Наглец.

Альфы проснулись из-за звука упавшего «мешка», подскочив и не до конца проснувшись, они переглянулись, звук повторился буквально через секунду и был громче предыдущего, а затем последовало безсвязное мычание и стоны. Адриан понял все быстрее и, поднявшись, не спеша последовал к комнате Симоне. Открыв дверь, альфа почувствовал, что ему хочется смеяться, плакать и, самое главное, хорошенько проблеваться. Что и делал за него сейчас омега, сидя в углу около резного комода и блюя в огромную декоративную вазу, при этом издавая звуки аки дикий зверь. Сначала Сим выл как чихуахуа во время припадка, потом был ор поехавшей с катушек чайки и кульминацией стал вопль подыхающего кита. Все это время Адриан удивлялся, как в омегу влилось столько жидкости, и другой вопрос: почему ее в два раза больше выходит? Прочистив желудок, омега так и затих, уткнувшись лицом в огромную декоративную вазу, не шелохнувшись. Пришедший Лен, заглянув в комнату, подумал, что омега застрял в вазе и задыхается, раз не подает признаков жизни, а оказалось все до невозможности просто — омега уснул и, как только альфа подошел, чтобы прощупать пульс, захрапел как заправской альфа, похрюкивая и чавкая во сне. Леннард застыл с протянутой рукой и завис так на добрую минуту, отмер только после, того как услышал истерический смешок за спиной. Повернув голову с глазами как блюдца, он уставился на Адриана, который смеялся в кулак и тыкал в них пальцем… — Вытащи ты его хоть из вазы, она же, блин, акустику бешеную создает. Ощущение, будто здесь рота храпит, а не один омежка. — А, да, сейчас, — Лен потянул тело на себя, и оно приподнялось вместе с вазой на голове. — М-М-М… ФАК. Он, походу, реально застрял. — Ты прикалываешься так? — Я на дебила похож? Сам, блять, посмотри — башка в вазе остается, когда я его поднимаю. Репа, что ли, у него разбухла, пока он блевал, и умудрился же в семейный антиквариат наблевать, зараза тощая. — А-ха-ха-ха-ха. Я помогу давай. Адри схватился за вазу, а Лен потянул омегу на себя, но омега сдвинулся всего на пару сантиметров и опять застрял. — Да святые печенюхи, че за нах? М-м-м, Лен, это не голова застряла. — А че тогда? — Мы ему сейчас чуть из-за ушей голову не оторвали, ну или чуть не свернули. Уши надо прижать, и голова выйдет. А может, так оставить? — Сейчас я думаю, что не я дебил, а ты. Какой, блин, оставить, задохнется нахрен. Хорош ржать, коняха, уши прижимай, тащить буду. Через минуту пленник был на свободе и мирно сопел на полу. Адриан поднял Симоне и положил на кровать, пока Леннард отправился, матерясь, отмывать антиквариат. — Помощь не нужна? — Адри заглянул в ванную. — Нет, спасибо уже, помогли. Никогда бы не подумал, что из-за своего счастливого будущего буду отмывать вазу с блевотиной. — Ну, а ты че хотел, суровая правда жизни, — переведя взгляд, Адри заржал в голос. Лен стоял с вазой в руках, губы были как у ребенка, который собирался вот-вот расплакаться, ноздри раздуты, а глаза будто и говорили: «А не пошли бы вы нахер, сэр?» — Я тебя сейчас вазой огрею, пошел вон отсюда. — Ну согласись, смешно ведь вышло? Похоже, это самое нелепое похищение в истории всех похищений. Кому расскажешь, засмеют. — Так, ты не говори никому, даже Эйдену. Вот он-то точно нас засмеет. Как очухается, будем с ним говорить, я даже спать уже не хочу, пошли на кухню есть. — А ну нас есть что поесть? — Представь себе. Все, пошли. А вазу на место поставь. Хе-хе-хе. — Бля-я-я-я-я, Лен, сучок, ты это специально? От нее же фони-и-и-ит, б-е-е-е-е.