Разница между тогда и сейчас. Тогда

      Брайан снова взглянул на часы. Двадцать минут… двадцать минут осталось… Переведя глаза, он уставился на грязно-белые простыни. Надо же куда-то смотреть…       — Сынок.       От этого хриплого голоса у Брайана словно все кости в теле съёжились, и он непроизвольно поднял взгляд на лицо отца, ища в размытых серых пятнах знакомые сильные черты, когда-то выразительные линии глаз и рта. Отец смотрел на него с гримасой, означавшей улыбку.       — Я горжусь тобой, сынок, так и знай.       Да, разумеется, ещё бы… Такие простые слова, такие фальшивые…       — Я и ребятам рассказываю о тебе — о моём мальчике, который учится в колледже. Первый из семьи.       — Ты же не хотел, чтобы я туда пошёл.       — Ась? Чего ты сказал? Громче говори, я тут, мать твою, совсем оглох!       — Ты не хотел, чтобы я шёл учиться, — решительно повторил Брайан. — Ты говорил, что это пустая трата гребаного времени. Говорил, что никто в нашей семье не учился в колледже, так какого хрена я решил, что меня там ждут? Это были твои точные слова.       Глаза, смотревшие с кровати, проницательно прищурились.       — Ага, ты умный парень, само собой, ты, на хрен, такое не забудешь? — Смех его стал ещё более хриплым и резким, чем раньше, а едкий сарказм никуда не делся. Брайан пожал плечами, хотя был согласен, и снова принялся смотреть куда угодно, лишь бы не на это осунувшееся лицо.       — Ты совсем не то, что твой брат, черт возьми, нет! Ты и он… если бы ты был старшим… ну, мы бы точно не были сейчас в таком дерьме, да?       — Ты не можешь винить Шона за свои ошибки, — по-прежнему решительно сказал Брайан. Ах, как неприятно знаком ему этот вечный мотив!       — Нет, нет, ты прав. — Он умолк, и Брайан невольно вновь взглянул на отца. Глаза того были закрыты, слышалось тяжкое, хриплое дыхание. Брайан равнодушно наблюдал, как отец нащупал рядом кислородную маску, поднёс ко рту и сделал глубокий прерывистый вдох. — Думаю, это привет от тех грёбаных сорока штук курева в день! — И хриплый кудахчущий смех.       Брайан сухо улыбнулся и отвёл взгляд, никогда ещё ему так не хотелось курить. Что там на часах… пятнадцать минут… еще только пятнадцать минут. Краешком глаза он зацепился за безобразные серые пальцы, которые крепко сжимали простыни… Брайан смотрел и вспоминал пальцы Джастина прошлой ночью, вцепившиеся в тёмно-зелёный пододеяльник: трахни меня, Брайан, трахни меня, Брайан… Он прикрылся ладонью, превращая смех в неловкий кашель. Его глаза заскользили по комнате, по собранным кроватям, по рядам уродливых сломанных старых зэков…       Осталось всего двенадцать минут… Ему хотелось уйти. Оказаться снаружи, где ждет Джастин. Пересечь парковку и увидеть Джастина, который ждал его, полусидя на капоте машины. Подойти к нему, взять знакомое лицо в свои руки и поцеловать его, сразу. Впиться, нахуй, засосать, вонзиться языком в рот до самых гланд, а затем развернуть его, нагнуть над капотом… нагнуть над капотом и потянуть вниз его джинсы, затем надавить…       — Я, видать, собираюсь пропустить твой выпускной.       Голос отца резко выдернул его из фантазий, пришлось поёрзать на стуле, ощутив, насколько он завёлся, а член туго прижался к джинсам.       — Полагаю, ты бы его всё равно пропустил. Сомневаюсь, что они разрешают благотворительный отпуск для приветствия выпускников, — пробормотал Брайан, сдерживая позыв закатить глаза.       — Ну, мне не доведётся увидеть это. — Господи, ну просто невинный мученик, если бы не хриплый сардонический голос: — Этот, мать его… этот грёбаный священник, отец Майкл, всё вынюхивает тут… Всё выспрашивает, не хочу ли я искать утешения у Господа?       — Да? И что ты ответил? — Десять минут ещё…       — Я сказал, пусть провалится в ад! — Это уже не смех, а слабое хихиканье, и Брайан неуверенно, но вполне сардонически улыбнулся. — Я не был ни в одной грёбаной церкви с тех самых пор, как твоя мать… упокой Господи её душу… умерла, и уж точно не собираюсь влезать в это дерьмо теперь! Не нужно мне ничьё прощение. Джек Кинни ни у кого не просит извинений.       Никаких извинений, никаких сожалений. Его собственная мантра… Что-то сжалось в животе, и губы Брайана безотчётно шевельнулись, тихо произнеся:       — Я гей.       — Ась? Чего-чего? Говори громче, сынок.       — Я гей. — Повторить оказалось легче, голос Брайана окреп. — Я трахаюсь с мужчинами.       Глядя в глаза отца, он видел, как недоверие медленно и неизбежно сменилось презрением, розовые водянистые глаза сузились, на губах появилась насмешка.       — Ты выбрал чертовски удачное время, чтобы сказать мне, что ты фея. Как будто у меня и так мало забот… Господи! Это ты должен быть тем, кто здесь… этим… ты должен быть…       Брайан ощутил, что его рука дрожит на бедре, и колено слегка подрагивает. Он сжал ногу ладонью: тихо, не слушай, на хуй его. Он всмотрелся в закрытое презрительное лицо: «Пошёл ты, папа».       Глаза смотрели на него в ответ, в них не было ни любви, ни узнавания, только не сейчас. Затем, наконец, тонкие потрескавшиеся губы выговорили, подводя черту:       — На выходе скажи медсестре, что я хочу свои гребаные лекарства. — Он закрыл глаза и отвернулся.       Брайан продолжал сидеть. Потом медленно поднял с колен крепко прижатые потные ладони, размял пальцы, снова обвёл взглядом распростертое тело. Трубка, прикрепленная к носу, медленное шипение дыхательного аппарата. «Именно ты, ты один — пошел ты! Это ты здесь умираешь, а не я. Хрен вам». Он поднялся, с пронзительным скрипом отодвинув стул, споткнулся и больно ударился коленом о край кровати, а потом быстро зашагал прочь, не глядя на тех, кто скоро умрет, — неудачников, лежащих справа и слева. Руки его были сжаты в кулаки.       Выход на улицу занял ещё одиннадцать минут. Одиннадцать минут, которые показались ему одиннадцатью часами, он шёл через бесконечную охрану. Когда стражи его наконец выпустили, Брайан подошёл к ближайшей стене и прислонился спиной к холодному влажному камню. Ему хотелось сползти по ней и погрузиться в землю. Судорожно сглатывая и похлопывая себя по карманам в поисках сигарет, он скользил взглядом по группе посетителей, собравшихся у двери, из которой он только что вышел, — плачущие женщины с размазанной по лицу тушью, маленькие дети у них на руках, их голоса, их охрипший плач…       — Гребаный сукин сын, мудак, ублюдок, — он тихо перекатывал слова на языке, — пошел ты, мудак, мразь. Надеюсь, ты сгоришь в аду, мать твою. — Слова ласкали губы и слух, он подцепил ртом сигарету, щелкнул зажигалкой. — Я ненавижу тебя, сукин ты сын, ублюдок, — продолжал он шептать сквозь дрожащую сигарету. Длинно-длинно затянувшись, он задержал дым в легких, пока они не начали гореть, и выдохнул, наслаждаясь резкой кислинкой в горле. «Гребаный, мать его, ублюдок». Он коснулся затылком стены, рука, свободная от сигареты, крепко легла на бедро, сжимая и разжимая пальцы. Взгляд его вдруг остановился на ней, завороженный движением пальцев, которыми он мог… царапать спину Джастина, хватать его за светлые волосы, оттягивая его голову назад, наклоняясь, вылизывая его шею… Он оттолкнулся от стены и зашагал прочь через парковку. ********       Джастин прислонился к машине, сунув руки поглубже в карманы, а спина у него уже закоченела. От нечего делать он разглядывал свои кроссовки. Где, чёрт побери, он так их испачкал? В голове крутились всякие глупости, и он насупился, пытаясь вспомнить: вечер вторника в парке? Хлюпала грязь, он тащил Брайана за собой, они были под кайфом и почти парили, как воздушные змеи, но он всё-таки упал, сел прямо в грязь… И Брайан насмешливо поднял бровь: раз уж ты внизу, не окажешь услугу? И он потянул молнию на джинсах Брайана, глядя снизу вверх.       Улыбнувшись, он поднял глаза и рассеянно оглядел полузаполненную стоянку. Внезапно появилась знакомая высокая фигура: Брайан быстро шёл к их машине, голова его была опущена. Джастин нервно сглотнул и прошипел ругательство.       Брайан остановился прямо перед ним, глаза болезненно блестели, а плотно сжатые губы с трудом вытолкнули:       — Повернись.       Нет! Так просто не получится!       — Брайан?       — Повернись и нагнись.       Обычно Джастину нравилось слышать это, но не сейчас и не здесь…       — Я хочу тебя прямо здесь… здесь, на капоте.       На капоте им, разумеется, не впервой, и все те случаи были весьма горячи (естественно!), но Иисусе, здесь семьи с детьми, приезжают, уезжают.       — Не здесь! — быстро ответил Джастин. — Я заметил совсем рядом место, очень подходящее.       Брайан кивнул с тем же выражением, в глазах по-прежнему стояла темнота. Резко открыв водительскую дверь, он уселся за руль. Джастин стремглав упал на пассажирское сиденье и едва успел защёлкнуть ремень безопасности, как Брайан стартовал, жестоко изнасиловав коробку передач.       Джастин смотрел, как он сжимал руль до белых костяшек, глаза были устремлены на дорогу, маленький мускул подёргивался у края рта.        — Вот здесь, — тихо сказал он. Брайан послушно включил поворотник и съехал на пустынную стоянку для пикников. Он заглушил мотор и выжидательно повернулся к Джастину.       — На заднем сиденье?       Джастин молча кивнул. ********       Они трахались жестко. Почти по-животному. Между их телами совершенно не было места для морозного воздуха, сочившегося сквозь запотевшие окна. Ледяная стальная ярость буквально стекала с кожи Брайана, Джастин чувствовал её в холодных безличных прикосновениях его пальцев, в каждом толчке и каждом автоматическом рывке его члена. Он был лишь некто. Тот, кто может понять это — это странное скверное утешение. Он может принять это, и он может помочь.       После всего Брайан просто рухнул на него сверху, намертво пригвоздив своим телом к грубому замызганному сиденью.       — Брайан… — пальцы Джастина царапнули Брайану спину. Они лежали лицом к лицу, Брайан уткнулся Джасу в мокрую шею. Руки Брайана всё ещё сжимали его, пальцы сминали мягкую кожу на боках, волосы щекотали лицо. Липкий и влажный, по-прежнему в презервативе, член Брайана прижимался к бедру. Джастина знобило, мурашки бежали по ногам, а его ступни (одна из немногих частей тела, не укрытых телом Брайана) закоченели.       Брайан не шевельнулся. Джастин нежно погладил обнажённую спину, всю в гусиной коже от сквозняка.       — Брайан, мы собираемся одеваться?       — Нет.       — Я замёрз. — Голос прозвучал жалобно, и Джастин почти возненавидел себя за это. Но это же, чёрт побери, было правдой! На дворе грёбаный декабрь, в конце концов!       В ответ Брайан поцеловал его в ямку на горле, лицо его показалось неожиданно тёплым и влажным для холодной кожи Джастина… Джастин вдруг понял, что на лице Брайана совсем не пот, это слезы. Он напрягся всем телом, в горле встал тугой комок тревоги. Он никогда раньше не видел Брайана плачущим — разве он вообще плакал? Это совсем не по-брайановски. Брайан был жесток, Брайан дрался, никогда не сдавался, он прятал всё под алкоголем и сексом, под этой пустой маской, которая надёжно скрывала его черты, как захлопнувшаяся дверь. Джастин поднял руку, положил её на холодные влажные волосы, легко погладил пальцами. Потом поднял ноги, обвил ими талию Брайана, притягивая его ближе, и ещё ближе.       — Что произошло?       Брайан грубо фыркнул. Он прерывисто вдохнул полной грудью и выдохнул в шею Джастина.       — Что он сказал?       — Это не имеет значения.       — Имеет. Скажи мне.       — Я ни хрена не хочу об этом с тобой говорить, Джастин. — Его голос потерял резкость и стал привычно раздражённым, Джастин почувствовал, как он пытается вырваться, и усилил хватку, его рука продолжала ворошить мягкие каштановые волосы.       — О’кей. Нестрашно. Просто… мой отец, когда я сказал ему…       — Он ударил тебя по лицу. Да, ты мне говорил.       — Верно, и ты встречался с ним — так что ты знаешь.       — Он просто засранец.       — Да. — Джастин помолчал, в груди у него всё сжалось. — Именно. Но это не имеет значения. Ведь он просто парень, который обрюхатил мою мать.       Брайан невесело усмехнулся и всё-таки выбрался из объятий Джастина, отодвинувшись насколько ему позволило тесное сиденье. Дотянувшись до брюк и рубашки, он сунул их Джастину.       — Вот, надевай. Ты уже посинел.       — Да, мне холодно, — ответил Джастин, застегивая молнию на брюках и натягивая свитер. — Брайан, тебе тоже неплохо бы одеться. Ты простудишься.       Ответом было пожатие плеч.       — Да ладно, не валяй дурака. — Он вытащил футболку Брайана откуда-то из тесного пространства между ними. — Держи, выключай гребаную королеву драмы и одевайся. Переохлаждение ничем не поможет.       Брайан медленно повернул голову, чтобы посмотреть на него, и внезапно издал ещё один невеселый смешок:       — Да-да, переохлаждение.       Его глаза всё ещё были красные и мокрые от непривычных слёз. Он взял футболку из рук Джастина и принялся натягивать её через голову. Джастин наблюдал за ним, напряжение не отпускало, и внезапно он осознал, как сильно он любит его, как много он отдал бы, чтобы сделать всё это лучше, чтобы убрать его боль. Он наблюдал, как Брайан стянул презерватив, с гримасой выбросил его в окно и наконец натянул джинсы, приподняв от сиденья бёдра и задницу.       Он протянул руку и провёл ею вверх-вниз по руке Брайана. Брайан не повернулся, не посмотрел на него, он просто позволил ему это делать. Джастин потихоньку придвигался, пока они не оказались рядом, прижавшись телами.       — Когда отец ударил меня после того, как я первый раз сказал им с мамой, что я гей, я всё ещё хотел, чтобы он меня принял. Я всё ещё хотел его одобрения, даже после того, что он сделал. — Джастин прикусил губу, продолжая размеренно гладить руку Брайана. — Весь тот год я пытался его вернуть, я усердно учился, старался, надеясь, что он будет любить меня хотя бы за успехи… Но потом до меня дошло, что единственный выход — закончить школу как можно быстрей и свалить. Только даже когда я уехал, поступил в колледж и встретил тебя, я по-прежнему ждал его одобрения и никогда его не получал. Но ты это всё и так знаешь.       Брайан промолчал, лишь кивнул чуть заметно.       — А теперь… я не знаю. Я больше не хочу об этом переживать — после того, как он пытался тебе навредить…       Брайан обнял Джастина за плечи, притягивая ближе. Джастин почти упал ему на грудь и прижался лицом к холодному хлопку футболки. Теперь и у него глаза на мокром месте… Он вспомнил… отцовскую руку наотмашь по лицу, пустоту в его глазах, когда он уходил… Футболка у Брайана мягкая, он провёл по ней ладонью, а потом собрал ткань в горсть.       — Это не имеет значения, — наконец произнёс Брайан, и слова его звучали равнодушно и однозначно. — Уже нет. Он умрет через пару недель. Ни один из них, ублюдков, не имеет значения.       — Да, — согласие прозвучало приглушённо, сквозь футболку.       Свободной рукой Брайан гладил его по голове, это было приятно и хорошо успокаивало.       — Брайан… Я люблю тебя.       Джастин выговорил это в первый раз, и на мгновение слова застряли у него в горле, но потом они вырвались, освободились… переходя от него к Брайану. Он хотел объяснить Брайану, что вот это между ними — это самая настоящая и самая удивительная вещь в его жизни. Что эта любовь, что бы там ни говорил отец, — она не условна, она реальна, она болезненна и она истинна.       Брайан ничего не ответил, только обнял покрепче.