A potentia ad actum

Париж, Токио, декабрь 1889, январь-февраль 1890 Время в Париже проходило незаметно. В первый визит на Всемирную выставку все увлеклись и провели во Дворце машин весь день и ничего больше не увидели. Тогда Атобе сказал, что они вполне могут вернуться сюда еще раз – уже без него, – и на следующее утро снова запропал куда-то. Ошитари пояснил: кроме Атобе, как наследника, никто больше не сможет здесь вести переговоры и заключать контракты. Шишидо смутно представлял, что стоит за этими словами. Отори и Хиёши постоянно чертили, громко спорили – к ним часто присоединялся Ошитари, и тогда шума становилось в два раза больше. Но в итоге они определились с главным, споров стало меньше, а чертежи начали обретать законченные формы. Потом вместе они побывали во всех компаниях, производящих медные и стальные детали для машин. Отори и Хиёши точно знали, что им требуется, и Ошитари оставалось только возить их от одной лавки к другой да записывать расходы. Для строительства нового автомобиля было решено использовать часть остова автомобиля, который привезли из Хакодате, так что Отори и Хиёши полностью сосредоточились на проектировании парового котла, не отвлекаясь на остальное. Кроме того на Всемирной выставке они побывали еще раз пять – и всегда находили что-то новое и удивительное. Итак, Атобе не показывался, Шишидо гулял в одиночестве по улицам незнакомого города или слонялся без дела по большому дому и чувствовал отвратительную, раздражающую скуку. В один из декабрьских вечеров все собрались в библиотеке. Ошитари читал, Хиёши и Отори делали наброски и периодически сверялись друг с другом, а Шишидо сидел на подоконнике и бездумно смотрел за окно. В Париже осень закончилась, сменившись ранней и холодной зимой, снег падал последние несколько дней сплошной стеной, улицы совершенно занесло. Возле крыльца двое лакеев с усердием орудовали лопатами, расчищая дорожку к дому. Шишидо думал, что мог бы к ним присоединиться и развеять скуку, но если Атобе об этом прознает, то потом совершенно замучает своими дурацкими шуточками. Пока Шишидо представлял, что можно было бы ответить и одержать над Атобе верх, к крыльцу подъехала почтовая карета. Колеса ее вязли в снегу, у лошадей вид был совершенно измученный, и мысли Шишидо переключились на паровые двигатели, которым не нужен отдых и которых не страшит тяжелый труд. От этих размышлений его отвлек голос дворецкого, вошедшего в библиотеку и почтительно объявившего: – Посылка для господина Шишидо. Несмотря на то, что вся прислуга в парижском доме Атобе была европейцами, дворецкий хорошо говорил по-японски, а Ошитари упомянул как-то, что тот служит семье Атобе уже много лет и когда-то даже жил в Японии. Известие о посылке оказалось неожиданностью, которая привлекла всеобщее внимание. Шишидо переспросил, нет ли здесь ошибки, потому что он ничего не ждет, даже писем, но дворецкий только непреклонно покачал головой и пригласил следовать за ним. Посылкой оказалось несколько деревянных ящиков, сложенных во впечатляющую башню посреди холла – снежные следы лакеев уже были аккуратно убраны, дворецкий вручил Шишидо прилагавшееся письмо и откланялся. – Что там, Шишидо-сан? – спросил Отори. Хиёши и Ошитари с любопытством обступили коробки, разглядывая штампы изготовителя. – Кажется, я знаю, – сказал Ошитари и замолчал, многозначительно улыбаясь. Шишидо вскрыл, наконец, конверт и развернул сложенный вдвое лист дорогой бумаги. Все письмо состояло лишь из одной строчки: «Развеять скуку перед праздниками», и подписью служили буква «А» в затейливом вензеле и красный круг личной печати. – Это марка лучшего изготовителя механических игрушек в Европе, – Ошитари снова заговорил, очевидно, наслаждаясь выражением лица Шишидо. – Доставлено из Франкфурта, компания Фон Гроссе. Судя по количеству ящиков, заказ обошелся в стоимость целого автомобиля. Шишидо смял письмо вместе с конвертом, но тут на плечо легла рука, и такой раздражающий в своем спокойствии Отори заметил: – Господин Атобе удивительно внимателен. Шишидо даже говорить ничего не стал, молча развернулся и ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью. Какой-то частью сознания он понимал, что Отори здесь точно совершенно ни при чем, и что, наверное, когда все уснут, можно будет вынести коробки во внутренний двор и сжечь их вместе со всем содержимым, но успокоиться все равно не получалось. Думать об Атобе было невыносимо, и больше всего на свете хотелось погонять по треку. Проигнорировав ужин, Шишидо спустился вниз только после того, как убедился, что все разошлись спать. К этому времени коробки из холла перенесли в просторную гостиную первого этажа – Шишидо ни разу не видел, чтобы эту комнату использовали по назначению. Здесь было холоднее, чем в остальном доме, камин вечером не растапливали, Шишидо зажег газовый светильник и увидел, что коробки стоят раскрытые, хотя игрушки из них не вынимались. Сначала Шишидо твердо был уверен, что собирается уничтожить нелепый подарок. Но теперь он рассматривал игрушки, и уверенности в нем значительно поубавилось. Игрушки, несомненно, были выполнены мастерами, полностью оправдывающими свое звание лучших в Европе. Модели, изготовленные из дерева и меди, были ярко раскрашены, а все детали выглядели идеальными копиями своих настоящих прототипов. Шишидо держал в руках точную копию одного из паровых двигателей во Дворце машин на Всемирной выставке. После недолгих поисков Шишидо отыскал инструкцию к Дворцу – а это был именно он, копия в масштабе, изготовлено по особому заказу для самостоятельной сборки. Толстая книга на английском в твердом переплете как будто сама открылась на нужной странице, и Шишидо увидел изображение того самого автомобиля, который приковал к себе его внимание в первый день. Вне всяких сомнений, Атобе знал, что делает. Шишидо полностью погрузился в изучение инструкции, начал разбирать коробки и осторожно вынимать их содержимое, расславляя по порядку. Почти все машины были законченными цельными макетами, требовалось только установить их на основу и добавить маленькие фигурки, до смешного похожие на настоящих людей. Тишина спящего дома нарушалась шуршанием упаковочной стружки да очередным раздраженным вздохом Шишидо, который с трудом читал английские слова. Он так сосредоточился, что не услышал звука подъехавшей коляски, не обратил внимания на хлопнувшую парадную дверь и отвлекся, лишь когда услышал скрип открываемой двери и голос Атобе: – Значит, понравилось? Я не сомневался, что тебе это будет интересно. Шишидо не видел Атобе дней десять, тот все так и пропадал где-то, возвращаясь поздно ночью или, если оставался дома, то не выходил из своего кабинета. Сейчас он был одет в идеальный черный сюртук – очевидно, только что вернулся с очередного званого ужина. Атобе неторопливо снимал перчатки и едва заметно улыбался, а Шишидо, несмотря на шевельнувшееся было в груди раздражение, неожиданно сам для себя ответил: – Понравилось. Атобе подошел, оглядел коробки и Шишидо – тот сидел прямо на ковре, в домашней юкате, не замечая тянущих по полу сквозняков – и опустился рядом. Теперь Шишидо ясно увидел, что Атобе бледен и под глазами залегли тени, а все черты обострились – или это виноват был неровный свет светильника. Атобе требовательно протянул руку, Шишидо передал ему книгу с инструкцией, над которой корпел уже довольно долго, разбирая сложные слова. – Я же говорил этим бездарям сделать на понятном языке, – вздохнул Атобе, в голосе его явно послышалась усталость. – Он и есть понятный, – буркнул Шишидо. Раздражение окончательно растворилось, оставив о себе только неприятные воспоминания да стыд – подумать только, он собирался сжечь эти коробки. А потом они несколько часов собирали Дворец машин. Атобе сам растопил камин: снял сюртук, отстегнул манжеты и закатал рукава рубашки, развязал шейный платок, а потом опустился на колени и долго колдовал над аккуратно сложенными дровами, извел прорву спичек, но не сдался, пока яркое пламя не заплясало на дереве. Шишидо наблюдал за ним, затаив дыхание, не смея пошевелиться и боясь спугнуть чудо, которое из сияющей звезды превратило Атобе в этого спокойного и уставшего, но совершенно обычного человека. В комнате потеплело, дело спорилось. Уже через пару часов угадывались очертания Дворца, хотя впереди еще оставалось несколько коробок, к которым они не притронулись. Шишидо придвинул ближе одну из них, Атобе следил за ним взглядом, опершись спиной о кресло. – Выглядишь не очень, – сказал Шишидо, вынимая из коробки игрушки. Там оказались ткацкие станки и турбины. – Еще бы, – Атобе зевнул и закрыл глаза. – Знал бы ты, сколько чуши пришлось выслушать сегодня, чтобы этот дурень подписал бумаги. Но я слушал, а он подписал, и теперь можно возвращаться домой. У вас будут деньги, чтобы строить автомобиль твоей мечты. Он говорил все тише и тише, голова его клонилась на грудь, и Шишидо хотел было что-то ответить, но вдруг понял, что Атобе спит. С минуту Шишидо просто смотрел на него, слушал его дыхание и потрескивание камина, а потом осторожно накрыл сюртуком. Атобе пошевелился во сне и тяжело вздохнул, но не проснулся, а Шишидо вернулся к своим коробкам с игрушками. Ночь залегла в углах комнаты холодными тенями, но нельзя же было оставить Атобе одного. Наутро за завтраком Атобе объявил, что с делами в Париже покончено и можно возвращаться домой. А Шишидо посматривал на него украдкой – свежего и сияющего, снова ставшего самим собой, как будто и не было прошлой ночи, – и немного жалел, что утро все-таки наступило. В Японии их тоже ждала зима. Теплее, чем в Париже, но к концу декабря в Токио выпал снег. Единственный католик, которого знал Шишидо, Отори, говорил, что снег на Рождество – благословение от бога. Хиёши едко спрашивал, какого именно, но Отори только смотрел с укором и не ввязывался в спор. Шишидо всегда восхищала эта выдержка. Из-за снега было сложно тренироваться. Отори и Хиёши заперлись в мастерской, оттуда доносились обнадеживающие звуки активной работы – стук, скрежет, скрип и свист. Шишидо даже близко не подходил, стараясь не мешать. А вот Ошитари проводил с ними довольно много времени, и, по словам Отори, активно помогал. Сам же Шишидо занялся треком. Начал он с того, что принялся расчищать дорогу от снега – уже через пару минут его окружал десяток слуг с деревянными лопатами. Шишидо пытался избавиться от них, кричал, что справится сам, но те только дружно извинялись и кланялись – и не уходили. Пришлось терпеть их помощь, и хотя, конечно, так дело пошло быстрее, Шишидо все равно не нравилось вести себя как Атобе – зависеть от других людей в подобных мелочах. Когда трек был расчищен, Шишидо убедился в том, что для езды зимой нужны совсем другие навыки. Колеса скользили на влажной мерзлой земле, на повороты приходилось заходить под непривычным углом, потому что иначе автомобиль заносило – несколько раз Шишидо с трудом выбирался из сугробов по краю трека. В довершение всех неприятностей холодный зимний ветер бил в лицо, даже под стеклами защитных очков глаза слезились, мешая видеть, а из-за шарфа, намотанного на самый нос, было неудобно дышать. И все же Шишидо упорно проезжал круг за кругом и с каждым днем чувствовал себя все более уверенно. Атобе снова пропадал в Фукуоке, но когда возвращался, обязательно приходил наблюдать за Шишидо. Было в этом что-то навязчивое, но вскоре Шишидо понял, что привык к Атобе, как к скользкому треку. Научился разговаривать с ним и не сжимать кулаки, чувствовал все меньше смущения и раздражения. И, странное дело, но когда Атобе не приходил, Шишидо чувствовал что-то очень похожее на скуку – хотя и никогда не признался бы в этом. К тому же, удивительно, но Атобе часто становился полезен. Шишидо все еще иногда влетал в сугробы – Атобе всегда помогал выталкивать из них тяжелого «Тристана». Он не чурался грязной работы и не боялся испачкать рук – не раз возился с углем, после чего его перчатки из мягкой светлой кожи неизменно покрывались слоем темной пыли. Шишидо не мог не признать, что это вызывало уважение. А еще – они разговаривали. Атобе расспрашивал о гонках, в которых Шишидо принимал участие, о Хакодате и республике. Рассказывал о Европе, автомобилях, которые он видел и покупал, Виндзорских гонках и неудержимом духе открытий, охватившем мир. Шишидо слушал эти истории, видел огонь, полыхающий в его глазах, и понимал, что не мыслит так широко. Для Шишидо смысл имели только автомобили и сила пара, которая двигала их. Для Атобе автомобили были лишь одной маленькой деталью в океане чудес человеческого разума, и сам Атобе наслаждался путешествием по его бурным волнам. Удивительно было это слышать. Атобе был удивительным. Декабрь закончился, сменился январем. Снега становилось все больше, Шишидо сдался, и несколько дней «Тристан» стоял в гараже. Оказалось, что за короткое время Отори и Хиёши значительно преуспели, и когда Шишидо зашел их проведать, с гордостью показали почти полностью законченный автомобиль. Ничего подобного Шишидо никогда не видел прежде. Корпус автомобиля стал намного меньше по сравнению с другими, и особенно – с махиной «Тристана». Он был еще не завершен, в некоторых местах проглядывал внутренний каркас, из-за чего казалось, что это труп какого-то доисторического существа, наподобие тех монстров, которых ученые откопали совсем недавно. Отори сказал, что цвет автомобиля выбирал Ошитари. Шишидо никогда не думал, что это может иметь значение, но теперь он смотрел на серебристые с голубым бока и понимал – имеет. Но главное – это двигатель. Отори и Хиёши еще в Париже признали необходимым отступить от привычной схемы легко изнашивающегося, рассчитанного на одну гонку двигателя. Они решили двигаться к тому, что еще никто не делал. И теперь Шишидо видел, что они, несомненно, преуспели. – Две камеры, – пояснял между тем Отори. – Одна нужна для первоначального разгона и поддержания постоянной скорости. Эта модель приспособлена под гоночный трек, но я думаю, что если господин Атобе увидит в ней то, что ищет, этот двигатель значительных изменений не претерпит. И вторая камера – наше изобретение. Позволит автомобилю получить изрядное ускорение, будет тузом в рукаве во время гонок. – Это если не вдаваться в подробности, – встрял Хиёши. Шишидо от него только отмахнулся. Он рассматривал усложненную систему парового двигателя и почти физически ощущал – Отори и Хиёши создали чудо. То самое, которое искал Атобе. Шишидо предвкушал, как сядет за рычаг управления, отпустит закрывающий клапан, и сила пара, томящегося внутри, понесет его вперед. Руки немного дрожали, Шишидо усмехнулся – он не мог вспомнить, когда был так же взволнован из-за автомобиля и гонки. К середине февраля новый автомобиль был построен. Атобе пришел взглянуть на него, только когда Отори уверенно заявил, что они полностью готовы. Долго ходил вокруг, улыбался и молчал, а Шишидо ясно видел, что в его глазах горит точно такое же нетерпение, как и у него самого. – Я вижу, вы решились ступить за грань, – сказал, наконец, Атобе. Ошитари за его спиной выразительно кашлянул, Атобе рассмеялся. – За грань воображения мастеров этой страны и, может быть, всего мира. Впрочем, я никогда не сомневался, что вы на это способны. Отори склонился в благодарности, Хиёши что-то пробурчал, но тоже склонил голову. Шишидо перевел взгляд с них на автомобиль, а потом на Атобе. Они встретились глазами, и Шишидо вдруг отчетливо понял, что Атобе, наверное, вложил в этот автомобиль куда больше мыслей и надежд, чем инженеры из Хакодате. В тот вечер Отори пришел в комнату Шишидо. Они часто разговаривали вот так, в полутьме при свете свечи. Вспоминали прошлое и гадали, каким будет будущее. В этот раз, к удивлению Шишидо, Отори говорил не об автомобилях. – Похоже, господин Атобе остался доволен сегодня, – сказал он, усаживаясь на край постели. – Еще бы, вы сотворили настоящее чудо, мне не терпится опробовать его на треке. Так что даже он должен быть удовлетворен, – отозвался Шишидо. – Ему нужна победа, а нас он купил, потому что мы можем принести выгоду, и с автомобилями у него так же. Слова осыпались осколками льда, и Шишидо надеялся, что звучат они достаточно жестоко. – Зачем вы так, Шишидо-сан? Вы ведь так не думаете. И снова Отори заглядывал в самую душу, на самом деле Шишидо ценил это, но сейчас рад не был. – Победа, – протянул Отори. Он запрокинул голову, как будто пытался разглядеть неровный рисунок из тени, отброшенной свечой. – Мне тоже хочется победить. Но господин Атобе дал нам больше, чем просто автомобиль и Кольцо, вам не кажется? Шишидо отвернулся от Отори, взгляд его приковала к себе молчащая сейчас мертвая игрушка. Та самая, которую вместе с Атобе он собирал холодной ночью в Париже. Теперь вся конструкция занимала значительную часть комнаты Шишидо, он никогда ее не включал и старался не замечать. Но не замечать было все сложнее, и, главное – все меньше хотелось. – А вы все никак не найдете с ним общий язык, – продолжал Отори. – Я думаю, уже можно сменить гнев на милость. Шишидо отвлекся от игрушки и удивленно воззрился на Отори. – Совершенно не понимаю, к чему ты клонишь. – Конечно, – Отори улыбнулся, и захотелось толкнуть его в плечо, легко, беззлобно, только чтобы показать, что это его всезнание раздражает. – Вам тяжело с господином Атобе, вам ведь никогда не нравилось зависеть от кого-то. Но теперь, теперь все по-другому. Господин Атобе подарил нам мечту. Я же знаю, Шишидо-сан, у вас сердце не каменное. «Мечту», – подумал Шишидо. Кольцо было мечтой, но кроме автомобиля и пара ведь было что-то еще. Или не кроме – вместе. Потому что теперь «вместе» был Атобе. Шишидо так привык к их совместным тренировкам, разговорам, которые с такой легкостью перерастали в ссоры, что уже не помнил времени, когда Атобе не было. – Сердце-то мое тут при чем? – спросил Шишидо, отгоняя странные мысли. – При том, что вы совсем не так бесчувственны, как хотите казаться. Я точно знаю, – закончил Отори. Он поднялся, пожелал спокойной ночи и вышел из комнаты, оставляя смятение в душе и сумбур в мыслях. После этого разговора ночь для Шишидо спокойной не вышла. Он лежал без сна и думал обо всем, что сказал Отори, вспоминал Атобе, его слова, жесты и взгляды – особенно взгляды – и под утро пришел к выводу, что окончательно запутался и, наверное, сошел с ума. И все же, у него появился план, который, конечно, был довольно рискован, но должен был развеять все сомнения. В кабинете Атобе Шишидо оказался в первый раз. Он вошел в просторную комнату, отделанную деревом – темные, резные панели как будто обступали вокруг, нависали и сдавливали своим величием. На полках стояли книги, но Шишидо не мог прочитать ни одного названия, все они оказались на каких-то незнакомых ему иностранных языках, хотя несколько полок было отведено под свитки и японские книги. В углу стояли огромные напольные часы, видимо, европейского производства – единственный источник звука в этой комнате. Еще здесь нашлась механическая кукла в тяжелом парадном одеянии гэйко(3). Атобе сидел за столом, крытым зеленым сукном и заваленным бумагами. Несмотря на утро, он уже выглядел усталым и скучающим, совсем не таким, каким бывал на треке или рядом с автомобилями. Или рядом с самим Шишидо. – Ты что-то хотел? – спросил Атобе, голос его прозвучал в кабинете глухо и непривычно. Шишидо смял в руках кепку и попытался открыть рот, но понял, что вся решимость, которой он был преисполнен еще в коридоре, вдруг покинула его, и он не может вымолвить ни слова. К тому же в этот момент ожил огромный агрегат, расположенный на отдельном столе под окном. Шишидо и раньше приходилось видеть телеграфные машины, но никогда он не видел их в домашнем пользовании, поэтому не сразу узнал. Внутри машины что-то защелкало, застучали принимающие молоточки, с тихим шуршанием и поскрипыванием начала разматываться лента. Атобе быстро встал, дождался окончания телеграммы, подхватил ленту из приемного лотка. Там же, около аппарата, он расшифровал сообщение, превратил его из последовательности точек и тире в буквы, размашисто вписал на телеграфный бланк. И в этих движениях Шишидо увидел того самого Атобе, который подбрасывал уголь в топку «Тристана» или помогал собирать игрушки в Париже. – Любопытно, – проговорил Атобе. Еще раз взглянул на текст, потом бросил бумагу к остальным, в беспорядке укрывающим его стол, и взглянул на Шишидо. – Итак, что ты хотел? Он вышел из-за стола, и Шишидо показалось, что в полумраке этого кабинета Атобе как будто стал выше, а еще – недостижимее, как звезда на небе. Пальцы похолодели, и Шишидо чувствовал раздражающую каплю пота, сбегающую по спине. – Я… Я хотел… Слова не шли. Тогда в три решительных шага Шишидо преодолел расстояние, отделявшее его от Атобе, потянулся куда-то вверх и поцеловал. Короткое, быстрое касание, больше похожее на змеиный укус, но Шишидо знал, что не сможет теперь забыть ощущение прикосновения к теплым губам. Уже отойдя на приличествующее расстояние, он заговорил снова: – …поблагодарить. За шанс, за мотор, за гонку, за все. Атобе изогнул бровь и взглянул на Шишидо с усмешкой. Потом подошел, наклонился близко-близко, так, что Шишидо почувствовал его дыхание на своем лице, и проговорил: – Благодарность мне не нужна. Как тогда, на борту дирижабля. Шишидо почувствовал, что внутри у него что-то оборвалось, и понял, что больше не боится. – Но это все, что у меня есть. Атобе вернулся за стол, как будто отгородился от Шишидо, и в комнате стало еще тише, чем было прежде. Тиканье часов разбивало тишину гигантским маятником, и этот единственный звук пробирался под кожу, заставляя болезненно морщиться при каждом ударе. – Я уже говорил. Выиграй гонку, от вашей команды мне больше ничего не нужно. Шишидо взглянул на Атобе упрямо и сердито. – Как скажете, господин. Он поклонился и вышел, очень осторожно закрыл за собой дверь. В коридоре вздохнул глубоко и не оглядываясь пошел прочь. ---- Примечания: (3) Понятие, используемое для гейши в районе Кансай, где расположен Киото — один из крупнейших центров культуры гейш, с эпохи Мейдзи.