Темное счастье

Гузя сложил очищенный гриб в свою кучку и украдкой потер слипающиеся глаза. — Смотри, смотри, Гузька, как я умею — р-раз! — Кукс, состроив зверскую рожу, снес своему грибу шляпку. — Шмякс! — Бакс! — Жмукс шлепнул Кукса ложкой по голове и захохотал. — Как в корзинке у богов! Будет много-много-много у меня грибо-о-ов! — распевал Лио, размахивая ножом. Пел он без слуха и без голоса, но зато с душой, и темные вылупки радостно ему подпискивали, тоже махая ножичками: — Грибо-о-ов!!! Кучки перед вылупками были почти такого же размера, как и Гузина. А у взрослых — в пять раз больше. Гузя был очень медленным. А еще он очень устал. С утра они ходили на грибную охоту, и все так весело скакали и носились по лесу, что у Гузи очень скоро заболели ноги. И стало трудно дышать. Так что его грибы раздали в корзинки малышам, а самого Гузю все оставшееся время носил на спине Кортэнчик, привязав ремнями. И Гузе было так тепло и хорошо, что он заснул. И проснулся только когда его усадили за стол и дали в руки щеточку и нож для чистки грибов. — Гузька! Ты совсем нас не слушаешь! — Жмукс погрозил ему ложкой, и Гузя старательно вылупился, чтобы их слушать. Он не боялся, что Жмус его стукнет — Кортэнчик никому не разрешал его обижать, но ему было ужасно стыдно, что мужья его, такие добрые и заботливые, что-то ему рассказывают, а он чуть не заснул, замечтавшись. — Так вот, Гузька, ты не видел, а бобрюх! Как выскочит! — воскликнул Жмукс. — Как выпрыгнет! — Кукс с восторгом прижал руки к щекам. — Как полетят клочки! — вытаращил глаза Лио, повторяя Куксов жест. — По закоулочкам! — захохотали вылупки, прижимая свои крошечные пухлые ручки к милым щечкам, и запрыгали на скамейке. — А Кортэнчик как даст ему палкой! — сказал Жмукс. — Под жопу! — захохотал Кукс. — Вот так! Вот так! По жопе! — запищал Дейрончик, все это время, как истинный хаосит, носившийся вокруг стола и палкой убивающий траву. — А бобрюх как прыгнет на Динарочку! — закатил глаза Лио и воздел руки к небу. — А-а-х! — пропели все, прижимая ладони к щекам и жмурясь. Только Дейрончик снова пискнул: — Под жопу! — и грохнулся на задницу, слишком сильно размахнувшись. Все застыли, наслаждаясь драмой. — И что же дальше? — испуганно спросил Гузя, представляя бедную, пораненную злым клыкастым бобрюхом Динарочку. И как же он проспал такой ужас! Так вот почему Динарочки и Кортэнчика нет с ними! — Что, что, — фыркнул Кукс. — Глупый ты, Гузька. — Динарочка убила его, вот что! — захихикал Жмукс. — И теперь у нас много бобрятины, — сказал Лио и показал на тушу, лежащую в тени под чарами сохранности. — Кортэнчик велел без него не разделывать. — Вот так охота! — воскликнул Дейрончик. — Под жопу! — захохотали темные вылупки. — Посмотри, Гузька, посмотри, какие клычищи, — сказал Кукс. И Гузя поужасался на клычищи, а потом пришли Динарочка с Кортэнчиком, счастливые и удовлетворенные, и огонь переплетался в их аурах с Тьмой. Все принялись разделывать бобрюха и заканчивать с грибами, и Гузе даже дали отпить из чаши с теплой кровью, смешанной с вином. И он сделал крошечный глоток, молясь всем богам, чтобы его не стошнило, и боги помогли ему, а все — все пили много. Даже вылупки пытались сунуть свои мордочки, хоть их и гоняли. И Кукс со Жмуксом танцевали соблазнительные танцы, которым их научил Лио, а сам Лио тоже танцевал и крутил хвостиком, и у него получалось красивее всех, и Динарочке с Кортэнчиком очень нравилось. И Гузе тоже нравилось, только он снова устал. "Отдохни, Гузичка", — ласково сказал ему Лио и принес много подушек и плед, чтобы Гузя мог прикорнуть на скамейке, глядя на праздник. Когда все пошли спать, Кортэнчик снова взял его на руки и отнес в ванную, чтобы сполоснуть под душем. И там немножко поцеловал между ног и в розочку, и Гузя робко гладил его по волосам, таким густым и огненным. Кортэнчику единственному было все равно, что Гузя нестояшка, он всегда его ласкал там. Правда, с тех пор, как однажды Кортэнчик чуть не заласкал его до полусмерти, он делал это только ртом, но Гузе было совсем не обидно, так ему нравилось даже больше — ведь раньше часто бывало больно. В ванной все переплелись и перелюбились друг с другом, а Гузю только гладили, и он грелся, словно шарик в корзине со своими возящимися братиками и сестричкой. В спальном гнезде Кортэнчик позволил ему устроиться у себя под левым боком. И Гузя свернулся, как всегда грея в груди невероятную мысль, что Кортэнчик любит его так же, как и остальных мужей, несмотря на то, что Гузя такой слабенький, что, если бы не Кортэнчик, его бы не любил никто. Но Кортэнчикова любовь, словно лучи солнца, падала на него и, отражаясь, пробуждала ласку в сердцах других мужей и даже Динарочки. "Мое солнце, — думал Гузя, уткнувшись лицом в Кортэнчиков бок и засыпая, Кортэнчик был такой горячий и золотой, сиял даже сквозь сомкнутые веки, как самое настоящее солнце. — Мое солнце".