***
— Впусти меня. Серьезно, Дерек, иначе я буду ночевать под этой дверью. И ты знаешь, что я это сделаю. Дверь распахивается как раз в тот момент, когда Стайлз собирается к ней прислониться. Он вваливается в лофт прямо мимо Дерека, не успевая удержать равновесие. У него нет и секунды, чтоб насладиться маленькой победой, потому что Дерек тут же прожигает его свирепым взглядом. — Почему? — в его тоне нет ничего, кроме горечи. И всё это из-за Стайлза. Он погрузил его в это. Он устало вздыхает. — Существует море вариантов, как ты мог бы продолжить этот вопрос, Дерек. — Почему ты стал бы ждать там? Почему ты здесь? — слова Дерека жёсткие и возмущенные, а поза закрыта. Стайлз запускает руку в волосы. — Давай не будем, окей? Я всё-таки беспокоюсь. Дерек скептически вскидывает брови. Ты беспокоишься? Конечно, это так. — Ты по-прежнему часть стаи. Стайлз подбирает слова тщательно, думая, что они могут помочь, думая, что они разрядят атмосферу. Стая — всё для Дерека. Но как только Стайлз произносит их вслух, он понимает, насколько это звучит как «давай будем просто друзьями». Дерек хмурит брови, и Стайлз почти ощущает отголоски своего чувства, память о нём. Он помнит, как любил возмущенные выражения лица Дерека, которые он пытался вызвать шутками или насмешками. У него даже был воображаемый каталог этих самых выражений от «я пытаюсь выглядеть угрюмым, скрывая, как сильно ты меня смешишь» до «я на грани звериной ярости — держись от меня подальше». Помнит, как восхищался этими густыми бровями, которые могли бы выразить любую эмоцию лишь изгибом или подергиванием. Тогда лицо Дерека было для него шедевром. А теперь… ну, не то, чтобы сейчас он ослеп. Дерек — привлекательный парень. Но это все столь отдаленно, столь абстрактно. Это так странно — смотреть на того, кто был для тебя всем, и просто ничего не чувствовать. — Я люблю готовить, — вдруг говорит Дерек, будто он ждал все пять дней, чтобы сказать это, и Стайлз ощущает, как атмосфера немного разряжается. Он ухмыляется. — Так и знал. Но Дерек уставился в пол, и Стайлз не знает, куда себя деть. Это должно было быть легче для него, ведь он — незаинтересованная сторона. Но, так или иначе, это заставляет чувствовать себя неуверенно. Роботом. Как, черт возьми, у него может выйти путный душевный разговор, если его душа просто не лежит к этому? — …Почему ты никогда не рассказывал мне? Так-то лучше. Вопросы, с ними он может справиться. Особенно с такими очевидными. — Да ладно. Ты был Дереком. Ты был для меня прекрасной, давней и неосуществимой фантазией, чувак. Да ты едва терпел меня, и у тебя были девушки… Я знаю, прости, но это так. Каковы были шансы, что ты когда-нибудь хоть немного заинтересуешься надоедливым подростком, который тебе даже едва нравился? В смысле, я лучше всех могу справиться с мучительным унижением, но — ты, отвергающий меня? Это бы меня уничтожило. Дерек поджимает губы и теперь смотрит на Стайлза с какой-то горечью и чем-то, напоминающим отвращение к самому себе. Стайлз потирает шею, чувствуя себя неловко. — Но, даже зная все это, я по-прежнему всё время хотел быть рядом с тобой. Я не мог серьезно думать о том, чтобы быть с кем-то другим, потому что ты всегда был рядом. — В прошедшем времени. Стайлз замолкает, прекращая болтовню. — Что? — Ты всё время говоришь обо мне в прошедшем времени. — Ну… Я думаю, ты вроде как в прошлом для меня, чувак, — он морщится от собственных слов, понимая, что они выходят жестокими и бесчувственными, и он не имеет в виду именно это. Дерек пытается сохранить непроницаемое лицо, но эмоций так много, что их не сдержать. Он сжимает челюсть, а в глазах отражаются боль и потеря. И предательство. Для этого у Стайлза тоже был воображаемый каталог: гамма яростных выражений лица Дерека от «давай, шути уже и оставь меня в покое» до «мне безумно нужны шестичасовые обнимашки, но, скорее всего, я убью любого, кто попробует это сделать». Глаза Дерека не выглядели такими уязвимыми с тех пор, как умер Бойд. И Стайлзу не всё равно, даже если он уже не любит. Дерек все ещё часть стаи. Так что он не отступает, несмотря на то, как неловко себя чувствует. Он медленно делает шаг вперед, поднимая руку и легонько касаясь щеки Дерека — отголосок жеста, который он когда-то хотел сделать. — Я помню, как сильно был влюблен в тебя. Глаза Дерека — открытые раны. Он судорожно вздыхает и медленно наклоняется, и Стайлз позволяет себя поцеловать. Позволяет мягким губам прикоснуться к своим, позволяет пятидневной щетине царапать щеку, Дерек хватается за его рубашку, целуя сильнее, и из его горла вырывается отчаянный, страстный стон. Стайлз сильнее жмурит и без того закрытые глаза и пытается напомнить себе, что всего три месяца назад это было бы гораздо больше, чем просто приятно, что три месяца назад этот звук разрушил бы его. Он медленно открывает глаза, когда Дерек наконец отстраняется — бледный, задыхающийся и дрожащий — ища на лице Стайлза что-то, что тот не может дать. — А где мне найти ведьму, чтобы она забрала это и у меня? Стайлз спокойно выдыхает. — Весь город был в опасности, Дерек. Целый город, даже ты. Хочешь, чтобы я сказал, что сожалею об этом? Я не могу об этом сожалеть. В смысле, я сожалею, что это безусловно сейчас причиняет тебе боль, и какой-то части меня вроде любопытно, совершили бы мы когда-нибудь этот безумный поступок, но… — он замолкает, качая головой. — Кто-то должен был это сделать, и я сделал, и сейчас со мной всё в порядке. — Сейчас с тобой всё в порядке, — вторит ему Дерек. Это могло бы прозвучать горько или иронично, с сарказмом или сомнением, но Стайлз чувствует, что он на самом деле находит утешение в этом знании. …Проклятье. Заключил сделку Стайлз, а расплачивается Дерек, и он ещё переживает, в порядке ли Стайлз. Они могли бы так сильно любить друг друга… Это абстрактное осознание: приглушенное, далекое, неуловимое. И впервые почти за три месяца Стайлз задается вопросом, а действительно ли с ним всё в порядке?Глава 2.2
1 июня 2015 г. в 21:17
Дерек бежит из лофта. Ему плевать, если это делает его в глазах друзей трусом. И он не возвращается, пока не слышит, что там пусто, а потом пять дней никого не впускает.
Каждый член стаи приезжает по меньшей мере один раз. Лидия сначала полна сочувствия, но быстро переходит к угрозам и начинает штурмовать дверь, стуча своими туфлями за четыреста долларов, каблуки которых — Дерек уверен — просто созданы для того, чтобы вдалбливаться прямо в его мозг — ничтожная плата за то, что он запер дверь и не впускает её.
Кира оставляет продукты прямо под его дверью вместе с коробками домашнего печенья и контейнерами с супом, словно он заболел гриппом, а не всего лишь умирает внутри. Малия доказывает, что выросла одна в лесу, сначала глубоко сопереживая, а потом поэтично разглагольствуя о том, какой Стайлз отличный парень и что Дерек не должен на него злиться.
Скотт не беспокоит разговорами, а просто садится спиной к двери, позволяя Дереку опуститься на пол с другой стороны. Они находят временное облегчение в сердцебиении друг друга, молча скорбя над тем, насколько были невнимательны и как много было принесено в жертву, а они оба ничего не заметили.
Стая там ради Дерека, но он не может заставить себя встретиться с ними лицом к лицу. Он подвёл Стайлза. Он подвел себя. И, судя по всему, любить его столь невыносимо, что Стайлз принял решение отказаться от своих чувств вместо того, чтобы просто поговорить о них с Дереком.
И как, черт возьми, после этого он должен смотреть всем в глаза?