Чертополох

— Посади дядьку за руль, — попросила девочка в синей ночной рубашке, неумело заплетая спутанные волосы в косу. — Это же дискриминация по половому признаку, Мэри, — заметил Клайв, но всё же посадил дядьку в трактор. — А хотя, пожалуй, ты и права, блондинку за руль лучше не сажать.       Алиса наблюдала за ними через приоткрытую дверь спальни, прижавшись носом к косяку. От дерева приятно пахло краской и стариной, а из — комнаты печеньем и лавандой, нерезко раздражая аллергический нос Алисы. Ее тянуло к новым людям, как это было в детстве: все здесь заставляло ее обратиться к прежним временам и привычкам. Так всегда бывает с дорогими нам местами — каждый раз возвращаясь, мы можем остановить время, ведь изменившимся, новым людям там места нет. И вот уже любопытная семилетняя Алиса с темно-медовыми, а не карими, как сейчас, глазами, прищурившись, подглядывает за гостями в щелочку, вздрагивая от страха при каждом непроизвольном шорохе, готовом выдать ее.       Мэри сняла с волос Клайва резинку, и темная волнистая прядь упала ему на лоб. — Ты мне почитаешь, Клайв? — Только если ты оставишь в покое мои волосы.       Девочка с разбегу запрыгнула на диван, громко и весело затрещавший, и с головой укуталась в одеяло. Тем временем Клайв выключил свет и зажег свечу в железном фонарике. Чистый белый поток, не искаженный химическими искусственными примесями, а совсем такой, как любила Алиса, полился через фигурные отверстия в крышке и отпечатался на стенах замысловатыми фигурами зверей и птиц. Тогда Алиса подумала, что Клайв и Мэри обязательно останутся, слишком уж уютно они совпадали с самим нутром «Святой Дездемоны», слишком умело согревали промерзшие стены.       Мэри, тяжело дыша, выбралась из-под одеяла. — Фу, это одеяло совсем не родное, слишком душное и ватное. Ненавижу такие навязчивые одеяла, — недовольно выдохнула она. — Может «Русалочку»? Клайв покачал головой. — У «Русалочки» абсолютно несчастный конец. Надо же было ей так втюриться в этого недостойного принца. Хотя нам с тобой повезло, "Дисней" тоже не любит грустные концы. — И что же мы будем читать? — «Алису в стране чудес». — Это потому что Алиса тоже хочет послушать, как ты читаешь?       Клайв улыбнулся, а разоблачённая покрасневшая Алиса отошла от двери. — Ради Алисы я, конечно, потерплю этот бред, — сдалась девочка. — Читай, Клайв.       Алиса смутилась и поспешно, стараясь ступать как можно тише, ушла к себе. Перед сном она выпила стакан молока и забралась под одеяло с головой.       Умеет ли дышать морская пена? Вряд ли. Может смерть ради настоящей любви и есть счастье? А может счастье заключается в свободе, наступающей когда тело, служившее пристанищем красоты, рассыпается на маленькие пузырьки, легкие, невесомые, всегда свободные и нигде не находящие себе дома? Счастье есть везде: и на песчаном ребристом дне, и в соленой плоти бирюзовых волн, и в бездонной кроличьей норе, из которой, вероятно, никогда по-настоящему не выйти (или просто войти в нее по-настоящему нельзя), и в теплой комнате, освещенной фонарем.       Да, это было слишком душное одеяло для таких ностальгических мыслей.