✽✽✽
За девять дней до фестиваля я умудряюсь простудиться. Ада просит меня разнести некоторые бумаги, связанные с рекламой, на радио. И я, пробегав почти целый день по различным адресам, к вечеру попадаю под дождь. Я иду вдоль парковой ограды, кутаясь в промокший свитер. Мокрые волосы прилипли ко лбу, огромные холодные капли затекают за шиворот, тело содрогается от холода. Когда рядом останавливается машина, я даже не сразу понимаю, кому именно она принадлежит. Дождь становится настолько сильным, что слепит глаза. И только резкий окрик заставляет меня остановиться и посмотреть на водителя. — Да ты с ума сошел?! Живо в машину! — Луи наклоняется, открывая передо мной переднюю дверь. Я не собираюсь спорить. Слишком сильно замерз. Поэтому залезаю к нему в машину, чувствуя спасительное тепло от печки, которую он врубил для меня на максимум. — Спасибо, — пытаюсь, чтобы голос не дрожал, но зубы все равно стучат друг об друга, выдавая насколько я продрог. — Ты спятил, что ли? Такой ливень. Где твой зонт? — Луи мягко выруливает с обочины, не забывая брюзжать на меня. — Я забыл его дома, — звучит по-детски, и я еще больше чувствую себя идиотом. Диктую Томлинсону адрес, пытаясь скрыть жаркий румянец стыда, заливающий щеки. К счастью, живу я всего в паре минут, и Лу даже не успевает доругаться на меня до конца, к моменту как мы подъезжаем к моему дому. Я дергаю ручку двери, и запоздало понимаю, что она заблокирована. Тогда я поворачиваюсь к владельцу машины и вопросительно смотрю на него. Луи невозмутимо глушит мотор и тоже поворачивается в мою сторону. Некоторое время мы смотрим друг другу в глаза молча. Потом губы этого психопата растягиваются в ехидную и злую усмешку. — Итак, Стайлс… — он делает театральную паузу после моей фамилии, закидывая правую руку на сиденье за моей головой. Я отклоняюсь вперед, что бы не касаться его, и вторю ему в его же тоне: — Итак, Томлинсон! — Я стараюсь храбриться, хотя внутри поджилки трясутся в ожидании гадости, которую замыслил этот сумасшедший. — Ладно, как насчет того, чтобы закончить то, что началось на вечеринке у Хорана? Я прикрываю глаза от досады, но всего на миг, так как в следующий пальцы его левой руки отрываются от руля и проходятся по моей щеке, стирая влагу, капающую с волос. Я дергаюсь назад от этого неожиданного и горячего прикосновения, и ударяюсь головой о стекло. Луи смеется, но в его глазах я совсем не вижу радости, лишь сталь. — Я думал мы друзья, — тихо говорю я, и тут же понимаю, насколько глупо это звучит. Лу хватает меня за кудри, подтягивая к себе, и шепчет прямо в губы: — Мне хватает друзей, киса, — капли дождя с моих волос попадают ему на лицо. Я задерживаю дыхание, а потом резко отталкиваю его от себя. — Нет! — Громко говорю я, и готовлюсь ожесточенно сопротивляться, но вместо этого Лу просто отпускает меня. Он убирает руки от моих волос, и возвращает их на руль. После этого слышится тихий щелчок, а сам водитель, даже не глядя на меня говорит: — Пожалуйста. Я выскакиваю из машины, снова под дождь. Не говоря ни «спасибо», ни «пока», убегая от него так быстро, как могу. Уже в квартире, захлопнув дверь и прижимаясь к ней спиной, я понимаю, что бежал так быстро не от страха, что он заставит, а из страха, что я соглашусь.Часть 8
4 июня 2015 г. в 19:41
Найти талантливого человека, для Лотти не составило труда. Оказывается, они с Джошем поговорили в тот же день. А еще через день Найл написал зашибенную мелодию, которую они тренировали вот уже неделю.
Лотти помирилась с Луи, к счастью, не упоминая обо мне. Девайн предупредил ее, что у меня и ее брата отношения не заладились, и Шарлотта предпочла не дергать черта за хвост, а просто промолчать. Я не был против.
До фестиваля оставалось одиннадцать дней. Дети были подготовлены прекрасно. Номера вылизаны и доведены до ума. Лотти и ее песня должны были стать сюрпризом для Миссис Томлинсон, поэтому ни в каких сценариях и документах она не мелькала. Местные музыканты в ее номере не участвовали, вся ответственность ложилась на Девайна и парней, с которыми он играет в кафе.
Слухи, как и сказал Найл, полнили университет. Томлинсон был слишком видной фигурой, чтобы народ не интересовался его личной жизнью. Его это, кажется, не касалось вообще. Он все так же с видом короля ходил по коридорам, клея каждую симпатичную юбку на пути. Я же не поднимал глаз от пола все эти дни. Я не получал тычков или оскорблений, ничего подобного. Все же мы находились не в старшей школе. Но вот уровень доброжелательности в моих сокурсниках снизился резко. Мы и раньше не слишком общались, здоровались по утрам, да перекидывались дежурными фразами. Сейчас же меня дружно игнорировали. И скорее всего даже не потому что я вдруг оказался геем, а потому что «моя гейская задница позарилась на Томлинсона», как я услышал в одном из туалетов.
Сегодняшняя репетиция прошла на ура. Я отпустил деток пораньше, надеясь успеть в кафе к Джошу, и послушать, как поет Лотти. Ее пение становилось все лучше день ото дня, и ложилось бальзамом на мою израненную душу. Но, естественно, я бы не был собой, если бы мне везло.
Луи не пришел.
И вот мы с близняшками сидим в пустой студии, и пытаемся играть в «десять вопросов», пока у них не начинает урчать в животиках. Тогда я предупреждаю Аду, и мы идем в кафе через дорогу. Девочки берут по банановому сплиту, и огромный шоколадный коктейль на двоих. Я ограничиваюсь чашкой чая, поскольку последние недели еда просто не лезет мне в горло.
Смотрю в окно, пока девчонки уплетают лакомство. Народу на улице становится все меньше. Время приближается к десяти, и я радуюсь, что кафе работает всю ночь. Когда мой телефон начинает вибрировать, я не глядя достаю его из кармана и, зевая, говорю в трубку хриплое:
— Алло.
— Стайлс?
Луи звучит запыхавшимся. А с меня его прерывистый медовый голос сбивает весь сон. Я весь подбираюсь, будто перед прыжком. И замираю, слушая его тяжелое дыхание.
— Стайлс! — Томлинсон повышает голос, и я вздрагиваю.
— Да? — успеваю произнести я, прежде чем этот нетерпеливый комок эмоций грубо прерывает меня.
— Не тормози! Где вы?
Я решаю не обращать внимания на его грубость, и не задумываться о том, что его номер теперь сохранен в моем телефоне.
— В кафе через дорогу от радио, — Томлинсон бросает трубку, даже, кажется, пока я говорю. Естественно.
И мне хватает следующих десяти минут, чтобы отдышаться, поэтому, когда Лу появляется в дверях, в своей джинсовой куртке, и с легкой щетиной на щеках и подбородке, мое сердце бьётся чуть учащенно, но не более того.
Сестренки весело приветствуют брата, но от лакомства не отрываются. Поэтому Томлинсон подвигает себе стул, и садится напротив меня. Он пытается расплатиться, но я останавливаю его:
— Я оплатил, расслабься, — Луи безразлично пожимает плечами, и прячет бумажник обратно во внутренний карман куртки. Я, как загипнотизированный, наблюдаю за его руками. Его пальцы тонкие, ногти аккуратные и чистые. Мне хочется пройтись легкими поцелуями по подушечкам его пальцев, почувствовать на языке их вкус и шероховатую текстуру.
Томлинсон замечает мой пристальный взгляд, и приподнимает брови в немом вопросе. Это немного отрезвляет меня, и я слегка улыбаюсь ему и качаю головой.
Мы сидим в кафе еще около сорока минут болтая о всякой всячине. Девочки, весело щебечут, и, не смотря на время, домой отправляться не желают. Луи включает любящего брата, и я не могу на него налюбоваться. Каждый раз, когда он гладит улыбающуюся Дейзи по волосам, или оттирает шоколадный мусс с лица Фиби, мое сердце сжимается от сладкой тоски. Он такой нежный, и я бы многое отдал, и многое простил за частичку его нежности.
Томлинсон настроен благожелательно, и я сам не замечаю, как расслабляюсь. Разговор течет плавно, словно мы старые приятели. Луи интересуется моим мнением на предстоящий футбольный сезон, смеется нескольким моим шуткам, и я практически чувствую себя счастливым. И ближе к двенадцати, когда близняшки засыпают прямо за столиком, мне приходится оторваться от Лу. Я помогаю ему перенести их в машину, и осторожно прикрываю дверь.
— Ты не боишься дотрагиваться до детей? — он кивает на мои руки, в которых я только что держал малышку Фиби. Я пожимаю плечами:
— По большей части гаптофобия – это боязнь сексуального насилия. По крайней мере, так говорил мой врач. В любом случае, дети меня не пугают. Наоборот, они единственные, с кем я могу расслабиться и быть самим собой, — я наблюдаю через стекло за малышками, что спят на заднем сидении его машины. А Луи в это время не отрывает взгляда от меня. Мне хочется верить, что сегодня я нашел еще одного друга в его лице. И он, как будто, подтверждает мои мысли:
— Тебя подвезти домой? Уже довольно поздно.
Я оглядываюсь вокруг, подмечая, что прохожих действительно не осталось. Улица пустынна, но мне сейчас, как никогда, нужна эта пустота и темнота. Мысли хаотично разбросаны, разорваны пополам. Я не могу понять, что я чувствую к Луи. Я люблю его, он чуткий и смешной, красивый. Или я ненавижу его, парня, что надругался надо мной и моими чувствами.
— Мне нужно прогуляться. Да и живу я тут совсем рядом.
Лу кивает, улыбаясь. Бросает «до встречи, Гарри» своим тягучим, карамельным голосом и садится в машину. А я еще несколько минут привожу свое неистово бьющееся сердце в порядок, провожая его машину взглядом.