Опять открыта дверь, Всё как-то ты за ней. А я сижу, как зверь, Гадаю на друзей...
Тишина давит на уши. Настолько, что Тодд не выдерживает и залпом допивает из стакана коньяк, начисто забыв про недавнюю клятву не бухать в одиночестве. Или, по крайней мере, что-то не особо крепкое. Однако вожделенное опьянение, а вместе с ним и забытьё, никак не желает приходить: до того сильно его сжигает другое чувство, хорошо знакомое ему и почитаемое превыше всего. Ненависть. Она так сильна, что заставляет кровь вскипать, а сосуды - проступать на коже отчётливыми синими полосами. И причина у неё всё та же. - Тварь! - ни в чём не повинный стакан летит в стену и разбивается на весело брызнувшие в разные стороны осколки. - Чёртова шлюха!***
Я расставляю сеть - Тебя мне не поймать. Я остаюсь терпеть, Себя не понимать...
Ему снова довелось её увидеть. И ладно бы одну. Но нет, она словно смеялась над ним, каждый раз попадаясь на глаза либо со своими дружками, больше смахивающими на мелкую шпану, либо с этим свалившимся как снег на голову вечно пьяным панком. Кажется, с тех самых пор Тодд и убедился окончательно, что от "Северного Флота" никакого добра ждать не следовало. То ли дело Князь, который всё делает правильно и хорошо. И, разумеется, Инвинс постоянно и наглядно демонстрировала, как же ей прекрасно жить и без него. Смеялась в голос и распевала песни вместе с друзьями, болтала о всякой ерунде, а когда была с Урбаном, страстно целовалась с ним прямо на улицах и улыбалась так, как раньше улыбалась только Тодду. И это Уайльда, пожалуй, больше всего бесило. "Она моя! МОЯ!" - и до сих пор он был свято убеждён, что Хидэн, несмотря ни на что, всё ещё любила только его, а всё остальное было не больше, чем показуха. В тот день он по возвращении домой сильно напился. Элис, которая пыталась его успокоить и хоть как-то вразумить, была послана на три известные буквы и, собрав вещи, уехала из квартиры в неизвестном направлении. Но Тодду было уже плевать. И вновь он остался один, обуреваемый ненавистью ко всему миру и тщательно подавляемыми, однако упорно прорывающимися и ничуть не слабее терзающими от этого ослабшие от алкоголя разум и сердце воспоминаниями о Хидэн. Ему хотелось сделать хоть что-то: сорваться, пойти кого-нибудь (желательно этого самого Алекса) избить, разгромить всё вокруг, заявиться к ней домой и снова сделать Инвинс только своей, чтоб ни одна мразь в её сторону не то, что смотреть - даже дышать не смела. Но вместо этого Тодд только старательно вызывал в себе столь помогающую хоть как-то остаться трезвым ненависть, глотал обжигающий горло алкоголь, не замечая его вкуса, и сыпал проклятиями в адрес всех, кого только мог вспомнить, и исключительно нецензурными эпитетами в адрес бывшей возлюбленной. И ещё вроде бы вещи крушил: откуда же утром на его руках появились кровоподтёки и синяки? Почему же были сбиты костяшки? Порой в алкогольном угаре он не понимал сам себя. Зачем он всё ещё стремился к той, которая сама его отвергла? А раз отвергла, значит, вообще не достойна даже того, что он когда-то обратил на неё внимание. И тогда в душе Уайльда разгоралось некое подобие гордости за себя: он всё сделал как надо. Не нужна Хидэн ему вовсе. Без неё спокойно прожить можно... А затем наступал откат, и снова он мучился и терзался скрываемыми от самого себя ещё теплившимися чувствами.***
За гранью всех страстей Нет больше новостей, Но ты всегда найдёшь С фантазией людей.
Стакан разбит, а коньяка больше нет. Тодд нехотя встаёт, едва при этом не упав, но вовремя схватившись за очень удачно подвернувшийся и до сих пор только чудом не разгромленный стул (когда же он так напивался в последний раз?), и идёт к шкафу за новой бутылкой. Желательно чего-нибудь покрепче. В последнее время всё идёт наперекосяк, что является ещё одной причиной для сегодняшней пьянки. От него постепенно отворачиваются все: не захотевший сотрудничать Князь, мать, всё ещё сопереживающая этой шлюхе Инвинс, Элис, в которой он пытался найти хоть какие-то отголоски до сих пор не угасшей первой любви и надежды на светлое будущее, с трудом найденные музыканты, наотрез отказывающиеся идти продвигать новую и интересную группу... и во всём он винит кого угодно, но только не себя. И происходит это как раз с тех самых пор, как Хидэн одним апрельским вечером заявилась прямиком к нему домой. Как выяснилось позже, с неожиданной расплатой за то, что ей пришлось пережить. Словно она, уйдя во второй раз, унесла с собой и всю его удачу. Так стоит ли удивляться тому, что все хорошие слова в её адрес давно забыты и иначе, как чёртовой шлюхой, сукой, мразью или ещё чем похлеще Тодд сейчас её даже не называет?.. Инвинс и тогда толком не стала говорить, как у неё дела, а теперь и вовсе напрямую (не считая вот таких мимолётных встреч в городе) не напоминает о себе, но Уайльд всё равно помнит. Он никогда ничего не забывает, особенно после такого грандиозного облома. Не забывает и жаждет реванша. Пока что неосуществимого. И слабым утешением для Тодда служит лишь то, что Хидэн когда-то отдала именно ему свою девственность. А что толку, любит и согревает постель она в итоге всё равно другого. Выдернув пробку из бутылки виски прямо так, руками, он залпом пьёт из горла. И плевать с высокой колокольни на то, что завтра будет бодун и сушняк: цель, ради которой он вообще взял бутылку в руки, ещё не достигнута, а проклятые воспоминания никак не хотят угомониться и залечь туда, где им и положено быть. Точнее, в самой заднице подсознания. Кажется, его начинает понемногу пробирать: перед глазами уже давно всё плывёт, голова кружится, но Тодд лишь сейчас обращает на это внимание. Махнув на всё рукой, он садится спиной к шкафу возле осколков разбитого стакана и устало смотрит на острые грани. У Уайльда мелькает мысль, что сейчас он похож на конченного алкаша или недобитого эмобоя, но тут же он её отгоняет. Он должен выжить. И отомстить, доказав Хидэн, что она очень зря в итоге выбрала другого. - Я не удивлюсь, если ты с ним спишь за деньги: у тебя же их никогда нет, - с кривой ухмылкой выплёвывает он в пустоту. Теперь он смахивает ещё и на сумасшедшего, но это тоже не трогает. Хотя в глубине души Тодд прекрасно знает, что в кои-то веки оказался неправ: у неё как раз дела продолжают идти в гору. Инвинс-то всегда умеет находить людей с, как она говорит, раскрашенными душами и не стремится подавлять и втаптывать их при этом в грязь. Может быть, именно в этом и есть залог её успеха? Знать бы точно... Слишком поздно Тодд понимает, что сделал большую глупость, упустив девушку, которая действительно его любила. И тем сильнее становится его жажда обладания ею вновь. Только на этот раз надо будет выбить как следует из светлой головушки Хидэн все бунтарские мысли, чтобы не виделась ни с Мафией, ни со своими дружками, а про Алекса Урбана своего и думать забыла. Если понадобится, даже физически. - Сука... - далее следует грязное ругательство, означающее женщину не слишком тяжёлого поведения. - Она моя... тварь! Моя тварь!..***
Оговоришь себя, Найдёшь все сто причин... Но утро для тебя Начнётся с двух мужчин.
Подавить и полностью подчинить эту бунтарку себе Тодд так и не смог, хотя и пытался. Общение с лоселизами всё-таки сделало и делает по сей день своё чёрное дело. И, как бы он ни пытался втоптать её в грязь, она каждый раз находила в себе силы подняться оттуда вновь. Ему прекрасно известен её главный недостаток: смотреть на саму себя как на говно. Однако - Уайльд это чует безошибочно - это состояние, отчасти внушённое им самим, тоже постепенно проходит. Или пройдёт в скором времени. Ведь поддержкой так называемых друзей она тоже обладает в гораздо большей степени, чем он сам. Однажды случится то, что окончательно его добьёт и чего Тодд допустить ни в коем случае не может. Даже если не со своим чёртовым панком, то с кем-то другим Хидэн точно будет счастлива рано или поздно. И однажды утро для неё начнётся с двух мужчин: мужа и сына. Или дочери, не суть важно. Если каждая встреча сейчас для него как заливаемый алкоголем удар под дых, то такое событие точно станет ножом в спину. Конечно, если только до того, как это произойдёт, Тодд не помрёт от алкогольной передозировки и не станет очередным никому не известным и не успевшим сотворить ничего великого музыкантом, каких везде хватает с лихвой... Тодд делает ещё один глоток вискаря и закашливается так, что на глазах выступают слёзы. Зато теперь хотя бы не так терзает душевная боль...Ты говорила: "Трезвой жить неуместно" И прожигала жизнь, ища своё место. Не обещала, не клялась собой лестно И для меня ты стала чёрной невестой!..