Декабрь, 1927 год
— Так, подожди немного, — сказала Кристина, светя фонариком в лицо Джорджа, пытаясь обнаружить какие-либо странности, несвойственные здоровому человеку. К ее удивлению, все было в порядке. — Отлично. А теперь высунь язык. Тот послушался и выполнил просьбу, улыбаясь ей всё это время, даже с открытым ртом. По всей видимости, молодого человека забавляла данная ситуация. — Что ж, господа… Могу вас разочаровать. Причем очень сильно. Более здорового мужчину я в своей жизни не встречала. Конечно, в мои обязанности не входит осматривать живых людей, но по образованию я врач, поэтому заверяю вас, что Джордж здоровее всех вас вместе взятых. Называйте это чудом, даром Божьим, но так и есть, — Кристина погладила Джорджа по голове, улыбнувшись от его радостного выражения лица, и посмотрела на присутствующих, ожидая их реакции. Но те еще минуту стояли молча и с шоком глядели на внезапно выздоровевшего молодого человека. — Ты раньше встречала подобные случаи исцеления? — Были случаи в моей практике, когда мертвые, уже готовые к вскрытию, резко оживали, а такой стремительной регенерации тканей я не наблюдала. Но на его коже я обнаружила остатки какой-то густой слизи. Сначала подумала, что это пот, но на ощупь это нечто маслянистое и вязкое, даже пальцы склеились, как от клея. — Ларри, разберешься? — Себ устало посмотрел на своего верного эксперта, и тот утвердительно кивнул, даже не взглянув на детектива. — Не знаю, как вы, а я, кажется, схожу с ума, так как за двое суток я повидал столько чудес, что впечатлений до конца жизни хватит… Джордж, ты правда ничего не помнишь? Совсем ничего, что произошло с тобой до пожара? Ведь ты был в сознании все это время, даже говорил, что на тебя кто-то напал… — Если бы я помнил, то все рассказал бы. Но все будто ножницами вырезали из моей головы, — сочувственно улыбнулся тот. — Ничего не осталось. Такое странное чувство… — Я бы попыталась списать это на амнезию, — с сомнением в голосе произнесла патологоанатом. — Но без каких-либо признаков травмы головы… Нет, не могу. Здесь что-то другое. Пока единственное, что может нам помочь понять произошедшее… Чудо… Больше ничего, — женщина с восхищением взирала на Джорджа, мысленно оценивая идеальность его кожи, которая раньше не имела столь ровной и гладкой структуры, даже родинки и пятна исчезли, хотя раньше их было предостаточно. Лицо Джорджа сияло энергией, положительными эмоциями, он будто только что родился и с явным жадным восторгом поглощал новый для себя мир, бегая глазами из стороны в сторону в поисках необычных неизведанных деталей. — И что мы будем делать с ним? Нам нельзя просто так его вывести на свет, ничего не объяснив, — Ларри впервые за все это время вступил в разговор, и на его лице явно прослеживалась беспомощность. — Даже если я изучу слизь с его кожи, что это даст? Мы ничего не получили из той кислоты, разъевшей стены в спальне Татьяны. А из этой слизи не получим и подавно. — Ну, та кислота же показала нам, насколько я помню, что кровь значительно старше трупа собаки, — настороженно взглянула на него Кристина, положив руки на пояс. — И что мы из этой информации извлекли? Какую-то антинаучную ерунду, — Ларри устало повертел головой и скрылся в своей лаборатории, больше ничего не сказав. — Не обращай на него внимания, он тоже не спал всю ночь, — извинился за Ларри Себастьян, смущенно улыбнувшись женщине. — Да ладно. Я на его месте тоже бы паниковала. Ведь сегодня день рождения его жены, а он находится тут, хотя обещал быть с ней рядом в ближайшие два дня. А мы его насильно держим. Просто как-то раз эта дамочка забегала сюда со скандалами. С ней страшно связываться. Но видно, что он ее любит больше жизни. — Да, жена у него еще та штучка, — усмехнулся Себ. — Если вы думаете, что я ничего не слышу, то вы глубоко ошибаетесь, — из лаборатории послышался недовольный голос Ларри, но по манере его произношения было видно, что слова коллег мужчину ничуть не задели. — Кое-кто уже больше двадцати лет боится жениться, но пытается давать мне семейные советы. Тебе должно быть стыдно, Себ. — Я люблю свободу, друг мой. Жена мне ни к чему. — Холостяк ты завидный, — закатила глаза Кристина и обошла операционный стол, на котором сидел Джордж. — Тебе действительно пора бы уже давно задуматься о семейной жизни. Через четыре года тебе уже пятьдесят. Зачем так тянуть с этим делом? — Что вы ко мне привязались? — с недовольством фыркнул тот, скрестив руки на груди. — Я сам разберусь, как мне жить и что делать. Мы взрослые люди. — Но некоторые ведут себя хуже детей. — Я приму это за комплимент. — Это не был комплимент. Это был прямой упрек. И я все вижу, если ты не заметил. — Так, прошу. Не надо сюда вписывать Татьяну. — А кто сказал, что я буду вписывать сюда Татьяну? — блеснула глазками та. — Не держи нас за слепых. Мы все знаем, как ты на нее смотришь, хотя делаешь все возможное, чтобы она тебя изо всех сил терпела, как надоедливую саранчу. — Давайте сменим тему, ребята. Мы сейчас должны обсуждать более серьезные темы, чем моя личная жизнь. Татьяна — моя коллега по работе, она для меня просто хороший друг. Кристина заметила, что Джордж от этих разговоров как-то напрягся и немного погрустнел. Но поймав ее взгляд, быстро сделал вид, что его больше ничего не беспокоит. — Вы можете просто вычеркнуть из моей биографии тот пожар, — спокойным и каким-то безразличным тоном сказал Джордж. — Будто со мной ничего не произошло. Думаю, вам это сделать будет проще простого, детектив Себастьян Моран, — молодой человек в упор посмотрел на мужчину, сверкнув зрачками. — А как же ты? Неужели тебя не беспокоит тот факт, что ты каким-то чудом исцелился? — Нет. Ничуть. Я рад, что выздоровел. Теперь снова могу взяться за работу. — Ты себя слышишь, Джордж? Ты не здоров! То, что с тобой сейчас происходит, это ненормально! И быть ненормальным не может!!! Просто не может!!! — Себастьян резко перешел на крик и в сердцах ударил кулаком по стене. — Я скоро чокнусь со всеми вами! Ты говоришь так спокойно, будто тебя совсем не волнует, насколько все серьезно. Кто-то, возможно, ставит эксперименты на людях, прикрывается привидениями, а ты тут осмеливаешься говорить, что тебя не занимает, что с тобой произошло! Ты был нашим важнейшим свидетелем! — Да, я все забыл. И вряд ли мои исчезнувшие воспоминания могли иметь хотя бы какую-нибудь ценность, — Джордж с издевкой усмехнулся. — Ты просто боишься показаться в глазах Татьяны трусом. Ведь со времен вашего прошлого дела ты не сделал ничего стоящего. А сейчас заработал былую славу на ней же самой. Усадил невиновного за решетку. — А ты откуда все это знаешь? — Я видел газету. Она красуется в рамочке позади тебя, — кивком головы указал тот и снова с издевкой ухмыльнулся, заметив на лице детектива долю смущения. — Татьяна даже близко не должна была подпускать тебя к расследованию. Ты только запутал все и окунул ее в грязь. — А ты что сделал?! А?! — Так, успокойтесь, — встала между ними Кристина. — Да, мы оказались в абсолютно абсурдной ситуации, в которой нет ни малейшего намека на объяснение всего происходящего. Мы уже сталкивались с подобным. Но никогда не обвиняли друг друга в ошибках. В нашем деле ошибки могут быть. Потому что сейчас мы водим вилами по воде. У нас даже нет ни малейшего представления, с чем нам удосужилось столкнуться. — Извините, — Себастьян вытер слюну с губ и безразлично отвернулся от присутствующих в комнате. — Я просто не представляю, как мы будем со всем разбираться. Большая ставка была на показания Джорджа, на вскрытие Итана… И теперь ничего этого нет. Мы имеем ухмыляющегося Иисуса и повесившегося по пьяни мужика. Все. И где доказательства, способные заставить поверить наше начальство в то, что есть повод возобновлять дело? — Ради Татьяны, мы должны рискнуть и продолжить искать убийцу без разрешения инспектора, — произнес Джордж. — Она не простит нас, если мы отвернемся. Ей не обязательно знать о моем выздоровлении, это действительно может ее шокировать. — Татьяну сложно обмануть. Она узнает о тебе мгновенно, едва ты выйдешь из этих стен. — Придется тебе ей соврать. Ты же делаешь это уже не в первый раз, так что много усилий на это не уйдет. — Еще одна колкая фраза и мне придется тебя поколотить. Только дай повод. — Ладно. Если вы уже не в силах строить теории, а я — ухмыляющийся Иисус — полон сил и готов работать за вас троих, то слушайте мое предположение. Со мной случился несчастный случай после того, как я направил Татьяну на правильный след, в тот же день исчезла и она. Я не знаю, по какой причине мои ткани регенерировали, но сейчас есть большой риск, что как только мы будем идти в нужном направлении, то с кем-нибудь из нас случится нечто неприятное, как и со мной. Примером может стать Сьюзен. — Ты хочешь сказать, что некто следит за каждым из нас и убирает любого, кто направит Татьяну в нужное направление? Ты себя слышишь? — А ты видишь другое объяснение? — Его теория хоть и звучит нелогично, но сейчас только она способна объяснить всю эту чертовщину, что мы наблюдаем, — вмешалась в разговор Кристина, смотря куда-то себе под ноги. — Но мы не можем склоняться в сторону теорий, основанных на чем-то мистическом. Сколько раз вы пытались это делать и каждый раз осознавали, что перед вами очередной фокусник. — А как ты объяснишь случай Джорджа? Ведь сюда только и подходит слово «мистика», — угрюмо ткнул в Джорджа Себ и нервно стал ходить по комнате. — Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы персонал той больницы молчал об этом происшествии в тряпочку, иначе наш уважаемый друг стал бы сенсацией. Даже «Титаник» нервно курил бы в сторонке. — Ну, затонувший пятнадцать лет назад пароход вряд ли сможет конкурировать с уникальностью нашего коллеги, — улыбнулась Кристина, сев на край операционного стола рядом с Джорджем. — Эту ночь я вряд ли когда-нибудь забуду. Вы не представляете, какого это вскрывать труп собаки, когда это никак не входит в рамки моей специальности. А потом через пару часов уже иметь перед собой тело повесившегося человека, который, к тому же, во время своего самоубийства сходил под себя несколько раз, а его ротовая полость была доверху наполнена рвотной массой. Лучшие впечатления за день. Надеюсь, сегодня мертвечины не намечается. Еще один такой экземпляр я не выдержу. Мне потом этими руками своего маленького сына обнимать. — Ладно, вы с Ларри можете сегодня отдохнуть, — спокойным тоном произнес Себ, устало вздохнув. — Вы уже сделали все, что могли. — Ты уверен? — Да. А я съезжу к Татьяне. Узнаю, как там Сьюзен. — И что ты ей скажешь? Будешь сообщать новость про Джорджа? — Нет. Думаю, Джордж прав, она пока не должна знать об этом. — Ты ведь сам говорил, Татьяна узнает о случившемся сразу же, как только Джордж выйдет из этих стен. — Пусть тогда не покидает их, пока я не пойму, что нам делать. — Себ. Это не смешно. Я серьезно, — исподлобья взглянула на него женщина. — Мы должны все вместе решить, как нам поступить с Джорджем. Не делай вид, что его здесь нет. — Ладно, — вздохнул Себастьян и внимательно посмотрел на Джорджа. — Едешь со мной до моего дома, будешь находиться там до тех пор, пока мы не решим, что с тобой делать. После я поеду в больницу к Сьюзен. — Ребята, — послышался голос Ларри из лаборатории. — Хотите увидеть сюрприз? — Что ты там нашел? Ларри с восхищенной улыбкой вышел из своей берлоги и продемонстрировал им две пробирки, слегка взболтнув их прозрачное содержимое. — Кажется, кожу Джорджа покрывала уже знакомая нам «проклятая кровь». — Эта та, что разъела стены в спальне Татьяны? Боже, она прямо-таки смердит — сморщила лицо Кристина. — Она самая. — И что все это значит, Ларри, — уставился на коллегу Себастьян. — Смею предположить, эта жижа имеет прямую связь с чудесным исцелением нашего героя. Вот только кто я такой, чтобы делать такие выводы? Нужно дополнительное исследование. Если все так, как я думаю, то мы на пороге феноменального открытия, господа, — глаза Ларри просияли. Было видно, насколько сильно его вдохновило это событие.***
— Себастьян, подожди! — Кристина окликнула мужчину в коридоре и, запыхаясь, подбежала к нему. — Стой. Да стой же ты! — Что случилось? — удивленно посмотрел на нее мужчина. — Нет… Просто волнуюсь. С тобой что-то происходит. Ты в последнее время сам не свой. Будто потерял свой фирменный нюх, не замечаешь очевидных вещей. Это все из-за Татьяны? — Со мной все хорошо. И Хапперт тут ни при чем. — Не держи меня за дуру, Себ. Вместе с Татьяной вы были способны раскрыть преступление любой сложности. Вы оба поднялись до такого уровня, что уже вряд ли кто-то посмеет усомниться в ваших способностях. Но что случилось с вами после стольких лет? Вас будто подменили. Татьяна теперь похожа на замкнувшегося в себе подростка, из нее будто высосали все соки, а ты словно ослеп и намеренно не замечаешь улики, разбросанные у тебя под ногами. Мы с Ларри сегодня чуть ли не под ручку водили тебя, пытаясь помочь понять, что могло убить тех людей. Может тебе не стоит надеяться, что все тайны для тебя вежливо откроют двери? Попробуй сосредоточиться на чем-нибудь одном. — Не надо меня учить, хорошо? Я сам разберусь, что мне делать, а что нет. Кристина положила руки на пояс и обреченно вздохнула. — Я знаю, что твоя гордость не позволит признать, что ты идешь не по тому пути. — А разве я куда-то шел? Мы топчемся на месте. Уже второй месяц. А убийца только подкидывает нам новые тела. Если кто-то пронюхает, что мы посадили за решетку невинного человека, да еще и в возрасте, то разразится такой скандал, какой нам и не снился. И нас уже не будут знать, как тех, кто смог остановить десятки шарлатанов, пытавшихся заработать на людском горе с помощью умерших людей. Посчитают лгунами. — Ты сам виноват. Татьяна предупреждала, что пресса может перекрыть вам дыхание. С серийными убийцами шутить нельзя. Этот монстр по-прежнему гуляет на свободе. — Я помню. Но мы рискуем потерять все козыри в нашем рукаве, потому что из новых жертв мы не вынесли никакой информации. — Да. Дело трудное. Но ты не из тех, кто имеет право опускать руки. — Кристин, эти разговоры ни к чему не приведут. Я в понимаю, что мы ходим под прицелом, любой может завтра погибнуть от рук некого психопата. Но надо сначала понять, что делать и ради чего утруждать себя? Вдруг Итан и Сьюзен никак не связаны с тем, за чем мы так долго гонимся? А собаку мог подкинуть любой из недоброжелателей. А эта водичка, которой трясет Ларри… Обычный бред. — Ты так уверенно это говоришь, — усмехнулась та. — Мы еще слишком далеки от технического прогресса. Человечество даже в космосе ни разу не было, хотя до него рукой подать. И ты пытаешься отрицать те вещи, которые ясно видишь, но не хочешь принимать, так как они не вписываются в привычные рамки твоего мировоззрения. Что с тобой? Ведь раньше ты строил теории, основанные на том, чего попросту не может быть. И это приводило тебя к истине. А сейчас пытаешься начать с конца, желая ухватить истину сразу же с первой попытки. Помни, что-то разгадать не суждено. Найди убийцу, но не пытайся понять его мотивы. — Но я должен понять. — Моего мужа убили религиозные фанатики, сожгли прямо на глазах нашего сына, который тогда находился с ним. Я не пыталась узнать, ради чего они принесли Стива в жертву. Мне было достаточно того, что их всех до единого покарал закон. Не нужно понимать убийц, не стоит влезать в их шкуру. Их разум — вирус, он может перекинуться и на тебя, если ты попытаешься проникнуть в его темные уголки. — Я не боюсь заразиться. Просто нашего убийцу уже не поймать традиционными способами. Мы пытались, а он нагло подкидывал нам новые улики, будто уже сам замучился бегать от нас. Поэтому придется понять его способ мышления, только так мы выйдем на него. С твоим мужем было все проще, мы знали, кто это сделал. А сейчас гонимся за тенью. И нам надо стать ею, чтобы покарать законом. — Хорошо. Делай, как знаешь. Ведь я просто патологоанатом, мне не присуще думать, как детектив. Это твоя работа. — Прости, что так старательно обхожу тему смерти твоего мужа. Просто я так устал, что уже не способен на эмоции. — Ты не должен извиняться, ведь именно тебе пришлось сажать этих уродов за решетку. Правда, никто это не оценил, но ты спас честь моего мужа. — Он был замечательным детективом. Мы с ним не один год работали. Это моя вина, что я допустил его смерть. Мне следовало оказаться рядом. — Мы не в силах спасти всех, кому-то суждено погибнуть в любом случае. Не вини себя за то, чего не делал… — Кристина ласково погладила мужчину по щеке и на уголках ее глаз появились миловидные гусиные лапки, возникавшие только тогда, когда женщина искренне улыбалась. — А теперь иди. Татьяна ждет тебя. Ты нужен ей. — Да. Надо идти, — кивнул мужчина, поправив свою любимую шляпу, и пошел вперед по длинному оживленному коридору, но перед тем как скрыться за углом, он напоследок взглянул на Кристину, которая продолжала с улыбкой смотреть мужчине вслед. — Береги себя.***
Несколько врачей в спешке везли медицинскую койку вперед по белому коридору больницы, что-то обеспокоенно обсуждая между собой. На их лицах можно было уловить сомнение в том, что их пациент сможет вовремя добраться до места, где его смогут спасти. Татьяна быстро шла вслед за врачами. Сьюзен с трудом сохраняла сознание и полуоткрытыми глазами смотрела на подругу. — Татьяна, что со мной происходит? — с трудом прошептала Сьюзен. — Я умираю? — Все будет хорошо. Я тебе обещаю, — ответила она. — Я сделаю все, чтобы ты снова встала на ноги. Слышишь? Тебе помогут, мы разберемся. — Обещай мне, что позаботишься об Эмми и моем брате. Они такие беспомощные без меня. — Эмми?.. Кто такая Эмми? — Миссис Хапперт, прошу вас отойти, — любезно попросил один из врачей Татьяну. — Пациентке сейчас нужен покой. Не волнуйтесь, мы сделаем все, что в наших силах. Татьяна в отчаянии смотрела, как ее подругу увозят вдаль. Девушка начала бояться, что Сьюзен больше никогда не вернется оттуда.***
Через шесть часов Татьяну наконец пустили к Сьюзен. Подруга была погружена в глубокий сон и даже не заметила прихода Татьяны. Лицо Сьюзен имело болезненный оттенок, под глазами появились синяки. Татьяна села рядом и взяла подругу за руку, но не произнесла ни слова. Примерно через полчаса она покинула палату, с трудом сдерживая подступившие к глазам эмоции. Врачи не знали, что случилось с Сьюзен, но делали неутешительные прогнозы. Когда Татьяна вышла в коридор, на ее пути появился Себастьян. Он выглядел уставшим и подавленным. Девушка слабо улыбнулась ему и вяло помахала рукой. — Здравствуй. — Привет. Как она? — спросил он, беспокойно глядя на дверь палаты. — Врачи пытаются выяснить, что с ней. Но ее состояние крайне тяжелое. Она чудом не захлебнулась собственной кровью, — вздохнула Татьяна и села на стул. — Я боюсь за нее, Себ. Если она умрет, я этого не вынесу. — Что говорят врачи? У них есть хоть какие-то предположения? — Они говорят, что симптомы идентичны испанскому гриппу. И очень обеспокоены этим. Если это подтвердится, то ничего хорошего ждать не придется. — Возможно, симптомы похожи… Существует множество болезней… — Симптомы идентичны, — с раздражением ответила та. — Они провели экстренный анализ, но ничего не нашли. Сейчас отправили ее кровь в лабораторию на более тщательную проверку. Если анализы вдруг подтвердят худшие опасения, то нас всех ждет строгий карантин. Пока остается надеяться на лучшее. — Ты сдала анализы? Вдруг она тебя заразила. — Да. Я сдала их почти сразу же, как пришла сюда. Они настояли на этом. У меня ничего не нашли. Но призвали следить за состоянием. — Хорошо, — вздохнул Себастьян и посмотрел на потолок. — Тот мужчина, который повесился… Он был знаком с Сьюзен? — Да. Они были в отношениях много лет назад. Он был алкоголиком, и она ушла от него. Но они оставались друзьями. Он должен был помочь нам с информацией о мальчике, который открыл стрельбу в участке. — Что ты нашла в этом молокососе? Брайан говорит, что он вел себя неадекватно. Как он связан с нашим расследованием? — Он был связан с Анной. Я в этом уверена. — Ты хочешь с ней поговорить? Я могу это устроить. У тебя наверняка есть вопросы. — Буду тебе очень благодарна, если ты сделаешь это. Спасибо, Себ, — сказала Татьяна, обняв мужчину. Себастьян густо покраснел от близости с ней и нервно закашлял. Татьяна отстранилась от него и снова взглянула на дверь палаты Сьюзен. Она будто ждала, что ее подруга придет в себя и выйдет к ним со словами, что все в порядке.***
Анна ожидала ее в комнате для свиданий. В помещении был только металлический стол и два стула. Мебель была прикреплена к полу. Освещение отсутствовало, свет проникал лишь через решетчатое окошко у потолка. Татьяна стояла около двери, наблюдая за пожилой женщиной в сером платье и запачканном переднике. Анна смотрела вперед, не отрывая взгляд от стены, и что-то ожидала, спокойно и смиренно. — Как она себя чувствует? — спросила Татьяна у начальника тюрьмы, который стоял рядом. — Врачи следят за ней, ее состояние стабильное. От пищи отказывалась в первые дни, но сейчас это происходит реже. Она ни с кем не разговаривает, всегда молчит. — Ясно, — холодно ответила Татьяна и тяжело сглотнула. — У вас есть только десять минут. У нас строгий график. — Я не буду вас задерживать. Этот разговор будет коротким, обещаю, — улыбнулась Татьяна и вошла в комнату. Она села напротив Анны и начала изучать ее пристальным взглядом. Пожилая женщина приветливо улыбнулась ей и первой начала разговор, ее голос был абсолютно спокойным: — Я не получала весточки с внешнего мира целый месяц. Солнце стало для меня чем-то далеким, я не видела его так долго. Мне запрещено выходить из камеры, даже на прогулки. Иногда проветривают помещение, и я жадно вдыхаю свежий воздух. Я рада, что вы пришли, Татьяна. Думаю, вас привели сюда вопросы. — Почему? Почему вы пожертвовали собой? — Мы шли с вами по одному пути, но кто-то из нас сдался, а кто-то продолжает двигаться вперед, несмотря на опасность. — Вы видите то же самое? То, что вызывает страх… — Когда я вас увидела, поняла, что мы видим одно и то же, но по-разному. Некоторые видения возникают из-за нашего желания их увидеть, чтобы понять, куда идти. — Но эти видения убивают… — прошептала Татьяна, сжимая голову руками, пытаясь осмыслить безумные мысли, которые стали для нее осмысленными. — Почему? — Когда вы попали в лечебницу, видения овладели вами… Мы видим то, что хотим увидеть. Но когда это перестает быть нужным, они исчезают. — Вам не удастся снова сбить меня со следа, — со злостью произнесла Татьяна. — Я слишком часто доверяла людям, которые мне нагло врали. И не позволю и вам обмануть меня. — Ричи… — ласково улыбнулась Анна. — Вы ведь ради него сюда пришла, не так ли? Вряд ли вы будете отрицать тот факт, что вы вместе видели то, что нельзя объяснить. — Кто этот мальчик? — Татьяна чувствовала, что стала терять терпение. Она с трудом держала себя в руках. — Он сам вас найдет и все расскажет, — женщина продолжала говорить загадками. — Вы должны понять, насколько все серьезно. Доктор Ломан видел те же необъяснимые вещи, что и мы, и считал, что обладал способностью чувствовать загробный мир. — Что вы несете? — На стенах вашей квартиры была кровь. Кровь обитателей того мира, в котором мы оказываемся не по своей воле. Мы не сразу понимаем, что перед нами не реальность, потому что мозг начинает верить в происходящее перед глазами. — Не думайте, что я поверю в этот бред. — Восемь лет вы шли по неправильному пути. И, когда нашли нужную дорогу, сумели увидеть того, кого пыталась найти столько времени. Татьяна стала просто молча сверлить пожилую женщину взглядом. Анна казалась растерянной, но ее голос оставался все таким же умиротворенным, будто она делилась повседневными вещами своей жизни. — Я знаю, что вас заинтересует, — женщина украдкой посмотрела на начальника тюрьмы, который сидел снаружи и смотрел телевизор, и засунула руку в передник, достав оттуда некий предмет. Она поставила его на стол, и Татьяна увидела, что это была травяная свеча. — Самый дешевый воск и кофейный лист. Татьяна с неуверенностью взяла свечу и сжала ее в руке, поднеся ароматный предмет к носу, чтобы уловить тот самый мятный запах, но вместо него она ощутила нечто другое, совершенно ей не знакомое. — Когда ты видишь что-то страшное перед собой, чувствуешь необычный запах, неведомый тебе ранее? — Да. Что-то похожее на мяту. Анна задумчиво кивнула и посмотрела куда-то в сторону, глубоко вздохнув. — Я пыталась справиться с этими видениями. И однажды нашла способ отделять реальность от иного мира. Я сделала такую свечу, зажгла ее и ждала, пока вокруг меня снова начнут происходить непонятные вещи. Тогда и была обнаружена первая жертвах в стенах клиники. И свеча в тот момент издавала совсем другой аромат. Это был запах пороха… Поэтому, когда вы прибыли в тот дом, повсюду стояли свечи, они должны были помочь вам выбраться из кошмара. И теперь, когда вы видите что-то непонятное, чего не может быть, к вам возвращается этот запах. Если вы его чувствуете, знайте — перед вами всего лишь иллюзия. — Все это так бессмысленно… — Чтобы верить, не нужно видеть, нужно чувствовать сердцем, — улыбнулась Анна и крепко сжала ее руку. — Ричи тоже видит эти жуткие вещи. Вы должны быть вместе, чтобы тени не достигли вас. Круг должен замкнуться, — в ее голосе возникла грусть. — Позаботься о Ричи. — Извините, миссис Хапперт. Но ваше время подошло к концу, — неожиданно их разговор прервал начальник тюрьмы, открывая решетчатую дверь. — Была рада вас видеть, Татьяна. Надеюсь, вы найдете то, что ищете.— прошептала ей напоследок Анна.***
Татьяна почувствовала сильную дрожь внутри, когда оказалась перед старой деревянной дверью, ведущей в небольшую квартиру, где, как она поняла, жила Сьюзен вместе со своим непутевым братом. Здание находилось в неблагополучном районе города. Татьяна потратила полтора часа, чтобы добраться сюда, и затем бесконечно блуждала по узким грязным улочкам, пропахшим отходами, в поисках нужного дома. Припарковав автомобиль у нужного подъезда, она немного помедлила, задумчиво глядя на свое отражение в зеркале заднего вида, после чего выбралась из салона и направилась к двери подъезда мрачного дома. Нужная квартира находилась на третьем этаже. Татьяна всегда догадывалась, что место, где живет Сьюзен, не вызовет восхищения, но она не представляла, что все настолько плохо. Сколько лет они знакомы, и только сейчас она узнала о жутких условиях, в которых живет подруга. Стены здания были настолько тонкими, что уже в подъезде можно было слышать все, что происходит в каждой квартире. Татьяна слышала пьяные крики, шум воды, даже стоны людей, занимающихся любовью. Вся жизнь здания была вывернута наружу. Когда она подошла к нужной двери, то услышала за ней громкие разговоры, их участники явно были не трезвыми. Дверного звонка не было, поэтому она просто постучала. В квартире кто-то начал возмущаться. Видимо, никто не ожидал гостей. Через несколько минут дверь открылась, и на пороге появился высокий темнокожий мужчина, пахнущий потом и спиртом. Он почесал затылок и, убрав за ухо кудрявые волосы, начал ждать объяснений от Татьяны. Она заметила, что он с интересом смотрит на ее грудь, и прикрылась пальто. — Привет, — хмыкнул брат Сьюзен. — Что такая красотка забыла в моей скромной обители? — Вы Ронни? — Да, Ронни. И что с того? — он прислонился к косяку и вновь пробежался по ней оценивающим взглядом. Татьяна рядом с ним почувствовала себя карликом, так как мужчина был гораздо выше ста восьмидесяти сантиметров. А его небольшой лишний вес делал его еще крупнее. — Я подруга Сьюзен. — А, точно. Она говорила мне о вас. Кстати, как ее здоровье? — Стабильное. Но вы могли бы сами навестить ее, — с осуждением сказала Татьяна. — Я не хочу вмешиваться в ваши отношения. Меня сюда привел другой повод. — Какой именно повод, если не секрет? — Я хотела бы увидеть Эмми. Сьюзен просила меня проведать ее, хотя даже не объяснила, кто это. Она живет с вами, верно? — Да, эта малявка меня уже доконала. — Малявка? То есть Эмми — ребенок? — Она — дочь Сьюзен. И странно, что ваша подруга не рассказала вам об этом, прежде чем отправиться в этот уединенный райский уголок. — Могу я войти? — девушка сделала первый шаг и, не дожидаясь разрешения Ронни, переступила через порог, оказавшись в грязном и запущенном месте. Пол был покрыт пылью и следами обуви, а повсюду разбросаны мужские вещи и пустые бутылки из-под алкоголя. Татьяна, не веря своим глазам, прошла в гостиную и увидела, как на диване около телевизора сидят двое мужчин и пожилая женщина, чьи лица опухли от спиртного. — Bonjour, — сказал один из присутствующих и поднял перед собой бутылку пива. — Здравствуйте, — выдавила из себя улыбку Татьяна, все еще с ужасом разглядывая беспорядок в квартире. — Ронни, могу я увидеть Эмми? — Да, сейчас, — безразлично кивнул он и подошел к двери, ведущей в ванную. — Эмми, выходи. За тобой пришли. Выходи, ребенок! Я не буду с тобой возиться. Через минуту появилась маленькая девочка в мятом розовом платье, с испугом глядя на присутствующих в комнате. — Здравствуйте, — прошептала Эмми и отошла от своего дяди, будто не могла выносить запах, исходящий от него. — Привет. Я — хорошая знакомая твоей мамы. Она попросила меня позаботиться о тебе, пока она выздоравливает. — Вы заберете меня отсюда? — с надеждой посмотрела на нее девочка с большими каштановыми глазами. — Да, конечно. — Давай, собирай вещи! — прикрикнул на девочку Ронни. — Вот же Сьюзен, дура, нагуляла эту мелкоту, теперь мне приходится с ней мучиться. — Я хочу оставаться вежливой, Ронни, но с трудом сдерживаю себя. — Не стесняйтесь, дамочка. Говорите по существу, нам будет интересно вас послушать, — Ронни с ухмылкой сел на спинку дивана и исподлобья взглянул на девушку. — Не пытайтесь меня воспитывать, это бесполезно. — Я это уже заметила. Вы — взрослый человек. Должны отвечать за свои поступки. Я заберу Эмми и просто уйду отсюда. А вы занимайтесь своими делами. — О, вы и правда добрая тетка. Мне такие нравятся. Кстати, вам мужчина не нужен? — эротично облизал губы Ронни, после чего начал имитировать оральный секс языком, заставив Татьяну отвести взгляд. — Стесняетесь? Я и не таких трахал, так что отворачиваться от меня бессмысленно. К счастью, Эмми спасла Татьяну от продолжения разговора с братом Сьюзен. Девочка вышла из ванной комнаты с кожаной сумочкой, из которой выглядывали книги и немного одежды. — Ну что, моя хорошая? Ты готова? — ласково посмотрела на Эмми Татьяна и получила в качестве ответа ее утвердительный кивок головы. — Хорошо. Тогда отправляемся в небольшое путешествие. Думаю, ты уже устала находиться в этом месте. — Да. Устала. Дядя Ронни не разрешал мне целый день выходить из ванной. Говорил, что тут взрослые разговоры. — Мы накажем дядю Ронни, — Татьяна с злостью посмотрела на брата Сьюзен. — Пойдем, нам уже пора уходить. — Девушка протянула руку к маленькой девочке. — Не бойся, все будет хорошо. — Можно я возьму фотографию папы? — неожиданно спросила Эмма, не двигаясь с места. — Она на полке. — Конечно. Ронни, покажи мне, где она стоит? — Эмма, зачем тебе фотография твоего папы? Он засунул тебя в эту дыру, а ты все еще что-то чувствуешь к нему, — с негодованием сказал Ронни и подошел к полке, сняв оттуда рамку с фотографией. — Папа обещал забрать меня отсюда, — девочка выхватила фотографию из его рук и прижала к груди, словно это самое дорогое в ее жизни. — Моего папу зовут Петр, — с улыбкой подошла Эмма к Татьяне и показала ей черно-белый семейный снимок. — Это я, это мама, — девочка начала знакомить девушку с героями фотографии, указывая на каждого из них пальцем. — А это папа. По телу Татьяны пронесся холодный пот, когда она увидела улыбающегося мужчину на фото. Эмма называла папой мужчину, которого Татьяна последние восемь лет считала своим мужем. Татьяна была так шокирована этим открытием, что банально забыла, где находится. — Твой папа очень красивый, — с дрожью в голосе сказала она, чувствуя твердый комок в горле. — Я уверена, что он сдержит свое обещание и вернется за тобой. — Папа любит меня. Мама всегда говорит мне это… Кстати, как она себя чувствует? Мама ведь поправится, правда? — Да, с ней все будет хорошо… Я обещаю… Ну что, пойдем? — Татьяна попыталась скрыть свои горестные эмоции и, улыбнувшись, взяла девочку за руку.***
Татьяна открыла дверь своего автомобиля и помогла Эмми сесть на заднее сиденье. На улице уже стемнело, поэтому приходилось действовать в полутьме. В округе не было ни единого фонаря. Лишь редкий свет, исходивший из окон домов, который был слабым, будто здесь до сих пор пользовались свечами, а не электрическим освещением. Снег в этом районе тоже не убирали, поэтому девушка боялась, что машина может застрять в сугробе. Девушка застегнула на груди девочки ремень безопасности и заметила, что тот для нее чересчур великоват. — Подожди. У меня, кажется, в багажнике была подушка. Попробую ее подложить под тебя, чтобы ремень плотно прилегал к твоей груди, — произнесла Татьяна, ласково улыбнувшись. — Я знаю эту машину! — девочка огляделась и радостно захлопала в ладоши. — Мой папа возил меня на ней вместе с мамой. — Правда? Это удивительно. Значит, у меня такая же машина, как у твоего папы… А сколько же тебе лет, принцесса? Ты кажешься смышлёной для своего возраста. — Мне скоро исполнится шесть. Но меня до сих пор называют малявкой, хотя я гораздо умнее людей, которые это говорят. Ронни даже читать и писать не умеет, а я уже все это делаю. Конечно, не так как взрослые, но книжки, подаренные мне папой, я читаю сама. Мама много работает, но вечером мы с ней занимаемся уроками. Она говорит, что хочет, чтобы я стала образованной женщиной. — Твоя мама замечательный человек, не забывай, что ты для нее самое дорогое, что может быть на свете, — произнесла Татьяна и с улыбкой показала девочке найденную в багажнике мягкую подушку. — Вот, теперь намного лучше, — женщина подложила мягкий предмет под Эмми, и теперь ремень плотно прилегал к дочке Сьюзен. — А у вас есть парень? — Ты задаешь взрослые вопросы, моя дорогая, — удивленно взглянула на девочку Татьяна, сев рядом с ней, чтобы поправить ее сползший с шеи шарфик. — Я люблю взрослые вопросы. Ронни говорит, что я слишком мала для этого, но я так не считаю. Иногда мне кажется, что мне больше лет, чем ему. Он такой дурак! — Ну, с этим я с тобой соглашусь… — Так у вас есть тот, кого вы любите? — Да. Есть, — с некой грустью произнесла Татьяна, погрузившись в раздумья. — Он хороший парень? — Да, он очень добрый и светлый человек. — А почему он не с вами? — Он очень далеко живет. И… Я причинила ему много боли, вряд ли он еще что-то чувствует ко мне. — Вы очень хорошая. На вас нельзя обижаться. — Спасибо тебе, Эмми, — Татьяна погладила ее по голове и заглянула в ее большие счастливые глаза. — Я хотела тебя спросить. Ронни не обижал тебя до моего прихода? Почему ты сидела в ванне? — Я не люблю запах спиртного. От него плохо и тошнит, — поморщила нос та. — Когда мама дома, Ронни никого не приводит и не пьет, сидит на диване или гуляет до поздней ночи. Но когда она уходит, то он начинает проказничать. Ронни — мерзкий капризный ребенок! — Все мы дети, в той или иной степени. Ладно, нам нужно ехать. Ты не голодная? — Голодная, но совсем немножко. А куда мы поедем? — Заедем в мое любимое кафе по дороге и поужинаем там. Хорошо? — Моя мама считает, что в кафе ходят только те, кому некуда девать деньги, — с серьезным тоном ответила девочка. — Но там делают вкусный горячий шоколад. Я его люблю. — Тогда мы с тобой закажем две чашки твоего любимого напитка. Согласна? — девушка села за руль и дрожащими пальцами сжала руль. Перед тем, как завести машину, она повернулась к Эмми, чтобы убедиться, что та удобно сидит. — Я сама тоже голодна. Так устала, пока ехала к вам. Не думала, что ваш дом так далеко от центра города. — Папа сказал, что мы будем жить в большом доме около озера. Но потом он уехал. — Уехал? Почему? — Мама сказала, что он отправился на поиски подарка для меня в страну фей и скоро вернется, чтобы забрать нас отсюда. — Страна фей… — задумчиво прошептала Татьяна, чувствуя, как ее эмоции бурлят внутри. Ей не хотелось показывать этой милой и общительной девочке свои горестные мысли. Она старалась говорить с ней спокойным и радостным тоном, но понимала, что делает это из рук вон плохо. К счастью, девочка была слишком мала, чтобы понять ее эмоции. Теперь многие факты жизни Татьяны встали на свои места. Шесть лет она была в неведении, даже не догадывалась, что ее муж вел двойную жизнь. Татьяна подозревала измены, но думала, что это просто случайные связи без обязательств. А теперь рядом с ней сидел родной ребенок ее мужа, которого тот тщательно скрывал все эти годы. Когда Татьяна увидела условия, в которых жила девочка, она начала ненавидеть своего мужа. Она поняла, что он подонок, не смог обеспечить свою дочь хорошим жильем, хотя имел достаточно средств. И теперь он вернулся к своей законной жене, будто Сьюзен и Эмми никогда не существовали в его жизни. «Сьюзен, почему ты молчала? Почему ничего не рассказала? Я бы все поняла, простила… Зачем ты мучила себя и свою дочь? Я помню, как вы с Петром смотрели друг на друга в ту ночь. Делали вид, что между вами ничего не было. И при этом ты проявляла доброту к нему и ко мне, женщине, которая не позволяла ему уйти к тебе. Я думаю, он ушел от тебя, потому что любил меня. Но ребенок не должен страдать. Эмми не виновата в том, что между вами возникла страсть шесть лет назад.» Татьяна услышала тихое сопение девочки. Она мирно спала и улыбалась во сне. К счастью, ее мир грез еще не был разрушен ужасной правдой. И Татьяна ни за что бы не посмела разрушить в ее глазах идеальный образ отца. Пусть Петр остается для нее тем самым близким человеком, которого она знала все эти шесть лет. Девушка дала волю слезам. Она плакала бесшумно, чтобы не тревожить сон Эмми. Перед глазами мелькали бесконечные силуэты газовых фонарей. Татьяна чувствовала себя так, будто вмиг осиротела. За один день она лишилась всего, что имела. Ее хрупкий мир рухнул, как карточный домик. Теперь у нее не было мужа. Она снова одна, как никогда прежде. Татьяна боялась ехать домой. Она не хотела видеть лицо того человека, который каждый вечер спал на диване в гостиной после работы. Но девушка понимала, что обязана вернуться. Петр должен все объяснить, и она была готова принять любую правду. Сможет ли она простить его? Этот вопрос мучил ее, но боль внутри была настолько сильной, что даже думать о возможном хорошем развитии событий казалось невыносимым.