Патронус Тома Реддла

      — Томми… Посмотрите на меня… пожалуйста, — попросила Аола. И хотя любая ее просьба имела самый высокий приоритет, незадачливый любовник только крепче вжался в ее теплое плечико. Такого чудовищного поражения он еще не переживал. Позорище… какой он мужчина после этого?! Лучше б его убили там, на озере! Конечно же, это долбаное наследство от его никчемного маглопапаши! Такое наверняка передается с генами! Просто удивительно, как его самого успели сделать, с такой-то скорострельностью… Том был бы счастлив умереть сию секунду, не представляя, как быть дальше? Как в глаза любимой смотреть? А еще животу мокро и липко… И как миледи терпит эту гадость?       Где-то на краю сознания мелькнул образ папеньки с моноклем, осуждающе качающего головой. Мол, а я так и зна-а-ал, я с первого взгляда понял, какое вы ничтожество. Том тихонечко заскулил от невыносимой тяжести бытия. Все… Его жизнь кончена.       — То-о-ом… — Аола снова погладила его по спине. Он собрался с духом, отлип от плеча, на котором, наверное, надавил еще один синяк, пробормотал: — Простите… — и сполз в сторонку. Она повернулась на бок, поймала его лицо в маленькие, но удивительно сильные ладони. Ужаснулась налившимся в голубых глазах озерам.       — Да что же вы, в самом деле… Ну, бывает. Тем более в первый раз… Отдохнете немного, и все получится. Вы так молоды… научитесь еще сдерживаться.       Он, наконец, осмелился посмотреть ей в глаза. В них не было ничего, кроме нежности и тепла. Ни капли насмешки или разочарования. Он бы этого не вынес.       — Я люблю вас… — произнес еле слышно, не думая, подходящий ли момент для таких признаний? Острое, щемящее, раздирающее душу чувство само вытолкнуло эти слова. Он даже в ответ ничего не ждал. Просто не мог больше держать это в себе. Аола погладила его по щеке и мягко поцеловала в губы. Он и этому обрадовался до дрожи.       — Вы чудо, Томми… Все будет хорошо. Вам надо поспать. День не из легких выдался, — сказала она. — Я принесу полотенце.       Девушка ушла за ширму. Том опомнился — он же абсолютно голый, и натянул на себя краешек покрывала.       — Отвернитесь, пожалуйста… — попросил, когда миледи вернулась. Она мило улыбнулась, пожала плечами и закрыла глаза ладошкой. Торопливо вытерся влажным, благоухающим розовой водой, полотенцем, и снова поспешно укрылся.       В отличие от него, Аола никакого смущения от своей наготы не испытывала. Ей это было ни к чему. Легла рядом на живот, положила руки под голову, глядя на него из-под густых ресниц, не делая больше попыток обнять или приласкать.       — Зря стесняетесь. Вы очень красивы. И с возрастом станете еще привлекательнее, — произнесла она. А Том вдруг понял, что успокоившись, не испытывая пока ослепляющего возбуждения, может по-настоящему любоваться ее красотой. Его взгляд остановился на ее лопатках, но никаких отметин, шрамов, даже никакого намека на крылья там и в помине не было.       — Это вы красивы как ангел… Кто вы, моя леди? — тихо спросил он. — Ваши крылья — это ведь не магия?       — Поспите, Том. Мне нужно отлучиться… Ничего не бойтесь, здесь вас никто не потревожит. Я скоро вернусь. И постараюсь утолить ваше любопытство.       — Мы разве не вернемся в Хогвартс?       — Не сейчас. Не беспокойтесь ни о чем. Не каждый в вашем возрасте выдержал бы бой с таким противником. А вы не просто выдержали — вы победили. И спасли меня.       Она протянула руку и осторожно провела ладонью по его лицу, едва коснувшись ресниц и кончика носа, словно убирая невидимую паутинку. Или набрасывая? И Том вдруг правда почувствовал, как же он страшно устал. Тело налилось свинцом, особенно руки и ноги, а ресницы стали слипаться, словно медом намазанные. Аола подвинулась ближе, укутала его получше и обняла. Никто еще не лежал с ним рядом, дожидаясь, пока он уснет. Это оказалось ужасно уютно и приятно, и, несмотря на крутившуюся в голове добрую сотню вопросов, Том заснул так быстро и крепко, что сам не заметил.       Проснулся он только глубокой ночью — разбудил приток свежего воздуха. Аола вернулась, и в приоткрытый полог ворвался прохладный ночной ветер, разбавив сладкие запахи жилища. Все лампы кроме одной, самой дальней от его постели, были погашены. Ее тусклый свет едва обозначал силуэт девушки. Она тихонько подошла, наверное, проверить, как он. Том хотел спросить, где миледи была, но в последнюю секунду прикусил язык. Он-то отдыхал все это время, а она занималась делами, и, наверное, ужасно устала? Притворился спящим.       Постояв немного рядом, девушка глубоко вздохнула, медленно разделась, прихватила одно из покрывал и легла на тахту. Хлопнула в ладоши — лампа погасла. И, похоже, скоро уснула. А вот к Тому сон больше не шел. Он лежал в темноте, прислушиваясь к ее легкому дыханию, и перебирал в памяти события прошедшего дня. Поцелуй среди желтого моря дрока… Танцы под визг волынки. Короткий свирепый бой над озером. Он убил человека, но не испытывал ни капли сожаления или жалости. Как и страха. Если кто-то посмеет поднять на Аолу руку, угрожать ей… он сделает это снова без малейших колебаний. Вспоминал он и каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждую ласку на этой постели… Жаль, что она не легла рядом… Нет, не потому, что ему срочно хотелось реабилитироваться. Желания опозориться еще разок Том пока не испытывал. Просто засыпать рядом с ней уже было настоящим чудом. Как же это приятно, когда кто-то просто обнимает тебя… самое прекрасное ощущение в мире.       Так, в своих мыслях, он пролежал до рассвета. Когда в щели по краям полога стал просачиваться первый серый свет, Том почувствовал, что природа зовет. Где в таких жилищах уборные, он понятия не имел, и решил прогуляться на улицу. Заодно посмотреть, куда же это они трансгрессировали? Тихонько поднялся, чтобы не разбудить сладко спящую девушку, и едва сдержал стон. Пока лежал, ушибы совсем не беспокоили, а тут в плечо так отдало, что пришлось замереть, чтобы перевести дух.       Кое-как натянув брюки и рубашку, он на цыпочках подошел к тахте. Задержал дыхание. Девушка спала на животе, положив руку под голову. Кудри закрывали личико, вторая рука расслабленно свесилась с края узкой постели. Покрывало сползло. К утру шатер здорово выстыл, и Том осторожно подтянул его повыше, укрыв любимую как следует. Он бы вечность мог смотреть, как она спит… Как ангел. Как ребенок. Но зов природы был беспощаден и настойчив — пришлось подчиниться.       Отодвинув полог, Том шагнул за порог. Босая ступня утонула в мягкой густой траве. Предрассветная прохлада потекла за ворот рубашки, заставив поежиться. Всюду, куда хватало глаз, колыхалось море травы. На севере, не очень далеко от шатра, светлыми ломаными линиями подпирали небо заснеженные вершины гор. Пахло свежей зеленью, терпко и незнакомо. Звезды на побледневшем небе таяли, уступая место утренней палитре из всех оттенков сиреневого, розового и серо-голубого. Ночные насекомые уже допели свои песни и расползлись по норкам, а дневные только просыпались, и тишина вокруг стояла изумительная. Только где-то неподалеку звенел ручей, невидимый в зарослях.       Осторожно ступая по прохладной, влажной от выпадающей росы, траве, Том отошел подальше от шатра и вернул земле влагу. Потом, сориентировавшись на звук, вышел к ручью. Прозрачный как слеза, тот бойко спешил куда-то вниз, в долину. Берег у него был довольно каменистым, и тут Том пожалел, что не обулся. Пройдя по острым камешкам, он умылся, а подумав немного, и напился холодной до ломоты в зубах воды. Потом вернулся к шатру, сел у входа, подобрав ноги по-турецки, и стал смотреть, как над степью встает солнце. Золотой диск неспешно поднимался из-за горизонта, неся в мир тепло и свет.       Так его и нашла Аола. Он обернулся на ее легкие шаги и улыбнулся, обрадованный: еще одно солнце проснулось. Более важное для него.       — Доброе утро, Том. Выспались? Как самочувствие? — спросила ласково, коснувшись его плеча.       — Доброе утро, миледи. Отлично.       Он поспешил было подняться, но девушка остановила его, мол, мы же не в классе, что вы соскакиваете?       — Плечо болит?       — Совсем чуть-чуть, — солгал он. Не хотелось выглядеть нытиком. Она попросила его приподнять рубашку, осмотрела ушибы, довольно хмыкнула. Похоже, все заживало скорее, чем она рассчитывала. Сходила в шатер, вернулась с парой подушек и коробочкой мази.       — Земля холодная… — заставила его сесть на подушку. Другого подростка такая забота наверняка раздражала бы. Но Том не был избалован вниманием, и подчинился с удовольствием. Пока ее пальчики порхали по его спине и ребрам, нагоняя целые табуны мурашек, он решился снова задать волновавший его вопрос:       — Вы обещали рассказать о себе, миледи…       — Расскажу… раз уж обещала. Только если вы поклянетесь самой страшной клятвой, что не выболтаете мой секрет ни единой живой душе. Привидения тоже считаются.       — Чтоб мне ни одного заклинания больше не произнести, если я разболтаю! — горячо пообещал Том. У него аж в животе щекотно стало — сейчас, вот прямо сейчас он прикоснется к настоящей тайне! Аола хихикнула, и Том понял, что над ним подшутили. Обидеться не успел, потому что девушка закончила лечебные процедуры, села рядом с ним, скрестив изящные щиколотки в прозрачных шароварах, и сказала:       — На самом деле никакой тайны, мой друг — я полукровка. Моя мать пайрика.       — Пайрика? – он, кажется, не слышал прежде такого слова.       — Пайрика или пери. Древняя раса… проба пера Создателя, если хотите. Племя, состоящее из одних только женщин. Прекрасных и крылатых. Они живут немного в иных измерениях, чем люди. И так долго, что даже у магов считаются бессмертными. Я не подшучивала над вами, Том. Мне, правда, ужасно много лет. Я никогда не состарюсь, или буду стариться очень медленно, все-таки полукровка. И проживу безумно долгую жизнь.       Последние слова она произнесла с такой горечью… Пораженный Том спросил:       — Что же в этом плохого?       — А что в этом хорошего? Я увижу, как уйдут один за другим все, кого я люблю. Папа уже стар. Женщина, что вырастила меня, давно спит вечным сном. Она была маглом, и ее век был короток, как горение свечи…       — А ваша мать? — спросил Том и осекся. Не слишком ли он наглеет?       — Она вернулась к своему народу, как только родила меня. Таков был договор… — она помолчала немного. — Давайте завтракать, Том. Скоро нужно возвращаться. Кушать и разговаривать можно одновременно.