Алиса предлагает Паше близость

— Алиса, мы очень удачно решили отложить проникновение. — Почему? — Потому что, когда я перестал думать только о нём, я сразу понял важную вещь. — Какую? — Мы же ещё не целовались. — В самом деле. — Что-то мне прощения у тебя хочется попросить. За такое упущение. Не понимаю, как я мог до сих пор не поцеловать тебя. — Не переживай. Просто так получилось. — Ну да. Ты с самого начала разрешила мне посмотреть Там — и я уже ни о чём другом не мог думать. Так и пошлО — посмотреть, потрогать. Сначала руками, а потом и членом. Дошло до того, что я чуть не вошёл в тебя. Хорошо, что обошлось — спасибо, что тому проникновению помешала эякуляция. — Да, наверное всё так и получилось. — Как ты относишься к тому, чтобы теперь и поцеловаться? Хоть и запозданием. — А как я могу к этому относиться после того, как ужа дала согласие на проникновение, а ты уже прикасался головкой к моему гимену? — То есть можно? — Конечно. — А почему ты побледнела? — прошептал Паша, когда обнял Алису. Хотя он догадывался, что не последней причиной этого является их обнажённость и осязание горячей кожи друг друга. — Я только сейчас начала чувствовать, что всё это по-настоящему. Всё, что было до этого, было настолько… интимно… что не воспринималось как реальное. Как происходящее на самом деле. А как только дошло до поцелуя… я резко осознала, что всё это не сон. — Ты волнуешься? — Честно говоря, очень. Не то слово. — Если это тебя поддержит, то я тоже. — Паша, почему так страшно? Это же просто поцелуй. — Значит, не просто. — У меня такое предчувствие, будто я навсегда изменюсь после поцелуя. Стану чем-то другим. Не тем, чем являюсь сейчас. — Это возможно. Мы станем одним целым. Не зря же поцелуй от слова целоваться — становиться единым целым. — Ладно. Давай узнаем, что получится. — Как смело с твоей стороны. Решиться на такое превращение. — Если ты не поцелуешь меня прямо сейчас, то тебе придётся ждать, когда я очнусь после обморока. — Не надо обморока. Паша осторожно взял одну из губ Алисы в свои. И так на несколько секунд замер, слушая, как сильно и часто стучат их сердца. Губы Алисы дрожали. Заметив это, Паша не спешил, давая ей время хоть немного прийти в себя от волнения, вызванного его прикосновением. Затем попробовал приободрить, поддержать её, обнимая её губы своими. Ласково поглаживая их своим языком. Как ни странно, но Алиса почему-то оставалась бледной или даже стала ещё бледнее. Её всё сильнее трясло, и Паша решил, что для первого раза с неё хватит. И, поцеловав её лоб, просто обнял, дав понять, что поцелуй пока закончен. Он ждал, когда она успокоится. И надеялся, что тесное объятие поможет его энергии, его теплу поддержать Алису. — Спасибо за поддержку, — наконец промолвила Алиса, вздохнув. — Кажется, я пока не могу справляться с волнением. — Ничего, потом сможешь. — Не удалось мне подарить тебе долгий поцелуй. — Ты просто очень взволнована. Это тоже дорого стоит. Я растроган. — Ну… спасибо. — А помнишь, как я поцеловал тебя в восемь лет? — Помню. В конце спектакля про Дюймовочку. Точнее, его репетиции. Я потом спросила, зачем ты это сделал, а ты заявил, что жених должен поцеловать невесту. И так спокойно и непринуждённо, с такой уверенностью в своей правоте это сказал, что я сразу успокоилась, подумав, что тот поцелуй не имеет для тебя особого значения и ты ничего не хотел им сказать. — Как это не имеет? Он имел значение. Большое. Это был единственный способ поцеловать тебя тогда. В рамках спектакля. В роли персонажа. — Зачем? — Не знаю. Просто хотелось. Может, хотелось показать тебе, что у меня к тебе особое отношение. — Это тебе удалось. А я, кстати, потом впервые в жизни полночи не могла уснуть после этого поцелуя. Хоть он и был совершенно невинным по форме. Просто лёгкое касание губ губами. — Я не хотел так тебя волновать. До такой степени. — Но взволновал. — Попросить прощения? — Нет конечно. — А я, честно говоря, боялся тогда. — Чего? — Что тебе неприятно было. Вот так без предупреждения полез целоваться. — Да, честно говоря, это было бы не очень удачным моментом, если бы к тому времени я уже не прониклась к тебе особой симпатией. Если бы ты ещё не был моим любимым мальчиком. Но ты им уже был... так что всё хорошо. А после того поцелуя я впервые как-то особо отчётливо и необратимо поняла, что я девочка. А то до того не придавала этому значения, а просто носилась с разными приключениями. — Какие милые подробности прошлого можно узнать, когда люди становятся близки. — Да… До этого момента о многом говорить было просто невозможно. — Почему? — Это было бы расценено как кокетство. А то и тяжёлое динамо. Что не совсем уместно, если девушка не собирается спать с мужчиной. — Ты так и так невыносимо притягательна, независимо от кокетства и динамо. Мне всё время хотелось сжимать тебя в объятиях. ... Обнимать, гладить, целовать, буквально облизывать. Не знаю, как я от этого удерживался. И как хорошо, что теперь ты разрешила мне это делать, - добавил Паша, подтверждая эти слова движением ладони по коже Алисы. — Я не старалась быть притягательной. Скорее наоборот — держаться нейтрально. — Я знаю. Замечал. Но поверь — это не работало. И не могло работать. Ты же не могла выключить твоё дружелюбие, твоё ласковое отношение ко всему и всё остальное, что составляет твою притягательность. — Допустим. Но всё же я старалась как могла. Иначе могло бы быть ещё хуже. — Интересно. Потом покажешь, какая ты, когда не стараешься держаться нейтрально. Хотя я уже догадываюсь по твоему смиренно-ироничному или иронично-смиренному «Слушаю и повинуюсь». И в общем-то лучше отложить демонстрацию твоего несдерживаемого обаяния на месяц-другой. — Зачем? — Затем, что я наверняка сразу захочу овладеть тобой, а мы уже выяснили, что лучше не спешить. — Как скажешь.