madness'n'reasons

Когда я после школы вернулся домой, мама уже не была грустной. Может, успокоилась, а, может, просто решила забыть о том, что я говорил ей. Она приветливо улыбнулась мне, спросила про занятия и про учителей. Я рассказал ей о Калуме и Эштоне, о мисс Дасти и мистере Кларксоне, о своем шкафчике в конце коридора и о чудесном спортивном зале. Сказал, что все не так плохо, как я думал, и что это похоже на ад чуть меньше, чем я себе представлял. Мама засмеялась и велела делать мне уроки, только вот я совсем не хотел. А какой, вашу мать, ребенок захочет делать уроки сразу после школы? Н и к а к о й. Включив ноутбук, я забрался на кровать и стал набирать сообщение Джеку. Было бы глупо переставать общаться с ним, учитывая то, насколько близки мы были в начальной школе. Мы вместе смотрели мое первое порно, вместе прогуливали уроки, вместе кидались носками в окно его старшей сестры, когда та приходила со своим парнем, а потом вместе и подсматривали за ними, и это уже было не первое просмотренное нами порно. Именно его мать научила меня толерантности, потому что ее старший сын Тайлер был геем, ее муж был евреем, а бабушка имела азиатские корни. Кстати, этот самый Тайлер научил меня красить волосы (сначала ему самому, конечно, мне ведь было всего десять лет), а потом и целовать девчонок. Не то, чтобы ему нравились девчонки, он просто знал, как найти к ним подход. Кстати, именно с Джеком у меня было первое свидание. Двойное свидание с девочками из соседней школы. И именно с Джеком мы поняли, что девочки – дуры, и что Тай прав. В общем, у нас была куча общих интересов, и мы просто понимали, что друг без друга нам будет хреново. Мы проговорили с ним до самого вечера. У меня, конечно, был вечер, а у него как раз наступало утро, и он проклинал меня всеми словами, которые знал. Я пообещал ему, что через неделю ночь не спать буду я специально ради него, и он засмеялся, ведь я и так не спал ночью. Я рассказывал Джеку о своей школе, с насмешкой рассказывая обо всех учениках, включая эту самую Кики, а он снова и снова повторял, что все девчонки – глупые, и что мне не нужны всякие миловидные японки. Я это знал и без него, но ради спора сказал, что у нее неплохие сиськи. И это была самая огромная моя ложь, потому что у Кики их почти не было. Да и зачем мне девчонки, если они все глупые? До полуночи я делал уроки на завтра: прочитал пару страниц книги, заданной по литературе, во время чтения которой уснул, а проснулся только утром, в половину восьмого, когда за окном громко просигналила машина. Мамы снова не было на кухне, и я понял, почему – она все еще безмятежно спала. Быстро сходив в душ и переодевшись, на этот раз, в майку, я позавтракал все теми же карамельными хлопьями, выпил большую кружку чая и отправился в школу. Сегодня мое расписание совсем не радовало: первыми уроками были математика и история, а я, увы, совсем ничего не знал об истории Австралии. Что уж говорить о математике? Добравшись до класса и плюхнувшись на привычное уже для себя место, я огляделся – людей было не так уж и много, потому что мало кому нравилось торчать на уроках с девяти утра. Солнечный свет как назло бил мне в глаза, и я щурился, низко опустив голову. Дети говорили о чем-то вполголоса, и вся эта тихая атмосфера уюта усыпляла и пробуждала одновременно. Я чувствовал себя большим и раздраженным котом, с такими острыми зубами и длинными когтями, которого лучше бы вообще никогда не трогать и не гладить. Почему я не могу побыть котом? Прозвенел звонок, и не высокого роста женщина со светлыми кудрявыми волосами поднялась со своего места, обходя стол и вставая напротив всего класса. На ее лице не было улыбки, но глаза как-то по-доброму осматривали всех нас, она откашлялась и громко проговорила: — Я напоминаю, что меня зовут мисс Хеммингс, и я веду в вашем классе математику. Сегодня вы, дети, напишете контрольную, которая покажет, что вы забыли за это лето, и что нам нужно повторять. Постарайтесь не списывать, это для вашего же блага. По классу пронесся недовольный говор. Все явно были недовольны тем, что на первом же уроке математики им дают контрольную работу. Мисс Хеммингс прошла по рядам, раздавая всем листочки с заданиями. Где-то внутри меня начинала бушевать паника, я ведь совсем не понимаю математику. Стоило мне взглянуть на уравнения и цифры, к горлу подкатил комок, и мне пришлось восстановить дыхание. Около пятнадцати минут я пытался вспомнить, как решаются системы, а затем еще столько же пытался разделить 253 на 11. Наверное, единственный предмет, который напрягал меня больше физики – это математика. И сегодняшний тест я явно завалил. История встретила меня не лучшим образом – женщина с седыми усами и бровями, одетая в доисторическое платье, восседала на своем крутящемся стуле, как на троне. В ее взгляде было что-то пугающее и грозное, я чувствовал это каждой клеточкой своей кожи. Мельком глянув на нее, я заметил, что она пристально смотрит на мои волосы, как будто я был единственным учеником с разноцветной шевелюрой. Возможно, я и правда был один, но как насчет самовыражения? Или местные стервозные старушки ничего об этом не знают? Может, сделаем нашу страну тоталитарной? Вернем абсолютную монархию? И тогда я умру первым. — Мистер Клиффорд, так? — урок начался не с приветствия. Женщина, не вставая со своего места, тихо произнесла, глядя на меня: — не могли бы вы объяснить, в чем заключается смысл покраски волос в такой явно ненатуральный цвет? — Почему в этом должен быть смысл? — я почувствовал, как все взгляды в классе обратились на меня, мышцы напряглись сами собой, и я нервно сглотнул, — я захотел придать им такой цвет. Разве это запрещено? — Вы можете задавать вопросы только по теме урока. Все остальные вопросы задаю я, вы меня поняли? — тихий голос женщины задрожал, то ли от ярости, то ли от ее напряжения. Она смотрела на меня, широко распахнув глаза и сжав челюсти. — Да, понял. Больше я не произнес на ее уроке ни слова. Она несколько раз обращалась ко мне с вопросом, на который я абсолютно точно не знал ответа, а я лишь пожимал плечами и нарочито медленно запускал пальцы в свои волосы, словно дразнил ее. Это было похоже на холодную войну, если честно. Только было не понятно, кто из нас мог победить, ведь у каждого было свое преимущество. Она учитель (1:0 в ее пользу), я не привык отступать (1:1), она могла обратиться к директору (2:1), но и я мог тоже (2:2). У меня волосы красивого цвета (2:3), а она отлично знает историю Австралии (3:3). Силы были явно равны, и, к сожалению, наша борьба только начинала набирать обороты. Интересно, если бы мы были странами, я был бы США, а она была бы СССР, или наоборот?.. Следующий урок я решил прогулять по нескольким причинам: во-первых, ему предстояло пройти на улице, где слишком ярко светит солнце; во-вторых, у меня не было с собой запасных футболки и шорт, а я обязательно вспотел бы; и в-третьих, я просто не люблю физкультуру. Поэтому я просто решил провести целый час в библиотеке, тишине и спокойствии. Тут было красиво, не так, как в спортивном зале, но тоже неплохо. Куча стеллажей с книгами, учебниками, газетами и прочим. Уместившись за последней полкой, сев на пол и достав из кармана телефон, я начал писать сообщения Джеку. У него был уже поздний вечер, но какой же тинэйджер спит в такое время? Абсолютно никакой. «Доброе утро, любимый х» — написал я, про себя посмеявшись над собственной шуткой. «Отстань, Клиффорд, у меня уже есть девушка». «И этот человек говорит мне, что все девчонки – идиотки, ясно». «Ладно, не девушка, парень. Доволен, мистер?» «Так ты гей? Я всегда догадывался, что ты что-то от меня скрываешь!» «Ты выглядишь больше по-гейски, чем я, так что не тебе это говорить». «Но у меня нет парня…» «Но и девушки тоже нет». «Подожди, так ты серьезно?! У тебя есть чертов бойфренд?????» «Сладких снов, Майки-хуяйки х». Был в сети 15 минут назад. В голове вдруг закопошились мысли. Как долго я не видел Джека вживую? Почему я не мог догадаться о его предпочтениях? Интересно, знает ли его мама об этом? И, если знает, стала ли она винить в этом Тайлера? Или, может, Джек просто пошутил? Я закрыл глаза ладонями, глубоко вдыхая пропахший типографской краской и пылью воздух, а затем выдыхая его же. Или не его же, я не силен в биологии. Просто теперь в моих мыслях было слишком много вопросов без ответов. И я не знал, удастся ли мне разгадать их. Рядом со мной послышался шорох. Обернувшись, я увидел Кики, словно невзначай пришедшую сюда и рассматривающую стеллаж с журналами про культуру разных стран. Она мельком глянула на меня, неловко улыбнувшись, я же продолжал смотреть на нее с каменным выражением лица. Кажется, даже не моргал. Кики присела на пол рядом со мной, поправив юбку, и я почувствовал слишком сладкий запах ее духов. Она продолжала смотреть на меня с некоторой надеждой, словно надеялась получить помилование от меня. Хотела стать моим другом? Или я понравился ей внешне? Еще больше вопросов. Но все дело в том, что мое отношение к ней не менялось – я все еще видел в ней приставучую японскую девочку, может даже красивую. Но какая разница, насколько красив человек, если к нему не тянет? — Почему ты не на уроке? — прошептала Кики, словно боясь отпугнуть меня. Я же не зверек, в конце концов, что ей нужно от меня? — Какая тебе разница? — я сделал вид, что рассматриваю страницу Джека на Facebook, хотя уже давно все тут видел, включая нашу детскую фотографию, выложенную им полтора месяца назад. — Интересно. Т..ты против? — краем глаза я заметил, как она приблизилась ко мне, заглядывая в экран, но спрашивать больше ничего не стала. — Очевидно, да, — я встал на ноги, хватая с пола рюкзак, и поскорее вышел из библиотечного зала. Мне не нравилось это чрезмерное внимание от Кики, мне вообще не нравилось ничье внимание. Кроме мамы, папы и Джека. Этот школьный день был таким же, как и прошлый – странный, но неинтересный. Я отсидел еще четыре урока, чуть ли не засыпая (хотя, кажется, я вздремнул на литературе), после чего взял нужные учебники из своего шкафчика и уже собрался выходить из школы, когда меня снова припечатали к стене. Я тут же узнал эту руку и ее владельца – Эштон Ирвин со своей ужасной челкой и самоуверенным взглядом. Он продолжал держать меня, но все еще по инерции, словно я мог убежать. Рядом с ним стоял Калум, глядя на меня абсолютно пустым взглядом, не выражающим совсем никаких эмоций. — Я уже сказал, что беру тебя на перевоспитание. И чем быстрее ты изменишь свое поведение, тем лучше будет и тебе, и мне, — сказал Эштон, отпуская, наконец, мою майку, — а пока что ты можешь выбрать себе наказание сам. Ты ведь самостоятельный мальчик? — Мне не нравится разговаривать с самодовольными упырями и их друзьями-кретинами, ясно? — я посмотрел в сторону Калума. В этом коридоре не было никого, кроме нас троих, и я понял, в чем минус моего шкафчика, расположенного в самом конце. — А вот это было зря. Ирвин размахнулся и врезал мне в челюсть. Я почувствовал тупую боль и привкус крови во рту. Не то, чтобы меня часто били, просто мне был знаком этот вкус. Не было ничего серьезного, я просто прикусил щеку, но этого было достаточно, чтобы сорвать мою крышу. Подняв ногу и выпрямив ее, я не очень сильно толкнул Эша в живот, отчего тот еле удержался на ногах. Следующий удар я получил в ухо, и на этот раз это был Калум. В голове словно что-то зазвенело, а в глазах помутнело, и я сделал шаг назад, снова сталкиваясь со стеной. Эштон смотрел на меня, крепко сжимая кулаки, а Калум говорил что-то про то, что их заметили, и пора сваливать. Они ушли, а я остался один, глотая кровь и жмурясь от неприятного ощущения. Когда я дошел до дома, мама протирала пыль в гостиной. Я сказал ей что-то в знак приветствия, но собственный голос показался мне несколько приглушенным, и я поплелся в ванную. Челюсть болезненно ныла, ухо покраснело и сильно пульсировало. Мне снова подумалось, что в этой школе жестокие дети, но потом вспомнил, как сам обзывал их. Лучше мне от этого не стало, но зато я понял, что абсолютно такой же, как они. Только мое оружие – слова, а их – кулаки. И что пора бы становиться пацифистом. Я все еще оставался полным мудаком, но теперь я хотя бы нес за это наказание. Справедливо, не так ли?