Принц и Ватсон

Шерлок отпер своим ключом неприметную дверь в задней части красного кирпичного здания. C фасада оно выглядело помпезным и современным строением из стекла и бетона, но тылы, выходящие на глухие переулки, выдавали, что основное здание — старой постройки, что стены клуба — капитальные, замки — крепкие, окна защищены кованными решётками, а все подходы находятся под пристальным вниманием нескольких камер. Шерлок провёл Ватсона полутёмными коридорами, больше похожими на древние лабиринты, мимоходом комментируя то, что они видели: — Это ход для работников и поставщиков. Здесь рядом склад алкоголя, холодильники, кладовые и кухня. Ну а это — лифты для подачи заказов прямо в VIP-ложи и приват-комнаты, — Шерлок кивнул на десяток стеклянных дверок в стене длинного коридора, которые располагались на равном расстоянии друг от друга, ровно десять фунтов — по прикидкам Ватсона. Тот спросил: — Вы так хорошо эту кухню изнутри знаете? Потому что вы завсегдатай этих клубов? Или изучили, когда стали совладельцем? — этот невинный вопрос поставил всегда невозмутимого Шерлока в некий ступор. Он немного поразмыслил и задумчиво ответил: — Занятный вопрос… Пожалуй, ни то, ни это. Мне и дела нет до всей этой внутренней… как вы там сказали? Внутренней кухни? Да я и не особый ценитель клубов, и не завсегдатай оных. Я впервые попал сюда в момент расследования убийства финалиста конкурса. Андерсен всё был готов сделать, чтобы замять скандал, чтобы не сорвался конкурс. Он договорился, чтобы расследование провели лучшими силами Скотленд-ярда и в абсолютной секретности — вот мой приятель Лейстред и привлёк меня к расследованию. Завершающие туры финала конкурса танцоров проходили в два этапа: в первый вечер отбирались три финалиста, а через день стриптизёры в полночь выходили на финальный баттл с неподготовленным любителем в паре. Им предстояло за сутки обучить совершенно случайных посетителей клуба из числа желающих, зачастую пьяных и неуклюжих. Эти парочки запирались на период подготовки в приватах, там есть всё необходимое для занятий и отдыха. Двери опечатываются, пища и напитки подаются через систему лифтов. Конкурсанты тренируются, едят, пьют, спят или ругаются, но за это время никто не может к ним войти. Абсолютно изолированное помещение; вот в таком месте и были обнаружены два тела. — Что, двойное убийство? — Нет, один труп и одно спящее тело, — уточнил Шерлок. — Дело в том, что финалисты не сами выбирают для себя учеников из наиболее спортивных зрителей. Нет, тут принцип иной — подгадь сопернику, выбери ему в партнёры толстого борова, тучную домохозяйку или вялого дрища… — Что, и такие по клубам ходят? — изумлённо округлил глаза Ватсон. — Конечно, чаще всего именно такие посетители и ищут по клубам суррогаты чувств, трутся вокруг стриптизёров, ищут тепла продажного тела, уж если в жизни не способны к себе привлечь… В номере лежал храпящий парень из зрителей и растерзанный наиболее вероятный чемпион стрип-данса. Вот Лейстред, прихватив для надёжности меня, поскольку их эксперт ночью в субботу был недоступен, и прибыл на расследование. Представьте: опечатанная комната, труп фаворита с размозжённой головой, спящий прыщавый юнец с окровавленными руками, битая посуда, перевернутые кресла и столик, сдвинутые ковры, изрезанный осколками диван и поцарапанная дверь. И никто ничего не слышал. Две пары конкурсантов занимались в соседних номерах, но там гремела музыка, партнёры иногда спорили. В общем, нормальный бардак. Вот что бы вы сказали? — Даже не знаю… — с сомнением произнёс Ватсон. — Закрытая комната, два человека, один из них мёртв… напрашивается очевидный вывод, что виновник — второй. Но слишком всё просто, чересчур нарочито. Если второй — убийца, почему он не сбежал? Если не мог дверь открыть, тогда зачем убивал, зная, что не уйти? Да и слишком много улик… — Браво, мой друг! — воскликнул Холмс. — Я не ошибся в вас! В отличие от полиции, вы сразу выделили ключевые моменты: слишком много улик, слишком демонстративно и нарочито. — А что полиция? Сразу поверила в виновность второго партнёра? — Само собой! — фыркнул Холмс. — Зачем долго искать виновника, когда один уже есть, спит беспробудным сном, обсыпанный битым стеклом от орудия убийства и забрызганный кровью по самую макушку! — Вы намекаете, что это не он? — с любопытством спросил Джон, пристально рассматривая нишу в стене за дверью лифта. — Вы разгадали эту загадку? — Разумеется! — Холмс торжествующе усмехнулся. — Там всё просто и очевидно. Наши доблестные полицейские ничего не видят дальше своего носа. Я им указал на ещё один путь в номера, — он кивнул на лифты. — Они проверили кабинки и не нашли никаких следов пребывания человека внутри. Тогда я сам посмотрел и нашёл… — Что нашли?! — Джон подался вперёд. — Что нашли, ещё один ход?! Потайной?.. — Нет, следы в лифте. Вернее, следы убийцы на крышке лифта. Там были отпечатки ног на слое пыли, пара капелек крови убитого, ворсинки ткани, блёстки… — Блёстки? Это то, что я думаю? Другой танцор? — подхватил Ватсон. — А, понятно, конкуренция, ищи, кому выгодно… — Абсолютно правильно! Осталось только определить, кто из двух конкурентов это организовал. — Но как же? — растеряно произнёс Джон. — Как выяснишь… хотя… можно опросить напарников, не могли они не заметить отсутствия своего тренера… — Нет, преступник и это предусмотрел. Он добавил в вино снотворное, усыпил своего ученика и отправился убивать. — Но как вы это узнали? — Ничего сложного, — Шерлок самодовольно усмехнулся. — Если убийца стёр пыль с крышки лифта в комнату убитого, то такие же следы он оставил и на своём лифте. — Так просто, — удивился Ватсон. — Ну нет. Убийца то ли ошибся комнатой, то ли запутывал следы, но кровь и отпечатки ног были на всех трёх лифтах. — Но вы смогли вычислить… — Разумеется! Сперва я взял на анализ кровь у всех конкурсантов. Оказалось, что следы снотворного есть только у двоих — у партнёра убитого и у партнёра убийцы, второго претендента на победу. Но для суда этого было мало. Поскольку ни следов крови на одежде, ни отпечатков пальцев на лифте не было… по-видимому, преступник был в перчатках и сжёг одежду, в которой совершил убийство. — Как он мог сжечь улики? У них там что, печка была? — Камин. Он сжёг одежду в камине, собрал пепел и попытался смыть в унитаз, но я знал, что искать. Я собрал остатки пепла и вычленил осколки серебристых блёсток, тех, что я обнаружил на крыше лифта. Круг замкнулся. Осталось дело техники — арестовать и допросить, с чем успешно справился Лейстред. Убийца, припертый уликами, долго не сопротивлялся. Признался, что всё так и было. Он в обед усыпил своего партнёра, подсыпав в вино немного снотворного. Перед самым ужином он занял место на крыше лифта комнаты фаворита, когда из кухонного коридора отправили поднос с едой и вином, он перехватил управление лифтом и отправил его на этаж выше. Там, в пустом номере, он быстро высыпал снотворное в бутылку вина. Это не заняло много времени. Лифт опустился, ужин был съеден, вино выпито, конкуренты уснули. Убийца проник в номер, всё расколотил, имитируя схватку и убийство в процессе ссоры, подстроил улики, измазав кровью случайного парня, и отправился к себе. — Если он так легко накачал их наркотиками, то зачем было убивать? Не понимаю… — растеряно протянул Ватсон. — Или у убийц мозги по-другому работают? — Возможно, — Шерлок потёр переносицу. — А это идея! Может, именно в том причина… надо бы провести исследования… — Эй, мистер Холмс! — попытался достучаться Ватсон, когда Шерлок погрузился в свои мысли. — Мистер Холмс! Очнитесь! Вы говорили, у вас дела в клубе, а сами… застыли тут статуей! — Ах, да, — опомнился Шерлок. — Сейчас, идём… — Так чем та история закончилась? — не унимался Ватсон. — Вам тут так понравилось… — Да нет, что тут может нравиться? Просто за помощь в расследовании и поимку убийцы хозяин клуба разрешил мне тренироваться в репетиционном зале по утрам, когда клуб пустой, и я никому не мешаю. Я на радостях сделал несколько па, попробовал, не растерял ли форму, даже на пилоне прокрутил пару элементов. В этот момент мне в ноги бухнулся Андерсен, попросив для массовки выйти в финальном танце вместо убитого стриптизёра. Ведь у него из трёх финалистов остался всего один — второй убит, третий арестован. А шоу должно продолжаться. — Но как вы его замените? — от изумления круглое лицо Ватсона вытянулось. — Вы же никогда не танцевали у пилона… — У пилона — нет! Но танцами и гимнастикой занимался двенадцать лет. Закрытая частная школа, чтоб её!.. Андерсен объяснил, что часть его танцоров выступают в масках — именно те, которые никогда не соглашаются продолжить приват-танец в горизонтальном положении. Тут такой порядок: все шлюшистые дансеры, готовые за несколько фунтов пойти в приват с любым, танцуют более обнажёнными и с открытыми лицами, а те, кто не ищет лёгких денег и приключений на свой анус, носят маски. Вот фаворит Лунный принц и был всегда маске. Андерсен заметил, что фигурами мы с ним немного похожи. Двигаемся, разумеется, по-разному, но это можно списать на волнение, на специфику танца. В общем, он меня уговорил выступить статистом в этом шоу. — Холмс, вы меня поражаете! Вы авантюрист! — Я сам себе поражаюсь, — хихикнул Холмс. — Никогда бы не подумал, что способен на такое. Мало того, что за полсуток сам танец поставил, так ещё и парнишку из зрителей кое-как натренировал. Но я умудрился этот конкурс ещё и выиграть у профессионального стриптизёра. — Невероятно. Но как вам это удалось? — Ему просто не повезло — в партнёры досталась трёхсотфунтовая туша, не способная ни на что. А может, как раз повезло. Будь его соратник попроворнее и половчее, он бы стал угрожать победе фаворитам, и тогда бы убийца стукнул бутылкой его. А так обошлось легким испугом и позорным проигрышем новичков. У них там странная система выявления победителя. В первый день финала голосуют деньгами — в тройку войдут те, кто получил от зрителей наибольшее количество денежных купонов. — Так и я могу победить: приведу весь свой Нумберленский полк, и они меня забросают купюрами, мне даже танцевать не придется… — Не так просто, — ухмыльнулся Шерлок. — Места на финал заказываются заранее, стоят немало, голосующие купоны стоят сто фунтов и выдаются только по одному на руки. А уж кому зритель кинет… это как кто зажжёт зал. Зато на суперфинал билеты ещё дороже, количество мест ограниченно сотней, допускаются только постоянные члены клуба, да и голосуют членами. — Что?! Это шутка?! — засмеялся Ватсон. — Члены, голосующие членами… ничего более смешного не слышал. — Нет, не шутка, а вполне реальный метод подсчёта голосов, притом самый объективный и честный. Какой-то умелец совместил презерватив с датчиком возбуждённого члена. Андерсен закупил на суперфинал ящик этих изделий. Он объявил, что в жюри входит вся сотня джентльменов, голосующих эрекцией за своих фаворитов-дансеров. Специальный прибор фиксирует, сколько зрителей заинтересовалось танцем, сколько членов возбудилось, отмечает и выводит диаграмму на стену, на фоне которой танцуют конкурсанты. — Представляю: вы порхаете вокруг пилона, а сзади на стене цифры — один вас хочет, два, три… — Ничего не вижу смешного! — фыркнул Холмс. — Так действительно не может быть манипуляций с подсчётом голосов. Умеешь зажечь зал — ты победитель. Тебя хотят — ходят в клуб смотреть, как ты танцуешь. Пока ты недоступен — ты желанный и востребованный. Жаль, что новые парни этого не понимают. Не успеют прийти в клуб дансерами, а уже бегают по приватам и по номерам, а потом удивляются, что быстро приедаются, становятся никому не интересными, в чемпионатах даже до четвертьфинала не дотягивают. — Но всё равно не понимаю: зачем вы в это влезли? — Мне было скучно. Здесь новое общество, интересное для изучения. Но это не всё… Андерсен уж щедрую плату предложил — за пятнадцать минут веселья у пилона он позволил год пользоваться репетиционным залом. Я только из дома ушёл, денег было мало, хватало только квартиру снимать и кое-какие материалы покупать, на абонемент в спортзал совсем не оставалось средств. А размяться иногда хотелось: и потанцевать, и атлетикой заняться, и подраться с равным противником… я выставил требование о спарриг-партнёре из охранников, Андерсен согласился и на это. Тогда я и выступил в маске Лунного Принца. Неожиданно для всех, а прежде всего для себя, выиграл. Мой партнёр скрыл под маской свои прыщи — оказалось, что он спортсмен, занимался гимнастикой цигун. Мне не стоило труда научить его нескольким базовым движениям, которые сам только что выучил по видео. А сопернику не повезло… — Да, везение — оно такое. — Он, танцуя сам, мог бы легко стать чемпионом, возбудив желание во всех зрителях. Но в паре с неуклюжим толстячком он вызывал только смех. — Вот так совершенно случайно я получил главный приз чемпионата ночных клубов нашего района, а это — пять процентов акций нового клуба. — О, эти ночные клубы — золотая жила, — фыркнул Ватсон. — Так вы теперь богач, вам совершенно не обязательно днями за прилавком сидеть. — Да нет, едва открытые клубы приносят мало денег. Это когда еще народ массово пойдет! Я даже всерьез не воспринял эти акции. Есть и есть, зато могу на законном основании тренироваться, не полагаясь на добрую волю Андерсена. Я больше обрадовался возможности выходить на сцену под маской Лунного Принца. Признаюсь, что были такие времена, когда я за чаевые с танцев оплачивал квартплату и обеды миссис Хадсон. Публику заводила моя недоступность, маска, инкогнито. Когда я завоевал второй раз подряд чемпионский титул, меня стали называть Серебряным Принцем, а после третьей победы — Золотым. Однако третья победа мне принесла не только приз в десять процентов акций секс-шопа, но и некоторые разочарования в жизни. Сперва Андерсен со своей параноей, а потом меня попытался шантажировать Мориарти, требуя продать акции ночных клубов. Странный тип, начал с шантажа. Приди он ко мне, объясни, зачем ему эти бумажки, я, может, и уступил бы… — Холмс на минуту замолчал, отпирая ключом одну из неприметных дверей в сумрачном коридоре, освещённом одним тусклым светильником у лестницы. — Входите, это моя обитель, вернее, это гримерка Лунного Принца. Он тут редкий гость, и никто, кроме Андерсена, не знает истинного лица самого загадочного чемпиона. — Но как вам это удаётся? — округлил глаза Ватсон. — По вечерам тут наверняка толпами работники клуба бегают, они могут заметить, кто входит в эту дверь. — Тут все продумано. Рядом с гримеркой — кабинет совладельца мистера Хельмута Штольца. Под этим именем меня знают рядовые работники. Иногда я могу посетить своего приятеля Принца, и это никого не удивит. Но чаще всего я вхожу в свой кабинет, запираюсь, перехожу через смежную дверь в соседнюю комнату, переодеваюсь, гримируюсь и выхожу к пилону. Это случается не столь часто, только когда мне остро нужны деньги — закупить дорогое оборудование или мощный компьютер, или для оплаты сети своих агентов. — О-о-о, у вас и агенты есть? — Да, но об этом потом… Сейчас мне нужно заняться подготовкой кого-то из дансеров Андерсона к чемпионату. — Вы их будете в маске Принца тренировать? — Нет, в образе хозяина этого вертепа, в роли совладельца. Это проще. — Но почему имя другое? Это потому что все берут псевдонимы? — Ха-ха, псевдоним — Принц. А мистер Хельмут Штольц — это чтобы защитить свою семью от сомнительной славы. То, что я ушел из семьи и не вернулся назад без гроша в кармане, родственников немного напрягает, но если я прогремлю в прессе как владелец полуборделя, то брат тут же меня отправит в клинику с совершенно безумным диагнозом. — Безумным диагнозом?.. — опешил Ватсон. — Не берите в голову, — отмахнулся Шерлок. — Вы же доктор, вы что, не слышали о всяких вялотекущих шизофрениях, скрытых маниях, прогрессирующих наваждениях? — Позвольте, но это же абсолютно бессмысленно! Антинаучно… — Но действенно! Упрятываются в клинику для душевнобольных неудобные родственники, стоит им хоть что-то не то сотворить… — Так то, что вы танцуете на сцене полуобнажённым в ночном клубе и торгуете фалоиммитаторами — это… Это для того, чтобы насолить родственникам? — Да нет, что вы! Это просто источник дополнительных доходов. Мое хобби очень дорогостоящее: реактивы, инструменты, помощники. Всё, что зарабатываю, я трачу на исследования. Брат решил мне запретить это, лишил денег со семейных счетов до тех пор, пока я не соглашусь на респектабельную службу в офисе под его началом. Как представлю чреду однообразных дней с обязательной повинностью в скучном кабинете с кипой бумаг… так и тянет куда-нибудь выброситься, хоть в окно фамильного особняка, хоть в море, да хоть под мост к бездомным, у них и то жизнь интереснее. — Но почему вы сначала отказывались, а потом согласились на это предложение Андерсена? — В прошлый раз Андерсен поступил подло, я самоустранился от тренировок его новых танцоров. Он набирает смазливых парнишек и девчонок нетяжёлого поведения, а умеют ли они двигаться — дело десяте. Потом публика пресыщается однотипными телами и уходит. Я тут три года держал высокую планку, но после подставы самоустранился. За год уровень сильно понизился, хорошие дансеры поуходили, молодняк бестолковый на сцену выпускать — только позориться. По всему видать, в этом году Мориарти добился бы своего — стал бы чемпионом дансеров и получил бы свои первые пять процентов акций, а затем он бы вынудил остальных продать ему контрольный пакет всей сети клубов. Андерсену конец… — Понятно, вы и Андерсена презираете, и Мориарти не жалуете. — Пока Мориарти не убивает, я не вмешиваюсь, это их семейное дело. Отец и сын друг друга стоят… — усмехнулся Холмс. — Но Мориарти перестарался, не стоило ему меня шантажировать, не надо было моих близких похищать! Ватсон в процессе разговора тихонько рассматривал комнату, с любопытством сравнивая свои представления об артистических гримуборных с тем, что предстало перед ним. Сравнивал и не находил ничего общего: где стены, увешанные старыми афишами, где стойки с яркими костюмами, где большое зеркало с туалетным столиком, заваленным яркими красками и блестками, где мягкие кресла и уютные ковры? Ватсон никогда в жизни не приближался ни к актёрам, ни к их гримёркам, но из старого водевиля, увиденного в детстве, вынес такое представление об этом месте. А перед ним предстала узкая комната с большим шкафом-купе вдоль стены, душевым боксом в углу и двумя стульями возле журнального столика, на котором стоял самый обычный электрический чайник и две чашки. Ватсона поразила какая-то нежилая неуютность этого помещения, словно они вошли в давно забытый офис. Даже ламинат на полу, мимикрирующий под благородный дуб, выглядел в точности как тот, что покрывал полы в офисном корпусе Бартс. Да и стены без единого окна, выкрашенные в блекло-желтый цвет, не добавляли этой комнате уюта. — А где всё? — отвлекся от созерцания Джон. — Где вы гримируетесь и во что переодеваетесь? Не вижу ни зеркала, ни краски… — Все в шкафу, — отодвинув скользящую дверь в сторону, ответил Шерлок. — Одна половина шкафа — гримировочный стол со специальными лампами и зеркалом, а вторая половина — хранилище костюмов, — он продемонстрировал пышное великолепие вороха тканей, хотя в большинстве своём его наряды были тёмной гаммы — синие, фиолетовые, серые и чёрные, словно родные братья его дорогих костюмов, но, вероятно, учитывая специфику жанра, были богато украшены. Джон удовлетворенно кивнул — хоть тут не обманулся в ожиданиях, нарядов было много, все они сверкали стразами, вышивкой люрексовой нитью, пайетками и бисером. На отдельной полке стояли подставки с несколькими серебристыми масками. Только гладкая пустота туалетного столика разочаровала его — там сиротливо стояли два невзрачных флакона, один с автозагаром, второй — с каким-то шампунем. — А грим где? — Зачем он мне? Я же под маской. — А это?.. — А это — корректоры внешности. Если нужно чуть выровнять загар, я зову служителя, и он мне втирает краску в кожу. А также обязательный оттеночный шампунь. Ведь мистер Штольц с каштановой шевелюрой, а мистер Икс… вернее, мистер Принц имеет волосы цвета воронового крыла. Что мне, краски жалко? Тем более я этот состав доработал, усовершенствовал, теперь этот шампунь для роста и густоты волос сильно помогает… не хотите испытать на себе? — Нет, спасибо, — стушевался Ватсон. — Мне и так хорошо, и без воронового крыла… — Не хотите — как хотите, — буркнул Шерлок. — Я для вас могу любой оттенок приготовить. Подумайте. Я редко кому свои разработки предлагаю. Вернее, вообще никому, даже брату отказал, а вам всегда… В этот момент тихо пискнул телефон Шерлока, он его вытащил из кармана и досадливо поморщился: — Андерсен, чтоб его собственные неумелые стриптизёры др… — и продолжил в трубку: — Слушаю! Ватсон из любопытства придвинулся ближе, в нарушение всех норм приличия практически вплотную к Холмсу, и внимательно стал вслушиваться в разговор. Шерлока ничуть не обеспокоило это вторжение в личное пространство, он чуть отставил в сторону трубку, страдающе поморщился, прикрыл ладонью микрофон и шепнул: — Сейчас начнётся суета. Андерсен будет по потолку бегать, только бы я из его бездарностей чемпионов вылепил за одну ночь. Я ему что — хореограф? Из трубки донеслись какие-то далёкие шумы, крики, а затем уже внятная речь визгливо-ноющим голосом кокни*: — Дружище, — осторожно избегая называть по имени, зачастил Андерсен. — Охранники доложили, что видели тебя* в нижних коридорах… ты пришёл, мой друг! Я знал, что ты никогда не бросишь старого друга на растерзание этому мерзавцу… — Этот мерзавец — ваш сын! — парировал Холмс. — Это ещё не известно, чей он… — Мне точно известно! Ведь я сам делал для вас экспертизу. Не стоит по-пустому пререкаться. И я здесь не для того, чтобы решать ваши, — Шерлок выделил голосом слово «ваши», словно отметая прочь всю шелуху андерсеновской фамильярности, — семейные дрязги. Я буду действовать здесь только в своих интересах. — Ладно, ладно… — пошёл на попятную Андерсен. — Я прекрасно понимаю — защита частной собственности и всё такое… ваши акции тоже под угрозой. Холмс только иронично хмыкнул на это заявление и ещё больше склонился к невысокому Ватсону, позволяя тому слушать разговор. Едва не касаясь щеками, плечами они плотно прижимались друг к другу. Ватсон мимоходом подумал, что можно было и на громкую связь включить, а то стыдно подслушивать и неудобно так стоять, но как же приятно опираться на крепкое плечо Холмса, слышать рядом его дыхание, ощущать легкий аромат трубочного табака, каких-то химических реактивов и новой кожи! Возможно, это был свежий парфюм, но Ватсону он нравился, как и всё в его соседе. И это чувство было ново для отставного военного хирурга, это его немного беспокоило, смущало, но и в то же время будоражило кровь. Андерсен тем временем изливал в трубку своё недовольство подлым сыном, неуклюжими танцорами, неблагодарными зрителями и несерьезным чемпионом клуба Принцем, отказывающимся от блестящих перспектив. Холмс досадливо морщился, но стоически слушал бесконечный монолог. Он переложил трубку в левую руку, а правой приобнял Ватсона, словно бы случайно облокотившись на шкаф. Ватсон был готов поспорить, что ничего случайного в этом жесте нет, но не стал вырываться, слушая не столько голос из трубки, сколько дыхание Шерлока.