Тандем

Кристиан Денвер, конечный пункт наших гастролей... Ах, нет, впереди еще наш родной Портленд. Когда воротимся мы в Портленд, нас примет родина в объятья... Старая пиратская песенка намертво привязывается ко мне, едва стихают аплодисменты последней конференции, и это совсем мне не нравится. Ты со мной все это время, нас видят вместе, снимают, расспрашивают, шутят, брызжут отвращением, поздравляют, угрожают, благодарят... Скорее бы уж случился какой-нибудь очередной кризис, чтоб про нас все забыли. По соцсетям разлетаются сотни фотографий под общим девизом "И ОН ТОЖЕ?!" Я откладываю ноутбук и подхожу к окну. Наш номер на семнадцатом этаже. Кажется, что отсюда виден весь Денвер. Где-то там ты, разнюхиваешь обстановку и готовишь почву для следующей операции. Где-то там - двое чернокожих, двое мексиканцев и еще этот, последний, который почему-то пугает меня больше всех остальных. Может быть, они тоже идут по твоему следу. Может быть, уже прошли и догнали свою смерть. А может быть, это ты уже ушел в вечное лето, настигнутый пулей в спину или ножом в бок. Когда воротимся мы в Портленд, мы будем кротки, как овечки... Человек так живуч, но его так легко убить. Я вцепляюсь зубами в край плотной шторы, чтобы не закричать от внезапного приступа страха, и глубоко, размеренно дышу. Ты не можешь быть мертв. Я бы понял. Конечно, ты бы мог без затей отыскать каждого из них и тихо выпотрошить, но я невольно усложнил тебе задачу. Конечно, с таким балластом на хвосте тебе будет сложнее. Зак, будь осторожнее там, а? Я берусь за ручку, чтобы приоткрыть окно, а в следующий миг меня бьют сзади по голове и тащат куда-то. Я не теряю сознания, но и сопротивляться не могу, да и руки у нападающих как железные. Интересно, прикончат прямо здесь или закатают в ковер и скинут из окна? Когда воротимся мы в Портленд, клянусь, я сам во всем покаюсь, да только в Портленд воротиться нам не придется никогда... Волокут в ванную и скручивают руки и ноги полотенцами. Несчастные грудные дети, как они терпят такое ущемление... ох... в правах? Правда, младенцам не выкручивают так сильно руки - еще немного, и два вывиха мне обеспечены. Слышу сквозь шум в ушах собственный стон и сразу - грубый смех и резкие голоса. Испанский. Значит, мексиканцы. Те, что насиловали тебя на спор, кто дольше продержится. На секунду гнев заглушает страх, я яростно сверкаю глазами - и тут же узнаю много интересного о себе, об "ублюдочном меченом недогринго" и о нашем с ним печальном и недолгом будущем. Оказывается, скоро меня будут крошить на кусочки "его собственным ножиком", а "поганый опущенный педик" будет на это любоваться со шваброй в... кхм... в заднем проходе. Еще один удар, и я прихожу в себя уже в незнакомом месте. Темное замусоренное помещение, через дверь просматривается груда неопределимого хлама, наполовину обрушенные линии ржавого конвейера. Заброшенный завод? Обломки мусора хрустят под ногами, потом мне на ломаном английском сообщают, что скоро я буду упрашивать добить меня. Почему я не реагирую?.. Да очень просто: я едва могу дышать. Нос забит засохшей кровью, рот заклеен. Рук вообще не чувствую. Попробуй тут посопротивляйся. Напоследок, пнув пару раз по ребрам, меня оставляют лежать головой в угол, а сами уходят караулить тебя у входной двери. Так... Это уже неплохо. Теперь надо подумать, как избавиться от скотча и освободить руки. И задвинуть, мать вашу, страх подальше! Закари Я выслеживаю Сладкого Ромеро. Казалось бы, так просто - найти самую известную шлюху в городе... Ан нет. Ромеро настолько популярен, что за ним по пятам следуют несколько постоянных клиентов. И он путешествует по городу из одной постели в другую, даже по пути непрерывно трахаясь... Меня передергивает от одной мысли о том, как можно так жить. А ему, видимо, нравится. Он и в тюрьме не оставлял свою профессию. Каждый день то сосал кому-то, то дрочил, то давал. Выраженный пассив, до мозга костей. Единственное, что его интересовало помимо секса - это косметика. Все свободное время он рисовал на своем лице то одно, то другое выражение. То он был невинной овечкой, то течной самкой. И только мужчиной он не выглядел никогда. Просто не мог. У него даже щетина не росла. И почему он решил побыть активом именно со мной? Неужели я был настолько соблазнителен?.. Я же никогда не испытывал к нему ничего, кроме презрения. Наверно, он хотел, чтобы я стал таким же. Помню, как он сказал тогда Кабану: "Да что ты его обихаживаешь, мальчик просто целочка. Давай его трахнем, сразу захочет"... Какая же сволочь. Неужели он не понимал, что я хотел любви, а не простого секса? Хотя разве может шлюха что-то понимать в душе настоящего мужчины... Наступает вечер, и я снова возвращаюсь к тебе в номер, улыбаясь при мысли о том, чем мы сейчас займемся. Ты наверняка скучал... Но вместо тебя меня встречает записка на ломаном английском с примесью испанских слов. "Буэнос ночас, Мечаный. Твоя Былонди у нас. Прыхади на севярный завод, пагаварим. А не придош мы тваю детку на кусочки парежам. Адьос. Хосе Мария Моффада. Мигель Грегорио Гадэс." Близнецы Хуаны!.. Черт, черт, черт!.. Откуда они узнали, что я здесь? Глупый вопрос, мы так сильно засветились, о нас весь город знает. Откуда они знают, кто я?.. Еще глупее, ну конечно, от Кобры! Они еще в тюрьме были с ним заодно. Хотели вступить в его банду, да он только посмеялся над ними. Сказал, что среди его людей даже дети лучше сражаются... Ну, ему лучше знать. Кобра вообще был жутким расистом - никого, кроме своих вьетнамцев, за людей не считал. Надо же, полные имена написали. Как будто я их знал бы без флешки Гонсалеса!.. Никогда их не звали иначе, чем Близнецы Хуаны. И это при том, что они даже не были похожи - просто неразлучны. Два невыносимых подонка. Хосе, Старший Хуан, высокомерный и циничный, высокий и худой. Мигель, Младший, смешливый и дурашливый, круглый, как колобок. Они вечно спорили между собой, не сходясь во мнениях ни по одному вопросу. И только когда они хотели сделать пакость, их мысли всегда совпадали. Съесть чужой обед, сделать подножку, грубо пошутить - это мог сделать любой из них. Только Старший при этом мрачно улыбался, а Младший заходился хохотом. Ненавижу. Ну и, конечно, они пользовались услугами Сладкого Ромеро!.. Потрахаться они любили, даром что геями не были никогда. А Ромеро так сильно красился, жеманно разговаривал и круто вертел бедрами, что я сам его вначале принимал за девушку. Понятно, что в тюрьме девушек нет. Но Сладкий их успешно заменял. Чертов нимфоман. Я должен их убить. Но не потому, что ненавижу их. Потому что боюсь за тебя. Я прихожу на заброшенный завод, где меня ждут Хуаны. Они стоят там во главе небольшой банды из шестерых парней - каждый не старше двадцати, каждый накрашен коралловой помадой и вооружен битой. - Ха, и это все ваше войско? Вам нужно было собрать хоть десять таких мальчиков!.. Несколько парней оглядываются на Хуанов, явно сомневаясь в своих силах. Но двое сразу же набрасываются на меня. Я легко выбиваю биты из их рук. Даже нож не понадобился - так легко ломаются их косточки. Остальные опускают биты и хотят убежать, но их останавливает окрик Старшего: - Эй! Кто уйдет, будет работать бесплатно! Так эти мальчики - просто их шлюхи? Ах да, они же сутенеры. Откуда им взять нормальную банду!.. - Ребятки, у меня встречное предложение. Кто уйдет, останется живым и здоровым. А кто останется... - я ухмыляюсь так, что ответ становится ясен. Мальчики тут же бросают биты и уходят. Мы с Хуанами остаемся одни. - Ну и где же ваше войско, Близнецы? Что-то его не видно, - мрачно шучу я. Старший становится бледнее обычного. Мои интонации настолько напоминают его собственные, что он как будто смотрит в свою душу. Или на свою смерть. Младший вдруг всплескивает руками: - Ой! А я утюг забыл выключить! Сейчас вернусь! От этого неуместного выкрика я останавливаюсь - и Мигель, воспользовавшись этим, резво убегает... Не ожидал от него такой прыти. Младший за эти годы нисколько не похудел - наоборот, стал поперек себя шире. Ну что ж, у меня остался Старший. Я хватаю его за горло правой рукой, левой держа его руку. Другая его рука машинально упирается в меня, но сил у него маловато. Он даже не может как следует отпихнуть меня. Я душу его, как цыпленка. Глаза Хосе уже почти вылезают из орбит... Но тут я его отпускаю. Он вздыхает с облегчением, но тут же напрягается, услышав мой вопрос: - Где мой Кристиан? - Не думай, что я глупец, Меченый! Ты же тут же убьешь меня, если узнаешь! - Ты не глупец, Хосе. Ты все правильно понимаешь. Я тут же убью тебя. Но если ты не скажешь... По части расчлененки я понимаю лучше тебя, - моя ухмылка в этот момент страшна мне самому. Я никогда не любил пытать людей и занимался этим всего пару раз, только чтобы понять, могу я это сделать или нет. Оказалось, могу. Но удовольствия не испытываю - только отвращение. Старший сразу же сдается: - Да он здесь, в чулане спрятали. Вот ключ, - он протягивает мне ключ, и когда я беру его - втыкает иголку мне в руку. - Ха, Меченый! Теперь ты труп! Игла отравлена! Я спокойно вынимаю иглу из руки. - И что за яд? Синяя мечта? Красный лепесток? - он машинально закусывает губу. - Прости, Старший, но у меня есть противоядия ко всем используемым тобой ядам. Я готовился к нашей встрече. Я глотаю таблетку и втыкаю иглу в его собственную руку. - А вот ты, как я слышал, никогда не носишь с собой противоядия... Хосе падает на колени и с плачем просит у меня таблетку. Но другой у меня нет - да даже если бы была... Мерзкий трус, он даже не может умереть с достоинством. Я дарю ему милосердную смерть от удара ножом - вместо медленной и мучительной, которую он обеспечил себе сам. Я беру ключ и отпираю дверцу чулана. Там сидишь ты и с остервенением, разрезая кожу на запястьях, пилишь на себе веревку острым осколком стекла. Увидев меня, ты выдыхаешь: - Зак! Освободи меня! Твои губы заклеены почти совсем разорванным тем же стеклом скотчем. Из них течет кровь. Я резким рывком отрываю скотч - в данном случае лучше не тянуть, только будет еще больнее. Я с сожалением выдыхаю: - Как же тебе досталось, Кристиан... Кристиан Когда злобный голос не успевшего сбежать мексиканца извещает тебя (и меня) о яде, у меня словно останавливается сердце. Но потом раздается твой голос - спокойный, слегка запыхавшийся... Ну конечно же, ты предусмотрел все, а этого гада уделал даже не напрягаясь. Из соседнего помещения доносятся звуки завершающейся баталии, а меня переполняет гордость. Какой же ты у меня все-таки!.. Эти недоделанные бандиты наложили в штаны от одного твоего вида, а при первой угрозе разбежались, как тараканы от тапка! Я невольно нервно хихикаю, представляя себе грозный тапочек с твоим лицом и стайку размалеванных тараканчиков. От неловкого движения стекло впивается в онемевшую кожу, и я шиплю - больше от злости, чем от боли. Тут наконец-то ты появляешься в этой грязной подсобке. На лице пыль, рука расцарапана (той самой иглой, что ли?), но в остальном, кажется, ты невредим. Какое облегчение - видеть тебя... Какое это счастье, когда ты просто обнимаешь меня, словно потерянное было сокровище, уткнувшись в шею, гладишь волосы, стираешь со щеки кровь, разминаешь затекшие пальцы... Тут становится уже по-настоящему больно: кровь возвращается в передавленные капилляры, а порезы начинают кровить с новой силой, - но эти минуты наполняют нас обоих жизнью и счастьем. Я наконец могу обнять тебя в ответ. - Никакой пользы тебе от меня, прости, - виновато говорю я, и тут до меня доносится хруст осколков. Я вскидываю взгляд - и только успеваю уронить тебя на бок, пропуская свистнувшую по воздуху биту прямо над твоей головой. М-да, один из таракашек отказался не таким уж трусом - вернулся. Решил выслужиться перед хозяином, что ли? Ты вскакиваешь, бьешь его в голень, в печень, по спине - стремительные, точные, экономные удары, и парень скручивается на полу, готовый к сотрудничеству. - Куда пошел Младший? - ты накручиваешь на пальцы его крашеные патлы, и он страдальчески кривится: - В округ Адамс, в Брайтон! У него там подвязки, чтоб свалить на юг, если че. Меченый, не убивай, мне семью кормить! В голове проститутки настоящая паника, и, глядя на твоё перекошенное лицо, я его понимаю. Ты умеешь быть жутким. - Не убивай, Меченый, я твоего даже пальцем не тронул, Хосе сказал - биту в руки и в развалину, я пошел, у меня три сестры, младшей десять, убьешь - им на панель идти! Он бормочет испуганной скороговоркой еще что-то, ты брезгливо его отталкиваешь и помогаешь мне освободить ноги. - Пойдешь к Младшему, скажешь - утюги пусть подальше спрячет, - голос у тебя подрагивает от злости. - Скажешь - пусть бежит побыстрее и прячется получше, потому что я догоню и кишки голыми руками размотаю! Наемник Хуанов (его уже превентивно можно считать бывшим наемником Хуанов) смотрит на тебя круглыми от ужаса глазами, отползая по грязному полу назад. Кажется, он в курсе твоих подвигов... Когда он наконец вскакивает и бежит прочь, ты помогаешь мне подняться и внимательно осматриваешь. - Как ты, Крис? Сильно досталось? Тебя били? Тебя... тебя не?.. - ты не договариваешь того, что пугает тебя сверх меры, и я успокаивающе качаю головой: - Нет, не волнуйся. Этого не было. Ты успел вовремя. Но нам обоим не помешает зализать раны. Закари Мы возвращаемся в отель. Ты чуть прихрамываешь, синяки на твоем лице и теле наливаются чернотой. Кровь уже не течет, но саднящие раны наверняка доставляют тебе еще большее неудобство. Как же мне жаль, что я тебя так подставил... Меня мутит и шатает. Голова тяжелая, язык как ватный. Противоядие подействовало, я не умру. Но все же яд попал в мою кровь, и последствия этого не слишком приятны. Я останавливаюсь, и меня рвет желчью. Какая же дрянь все-таки этот красный лепесток... Даже знать не хочу, из чего Старший его сварил. Надеюсь, рецепт он унес с собой в могилу. Ты поддерживаешь меня самим своим присутствием. Если бы не ты, я бы уже упал на землю и отключился. Но когда я смотрю на тебя, прикасаюсь к тебе, вижу сочувствие в твоих прекрасных голубых глазах - цвета неба на самом краешке горизонта - мне становится легче. И я иду дальше, несмотря ни на что. Мы приходим в номер и падаем на кровать. Мне так плохо, что мысль о сексе даже не возникает - хотя ты так близко, что сердце замирает от восторга. Ты помогаешь мне раздеться и перевязываешь царапину. Она уже сейчас распухла чуть ли не вдвое. - Зак, это нормально, что твоя рана так выглядит? Эта черно-зеленая жидкость - это тот самый яд, да?.. Об этом меня не предупреждали. Рана выглядит отвратительно, а я знаю только, что яд меня не убьет. Но это еще не говорит о том, что рука останется целой. Я вспоминаю, что еще было на флешке Гонсалеса. Его связи в Денвере: начальник полиции, тюремный надзиратель, врач скорой помощи... Врач. Сейчас он мне необходим. - Крис, позвони врачу. На флешке... там есть информация... номер, - мой голос слабеет. Похоже, яд оказался сильнее, чем я думал. Я теряю сознание.