A potentia ad actum

Токио, январь-май 1890 Новый год Атобе провел в Токио. Дела требовали его присутствия в Фукуоке, но отказаться от возможности отправиться в храм вместе со своей командой – а он уже привык так думать об этих людях – было невозможно. К тому же в первый день нового года даже Шишидо переоделся из привычной, ставшей, кажется, частью его самого кожаной куртки и отказался от любимой кепки гонщика с защитными очками. Атобе не мог не отметить, что традиционное черное кимоно сидит на нем немного неуклюже, и это почему-то завораживает. После возвращения из Парижа Атобе часто думал над словами Ошитари и пришел к выводу, что тот – наверное, первый раз в жизни – ошибается. То, что Атобе испытывал к Шишидо, не походило на поверхностный интерес. Может быть, потому что Шишидо умел управляться с автомобилями так, как никто из всех известных Атобе гонщиков. Может быть, потому что когда он говорил об автомобилях, его глаза светились восторгом, и пропадало то напряженное выражение, с которым он обычно смотрел на Атобе. Может быть, потому что Атобе верил, что именно Шишидо принесет ему исполнение мечты. Может быть, потому что между ними с самого начала стоял пар – и это не было преградой. Но в первый день нового года под сводами старейшего храма Токио в окружении огромной толпы – почтить богов семья Атобе отправилась в сопровождении всей домашней челяди – Кейго понял, что на самом деле они с Шишидо совершенно одинаковые. Было холодно. Лицо покалывало под ветром, а традиционная одежда, от которой Атобе совершенно отвык, предпочитая европейское платье, вызывала смутное ощущение беспокойства. В храме, в потоке неторопливого шепота толпы, Атобе вдруг почувствовал себя мальчишкой, какое-то далекое, почти совсем забытое воспоминание вспыхнуло, освещая настоящее. В воспоминании он держал за руку мать, все вместе они молились о благополучии семьи, страны и Императора. Там же осколками теснились образы далекой войны, но это было неважно, потому что в тот год Атобе впервые увидел паровой двигатель. Он вспомнил это совершенно отчетливо. Дикая машина, теперь-то в ней можно было опознать одну из первых появившихся в Японии паровых турбин, применяемых в текстильной промышленности. Тогда до нее никому не было дела, все только и говорили, что о революции. А маленький Атобе смотрел на чудовище, извергающее пар, звучащее как стадо диких зверей и все равно остающееся чудом, и думал, что хочет жить именно так. Как этот медный монстр, сверкающий на солнце и не подчиняющийся никому. А несколько месяцев назад на треке Хакодате он снова увидел то же, что и в далеком детстве. Силу и страсть, воплощающую стремление к свободе. – О чем вы молились? – спросил Отори, Шишидо коротко буркнул в ответ: «О победе. Чтобы бог пара не забыл меня». Атобе обернулся к ним, почувствовал короткий укол зависти и захотел поменяться с Отори местами, но потом все растаяло, потому что Шишидо почувствовал его взгляд: – Ты же о том же молился? – спросил он тихо, глядя куда-то за плечо Атобе, и оставалось только улыбнуться – да, о том же. С тех пор, как пар впервые показал свой нрав, для Атобе на самом деле не существовало других богов. Январь закончился, февраль опадал на землю холодным дождем и снегом, Атобе почти безвылазно сидел в Фукуоке. Ошитари присылал подробные отчеты о том, как проходит строительство автомобиля – Отори и Хиёши, вне всяких сомнений, наконец-то ухватили нужную идею и воплощали ее с энергией настоящих фанатиков. В те же дни, когда дела отпускали, Атобе возвращался в Токио, чтобы наблюдать за Шишидо на треке. И это было, наверное, самое прекрасное зрелище, которое он видел в жизни. – В мае начнутся гонки, – сказал однажды Атобе. Шишидо сделал остановку, чтобы подбросить угля, Атобе стоял рядом, наблюдая за его ловкими движениями. Потом не удержался, отобрал лопату и сам принялся закидывать уголь в топку, не обращая внимания на темную пыль, опускающуюся на новые серые брюки из английской шерсти. – Будем смотреть все? – спросил Шишидо, в голосе его слышалось нетерпение. – Только те, которые на расстоянии одного дня полета, – Атобе улыбнулся. Ему было весело и немного жарко. – Отлично, – Шишидо кивнул. Это звучало как обещание. Атобе подумал, что они с Шишидо дали уже слишком много таких невысказанных обещаний, даже больше, чем высказанных. Так, каждый раз улетая в Фукуоку, Атобе не прощался, Шишидо не спрашивал, когда он вернется, – просто было ясно, что через несколько дней они снова встретятся здесь, на размякшем в грязь треке. А потом автомобиль был достроен. Отори сам отправил телеграмму, в которой сообщал, что все готово для финальной демонстрации. В ту ночь Атобе так и не смог уснуть. Автомобиль был великолепен. С первого взгляда на него стало ясно – это именно тот мотор, о котором Атобе мечтал. Мотор, который сможет изменить мир. Вот только по другую сторону, кажется, пропасти, стоял Шишидо, взгляд его был прикован к изящным очертаниям корпуса, сверкающим в лучах солнца. И тогда Атобе понял, что победа – это меньшее, о чем теперь можно мечтать. На следующее утро, когда дверь за Шишидо закрылась, Атобе прикрыл лицо руками. Щеки горели, сердце колотилось, как бешеное, на губах все еще ощущался поцелуй – впервые в жизни Атобе был близок к тому, чтобы потерять самообладание. И все только потому, что дубина Шишидо вбил себе в голову какую-то ерунду про благодарность. Благодарность, которая Атобе была не нужна. От мрачных размышлений Атобе отвлек дворецкий, доложивший о том, что его ожидает господин офицер полиции города Токио. Атобе усмехнулся и объявил, что примет его в малой гостиной. Карточка сообщила, что офицера зовут Санада Геничиро, и Атобе обрадовался его приходу. Ему отчаянно захотелось ввязаться в ссору, а представитель власти вполне мог стать источником неприятностей, в преодолении которых можно было бы забыть о теплых губах Шишидо и его же глупости. – Прошу прощения, что беспокою, – Санада поднялся, когда Атобе вошел в комнату. Малая гостиная исключительно гармонично контрастировала с белой формой и сосредоточенным выражением лица Санады. Атобе специально выбрал эту комнату, ее отделанные сочным красным бархатом и позолотой стены напоминали о собственном величии. – Никакого беспокойства, – Атобе улыбнулся своей самой любезной улыбкой. – Чем могу быть полезен? Санада получил разрешение сесть и осторожно опустился на край стула в стиле Людовика XVI, ему явно было не по себе в этой обстановке. – Позвольте поинтересоваться, – начал он, – планируете ли вы принимать участие в ежегодных паровых автомобильных гонках, именуемых Императорским кольцом? Атобе махнул рукой. – Разумеется. Впрочем, официально это еще не было объявлено, так что откуда у вас информация, что я вообще могу быть заинтересован? – Из проверенного источника, – ответил Санада, и Атобе удовлетворенно усмехнулся. Этот офицер оказался именно тем, что было нужно, чтобы выбросить из головы тяжелые мысли. Настоящий служака, непробиваемый и такой простой, что, кажется, задай ему внезапный вопрос, покраснеет до корней волос. – Мой долг заключается в том, чтобы предупредить вас об опасности, – продолжил Санада. – У нас есть все основания предполагать, что ваш автомобиль может стать целью злоумышленников. Атобе безразлично посмотрел в потолок. Смятение ушло, теперь ему было скучно. – Если вы помните, прошлым летом и осенью на гонках произошло несколько инцидентов, пострадали люди. Поэтому всем крупным автовладельцам рекомендуется усилить меры предосторожности. – У вас в городской полиции дела так плохи, что за месяцы вы не смогли поймать каких-то жалких саботажников? Санада даже бровью не повел. Атобе подумал, что ему, наверное, уже не раз приходилось выслушивать что-то подобное. Стало еще скучнее. – Мы, в свою очередь, тоже будем предпринимать все необходимые меры, но также считаем своим долгом предупредить граждан, чтобы они осознавали возможный риск и грамотно взвешивали свои силы, – закончил он, поднимаясь, чтобы уйти. Атобе подумал, что недооценил противника. И что, возможно, Санада с самого начала таковым не был. А потом кое-что вспомнил. – Об этом ведь писали газеты, – сказал он. – «Таинственный мститель» или что-то в этом роде. То ли ретроградная религиозная секта, то ли промышленный шпионаж, никто не взял ответственность. – Причастные не уйдут от правосудия, – ответил Санада, казенная фраза повисла в воздухе. – Одной из их целей были гонки в Хакодате, так? Атобе тоже встал, от скуки не осталось и следа. Теперь он отчетливо вспомнил дым, заволакивающий трек, грохот взрыва и стремительный полет к финишной мотора, вырвавшегося из стальной мясорубки. – Так, – Санада кивнул. Теперь Атобе ясно видел, что они одного роста, а еще – что у офицера уставшие и серьезные глаза. – В таком случае – благодарю за информацию. Я лично прослежу за тем, чтобы ни одна крыса и близко не подобралась к моему автомобилю и моему гонщику. Атобе улыбнулся и протянул руку. Санада сомневался всего секунду, но все-таки ответил на рукопожатие. Двери за ним давно закрылись, но Атобе все стоял и смотрел в пустоту – и заново чувствовал долетающий до трибун едкий дым с запахом угля, машинного масла и меди. Когда Санада ушел, Атобе послал за Ошитари. Тот, как обычно, проводил время в гараже – за ним в комнату протянулся шлейф технических запахов. – Разумеется, я слышал об авариях на гонках, – невозмутимо кивнул Ошитари, усаживаясь. В отличие от Санады он чувствовал себя совершенно непринужденно, и вовсе не потому, что знал Атобе многие годы. Просто не умел вести себя иначе. – И что скажешь? Ошитари пожал плечами: – Одни говорят, что это религиозные фанатики, другие – террористы-радикалы консервативного течения. По-моему, и то и другое звучит как совершенная чушь. – А что не звучит как чушь? – Атобе знал, что Ошитари ни за что не выскажет все сразу, ему нравилось поддерживать беседу, заставляя собеседника задавать ненужные вопросы. – Соперничество, – Ошитари откинулся на спинку кресла, принимая такую же расслабленную позу, как и Атобе. – Кто-то рвется к победе в следующем Кольце и готовит себе почву. Обрати внимание, в каждой гонке пострадали только основные претенденты на первое место. Кроме самого Кольца, разумеется, но, очевидно, чтобы подобраться к Токийскому технологическому, надо обладать большей сноровкой, чем наши невидимки. – Невидимки? Ошитари усмехнулся: – Ты так увлекся своим гонщиком, что совершенно перестал обращать внимание на то, что происходит в мире. Атобе не стал отвечать, сделал вид, что не обратил внимания на колкость – напускная невозмутимость Ошитари не обманет, но и продолжать он не станет. – Об этом говорили всю осень, но детали попали в газеты зимой, – продолжил Ошитари. – Коррозия предохранительного клапана приводит к взрыву парового котла, причина повреждений – некое быстродействующее химическое соединение. Лично я думаю, что это серное соединение, впрочем, об этом в газетах не писали, так что остается только гадать. Но самое интересное – у всех взлетевших на воздух автомобилей были большие технические команды – до тридцати человек. И никто из них не заметил постороннего перед стартом – поэтому газетчики пустили историю про террориста-невидимку. Забавно, правда? – Так это был кто-то из своих? Подкуп? – Атобе начал скучать, Ошитари это заметил и встал, направляясь к дверям. – Во всех четырех случаях? Возможно. На людей легко найти управу. По крайней мере, надо думать, им потом пришлось худо. Только представь механика, который поднимает руку на собственный автомобиль? С этими словами Ошитари слегка кивнул и вышел. Атобе еще с минуту сидел в тишине опустевшей гостиной и размышлял. Вполне вероятно, что где-то в мире существовали механики и даже гонщики, которые за определенную плату согласились бы уничтожить свое детище – и все же Атобе был уверен, для большинства из них проще поверить в историю о невидимом террористе. В тот же вечер, распорядившись о необходимых мерах предосторожности, Атобе отправился в Фукуоку. Шишидо он больше не видел, и, наверное, так было правильно. И все равно в дороге невозможно было отделаться от мыслей о том, что охраны в поместье недостаточно, а террористы вполне могут изменить тактику и напасть на беззащитный автомобиль и его гонщика еще до начала соревнований. Атобе понимал, насколько нелепы такие мысли, но не мог их остановить. В Фукуоке на следующий день он погрузился в дела, это отвлекало. И от террористов, и от Шишидо. Вот только уже к вечеру Атобе обнаружил, что дел особо не осталось. Он со всей страстью и рвением отдавался фабрике на протяжении нескольких месяцев, и упорный труд принес свои плоды – предприятие работало идеально. – Молодой господин(4), – управляющий подошел к Атобе, когда тот наблюдал за цехом с высоты легкой галереи, ведущей к конторе. Атобе подумал, что не любит это обращение, оно как будто говорило что он – всего лишь сын своего отца, пусть и наследник, но не имеет права распоряжаться своей судьбой. – Молодой господин, – повторил управляющий, и Атобе повернулся к нему. – Если вы хотите вернуться в столицу, можете сделать это без промедления. Благодаря вам здесь теперь все работает как часы. Я буду отправлять ежедневные отчеты. К тому же французский контракт сильно всех подбодрил, делают теперь полторы смены за день, вам больше нет нужды оставаться на фабрике. Французский контракт. Атобе вспомнил, сколько порогов в Париже пришлось обить, чтобы добиться его, – он вообще никогда раньше так не старался. С одной стороны, не было никакого стимула, не было цели, за которую стоило бы биться. С другой – только теперь впервые он мог делать что-то самостоятельно и действительно не зависеть от отца. Атобе улыбнулся, оглядывая фабрику. Это было его детище. Люди пошли за его словами, хотя, конечно, он тогда не сказал ничего, что не было бы сказано до него, не витало в воздухе. Но он выразил, а они поверили. И потом – французский контракт, прямые поставки изделий в Европу, неудивительно, что теперь люди из кожи вон лезли, чтобы оправдать доверие, доказать, что каждое слово Атобе – правда. Он справился. Фабрика уже начала приносить стабильную прибыль. И следующим шагом, который Атобе сделает самостоятельно, без всякой помощи семьи, будет массовое производство автомобилей. После того как изобретение Отори победит в Кольце, вся страна увидит, что в паровых автомобилях будущее. И тогда никто уже больше не будет звать его «молодым господином». Вернувшись в поместье, Атобе первым делом потребовал от Ошитари отчета обо всем, что происходило в его отсутствие. Ничего интересного – и пугающего – Ошитари сообщить не смог, а потом спросил, как же Атобе решился покинуть свою драгоценную фабрику, и веселился самым бессовестным образом. – Воистину, Япония идет собственным путем! – Ошитари отсмеялся и смог, наконец, говорить. – Тебе не кажется это странным? – Что именно? – Атобе устало прикрыл глаза. Он уже какое-то время раздумывал, что диван в гостиной стоит сменить на постель в спальне, но Ошитари, сидевший напротив в удобном кресле, явно пока не был намерен завершать разговор. – Что пока европейские рабочие сражаются за свои права, ты втолковываешь своим людям, что труд на благо твоего кошелька изменит судьбу Империи. Когда ты стал таким патриотом? Атобе зевнул: – Тебе-то какое дело? – В общем-то, никакого. Ошитари встал, подошел ближе. Он смотрел внимательно, чуть серьезнее, чем обычно, от этого взгляда было не по себе, как будто он может читать мысли. Атобе знал, что Ошитари это не нужно, он и так прекрасно знает, все, что считает нужным. Отсветы свечи бросали по комнате неверные тени, отчего казалось, что Ошитари постарел на много лет. – Эта гонка, – начал Ошитари, и Атобе едва остановил себя, чтобы не поежиться, – она слишком важна для тебя. Ты никогда не ставил на карту столько, и когда я затевал это дело, все было иначе. Ты должен был просто заинтересоваться японской жизнью, войти в роль примерного наследника семьи. А потом мы добрались до Хакодате, и все изменилось. Атобе, ты понимаешь, что происходит? Захотелось закрыть глаза, уснуть и не слышать проникающий в душу голос Ошитари, взявшего на себя роль совести. С другой стороны, можно было бы махнуть рукой, и Ошитари уберется из комнаты с вежливым поклоном, а на следующий день даже близко не подойдет со своими рассуждениями – он умел чувствовать настроение и знал, когда приближался к черте, которую пересекать нельзя. – Знаю, – или можно было произнести вслух то, о чем раздумываешь уже много-много дней. – И ты знаешь. В Хакодате я увидел путь к свободе. Ошитари вздохнул, растянул губы в сухой улыбке, и тогда Атобе, наконец, закрыл глаза. – Молодой господин верит, что может изменить мировой порядок. Иногда я думаю, что в твоих венах вместо крови течет пар. Атобе не ответил, за закрытыми веками ему представилось, как Ошитари улыбается снисходительно и с жалостью, это выражение ему совершенно не идет. – Иди спать, ты представляешь собой такое жалкое зрелище сейчас, сил никаких нет это терпеть, – голос Ошитари вырвал из сонливости. Атобе усмехнулся и позволил потрепать себя по плечу. Потом тянулись однообразные дни, зима медленно сменилась весной, снег растаял, унося с собой воспоминания о зиме и уступая место невесомым облакам розовых лепестков. Атобе смотрел на расцветающую вишню – казалось, он видит ее впервые в жизни. С Шишидо они снова были на прежних позициях, как будто разговора в кабинете, этого странного признания, никогда не происходило. Шишидо все так же тренировался, теперь регулярно выгонял на трек новый автомобиль – он получил название «Мир льда». Атобе понял, что именно таким должно быть имя, когда в один из дней наблюдал, как Шишидо обходит раскиданные по всему треку соломенные снопы. В его движениях была какая-то особая, захватывающая грация, безжалостная точность холодного разума. Иногда Атобе думал, что должен поговорить с Шишидо. Объяснить, что не хочет благодарности, никогда не хотел, рассказать о том, что в каждом движении Шишидо на треке видит чарующую силу свободы – и признаться, что влюблен в эту силу без памяти. Но каждый раз, когда Атобе смотрел Шишидо в глаза, все слова рассыпались прахом. Наверное, слова были не нужны. Или просто для них не настало время. Так проходила весна, а однажды Атобе снова оказался в мастерской Токийского технологического – и на этот раз его интересовало кое-что посложнее, чем механическая кукла. Когда Атобе объявил, что на День мальчиков(5) намерен запускать воздушных змеев, даже Ошитари удивился. – Мы вроде давно не дети, – буркнул Шишидо. – Каждому свое, – проговорил Хиёши. Шишидо дернулся было, но заговорил Отори: – Наверное, будет очень красиво. Атобе улыбнулся. Насколько красиво, никто из них даже не догадывался. Утро пятого мая выдалось ветреным. Вокруг особняка уже развевались разноцветные змеи, привязанные к флагштокам разной высоты. Здесь были не только традиционные карпы, но и мифические звери – до крикливости яркие и волшебные. – Я так понимаю, это еще не все? – спросил Ошитари за завтраком. Атобе кивнул, но говорить ничего не стал. Позже все вместе они вышли во двор, где посреди лужайки уже стоял объемный деревянный ящик, и Атобе откинул крышку. – Так вот зачем ты ходил в Токийский технологический, – несмотря на уверенный тон, Ошитари выглядел удивленным. – Теперь понятно, почему ты хранил это в секрете. – Мы бы не хуже построили бы, – возмутился Хиёши, правда, не очень уверенно. – Не построили бы, – возразил Отори. – Нам не достало бы умения на такую тонкую работу. – Ведь это… – Шишидо замолчал, подбирая слова, – воздушный змей? – Механический воздушный змей, – кивнул Атобе. Все вместе они осторожно извлекли хрупкий, почти невесомый механизм и опустили его на траву. Это действительно был змей. По форме он ничуть не отличался от любого другого бумажного карпа, только намного больше. А еще – он был сделан из тонких бамбуковых реек и парусины, и совсем не как у обычных змеев, его раскрытый рот не был пустым. Аккуратный пропеллер крепился к бамбуковому каркасу, а внутри рыбы виднелась система простейшего механического мотора. – Исключительная работа, – Отори выразил общее мнение. – Я видел куклу, которую сделали для вас господа из Токийского технологического, но этот змей ее превосходит по мастерству. – Они не стоят на месте, – отозвался Атобе. – Он точно полетит? – засомневался Хиёши. – Именно это мы сейчас и узнаем, – Атобе принялся заводить механизм. В отличие от обыкновенного змея этому вовсе необязателен был ветер, ставший вдруг такой же традицией, как сам змей. – Как же он взлетит? – спросил Шишидо, когда все было готово. Вместо ответа Атобе отпустил пропеллер. С тихим стрекотом карп дрогнул, и державшие его Ошитари и Хиёши выпустили из рук хрупкое создание. Веревка сразу натянулась, Атобе осторожно принялся отпускать ее виток за витком, змей поднимался все выше и выше, стрекот его был уже почти не слышен, а силуэт отбрасывал на землю ничтожно маленькую тень. – Он летит, – проговорил кто-то. Атобе с удивлением понял, что совершенно не обратил внимания – кто. Он полностью был поглощен ярким силуэтом фантастического карпа, в котором удивительным образом сочетались традиции старой Японии и дыхание нового времени. В этот момент, Атобе был уверен, на всей Земле не существовало более простого и значимого творения рук человеческих. Связанный с землей и все равно свободный карп описал круг над их головами, а потом Атобе принялся сматывать веревку, заставляя его вновь опуститься, прервать свой короткий, но волшебный полет. Змея они запускали еще несколько раз, каждому хотелось попробовать сделать это самостоятельно. Когда подошла очередь Шишидо, поднялся сильный ветер, и полет змея чуть не окончился крушением, вызвав всеобщее веселье. Хиёши сквозь смех говорил, что Шишидо ничего нельзя доверить, в то время как тот отчаянно краснел и вяло огрызался. Атобе наблюдал за ними и чувствовал, как в груди разливается тепло. Именно в тот день, под ветром и солнцем, Атобе нашел способ защитить свою команду, автомобиль и, главное, Шишидо от возможного покушения. Когда решение было принято, Атобе почувствовал, что освободился от гнетущего чувства бессилия, преследовавшего его в последние месяцы. Он нашел способ защитить свою мечту. Первым об этом узнал Ошитари. – Нелепость, – просто сказал он. – Бессмысленность. Где гарантия, что именно твой автомобиль будет мишенью? – Это легко устроить, достаточно привлечь к себе внимание. Тебе не кажется, что я слишком тихо себя вел, с тех пор как вернулся на родину? – Атобе откинулся на спинку кресла. Разговор происходил в его кабинете, за окном догорал закат, его отсветы играли на деревянных панелях, придавая комнате таинственный вид. – Кажется, – согласился Ошитари. – Но еще кажется, что ты, видимо, совсем сошел с ума. Одно дело – бороться за победу на треке, и совсем другое – становиться приманкой для полоумных террористов. Кстати, если они действительно полоумные, то даже я не смогу рассчитать, какой должна быть эта самая приманка, чтобы их заинтересовать. – Слух подводит меня, старый друг, мне только что показалось, что ты признался в том, что тебе что-то не под силу, – улыбнулся Атобе. Ошитари рассмеялся. – Все равно идею эту одобрить я не могу, – сказал он. – У тебя будет время смириться с ней. До гонки префектуры еще два месяца. Прежде чем отправиться на Императорское кольцо, Атобе решил принять участие в еще одной гонке – крупнейшем заезде префектуры, проходящем в июле. Разумеется, участвовать в этой гонке должен был другой автомобиль, и только «Тристан» годился для этой цели. Так же, как и показывать силу своего гонщика Атобе тоже не намеревался, – он решил участвовать в заезде сам. ---- Примечания: (4) «Оботчама» – молодой господин, мастер. Почтительное обращение к сыну богатого рода. (5) Отмечается 5 мая