Патронус Тома Реддла

      Зря, ох, зря-я-я… в недобрый прямо-таки час пришла Тому идея почитать треклятую «Ветку омелы»! Разбудив фантазию, он окончательно потерял остатки покоя. В библиотеке парень так увлекся, что только многозначительное сердитое покашливание старого Архиварикуса заставило его оторваться от книги и с удивлением обнаружить, что ему давно уже пора быть у себя в общежитии. Поспешно захлопнув трактат и вернув его на место, он извинился за задержку и мысленно поблагодарил того, кто сделал мантию обязательным атрибутом студента Хогвартса.       Посылать этому человеку безмолвную благодарность на протяжении следующей недели ему пришлось еще не раз. Мало того, что парень почти перестал спать, так еще и собственное тело совершенно не желало его слушаться, реагируя теперь на каждое появление леди Аолы самым бессовестным образом! На ее уроках он не поднимал глаз от учебников, или старательно таращился на то страшилище, от которого предстояло защищаться. Ему пришлось пересесть подальше, потому что даже от запаха ее духов его бросало то в жар, то в холод. Аола, видимо, решила, что он обиделся на нее за отказ, и стала к нему более внимательной, только усиливая его страдания. Впрочем, если бы девушка начала его игнорировать, Том бы в них просто утонул. Что поделать, такие вот противоречия любви…       Вечером накануне весеннего бала это напряжение достигло просто какого-то критического пика. Во-первых, Том сомневался насчет заклятия. Оно было сложным, комбинированным с одним редким зельем, в состав которого входили и лепестки той самой поющей гардении. Чего ему стоило их добыть… не передать. Лезть в оранжерею пришлось ночью, когда это чудо ботаники спало, накрепко закрыв бутоны. Зато зубастая герань, тварь такая, не дремала, и пребольно тяпнула его за плечо.       Сварив необходимое зелье, Том не без основания решил, что профессор Слизнорт может им гордиться: оно вышло безупречным. Чего стоило подмешать его Уизли, учившемуся на Гриффиндоре, в питье — отдельная эпопея. Пришлось наложить небольшое заклинаньице на одну из его безмозглых поклонниц, а потом аккуратненько подчистить ей память от лишнего воспоминания.       Само заклятье отсроченности Том наложил прямо на зелье. Кажется, он все сделал безупречно. И все равно переживал — сработает ли все вовремя и так, как надо?       А тут еще Аола… вызвала его на последнем занятии к доске и стала гонять по всему пройденному за год материалу. Шастала туда-сюда перед ним, окутывая тонким ароматом духов, задевая пышной юбкой, задавая каверзные вопросы, и он отвечал на автомате, а сам думал только о том, какая, наверное, нежная кожа у нее вон там, за остреньким ушком…       Умом Том понимал, что мисс Меровинг — все-таки преподаватель, и конечно не позволит Уизли никаких вольностей, но убедить в этом лопавшееся от ревности сердце было невозможно.       Короче говоря, внутри Тома клокотала натуральная ядерная реакция, и ему стало казаться, что он просто взорвется, если немножечко не стравит пар. Выход подсказала природа и шаловливый трактат. В душевой, под горячими струями исходившей паром воды, он сбросил напряжение древним как мир, библейским, можно сказать, способом. Раньше он этого не делал. Раньше в этом не было никакой необходимости.       Зажмурившись и прикусив губу, чтобы не застонать, будущий Темный Лорд неумело ласкал себя, с изумлением открывая собственную чувственность, знакомясь с ней. Знакомясь с самим собой — новым, повзрослевшим. Он представлял ее, конечно… Притягательный взгляд из-под длинных ресниц. Нежные розовые губы. Раскрутившийся на виске локон. Ложбинку на груди, куда утекала тонкая золотая цепочка с амулетом. Казалось, он даже запах ее чувствует. Сердце рвалось на куски. Дышать было все труднее. Это было невыразимо хорошо.       Когда электрический разряд пронзил низ живота, Том выдохнул: — Аола… — едва устояв на подкашивающихся ногах. Под крепко зажмуренными веками плясали искры. Вода стекала по полыхающему лицу, по искусанным губам. Сладкие судороги накрывали, одна за другой, и он вздрагивал всем телом, опершись ладонью о каменную стену душевой, пока не успокоился. Колени превратились в желе. Он почувствовал огромное облегчение и необыкновенную легкость. Улыбаясь, как тихо помешанный, Том неторопливо вымылся. Потом, когда удивительная эйфория немного отпустила его, парню стало стыдно. Но не слишком.       Добравшись до кровати, он рухнул на нее, как подкошенный, и просто отключился. Спал без задних ног.       Утром Том впервые за долгое время почувствовал себя свежим, спокойным и отдохнувшим. Казалось, к нему вернулась его обычная уверенность. Он даже поел спокойно и с аппетитом. За завтраком Вальбурга сияла, бросая на него многозначительные взгляды, и Том решил, что она будет очень эффектна в красивом бальном платье. Он надеялся, что это все-таки уязвит Аолу… в довесок к тому, что случится с ее рыжим поклонничком. Уизли обнаглел настолько, что подошел к леди Меровинг сразу после завтрака, прямо в столовой, и говорил ей что-то вполголоса, а она улыбалась и кивала в ответ. Том стиснул кулаки, сохраняя бесстрастное выражение лица. Посмотрим, как вы вечером похихикаете…       В честь бала послеобеденные занятия отменили, чтобы студенты успели подготовиться к празднику. Младшие курсы уже разъезжались по домам на пасхальные каникулы. Старшекурсники наводили красоту. Погода стояла чудесная. Том прогулялся, завернул в оранжерею — раздобыть какой-нибудь экзотический цветок для Вальбурги, чтобы она могла украсить прическу или лиф платья. Он был таким милым, когда хотел…       Вечер наступил как-то слишком быстро. Расфуфыренные девчонки бегали из спальни в гостиную, сновали по коридорам и отчаянно визжали, попадаясь на глаза своим кавалерам. Мол, нельзя же, чтобы их видели полуодетыми и неготовыми. О, женщины…       Утреннее равновесие потихоньку покинуло Тома, и когда он, идеально причесанный, благоухающий дорогим одеколоном, с безупречно повязанным галстуком, породистый, как наследный принц, зашел за Вальбургой, чтобы сопроводить ее в зал, сердце у него прыгало как заячий хвост.       — Вы великолепны, мисс Блэк, — сообщил он спутнице, выпорхнувшей из девчоночьей спальни Слизерина в роскошном платье в пол, с огненной лилией в высокой прическе, и церемонно приложился губами к пальцам в шелковой перчатке. Черт побери, да, пожалуй, ее смело можно назвать красавицей…       Том думал так ровно до той минуты, пока в наполненную цветами, горящими свечами, негромкой музыкой и беседующими парочками бальную залу Хогвартса под руку с рыжей оглоблей не вплыла леди Аола. Он онемел… Полупрозрачное, легкое как облако белое платье струилось к ее ногам. Сверкая крохотными золотыми искрами, оно оттеняло необычный цвет глаз своей хозяйки. Легкий макияж подчеркивал красоту лица. Поднятые на висках волосы крупными кольцами стекали на спину водопадом и были украшены белыми цветами. Искусно заколдованные, они не завянут весь вечер. Миледи была босиком. Она походила на настоящую лесную нимфу. Самые прехорошенькие девчонки смотрелись рядом с ней так себе, средненько. Всем ли окружающим казалось так же, или только по уши влюбленному Тому? Разве это имеет значение? Он видел богиню. И рядом с его божеством раздражающим рыжим аксессуаром болтался проклятый Уизли!       Том отвернулся, состряпав максимально равнодушное лицо и рассеянно кивая на щебет Вальбурги, обсуждавшей чужие наряды. А-а-а, Великий Мерлин, как же он волнуется!       Директор Диппет, украсивший по случаю бала почтенную седину бороды фиалками, попросил минуточку тишины и внимания. Двинул поздравительную речь: о весне, о зарождении новой жизни, о красоте и прочих милых вещах. Напомнил о том, что у выпускников на носу экзамены и надо бы поднажать. И прочее бла-бла-бла, положенное в таких случаях, которое никто толком не слушает, но аплодируют все в конце яростно, радуясь, что речь наконец-то закончилась.       Следом слово взяла сияющая будто именинница миссис Фрост. Она рассказала о поющей гардении, зацветающей крайне редко, только перед каким-то крупным событием в магическом мире. Виновница торжества стояла на возвышении, под темной накидкой, точно болтливый попугай. Сорвав свои аплодисменты, миссис Фрост сдернула с цветка ткань. Цветок как цветок — куст такой небольшой, усыпанный бледно-оранжевыми бутонами. Том его уже видел. Бодро развернув оранжевые лепестки, гардения запела…       Корнуэльских пиксей ей в крону! Если бы Том только знал, он бы ее собственными руками из горшка с корнем выдрал и с помощью Диффиндо в лапшичку постругал. Не ясно было, все ли гардении пели так же, или им одним попался начисто лишенный слуха и голоса экземпляр, но этот гнусавый кошачий ор назвать хоть сколько-нибудь мелодичным пением не смог бы никто! Даже глухой. Кроме, разве что, профессора Фрост, рассиявшейся еще ярче. Оцените мою деточку, как вам, а? — она так и лучилась материнской гордостью, в то время как лица всех остальных присутствующих недоуменно вытягивались. Вальбурга довольно невежливо закрыла ушки ладонями: — Это хуже, чем крик мандрагоры! — простонала она. — Прелестно, просто прелестно, вы настоящая искусница! — деланно возликовал директор и махнул оркестру, поскорее вжарившему вальс. Профессор Дамблдор подхватил миссис Фрост под руку, приглашая на танец, и Диппет быстренько накинул на певунью покрывало.       Ошарашенный мерзким пением, Том едва не забыл, что как раз оно-то и должно послужить спусковым механизмом для его заклятия. Пригласив свою спутницу на тур вальса, Реддл нашел взглядом леди Аолу. Она и Лис уже кружили в центре зала… один кружок… второй… неужели не подействовало?! Какой удар по его надеждам и самолюбию…       И тут леди Аола вскрикнула, зовя на помощь.