного превосходства, но с чем-то еще… он пытается припомнить сейчас этого блондина, но у него лишь осталось смутное впечатление о ком-то настолько явно молодом, симпатичным, наивным, ничего особенного. Конечно. — Я сказал почти, — быстро поправляется Брайан. Он поворачивает голову, вытряхивает сигарету из пачки, Джесси наклоняется к ниму и хватает одну из них. — Так ты снова его увидишь? Он знает ответ. Но сейчас, глядя в лицо Брайана, принимая предложенние прикурить, он замечает как на мгновение, на знакомом лице появляется колебание, проблеск чего-то еще. Но так же быстро как захлопывается зажигалка, Брайан фыркает. — Это я, помнишь? Да, это Брайан, он помнит. Облегчение пузырится у него в животе, когда он смотрит, как Брайан уходит, натянув штаны и подняв воротник. Он отодвигает все воспоминания о странном, мгновенном колебании, на задний план и спешит за ним. ******** Ноябрь 1996 Она смотрит, как отъезжает машина, замечая как одна из задних фар сломана, и на мгновение впадает в панику — ее сын, ее ребенок на шоссе в этой машине, в машине, которая, кажется, всё ещё держится только благодаря ржавчине и божей доброжелательности. Она отогнала от себя эту мысль и отодвинулась от окна, дрожащими руками задергивая шторы. Она до сих пор слышит голос Крейга, доносящийся из кухни, перемежающийся треском льда о стекло. Она на мгновение задумывается о том, с кем он разговаривает, и вдруг понимает, что это она, она не слышала ни слова из того, что он говорил или, скорее, кричал. Когда она настраивается на него, то слышит лишь предсказуемые крик обвинений о том что это всё её вина! — Это ты его туда отпустила! В этот колледж! — Тогда этого не случилось бы в Дартмуте? — Ее голос звучит так задумчиво, что даже она сама удивляляется. Она вспоминает тот момент, когда узнала: вошла в комнату Джастина, убрать беспорядок, покрывающий каждую поверхность, как всегда. Выпрямилась, переложила груды одежды в его шкаф, и тогда этот журнал упал с полки на ее голову. Пресловутая пощечина за то, что она всегда знала.… Два дня спустя она столкнулась с ним лицом к лицу, они вместе мыли посуду, и она собралась с духом, чтобы произнести эти слова, глядя на свои руки, исчезающие среди густой мыльной пены. Сначала он отрицал это, потом, покраснев и стыдясь, стал оправдываться, потом, наконец, сдался, признав правду с тем характерным видом упрямого неповиновения, который вскоре сменился паникой, от которой у нее заболела грудь, и просьбой: «не говори папе.» Она моргает и смотрит, как ее муж пьет, его сгорбленные плечи выдают затяжной гнев. Она не сдержала своего слова и рассказала Крейгу все, что узнала, довольная, что знает что-то, чего не знал он. Она все еще сожалеет об этом. Она отворачивается от Крейга, ее ноги бесцельно несут ее на кухню — ее безопасное убежище. Она кладет руки на край столешницы, ее взгляд прикован к стеклянным банкам, стоящим на новых терракотовых плитках: сахар, кофе, макароны, мука, пытаясь найти утешение в этой мирской фамильярности. Но образы все еще играют в ее сознании: выражение лица Джастина, когда он вернулся к машине. Боль от предательства, потеря и смятение на его дорогом знакомом лице. Она чувствует, как ее желудок снова сжимается. Она слышала все о нем — о том мальчике, о Брайане Кинни. Телефонные звонки Джастина были приправлены его именем, и если бы она не боялась сталкнутся с правдой, она бы знала, что игнорирует то, что сейчас так очевидно. Но Джастин тоже был осторожен, намеренно осторожен в разговорах, тщательно подстраивал разговор, быстро находил оправдания для любого из ее предполагаемых визитов, настаивая, что он мог бы переехать на лето в этот новый дом сам, и что ее помощь не требовалась… Конечно, тот новый дом: они живут вместе, думает она, пытаясь сделать эту мысль плоской и обыденной. Там есть и другие мальчики, живущие с ними, друзья Брайана, Джастин однажды упомянул их имена. Он не склонен говорить о них, она получила впечатление со слов Джастина, как о смутных теневых существ рядом с сияющим блеском, который распростанял Брайан Кинни с надменным, красивым, слишком умным лицом. Такой мальчик, о котором ее мать предупредила бы ее зараннее, думает она, не без иронии. И это тот мальчик, который украл ее сына. Он заботится о Джастине? Она не знает и не хочет думать об этом, но образ его, обвивающегося вокруг тела Джастина над машиной, быстрое соприкосновение в холле, взгляд Джастина, устремленный на него в поисках утешения, атакует ее на мгновение, и она чувствует, как что-то ломается у нее в душе… В конце концов, он приехал сюда сегодня, чтобы встретиться с родителями Джастина, и именно они — она и Крейг — отослали их обоих. Она снова ощущает в глазах, угрожающие пролится слезы бессилия и вины. Она подходит к кофеварке и рассеянно включает ее, машинально работая руками. — Он не вернется в дом! Нет, если этот мальчик будет с ним! — Крейг появляется позади нее, сверля ее ледяным взглядом. — Он все еще твой сын. — Она отвечает на его взгляд торжествующим взглядом, когда он опускает глаза. — Нет. Нет. — Он больше не смотрит на нее, а уходит прочь, грузно топая отяжелевшими ногами. Она размешивает сахар в кофе. Она не может думать об этом сейчас, но завтра… скоро… она должна решить. Сделать выбор. Потому что тот человек, которого она обещала любить, почитать и повиноваться, заставляет ее принимать чью-то сторону, но на самом деле, когда дело доходит до этого, нет никакого выбора.